Князь-раб. Том 1: Азъ грѣшный

– И ты сию нечестивость рядом со крестом бережешь! – воскликнул Силантий. – Такую несусветную ересь, язычество поганое! Грех на тебе, Степка. Нет, не то, что утаил, – грех, а то, что рядом с крестом…

Степан покаянно молчал. Потом сунул зверя в карман и негромко попросил:

– Прости, деданька. Соблазнился красотой, вот и принял грех. Жаль было, зверь невиданный…

– Молитвами, молитвами искупай…

Старик затеплил масляную лампаду перед бронзовым складнем, и пламя ее при каждом поклоне молящихся долго волновалось и клонилось дуновением воздуха к лику Спаса, оживляя его отсветами и бликами.

Перед тем как улечься спать, Силантий вернулся к вечернему разговору:

– Молодой ты, Степка. Твердости веры в тебе мало. А Господь должен быть в нас неисходно! Ты еще немало дров наломаешь. Ну и что с того, что мне поделиться с нечестивым пришлось? Ты оглянись вокруг смолокурки. Я тут уж и не помню, есть ли береза в округе нетронутая. Всю округу я оберестил, шкуру с берез деру на деготь. Иные березы успели и вторую бересту на снятых местах завести. Так и человек: с него дерут, а он, глядишь, да и снова оброс, снова именьем каким-нито обзавелся.

– Обидно, дедка, что он, голова этот, не чужой, не какой-то никонианец поганый, а к нашей вере склонен, я об этом слышал.

– Ох, темнеченьки! Ох, боюсь я, давно уже не склонен. В ином разе ему бы не ходить в казачьих начальных людях. Слышал и я, да вот что – всех, кто веры новой не причастился, кто царю-антихристу не присягнул, тех жестоко гнать будут в каторгу и огнем жечь. Так что давно он, тарский голова, обмирщился и благочестие потерял. Лучше тебе с ним не связываться. Мне-то что? Я уж больше в степь не ходок, а в мой лог идти ему дела нет.

Напоминание о степи заставило и старика и молодого на какое-то время замолчать. Первым заговорил Силантий:

– Ты, однако, и не задумался, зачем я в степь с вами ходил? Нет, конешно. Ну вот казачьим людям сказали мы, за солью ходили. Ан не провели – один сдогадался. За обман поплатились.

– Какой обман?

– Да не по соль, а могилы зорить ходили. А ведь я никому, и тебе даже не сказал, зачем я в степь ходил. Тут я перед Богом и собой без обмана. Не будет – попомни это! – нашему согласью тихого житья в этих краях. Помянешь мое слово не раз. И сюда антихрист доберется. Тогда-то и поймут люди, никакое это не Беловодье еще. Сели мы на Ишиме и не дошли до него. На полпути задержались. Ты видел на краю степи – горы синели? Там искать надо.

После Покрова минуло два дня. Нахлынувший теплый ветер принялся рушить все благолепие первого зазимка. Обнажились сперва ветки кустов и деревьев, потом макушки пней, пошли вокруг стволов расширяться талые круги, срастаясь к полудню и обнажая зеленую смятую траву и притиснутые к земле желтые россыпи березовой листвы. Но первой протаяла тропа, петлявшая по дну лога в сторону реки. Степан нет-нет да и оглядывался в ту сторону, старик иногда перехватывал его оглядку, но помалкивал. А через неделю после неожиданного приезда Степана будто между делом обронил:

– Поутру сплавлюсь до заимки. Не буду ждать зимника, свезу деготь, а от заимки сын перевезет в слободу. Авось поспеет на ярмарку…

Трижды навьючивая лошадь логушками с дегтем, вывезли поклажу к реке, а наутро Степан помог старику выволочь из черемуховых зарослей лодку, перенес в нее логушки, и, грузно чиркнув кормой по речному хрящу, долбленка отчалила.

– Гляди за ямами, деготь не перемори. Как два дня минет – вскрывай котлы да пробуй, светел ли? Чтоб без пригара, чтоб не сгустел. Вернусь, справлю… – наставлял молодого Силантий.

Три дня одинокого житья в Силантьевом логу прошли томительно. Как будто какой-то лениво шающий огонек неизвестности мешал Степану привычно подбрасывать дрова в подтопку дегтярных ям. Огонек этот не то чтобы жег каждую минутку, но все ж хватило его, чтоб напоминать слова старика: «А ведь он не отступится…» Степан терпеливо высидел у печей два дня, на третий пригасил в одной из ямок огонь и вскрыл закупоренный берестой, ветками и дерном котел. Зеркально-черно блеснула жидкость, в нос шибануло жженой березой. Ковшиком из бересты Степан колыхнул деготь и черпнул поглубже, со дна. Опрокинул ковш на волосяное сито – содержимое пролилось легко, но на сите осталось несколько черных изъязвленных жаром завитков бересты. «Так, так, лучше недосидеть, чем пережечь», – вспомнил Степан наставления старика и принялся сливать готовый деготь в широкую посудину, процеживая, а уж оттуда – в деревянные логушки. За этим занятием и застал его оклик:

– Не засиделся ли, парень?

Степан вздрогнул, разогнулся. За спиной стоял Силантий.

– Перехолонуло все, до кишок. Так и речи лишить можно.

– С чего?

– Да кто ж так пугает?

– Не помню, чтоб ты был шибко пужливым.

– Веришь ли, нет, деданька, три дня, как на углях, сижу. С тобой был без особой думы. А тут… как будто не я из бересты деготь гоню, а кто-то из меня всякие мысли вываривает на тихом огне. Видел кого слободских?

– Были мужики на заимке.

– И что?

– Да говорят, не спеши, Силантий, с товаром, не ходок он нынче.

– Какой товар?

– Да деготь. Сказывают, что бывшие на Макарьевском торге привезли известие, ноне указ антихристов есть: не выделывать кожи дегтем, а выделывать морским салом. Теперя будет в цене товар поморских торговцев – ворвань, коли такой указ.

– Ты что ж меня томишь? Про слободских что там?

– Вот я и желаю, чтоб ты дотомился весь, без остатка на попятную.

– Для чего?

– Да незачем теперя тебе в слободу являться. Этот твой аспид, из Тары, сыпнул старосте пороху под рубаху, едва на козла не воздвигнул. Все за тебя. Одно благо, никто из слободских не проговорился, мол, женат Степка на старостовой племяннице. Собрал твой поимщик всю слободу и объявил тебя преступником царского указа.

– Какого?

– А в степь не ходить. Сказал людям, ему ведомо, что ты в степь ходил, а стало быть, и преступник. Судить тебя будут, как словят. И сказал, объявят тебя вором по всем окрестным деревням и крепостям, а в городах лист повесят. Давай кумекать, куда тебе подаваться. Не будешь ведь ты в моей дегтярке деготь сидеть до скончания веку твоего притеснителя. Он мужик в могуте, долго еще жить будет.

– Подальше куда придется…

– Да уж не за поскотиной хорониться. Слышно, будто много беглых у Демидова на Невье хоронится. Принимает он на железных заводах наших людей. Может, туда?

– Там схорониться можно, да как оттуда выйти?

– Ну не к Демидову, так можно и малой птичкой подле великой птицы пожить. Возле орлиного гнезда никто птаху не трогает.

– Это как же?

– В Аремзянке наш скит, тебе это ведомо. Под самым великим гнездом в Сибири – под губернаторским. Только жить там придется безвыходно в Тобольской.

– Без семьи, без жены?..

– Жену покудова не трожь. По ее следу твой сыщут разом.

– Да, конешно…

– Смекай, смекай. А я уходился, пока на шесте вывершил реку до своей берлоги. Ступай, дотемна свози с берега поклажу, харчишко там кой-какой. Да лодку посунь повыше от воды, я не смог, упеткался.

Застоявшийся конь обрадованно хватил было в галоп, почуя возвратную тропу, но Степан придержал его, перевел на шаг. Не спеши, родной. То еще не к дому дорога. На берегу, быстро навьючив лошадь и управившись с лодкой, Степан присел на нее и стал смотреть на холодную воду, запятнанную палой листвой. Скатится лист, просветлеет река, и будет хорош на ней клев, да, видно, не придется в этом году метать рыбную снасть в Ишим, знакомый до малой заводи. А куда, в какую заводь забрасывать удилище, коли на тебя на самого готовится сеть чередовского сыска?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Шитые рожи» – камчадалы с татуировкой на лице.

2

Скампавейский двор – судоверфь.

3

Порта – Турция.

4

Хвалынское море – Каспийское море.

5

Ингерманландская канцелярия – ведомство, подчиненное Меньшикову и управлявшее окрестностями Петербурга.

6

Комиссар – чиновник, ведавший казенными сборами.

7

Товарищ – помощник.

8

Пятинный хлеб – пятая часть урожая, оставляемая на семена.

9

Устаревшее название драгоценных камней алого цвета, таких как рубин или гранат.

10

Мугалы – Монголия.

11

Халха – Северная Монголия.

12

Двойное вино – хлебное вино двойной перегонки.

13

Отворчатая печать ставилась на грамотах, листах, дающих право беспрепятственного проезда.

14

Прочётный указ – письменный указ для публичного оглашения.

15

Мапа – карта.

16

Лан – китайская денежная единица.

17

Полтретья месяца – полтора месяца.

18

Меркаторский – с градусной сеткой.

19

Лот – мера веса, равная 12,8 грамма (32 лота составляли фунт).

20

Учинить публику – обнародовать, опубликовать.

21

Октоих, Ирмологий, Часослов – церковно-богослужебные книги.

22

Отверстый указ – открытый, незасекреченный.