Принцип Рамзая. Записки военного разведчика

В то время мы хорошо усвоили, что главное в борьбе с инфекционными болезнями – это хорошая общефизическая подготовка, крепкий иммунитет и капелька оптимизма. И такие организационные «мелочи», как рассредоточение личного состава, полноценное питание и здоровый образ жизни. И по возможности не шататься лишний раз там, куда неведомый нам Макар не гонял своих блудных коров…

1 Была такая шутка в армии: «Красные глаза не желтеют» (якобы те, кто пьет водку, не болеют гепатитом – на самом деле водка от гепатита не спасала).

Глава 10. Брюшной тиф и полевая хирургия

В Афганистане мне пришлось работать, как сейчас принято говорить, на две ставки. Одна из моих обязанностей заключалась в командовании сторожевой заставой, мотострелковыми и разведывательными подразделениями. Вторая – подразумевала мое участие в операции Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил СССР по подготовке вывода наших войск из Афганистана. Именно ко второй работе меня и готовили последние полтора года. И трудно сказать, какая из них была основной. Но зарплату мне почему-то платили только за работу командира, а не разведчика.

По своей второй работе мне приходилось регулярно общаться с Шафи (агентурный псевдоним – «Кази» («судья»)), выпускником Оксфордского университета, бывшим преподавателем Кабульского политехнического института и близким другом своего бывшего студента, а в то время – главаря одной из крупнейших группировок моджахедов Ахмада Шаха Масуда.

Оказалось, что Шафи был не совсем обычным афганцем. Его дальние предки когда-то давным-давно жили в Читральской долине на территории нынешнего Пакистана, но в конце XIX века перебрались на северо-восток Афганистана. И были потомками воинов Александра Македонского, которые сумели сохранить до нашего времени знания и традиции Древней Эллады.

Прошло довольно много времени, прежде чем я догадался, что сбор информации о знаниях и традициях этого племени был моей третьей работой. Хотя, возможно, что и не самой главной. Просто наше Главное разведывательное управление было в те годы действительно уникальной организацией, которая собирала по всему миру не только военные секреты, но и все, что считало нужным и полезным для нашей страны и нашего народа. А также умело использовало полученную информацию.

Как гласит одна старинная поговорка, «удача сопутствует смелым». Я убежден, что кроме смелости не лишним бывает и счастливый случай. Для меня таким счастливым случаем стало то, что в середине сентября 1986-го года душманы2 обстреляли нашу батальонную водовозку, привозившую воду к нам на заставу на Тотахан (гора с отметкой 1641 м в окрестностях Баграма). Несколько дней нам пришлось носить и возить воду с речки, протекавшей у подножия горы. Мы старались кипятить эту воду, но сказывалось высокогорье, закипала она плохо. И мы постоянно мучились животами.

Двадцать четвертого сентября 1986 года ночью у меня резко поднялась температура. Меня отвезли в Баграмский инфекционный госпиталь. Диагноз, который там поставили, был довольно распространенным для Афганистана – брюшной тиф.

Неделю я провалялся в реанимации, пережил клиническую смерть. А буквально через пару дней после того, как меня перевели из реанимации в обычную палату, в коридоре я встретил своего ротного. В голубой пижаме, с характерным желтоватым оттенком кожи и желтыми глазами. Оказывается, его привезли в госпиталь почти сразу же после меня.

Ротный настоятельно порекомендовал мне срочно вернуться на заставу. В роте у нас была нехватка офицеров. На моей заставе за старшего остался командир станции радиоперехвата – прапорщик, прикомандированный к нашей роте. Если душманы попытаются напасть на заставу, ей кранты. К тому же в ближайшие дни в нашем районе планируется серьезная войсковая операция. Поэтому кому-то из нас двоих нужно покинуть госпиталь досрочно. Нетрудно было догадаться, на кого пал выбор ротного.

У меня была высокая температура. Слабость валила с ног. По словам врачей, мне нужно было вылежать еще не менее трех недель. Но ничего не поделаешь: раз надо, значит надо. Через пару дней я сбежал из госпиталя. И так получилось, что именно брюшной тиф и стал для меня тем самым счастливым случаем.

Для налаживания контактов с Шафи меня обучали азам медицины. Тому, чем он занимался всю свою жизнь. Дело в том, что в нашей работе очень важны не только официальные, но в первую очередь – личные связи и доверие друг другу. Шафи был близким другом Сан Саныча, но это не было гарантией того, что он согласится работать со мной. Уверенности в этом у моих командиров тоже не было. Как говорится, Восток – дело тонкое. Но помог брюшной тиф.

Когда я вернулся на Тотахан, то выглядел как узник немецкого концлагеря – кожа да кости. За несколько дней в госпитале сбросил более двадцати килограммов и при росте в 180 сантиметров весил чуть больше 40 килограммов. Передвигался с большим трудом и очень быстро уставал.

Именно тогда я сделал еще одно маленькое открытие: в таком виде налаживать контакты с нужными людьми лучше всего. И я не ошибся. Шафи с первых же дней после моего возвращения из госпиталя занялся моим лечением. Вскоре мы были с ним уже настоящими друзьями. А еще через несколько месяцев он стал и моим наставником.

Но до этого было еще далеко. Пока же лечение Шафи заключалось в том, что меня кормили вкусной, здоровой и очень полезной едой. А в промежутках между приемами пищи Шафи рассказывал мне занятные истории о своем необыкновенном племени, традициях и обычаях своих соплеменников, их культе ремесел и творчества. И о многом, многом другом (подробнее об этом можно прочитать в моем романе «Тайны Афганистана»).

Такая методика лечения мне нравилась. Уж что-что, а повеселиться я всегда любил. Особенно поесть. И не случайно говорят: мы – то, что едим. А потому очень важно есть вкусную, полезную и здоровую пищу. Не только для того, чтобы выздоравливать. И не только для того, чтобы жить долго. Но в первую очередь чтобы самим становиться лучше. И жить счастливо.

А еще мне кажется, что мы – это не только то, что мы едим. Но еще и то, что и как мы думаем. Потому что рассказы Шафи были не просто интересными, но они учили мечтать и действовать. А значит, тоже обладали сильным целебным эффектом.

В общем, на ноги Шафи меня поднял довольно быстро. Даже быстрее, чем я того хотел: была бы моя воля, я бы еще чуток поленился. Хотя на самом деле быстрее, чем Шафи, на ноги меня подняла моя служба. Нужно было срочно разрабатывать новую систему управления огнем заставы, чтобы прекратить обстрелы душманами из нашей зоны ответственности штаба дивизии, баграмского аэродрома и наших застав. Бывали дни, когда на одну только мою заставу прилетало до семидесяти реактивных снарядов. А уж о минометных обстрелах и обстрелах из стрелкового оружия и говорить не стоит. Все они приводили к потерям среди нашего личного состава. А я дал себе слово, что не только сам, но и все мои подчиненные вернутся с этой войны живыми. И одного слова было мало, его нужно было подкреплять делами. Как учил меня в детстве отец: мысль – слово – дело!

Для этого нужно было не только совершенствовать инженерное оборудование нашей заставы и систему огня, но и быстро учиться военному делу, думать за себя и за противника. И направлять его усилия в нужное нам русло.

Вскоре я сообразил «привязать» дирекционные углы танка, миномета и боевых машин пехоты к трубе зенитной командирской, стоявшей у нас на заставе на первом посту. Это сразу же повысило эффективность нашего огня, как днем, так и ночью.

Большой проблемой было то, что душманы выбирали места запуска реактивных снарядов по нашим заставам, штабу дивизии и баграмскому аэродрому вблизи от мирных кишлаков. Обстрелы обычно проводили ночью. Когда первые снаряды улетали к цели, душманы уходили в безопасное место. И наш ответный огонь по ним был не слишком эффективен. Но в случае попадания по мирному кишлаку мог доставить кучу проблем.

В военном училище преподаватели тактической подготовки не раз говорили нам, что нельзя «играть» по правилам, придуманным противником. Нужно навязывать ему свои. А преподаватели политэкономии часто повторяли тезис о том, что экономика определяет политику. А война – это продолжение политики другими средствами.

Поэтому, когда я смог собрать нужную мне информацию о главарях местных банд, ответный огонь мы стали открывать не по местам, откуда по нам производились пуски реактивных снарядов (и где никого уже не было), а по различным объектам, находящимся в личной собственности главарей банд. Расход наших боеприпасов при этом сократился, как и количество обстрелов душманами наших застав, баграмского аэродрома и штаба дивизии из зоны нашей ответственности. И что было очень важно лично для меня – не только на моей заставе, но и во всей нашей роте больше не было потерь.

В конце декабря в очередной отпуск уехал командир отдельного разведвзвода, начальник разведки нашего батальона Толя Викторук. И на время отпуска мне пришлось принимать его разведвзвод.

За всеми этими делами и заботами выяснилось, что любая серьезная задача на войне не менее эффективна для скорейшего восстановления после ранений и болезней, чем хорошее питание и интересные рассказы. А все вместе они с необыкновенной легкостью творили настоящие чудеса. Так что, командуя разведвзводом, я довольно быстро восстановился после тифа. Хотя ходить мне еще было тяжело.

В феврале 1987 года мой разведвзвод попал в засаду. Выбираться из нее нам пришлось через минное поле, установленное нашими саперами и вертолетчиками. Одна из духовских пуль попала в мину-лепесток буквально в нескольких сантиметрах от моего лица. Позднее фельдшер нашего батальона, прапорщик Любовь Ивановна Зернова выковыривала осколки этой мины у меня из лица. И говорила, что ехать в медсанбат смысла нет – все равно рентген пластмассовые осколки не обнаружит. А через несколько лет они вылезут и сами. Думаю, что истинная причина была не в этом, а в том, чтобы в медсанбате нам не пришлось объяснять, по чьей вине мы попали в эту засаду.

Понятно, что ни о каком медсанбате речь не шла. На кого бы я оставил своих разведчиков? Тем более что ранение действительно было пустяковым. Правда, оставшиеся осколки потом вылезали довольно долго (осколок из правого глаза врачи извлекли только после моего возвращения из Афганистана, а последний вылез из верхней губы лет через пятнадцать). Но если не обращать на них внимания, то они действительно особых проблем не доставляли. Хотя осколок, сидевший в верхней губе, позднее здорово мешал мне целоваться с красивыми девушками.

Первое время мои самостоятельные занятия медициной в Афганистане ограничивались обычными перевязками, накладыванием жгутов да экспериментами с французскими медикаментами, целый ящик которых мне подарили ребята из баграмского разведбата. Сказали, что эти лекарства пригодятся мне в небольшом лазарете, который я открыл в соседнем кишлаке, неподалеку от своей заставы. Лекарства эти были скрытой формой благодарности за то, что на одной из совместных операций мой разведвзвод здорово выручил их третью разведывательно-десантную роту.

Вскоре мне пришлось вытаскивать осколок гранаты РГД-5 у себя из плеча и сделать парочку более серьезных операций: достать пулю из стопы кочевника-пуштуна, перебинтовать раненого дехканина и вылечить верблюда из соседнего кишлака. Из операционных инструментов у меня были тогда самодельный нож и небольшой пинцет. А из лекарств – таблетки стрептоцида, которые я чудесным образом с помощью рукоятки ножа превращал в волшебный порошок. И обычный йод. Хорошо, что с бинтами проблем не было.

Из обезболивающего – только один тюбик промедола, который мне пришлось разделить между двумя своими пациентами (понимаю, что это неправильно, но другого выхода у меня просто не было). Позднее мне приходилось делать некоторые операции уже без обезболивающего. Перед операцией я заставлял своих пациентов сходить в туалет по-маленькому в пустую консервную банку. После операции промывал рану этой мочой. И обильно засыпал ее стрептоцидом. Дальше были нужны уход за пациентом и регулярная смена бинтов. И надежда на то, что все у нас получится.

Да, хирург из меня был еще тот. Все-таки специальных медицинских знаний мне катастрофически не хватало. Но, как ни странно, мои первые хирургические опыты прошли вполне успешно. Настолько успешно, что, когда я лечил главаря одной из местных банд после осколочного ранения, мне пришлось оставить в его охотничьем патронташе патрон-сюрприз, начиненный порохом из основного заряда 82-миллиметровой мины, дабы вскоре исправить результаты своего слишком успешного лечения.

Самое удивительное, что никто из моих пациентов не умер у меня под ножом. Ни у кого из них не началась гангрена. И все они вскоре поправились. Кроме того самого главаря моджахедов, который позднее погиб от несчастного случая на охоте. Но это был правильный несчастный случай – с первого дня своего пребывания на заставе я обучал местных душманов одному простому правилу: убивать шурави3 нельзя. С теми, кто не усваивал это правило, обычно и происходили несчастные случаи.

Разумеется, я не должен был делать все эти хирургические операции. И мне очень сильно повезло, что они прошли успешно. Но у меня не было выбора. Как не было выбора и у тех, кто обращался ко мне за помощью. Как и предупреждал меня Сан Саныч, с медициной в Афганистане тогда было туго. Далеко не все простые дехкане могли обратиться в больницу за помощью. И уж тем более душманы. А, по моим наблюдениям, душман, вылеченный шурави, после выздоровления оставался душманом не более чем наполовину. А на вторую половину становился мирным дехканином, от которого можно узнать много полезного.

Ближе к замене на одной из операций осколками реактивного снаряда мне перебило обе ноги. Когда меня привезли в медсанбат, хирург сказал, что их придется ампутировать. В Афганистане я почему-то боялся не столько погибнуть, сколько наступить на мину (мины – настоящая беда для войсковых разведчиков, которым часто приходится работать в таких местах, где этого «добра» в избытке). Боялся остаться без ног. Точно так же, как в детстве, боялся получить травму позвоночника. И в результате получил ее. Вот и сейчас… Похоже, наши страхи часто материализуются.

В общем, настроение у меня было тогда совсем никакое. И в этот момент в палату, в которой я лежал, вкатилось «тело» в больничной пижаме, на кресле-коляске, без ног. И начало рассказывать какие-то новости и анекдоты, шутить и подкалывать меня и моих соседей по палате – чтобы мы не кисли и не хандрили.

Если бы не этот неизвестный мне человек в больничной пижаме, скорее всего, я пустил бы все на самотек. И остался бы ждать операции. Но словно какой-то волшебный пендель заставил меня встряхнуться. И начать цепляться не столько за жизнь, сколько за сохранение своих ног.

На следующее утро, еще до подъема, я решил проведать нашего гостя. Чтобы сказать ему спасибо и попрощаться. Оказывается, он лежал в соседней палате. Когда я на костылях зашел туда, то впервые увидел, как могут плакать мужчины. Это не была истерика, но слезы текли отовсюду – из глаз, из носа. Он размазывал их по всему лицу и не мог остановиться. Просто ночью ему приснилось, что он бегал на своих ногах…

Пришлось основательно его встряхнуть и сказать все, что я о нем думаю. А потом обнять и долго-долго сидеть с ним рядом. Разговаривая ни о чем. Мечтая о том, что все лучшее у нас еще впереди. И что оно обязательно будет.

Он был сержантом-разведчиком. Во время одного из рейдов спрыгнул с боевой машины пехоты не в колею, а сбоку от нее, чтобы сходить в туалет по-маленькому, и наступил на мину. Обычно в незнакомых местах мы старались ходить по-маленькому прямо с брони. Но не все – многим мешало наше дурацкое воспитание. А мягких пластиковых контейнеров для этих целей, «встроенных» в комплект полевого обмундирования, которые были бы совсем нелишними для разведчиков, пехотинцев и водителей, похоже, до сих пор не изобрели.

Я так и не узнал, как звали того сержанта. Но до сих пор благодарен ему за то, что он заставил меня бороться.

В то же утро прямо в пижаме я перемахнул через забор медсанбата. Год назад мне точно так же пришлось бежать из инфекционного госпиталя, который находился по соседству с медсанбатом. В тот раз мне повезло больше – на стоянке я заметил бронетранспортер4 из нашего батальона. Сейчас там было пусто. Пришлось ковылять до станции очистки воды, на которой постоянно заправлялась водой наша батальонная водовозка. На этой водовозке я добрался до командного пункта батальона, оставил там свои костыли, переоделся у своих разведчиков в чью-то старую форму, взял у ребят две гранаты Ф-1 и пешком ушел к себе на Тотахан. Вдоль реки Барикав это было немногим более трех километров. В хорошие годы минут на пятнадцать бега трусцой. К сожалению, тогда у меня явно было не самое лучшее время в жизни. А потому на эту дорогу ушло больше часа.

Представляю, в какой панике были все местные душманы. Вид бредущего с черепашьей скоростью одинокого советского офицера явно не укладывался в их привычные стереотипы. Да, для такой хромоножки, как я, пройти эту дистанцию было почти что подвигом. А для офицера – глупостью, граничащей с самоубийством. Хорошо еще, что я не взял с собой костыли, – они были бы как красная тряпка для душманов, которые при виде их явно уделили бы мне гораздо больше своего внимания. Но мне было не до того, чтобы оценивать свои поступки и думать о каких-то душманах. Я поднялся на выносной пост. От него по тропинке – на вершину Тотахана. Часовой смотрел на меня как на пришельца с того света.

Я не знал, что делать дальше. Вся надежда у меня оставалась только на Шафи. На его врачебные навыки и, может быть, на какое-нибудь волшебство. Потому что больше надеяться мне было не на кого и не на что.

2 Душман – в Средней и Южной Азии в XX веке член вооруженной террористической национальной (обычно мусульманской) группировки; противник, враг. Также переводится как «разбойник».

3 Шурави – советские военнослужащие.

4 Бронетранспортер – бронированная транспортно-боевая машина для транспортировки личного состава, его материальных средств и эвакуации раненых и пораженных.

Глава 11. Традиции его племени

Да, Шафи был очень хорошим врачом, но не волшебником. Почти месяц он делал мне перевязки, использовал какие-то свои чудодейственные мази. Но они почему-то не помогали. Раны на ногах продолжали течь и никак не хотели заживать. Мне казалось, что все бесполезно. И все это время я по своей дурости не писал писем домой. Не знал, что писать. За этот месяц моя мама поседела. Никогда не прощу себе этого.

Но зато у меня появилась прекрасная возможность нормально пообщаться с Шафи. Он часто рассказывал мне о своем племени, пришедшем в далекой древности под руководством своего вождя Александра Македонского в Индию, а в конце XIX века перебравшемся в Афганистан. О племени, сохранившем и преумножившем знания и традиции Древней Греции эпохи ее расцвета. Когда люди сами творили свою судьбу. Рассказывал об оздоровительной системе, благодаря которой его соплеменники жили почти вдвое дольше, чем их соседи. И болели крайне редко.

О том, что за последние двадцать четыре века они ни разу ни с кем не воевали, а все сложные конфликтные ситуации разрешали путем переговоров. Когда же договориться не получалось, использовали силу соседних, договорных племен.

Что самой большой ценностью считали жизнь каждого из своих соплеменников. Были помешаны на ремеслах и творчестве. И очень много внимания уделяли обучению и воспитанию детей и подростков.

Основой обучения и воспитания подрастающего поколения у них служили три направления: массаж (в семьях он делался практически ежедневно), воинское искусство (девочек учили наравне с мальчиками) и собственно оздоровительная система.

При этом у оздоровительной системы не было никаких звучных или красивых названий. Скорее это были привычный образ жизни и традиции. Шафи же после окончания Оксфорда много лет проработал в Японии и Китае, собирал оздоровительные методики по всему миру. И если для его соплеменников название их оздоровительной системы было абсолютно неважно, то для своих учеников ему пришлось придумать ей наименование. Он назвал ее Тай-до или Тай-дао.

Традиционным в этой системе Шафи считал понятие «Ни Тэн» (в переводе с японского – «Два Неба»). Но чаще этот термин он не переводил дословно, а использовал как некую философскую идею наличия иного пути. Или как истину, озвученную когда-то легендарным Миямото Мусаши: «Нет одного верного пути». К цели.

Шафи часто повторял, что к выздоровлению ведет не одна тропинка, а множество. И только объединившись, они могут привести тебя к исцелению.

Поэтому путь в оздоровительной системе Тай-до представляется направлением, объединяющим девять главных и бесконечное множество второстепенных тропинок. Каждая из них может как привести к исцелению, так и завести в непроходимые джунгли, в которых легко потерять из виду солнце, направление движения и погибнуть.

А потому на этом пути нужен хороший проводник. Или верная путеводная звезда. Если же их нет, то понадобится хотя бы смелость не только сделать первый шаг, но и дойти до своей цели.

Первая тропа в этой системе называется тропой Обезьяны. Ее главное содержание – движение, гимнастика, утренняя физическая зарядка, физический труд (по мнению Шафи, среди бездельников не бывает долгожителей), небольшая двигательная разминка после каждого часа сидячей работы.

Вторая – тропа среди Скал. Это работа с неподвижными предметами. Статическая гимнастика, направленная на укрепление связок и сухожилий. При этом обязательный контроль дыхания.

Третья – тропа Тростника. Ее основу составляют декомпрессионные движения, направленные на растяжение позвоночника. Различные висы и плавание. Если же у вас нет под рукой перекладины или бассейна, тогда стоит приучить себя сладко потягиваться, просыпаясь утром. И никогда не забывать о том, что утро нужно обязательно начинать с улыбки. Ведь тростник всегда улыбается, когда тянется к солнцу (жизненный оптимизм).

Четвертая – тропа Лианы. Упражнения на гибкость, повороты в разных плоскостях. В том числе одновременно с приседаниями.

Пятая – тропа Путника. Рекомендуется ежедневно проходить пешком не менее двух-трех километров. Но ходить не просто так, а к своим любимым местам или любимым деревьям. К новым знаниям, новым встречам и новым открытиям.

Шестая – тропа Луны. Вы должны танцевать. Хотя бы два раза в неделю. Можно дома, можно в одиночестве. Но есть и более приятные формы танца, и более интересные места, чем дом. К тому же для танцев существуют еще и партнеры.

Седьмая – тропа Солнца. Солнце заглядывает не только в ваши окна, но и в окна ваших друзей. Так и вы должны ходить в гости к своим друзьям. Вы будете употреблять там те же самые продукты, что и дома, но приготовлены они будут немного иначе. Вы будете есть и то, что дома бы не стали. Это позволит значительно расширить диапазон микроэлементов, получаемых вами из пищи. А значит, увеличит ваш запас прочности и поднимет настроение вам и вашим друзьям.

Восьмая – тропа Аиста. Нужно встречаться со своими возлюбленными. Заниматься с ними любовью (кстати, тут могут пригодиться ваши навыки массажа). Рекордов здесь ставить не надо, просто дарите друг другу радость и наслаждение. Занимайтесь этим так часто, как только захочется, когда и где захочется. И будьте счастливы.

Девятая – тропа Дракона. У дракона три головы: свет, вода и воздух. Они должны быть и вашими спутниками. Старайтесь как можно больше времени проводить на свежем воздухе. Не забывайте, что человеку обязательно нужен солнечный свет. Чаще бывайте рядом с водой. Можно принять ванну или совместный душ, омыть руки или просто созерцать водные струи. Пусть ваша утренняя чашка чая превратится в небольшое озеро. Возможно, вы и не увидите в нем отражения луны и звезд. Но добиться того, чтобы водная гладь в этом озере была спокойна, вы в силах. Нужно лишь успокоиться самому. И освоить правильное дыхание.

Шафи часто говорил мне, что мы должны учиться рисовать (развивать мелкую моторику). И обязательно петь. Рассказывал, что в Японии очень распространена звуковая гимнастика. Утром перед завтраком громко и с выражением шесть-семь раз произносятся гласные О, У, Ы, И. Они довольно трудны в произношении, поэтому требуют напряжения голосовых связок. Работа последних вызывает прилив крови к капиллярам гортани, а антитела в крови уничтожают вредоносных микробов на ее стенках. Как известно, большинство микробов попадает в организм человека именно через гортань. Звуковая гимнастика позволяет установить перед ними достаточно эффективный барьер. Кстати, это одна из причин того, почему японцы так редко болеют острыми респираторными заболеваниями.

А еще Шафи был уверен, что, кроме девяти главных тропинок, есть еще несколько не менее важных.