banner banner banner
Наследники Византии
Наследники Византии
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Наследники Византии

скачать книгу бесплатно

Наследники Византии
Александр Ранцов

Ольга Ранцова

Мы зовем Вас, читатель, в 16-е столетие, когда Москва захватывает целые княжества, берет на щит Казань и велит Крымскому хану громить Киев.Это семейная сага боярского рода Воронцовых – Вельяминовых, история мужа и жены, ставших друг для друга утопающим и соломинкой, больным и припаркой.Из книги в книгу вы станете участникомвизантийских интриг и борьбы олигархических кланов при Московском дворе, сравните век 16-й и век 21-й. Разве что-то изменилось? Книга содержит нецензурную брань.

Наследники Византии

Ольга Ранцова

Александр Ранцов

© Ольга Ранцова, 2023

© Александр Ранцов, 2023

ISBN 978-5-0060-1097-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга Первая

Глава 0 Для настырных

Кто любит эти жуткие начала, первые главы, где нудно описывается русская история?

Люди знающие, что случилось на Руси с 1480 по 1505 годы, могут эту коротенькую главку и пропустить. Но если Вы человек настырный, и не собираетесь по ходу действия заглядывать в учебник, то вот Вам подсказка:

– На Московском престоле ДЕРЖАВНЫЙ – так на Руси с почтением и страхом величают Великого князя, царя, Иоанна Третьего.

– ИВАН МОЛОДОЙ – сын Державного от первого брака. Наследник престола. Ивана Молодого уважают и любят на Руси. Он помощник отцу в делах государственных и военных. Умер в 1490 году.

– ЕЛЕНА ВОЛОШАНКА – жена Ивана Молодого. Дочь Молдавского (Волошского) господаря Стефана

– ДМИТРИЙ ВНУК – сын Ивана Молодого и Елены Волошанки

– СОФИЯ ПАЛЕОЛОГ – вторая жена Державного. Племянница последнего Византийского императора. София родила Державному сыновей: Василия – Гавриила, Юрия, Дмитрия, Семена, Андрея. Дочерей – Елену, Анну, Феодосию, Евдокию.

– ВАСИЛИЙ – ГАВРИИЛ – старший сын Державного и Софии Палеолог, будущий царь Василий Третий.

– Великим княжеством Рязанским совместно с мужем правит АННА ВАСИЛЬЕВНА – любимая сестра Державного. Москва, в эти годы присоединившая Новгород, Ростов, Вятку, Ярославль, Тверь, желала бы, конечно, «объединить» к себе и Рязань, но рязанские бояре всеми силами противятся московскому ярму.

– ИВАН РЯЗАНСКИЙ – старший сын Анны Васильевны, Великий князь Рязанский. Его собственная жена так говорила о муже: «Ни выпрячи – впрячи, ни в ухабе сберечи, ни от солнышка затулья, ни от дождя епанча». Основными делами его маленького правления стали ссоры с родным братом.

– ФЕОДОР ТРЕТНОЙ – второй сын Анны Васильевны, удельный князь Старорязанский. Враждуя со старшим братом, уходит под руку Москвы, к дяде Иоанну Державному.

– ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ – игумен Успенского монастыря. Один из мыслителей, положивших начало идее преемственности наследия Византии. Борец с ересью жидовствующих, поддержавший Василия – Гавриила, потомка византийских императоров.

– ИВАН ЮРЬЕВИЧ ПАТРИКЕЕВ – князь, наместник московский, первый боярин Державного. Глава партии Дмитрия Внука. Заклятый враг Софии Палеолог и Василия – Гавриила.

– ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ ЩЕНЯ – ПАТРИКЕЕВ – князь, непобедимый воевода. Его военным талантом Державный получил Вятскую землю, Вязьму, Дорогобуж, Мценск. В борьбе между Василием – Гавриилом и Дмитрием Внуком Щеня поддерживал Дмитрия Внука.

– НИКОЛАЙ БУЛЕВ – врач, астролог.

Это исторические лица, совершенно не главные в нашем романе, но определявшие в то время политическую судьбу страны.

1480 – 1505 годы – время невероятно громкое и «звучное» в мировой истории. Каждый слышал:

– 1480г. – «Стояние на Угре», конец монгольского ига

– 1480г. – Франция начинает «Прекрасное столетие» – мирное время, рост населения, торговли, расцвет свободных искусств

– 1481г. – Первое аутодафе в Испании

– 1485г. – В Англии завершилась война «Алой и Белой розы»

– 1487г. – Русскими взята Казань

– конец XV-первые 20 лет XVI – в Италии эпоха Высокого Возрождения.

1492г. – Колумб открывает Америку

1502г. – Дионисий создает фрески Ферапонтова монастыря

1505г. – Микеланджело завершает статую «Давида»

Концентрация силы и тщеславия, сравнимая разве что с нашим временем. Мир клокочет, похожий на рванувший вулкан. Эпоха Возрождения велит человеку: «Действуй!». Из Крыма на Русь ученые караимы доставляют рациональное материалистическое учение.

И оно уверенно приживается в мнящей себя новой Византией Москве. Москва одерживает победу за победой, захватывает целые княжества, берет на щит Казань, и велит Крымскому хану громить Киев. Как тут не согласиться с мудрецами Тавриды, что жизнь – это не покаяние и смирение… Жизнь – это делание денег! Жизнь – в победах! Жизнь в умении жить! Христианство должно умереть на Руси, так же, как оно исчезло в Европе.

Глава 1 Дарило умер?

«Дарило умер, остался один Купило» – ничего

не дается нам в этой жизни даром. Всего

нужно добиваться, всё зарабатывать,

покупать»

Толковый словарь русских пословиц и

поговорок

– Дарила помер… помер… умер! а осталася один Купила. Вам бы все русским даром… Дарилу всё хотите…

Что ответил татарину ратник, Семен Иванович не услышал, только нахмурил стремительно разлетающиеся темные брови, и крепкой рукой натянув поводья, пустил скакуна рысью, промчав мимо конных рядов воев, что растянулись стальной вереницей по заснеженной переяславской дороге.

«Даром… Дарилу всё хотите…». Даром?!!! – гнев, гнев воина и мужа захлестнул сердце молодого боярина. Даром! Его братья погибли даром обороняя землю Рязанскую? Его дед, иссеченный ногайскими саблями, умирал даром?!!

И спорил – то дружинник с татарчонком о какой-то ерунде, вовсе и не думая о судьбах мира. Но воеводе так врезались в сердце эти слова, так перекликнулись они с его думами, что вымчав на бугор, под самую дерюгу неба, он все спорил, разговаривал с Богом, мучаясь спросить Его: «Дарило умер?».

Уходя на брань, Семен Иванович Воронцов, Великий Рязанский боярин, знал, что идет пить смертную чашу. Исходит последняя, седьмая, тысяча лет, отпущенная Творцом человекам. Господь Страшным Судом грядет. Народы Гога и Магога сокрушат православные царства, явится Антихрист… До Конца Света остаётся одиннадцать лет.

И он помнил тот миг, когда в клоках рваного тумана, на таловой стороне тихоструйной речки Угры он увидал ордынские тьмы. Туман тек, как борода водяного сматывался в кольца, а на том берегу всё нарастала и нарастала серой беспроторицей ордынская рать. Серое войско. Тумены и тьмы. И даже дух, шедший с той стороны, был смрадный, давящий.

Не бесстрашным рязанцам бояться темной степной силы! Рязань, истекающая кровью, год за годом отражала набеги и нахождения ордынские. Предаваемая всеми, стояла между Степью и Русью. Рязанские храбрецы, «узорочье и воспитание рязанское», складывали свои отважные головы на пограничье. И сам воевода Семен Иванович не раз кровавил саблю в отчаянных сечах. Но никогда не видал он такой силы! Хан Ахмат собрал всё, что смог. Привел к Угре несметную орду, князей и мурз, чтобы наказать Иоанна Московского утаившего дань за семь лет.

А ведь все эти семь годов Рязань везла в Москву мешки груженые серебром – ордынский выход. И куда злокозненный Иоанн девал серебро сие? Уж ни ковал ли себе венец византийский?

Не то, не о том… пусть… Московиты, как тати ночные убивали рязанских князей, слали доносы в Орду, похищали города. Нет… не о том… пусть… Последние времена, и нечестивые воины Гога и Магога поразят христиан…

Но Московляне были решительны и деловиты. Перекрыли все броды на Угре, укрепили берег огненным боем. Презрительным зраком, оскалясь, смотрели на ордынцев тюфяки и пищали. Стальная московская конница крепко стала на осененной лесом стороне. Иоанн посылал к Ахмату послов, тянул время. Подошли полки с Углича и Волоколамска; крымский хан Менгли напал на Подолию и отвлек союзных Ахмату поляков. Никто тут не собирался умирать.

А когда Угра замерзла… Орда не двинулась с места… Будто невидимая сила сдерживала нечестивых. «Богородица бросила пояс свой по Угре…» – передавали воины из уст в уста, истово молились.

Орда, жаждущая крови и поживы, разъяренная и озлобленная долгим стоянием, оборванная и голодная… не двигалась.

И даже сейчас перед глазами боярина было это рваное, копошащееся уймище коней, овец, людей, повозок – в одну ночь всё исчезло. «…бежали татары с Угры в свои улусы, разграбленные и выжженные дотла…». Иоанн Московский (сам сатана его пестовал и коварству обучал), отправил загодя вниз по Волге верных ему касимовских татар, и те мечу, огню и воде предали опустевший Сарай, столицу ордынскую… Резали жёнок и стариков, детей бросали в Волгу, грабили всё, что могли увезти с собой. И эти самые татары, касимовцы, ехали сейчас на Рязань, довольные, за наградою[1 - Великий Рязанский князь по договору с Москвой, помимо Ордынского выхода выплачивал серебро на содержание Касимовских служилых татар].

Великий Рязанский боярин стоял под горнею высотою, не чувствуя костерящего мороза. Мимо него, подгоняемые ледяным ветром, проносились ратники, гордые и счастливые – ибо на их глазах совершилось невиданное. Чудо. Радовались, что возвращаются домой все живы, целы и невредимы, к женам, к детям…

И самое страшное: в этой великой радости для боярина Семена не было радости. Он готов был пасть под саблями нечестивых… но не вернуться к жизни. Опять терпеть московские окрики, и восхвалять Державного Иоанна, и чествовать касимовцев, которые нынче резали в Сарае единоверцев своих, а пошлет их завтра Иоанн – так же будут избивать рязанцев…

Надвинулся непроницаемый туман с густым снегом. Тянулась, сливаясь с небом, прошитая волчьими стежками степь. Впереди показался Переяславль Рязанский.

«Не лги себе, Семен Иванович, раздражение твоё, не от дел московских, и не от касимовцев, и не от того, что нынче на пиру победном придется восхвалять Державного благодетеля… Тебя не слышит Бог. Дарило умер. Ты молод и здоров, и богат, и в чести у князя своего… Всё тебе дано даром. Жизнь – Божий дар. Жизнь – свет неисчерпаемый. Жизнь – безмерная радость. Но вот пришло горе, и ты молился Богу. А Бог тебя не слышит. И растет первенец, болезненный и слабый, и родила тебе жена после того еще одного сына – и он умер. И схоронили другого, не прожившего и двух дней. И, уезжая на рать, и оставляя жену вновь в тягости, ты заковал своё сердце в харалуги, решив, что всё так и должно быть. Грядет Страшный Суд Божий. Конец Миру. И невозможно уже просить у Бога земного счастья. Дарило умер».

И что же теперь?!!!

Мысли, вынувшие его сердце, не оставили боярина и в благовесте колоколов, и в угаре величального пира. Чад заздравных чаш, смрад скоморошьих плясок, торжество и ликование… А на сердце у воеводы страшная тоска.

* * *

Утро, оно всегда новое, всегда юное, сколько бы не отмирало дряхлых вечеров, сколько бы не уползало, скукожившись, прежних дней. После княжеского пира Семен Иванович отпустил всю дружину, и совсем не по чину вернулся домой один. Ступил на родное подворье, где в утреннем сумраке утонули палаты в три верха с точеными вереями двухвсходного крыльца и косящатыми переливчатыми окнами. Спряталась в глубине двора церковь, а за нею сад и молодечная, да конюшни, да службы и мастерские… Все крепко и нерушимо как от дедов – прадедов ведется.

Он шел через набитый богатствами дом, где не было счастья. Эти богатства не украдены, не ложью добыты. Вельяминовы, пришлый московский род, принесли и сохранили на огрубевшей Рязанской земле, вечно живущей в сражении, в гибели и подъеме (не до философских премудростей тут!), тонкий дух книжности, устремления к горнему познанию. Они верили Богу, и Бог не оставлял их своей милостью.

Семен Иванович Вельяминов – Воронцов[2 - Воронцовы – московский боярский род, одна из ветвей Вельяминовых, знаменитых тысяцких Москвы. Во времена московского князя Ивана Красного (14 век) на Вельяминовых была наложена опала, они уехали на Рязань, потом вернулись в Москву, а прадед Семена Ивановича остался служить рязанскому князю, получив первое место в рязанской Думе, большие вотчины и земли] остался наследником больших богатств и высокого положения при рязанском князе в молодые годы. Попусту не возвеличился, не пустил собину на пиры и охоты. Он прилежно «строил свою душу», как говорили на благочестивом языке того времени: покровительствовал рязанским обителям, творил милостыню, помогал вдовам и сиротам. Труды христианских законоположителей – Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Иоанна Дамаскина составляли ежедневное чтение молодого боярина, ибо «велику власть принимающему, велик подобает ум имети»[3 - Цитата из древнерусской «Пчелы» – перевод с греческого Платона].

В кованных железных сундуках и на поставцах Крестовой палаты хранились собираемые многими поколениями греческие и латинские трактаты, творения Аристотеля и Платона, книги митрополита Иллариона, Кирилла Туровского и Серапиона Владимирского, Софрония Рязанца. Вот «Исповедь» Блаженного Августина, вывезенная прадедом Семена Ивановича из Москвы, вот произведения Фомы Аквинского, Иосифа Флавия, Михаила Пселла…. Семен Иванович присел на покрытую бархатом лавку, с легким удивлением оглядывая книги: разве он думал, что увидит всё это вновь?

Он верил Богу. Он служил Ему, честно управляя Рязанью. Он служил Ему, не допуская притеснения смердов. Сам следил за сбором даней, сам не ленился объезжать вотчины, и держал в строгости дьяков и тиунов. И даже у себя на подворье Семен Иванович не терпел праздно шатающейся челяди, составлявшей обычно гордость каждого боярина – чтобы полон дом холопов, и каждый ноги лизал; крикнешь, и сотня сбежится для любой услуги. У боярина Семена все холопы имели своё дело – в доме или на подворье; или ремесло, нужное в боярском обиходе.

Воронцовский дом «кипел млеком и медом», потому что сказано в Писании: «Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его! Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе!».

Он верил Богу. Он молился Богу. Когда пришла беда, он усилил пост и молитву, он пожертвовал в Соборный храм иконостас работы московских мастеров… Но… «и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, тот да не обращается назад взять одежды свои. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни!»…

Дворский Илларион заскочил, кланяясь с излишним усердием (проспал приезд господина!), поспехом говоря и о Рождественских кормах, и о домашних нуждах, и о…

– Отрок… На Архистратига Михаила…

То, что из дома не прислали вестей о рождении сына, уверило боярина в его ожиданиях – младенец не жилец.

– Окрестили сразу, – говорил Илларион, – отца Алексия восприемником… как ты и велел, господине…

Боярин кивнул, больше не желая думать о ребенке, как бы сразу отстраняя его от себя. Но надо было идти… ради жены.

Семен Иванович тяжело поднялся, опираясь о край стола. Рука его скользнула и задела раскрытый трактат Мефодия Патарского об окончании семи тысячи лет, и о грядущем Страшном Суде. Это предсказание он читал, отправляясь на битву с ханом Ахматом. Дарило умер, остался один Купило.

Но у Бога нельзя купить сына…

Женская половина дохнула на боярина арабским ладаном и запахом медовой клюквы. Было тихо. Горело несколько свечей, отепляя нежным светом пузатые бока поливной посуды, грани кувшинов и узорочье сканых серебряных ларцов. Семен Иванович прошел горницу жены быстрым шагом, задел растянутое на пялах вышивание, оглянулся, ища глазами Анну или няньку, и неожиданно увидел младенца, что лежал голышом прямо поперек лавки.

Боярин еще раз оглянулся. Никого не было. А увесистый малыш, нахально развалившись, развернув дюжие ляжки, весело что-то урчал. Семен Иванович обвык, что Федя, и те двое были всегда спелёнаты, как маленькие личинки, – безгласные, безжизненные. Он и голоса их не знал, и с удивлением слушал агуканье малыша, что, слюнявясь пихал в ротик толстую ручку в перевязочках. Дородство так и чувствовались в согнутых расщеперенных ножках, в мягком животике с пупком – пимпочкой. Глаза младеня зрели на него, голубовато – серые, и ладонь молодого отца сама потянулась к теплой разрумянившейся щечке. Сын вдруг ухватил отца за палец – это было так неожиданно. Семен Иванович осторожно поднял малыша на руки… И всё долившее боярина, в туне разъедавшее сомнениями, отступило… Как запах ладана проникает в легкие, заполняя и заполняя грудь, так в его сердце святые слова обрывками, кусочками, вытесняя собою отчаянье, полились оживляющим потоком: «Благословит тебя Господь с Сиона…», «жена твоя, как плодовитая лоза в доме твоем…», «сыновья твои, как масличные ветви вокруг трапезы твоей», «так благословится человек, боящийся Господа!», «и увидишь сыновей у сыновей твоих…».

Глава 2 Дитятко, что тесто, как замесил, так и выросло

«Кто жалеет розги своей, тот ненавидит

сына…»

Притчи 13,25

Господь, хитрец зело великий, уменьем Своим мир сотворил… расписал леса таусинным проблеском, палевое солнце над дорогой поставил. И даже бросил эту васильковую плешь в ржаное поле, чтобы глаз не мог оторваться, так и тянулся любоваться ласковой синевой. Из Старой Рязани в Переяславль дорога не дальняя, и Семен Иванович всё подгонял коня. Поспешали за ним и кмети, дружно, плечом к плечу, следуя за своим господином. Гордились им. Молод боярин, а в великой чести у князя, знатен и богат. Семен Иванович – не скуп, хлеба и соли молодцам его не боронено; и сын у него растет – значит, за днешним будет день грядущий, и их сыновья тоже будут в сытости служить сильному господину.

«Окая-а-анный и убогий челове-е-че,

Век твой ко-о-нчается, и конец приближается,

А Суд Страшный готовится….»

Этот хриплый возглас вместе с встречным ветром хлестнул в лицо, и боярин на полном скаку еле успел сильной рукой сдержать коня, и – Слава Господу! – не зашиб нищеброда.

«Горе тебе, горе душа убогая,

Солнце твое на заходе, а день при вече-е-ре.

И… секира при ко-о-рени…»

Маленький оборванец отшатнулся, но продолжал тянуть писклявым голосочком в нестройном хоре мужиков и баб, таких же оборванных, с серыми исхудалыми лицами. Было их человек семь, покаянников, какие ныне толпами бродили по Рязанским дорогам; бросивших свой дом, землю, шатающихся от деревни к деревне, от города к городу.

Боярская рука потянулась к трехжильному арапнику, висящему на поясе. И разжалась тяжелая длань. Не поймут. Дружинники супясь, отводя глаза, объезжали убогую ватагу, тех, кто перед скорым Концом Света по слову Христа бросили всё и пошли за Ним…

«Душе, душе, почто тлющими печешься?»

* * *

Боярин Семен Иванович торопился домой, ожидая сегодня желанного гостя. Дружинники еще спешивались во дворе, конюхи неторопливо вываживали разгоряченных скакунов, с поварни долетал легкий запах окуневой ухи… а молодой боярин уже взбегал на крыльцо, давая отрывистые и резкие наказы дворскому, слушая и спрашивая одновременно: