Хранитель Времени

– Блин, Михалыч! Ты в каком концлагере тренировался оказывать раненому первую помощь? – далее следует цепочка не связанных друг с другом по смыслу выражений.

– Батя, ты как, цел? – сын пытается сделать лицо серьёзным, но получается это неважно.

– Дядь Серёж… – маленький Потапчик договорить не успевает.

Я, кряхтя, поднимаюсь на ноги и, заметно прихрамывая, иду к своему «Поларису», не забывая в витиеватых выражениях лично поблагодарить каждого за сочувствие. Народ ловит скандал по полной программе. Запас ненормативной лексики, приобретённый мною за полвека, позволяет понять моим сотоварищам, насколько я рад случившемуся.

Эта маленькая катастрофа творит доброе дело: во-первых, она показывает начало каменистого спуска – это значит, мы скоро будем у нужной расщелины; а во-вторых, заметно разряжает обстановку. Если учесть то, что, кроме солидного синяка на ноге, мне не было причинено никакого вреда, считаю инцидент положительным. Вот только снегоходу досталось гораздо серьёзнее.

Зову на помощь Егора. Совместно оглядываем технику. Правая лыжа изогнута и теперь очень напоминает штопор, на гусенице – разрыв, ну и так, по мелочи. Подходит семейство Потаповых с кислыми выражениями на лицах. Они даже не пытаются успокоить меня. Я молча демонстрирую им последствия столкновения. Михалыч разводит руки, но и без него понятно, что мой снегоход в нынешней ситуации – просто ненужный металлолом.

– Викторыч, забирай машину у Егора. Пусть ребятишки на одном едут.

– А «Боливар» вынесет двоих? – как-то странно интересуется Сан Саныч.

– Легко, и попрошу без трескотни. – Михалыч становится очень серьёзен.

Быстро перераспределяем груз и сливаем с техники бензин. За всё про всё уходит минут двадцать. После по предложению Егора оставляем мой разбитый аппарат тарахтящим на холостом ходу и в новом варианте колонны начинаем спуск, аккуратно объезжая торчащие из-под снега скалы.

Несколько литров горючего, которые слить просто невозможно, дадут проработать двигателю час-полтора. Если наши преследователи, а они от нас в двух-трёх часах езды, обнаружат его сразу, то по температуре мотора сделают ошибочный вывод о расстоянии между нами. Нечто типа – движок тёплый, мы ушли недалеко, значит, станут осторожнее, чтобы не спугнуть. Это означает для них снижение скорости, а у нас появляется шанс выбраться из переделки. Если всё пройдёт, как запланировали, то мы можем успеть спуститься с западного склона горы и заминировать дорогу. Тогда у противника остаётся два варианта: они либо подорвутся, либо потеряют много времени на обход. При любом раскладе мы успеваем выбраться к Лозьве, а там по наторенной дороге к Ивделю.

Уклон становится всё заметнее, и скоро мы видим перед собой ущелье. Очень узкое и почти без снега: направленное с севера на юг, оно, как аэродинамическая труба, в которой постоянно свистит ветер. Осматриваю местность сверху. Да, это идеальное место для ловушки, причём установить заряд можно где угодно, не промахнёшься. Тем не менее, нужно семь раз отмерить и на восьмом бросить это дело. Почему? Да откуда я знаю?! Сама обстановка какая-то не такая, что-то мешает восприятию. А ошибиться я права не имею: последний заряд должен сработать с максимальным эффектом. Время идёт, а я всё не могу решить, где укрепить последний сюрприз для бандитов. Глядя на мои метания, Михалыч даёт команду на спуск:

– Время, время! Сергунь, по дороге определишь.

Двести метров в час – таков предел нашей скорости на дороге вниз. Технику буквально приходится нести на руках. Выматываемся ужасно, но цель, наконец, перед нами. Сашка и Егор уже пробивают дорогу к едва различимой сквозь снег кромке леса. Неожиданно ловлю себя на мысли, что на обозримом пространстве вместо двух снегоходов – три. Неужели нас окружили? Михалыча приходится толкнуть, но как он подпрыгнул, увидев лишнюю машину. Снегоход явно направляется к нам. Достаём оружие и, предупредив пацанов, чтоб не ждали, встречаем незваного гостя.

– Здравствуйте! – говорит пожилой человек, слезая со старенького «Бурана».

Мы ошарашенно смотрим на приезжего, а он как ни в чём ни бывало после приветствия начинает отряхивать с себя снег. Судя по лицу и одежде, это местный охотник-манси. С облегчением вздохнув и спрятав оружие, мы запоздало отвечаем:

– И вам день добрый!

Меж тем он подходит вплотную:

– Я давно за вами наблюдаю. Всё видел. Вы добрые, злые – там, – он жестом показывает на гору, – помогу. Как вас зовут? Меня – Степан, Куриков.

Я по очереди представляю всех, в том числе и мальчишек, которые уже возвращаются, нахально ослушавшись приказа.

– Давай, Сергей Викторыч, ловушку устроим. Только не нужно её в ущелье ставить. Вдруг хороший человек попадётся. Видишь, на склоне у скалы снега намело? Ты уж не поленись там бомбу сделай, – Куриков вытягивает руку, – лавина пойдёт, и хоронить не надо.

– Батя, тема, конечно, интересная, но вот со взрывателем проблемы. Впрочем, попробуем… – немного смущённо произношу я: а как ещё называть человека, который намного старше.

Знаю, что у народов севера не принято обращаться по имени-отчеству к своим сородичам, даже если те глубокие старики. Но я не могу вот так запросто произнести имя нашего гостя. Повисает неловкое молчание, которое нарушает Потапов:

– Не, Серёжа, пробовать будешь дома, в кровати, а здесь результат жизненно важен. – Саша прав как никогда.

Навалившаяся на плечи ноша становится ощутимо тяжёлой. Я, приподнявшись, внимательно осматриваю окрестности, ведь повреждённый падением взрыватель гарантированно сработает только в пределах прямой видимости. Расположенная неподалёку гора идеально подходит для задуманного.

– Михалыч, вы давайте на ту горку, замаскируйтесь по мере возможности, а то если нас заметят, то не сунутся в ущелье. – Теперь, когда решение принято, ко мне возвращается уверенность, и в голосе явно прослеживаются властные нотки.

Снизу подъём казался довольно простым, но после первой сотни метров становится ясно, что мероприятие тяжёлое и опасное. Очень выручает горное снаряжение, ждавшее своего часа в резервном комплекте. Приспособиться удаётся довольно быстро (сказывается взрывпромовская школа), и не проходит пятнадцати минут, как я устанавливаю заряд и активирую взрыватель. Теперь вниз.

Егор, бегая от снегохода к снегоходу, ни на секунду не выпускает меня из поля зрения. Это вызывает в душе странное чувство отцовской гордости, близости с сыном. Впрочем, углубляться в дебри семейной психологии недосуг, но, если такое нахлынет в более спокойной обстановке, так и быть, схожу к психотерапевту.

Запыхавшись (что делать – годы!), сажусь за руль и очень скоро присоединяюсь к команде. Теперь остаётся только ждать. Бинокли контролируют каждый квадратный метр на особо вероятных участках появления противника. После часа рассматривания снежных пейзажей ловлю себя на мысли – надоело.

– Сан Саныч, ты давай покарауль пока. Мы чуть покурим в сторонке. Если что будет подозрительное, не трать времени на разглядывание, кричи, но тихо!

Нам сейчас неизвестно, где наши преследователи: Комплекс молчит уже часа два. Робкие попытки связаться с ним не увенчиваются успехом. Не зная, сколько придётся ждать, Александр извлекает на свет божий примус. Несколько ловких движений, и голубоватый огонёк греет воду в закопчённом походном чайнике.

Со своей задачей керогаз справляется за пять минут, и мы, повернувшись к ветру спиной (а он в горах не прекращается ни на секунду), пьём обжигающий напиток. Никакого восстановления сил, естественно, не получается, наоборот накатывает какая-то расслабленность, и глаза заволакивает поволока. Эх, поспать бы часок, но – нет: иду менять Саньку на посту.

Крохотная перемена в обстановке заставляет вздрогнуть. Кажется, начинается. В ущелье показались люди. Команда чётко отрабатывает мой знак рукой. Теперь нас и с двух шагов не обнаружить. Глаза слезятся от напряжения, и тут приходит понимание того, что я не в состоянии точно рассчитать момент взрыва. Вопрос даже не в зрении. Километровое расстояние и скатерть снегов сливаются в яркий белый вихрь. Что делать?

Наш новый друг, невероятным образом чувствуя мою неуверенность, присаживается рядом и спокойным тоном произносит:

– Сергей Викторыч, ты уж не волнуйся. Я скажу, когда время придёт. Тут важней всего привычка; вам, жителям городов, всегда сложно ориентироваться в горах. Жди немного.

А как тут ждать? Руки трясутся, а пальцы сами так и тянутся к кнопке. Охотник опять успокаивает и немного проясняет ситуацию:

– Видишь, восемь точек на одной линии с горизонтом: значит, они ещё наверху – осматриваются. Осторожные. А когда будут спускаться, ты увидишь вертикальную цепочку, тогда и наступит решающий момент. Только и тогда не спеши.

В томительном ожидании проходят ещё минут десять. У меня даже затеплилась надежда, что вот-вот повернёт ворог назад, но тут строй меняется. Сначала одна точка смещается вниз, за ней другая, и скоро все восемь образуют вертикальный штрих на фоне белого снега.

Оборачиваюсь и смотрю Курикову прямо в глаза. Он, прищурившись, спокойно наблюдает за спуском. Напряжение нарастает, и краткое «пора», произнесённое почти шёпотом, я пропускаю мимо ушей.

– Серёга, рви! – Михалыч орёт как оглашенный, и я машинально жму на взрыватель.

Несколько секунд немого кино. Уже снежная волна скрывает караван, когда, наконец, доносится запоздалое – «бух!». Горизонт надолго затягивает снежная пыль; перемешиваясь с надоевшим снегопадом, она полностью закрывает картинку.

– Это конец. Там не выжил никто, – сухо произносит охотник, – до весны это будет их могила. Когда растает снег, приеду, похороню: нехорошо бросать так – люди всё-таки… – и, помолчав минуту, добавляет: – Теперь поехали ко мне, на зимовье. Нам есть о чём поговорить.

Глава 31

– Давно я хотел найти тех людей, что смогут просто выслушать меня, а не вертеть пальцем у виска. Целых пять десятков лет минуло. Был шанс не дожить.

Уже несколько часов мы наслаждаемся теплом и тишиной в избушке Курикова. Это не то ничейное зимовье, что предоставило нам ночлег в самом начале путешествия. Здесь всё построено основательно, надёжно и удивительно органично приспособлено к комфортному существованию в самые лютые морозы.

Ужин, предложенный хозяином, не отличался разнообразием, но был обилен и вкусен. Разомлевшие от сытости и нескольких капель коньяка, мы, лёжа на нарах, иногда проваливаясь в сон, слушаем историю нашего нового знакомого:

– Вся моя жизнь прошла в этих благословенных краях. Я из рода шаманов, и на многие километры кругом – наши семейные охотничьи угодья… – Степан Степанович закуривает оригинальную трубку и, откашлявшись, продолжает: – Начну с того, что про эти места с давних пор ходили нехорошие слухи. А походы к перевалу совсем не поощрялись стариками; даже живность, добытую здесь, есть решался не каждый. Отец запрещал останавливаться на ночлег в этих горах. Отсюда и жутковатость названий; впрочем, раньше их звали по-другому, но смысл не менялся. Из поколения в поколение передавались подробности о гибели тех, кто решал поиграть с судьбою на голых камнях перевала. Я по молодости лет думал: сказки рассказывают старики, и при любой возможности, наверное, из-за упрямства, посещал эти горы. Излазил их вдоль и поперёк, но ничего из ряда вон выходящего не встречал.

Затянувшись ароматной сигарой (у Михалыча, наверное, склад: всегда по хорошему поводу курим кубинские), лежу и смотрю, как колышется табачный дым в тусклом свете керосиновой лампы. Запах тёплого керосина отбрасывает в далёкое детство. Мамка доит корову: белые струи молока звонко бьют в подойник. Я стою и держу тяжёлую лампу. На дворе лето, и мне быстро становится жарко. И запах, запах горелого керосина…

Несмотря на то что в санях в полной исправности маленькая электростанция и солидный запас бензина, используем чудеса современных технологий только для зарядки телефонных аккумуляторов. В обстановке отказа от цивилизации постоянный рокот движка выглядел бы кощунственно по отношению к природе.

– Я рос, – продолжает Куриков, – и скоро дедушкины сказки мне стали не интересны. К тому же заботы – я самостоятельно охотился и зарабатывал деньги для семьи: к шестнадцати годам наша молодёжь уже на промысле. Сейчас трудно поверить, но зверья в те годы много было. А раз есть зверь, есть и деньги, и у меня просто не было времени ломать голову над правдивостью старых легенд, а уж тем более проверять их правдоподобность. К слову, нет-нет да и доводилось ходить этими тропами, но не с целью разгадки, а с более важной – охоты. И вот однажды, зимой 59-го года, возвращаясь с дальнего обхода, наталкиваюсь на группу туристов. Это, молодёжь, вам не теперешние времена. Снегоходы в ту пору и не снились. Всё на лыжах, а летом ногами. Так вот: на группу было и посмотреть приятно – молодые, чуть постарше меня, весёлые. На мой вопрос: «Зачем сюда идёте?» шутили в ответ: «Мы туристы, интересно». У костра я им рассказал пару историй про гору мертвецов, где издревле пропадают люди. «Вот мы и проверим, правда это или нет». Эх, если бы я тогда промолчал, может, и маршрут бы выбрали чуть другой. Моя вина… – охотник надолго умолкает, сосредоточенно набивая трубку.

– А вот этого, дорогой вы наш хозяин, не надо. Спросите у моего друга, – Михалыч кивает в мою сторону, – он историк, и по их профессиональным понятиям эта наука не знает сослагательных наклонений. Короче, если бы не они в тот раз, то другие в следующий… А им просто судьба такая выпала…

– Я много думал над этим, благо времени теперь несравненно больше. Да, наверное, судьба, но на душе почему-то не легче. – Поворачивается к мальчишкам: – Дров подкиньте в печку, – и, дождавшись, когда все снова улягутся и успокоятся, продолжает повествование: – Посмеялись они над моими рассказами и пообещали, что напишут про эти сказки в студенческую газету, когда вернутся из похода. Они ведь не верили ни в Бога, ни в чёрта и только просили указать дорогу покороче. Ну и уговорили, особенно девчата… Я им сам дорогу указал… Эх, если б знать всё наперёд… – опять молчание; старика не отпускают воспоминания.

Использую возникшую паузу: встаю и наливаю всем чай.

– До перевала им было рукой подать, по таёжным меркам – всего пару дней. Я прикинул и решил ещё раз повидаться с ними, уж больно девчонки пришлись по душе. Мне ведь только маршрут свой чуть-чуть изменить надо было – и через два дня я у подножия Отортена, – глубокий вздох на мгновение прерывает монолог. – Добрался ближе к ночи. Долго искал их стоянку, пока не услышал крики. Побежал на голос: думал, шатун, разбудили – он и напал. Я с ружьём, на помощь, в стволе пули, но не медведя встретил – с ним-то бы справился. То, что я увидел, могло быть реальностью только в кошмарном сне. Люди метались около палатки, словно слепые котята. Я бросился к ним, хотел помочь, но запутался лыжами в кустарнике: это и спасло. Падая в снег, заметил что-то вроде огромной сверкающей змеи, которая ловила людей. Животный страх парализовал мою волю, и я долго лежал, уткнувшись лицом в снег, не в силах пошевелиться. Сколько прошло времени – не знаю, но замёрзнуть не успел, хотя такой удар по нервам мог выключить тепловую защиту организма. – Наш абориген начинает поражать чёткостью построения фраз и значительными познаниями в физике. – Наконец, собрался с духом и встал. Крики уже стихли, людей поблизости нет. Осмотрелся и тут снова увидел чудовищную пляску этих «змей» – они начали сплетаться в клубок. Здесь я не выдержал и бросился вниз по склону горы. Дальше помню с трудом: ходил где-то всю ночь, кричал – звал ребят.

Старик снова молчит. Становится совсем тихо, только ветер стучит крупинками льда в крохотное окно. Стекло слегка вибрирует, точно кто-то неподалёку играет на каком-то странном музыкальном инструменте. Впечатление такое, что ещё немного, и мелодия окажется знакомой.

– Очнулся утром, – голос Курикова выводит из раздумий. – Когда стало совсем светло, пошёл искать туристов – думал, кто живой окажется. Нашёл, но все были уже мертвы. Первое, что пришло в голову, – сообщить о случившемся. Я не раздумывая пошёл на посёлок. Если бы он был рядом, я бы так и рассказал обо всём первому встречному. Но, по счастью, более-менее крупные населённые пункты были достаточно далеко, и я по пути заглянул к родственнику, тоже охотнику, но много старше возрастом, надеясь просто переночевать. Как только родич услышал историю и понял мои намерения, он отругал меня, сказав, что я совершаю глупость. «Мёртвым не помочь, а себя погубить можно. Тебе никто не поверит». Эти слова охладили пыл, и после долгого ночного разговора я решил не высовываться.

Смотрю на Степана Степаныча и понимаю: он до сих пор не может простить себе того, что не спас ребят или хотя бы не рассказал правду о трагедии. А зря. Можно себе представить, что было бы с Куриковым, обратись он в советские органы правопрядка с подобным заявлением. Малограмотный мальчишка, да ещё и нацмен, делая такое, со стопроцентной вероятностью оказался бы в психушке, причём надолго.

В годы космических успехов страны никто не верил в наивные дедушкины сказки, и наш хозяин решил разобраться во всём самостоятельно. Его родня не очень оценила такой замысел, но сильно противиться не стала. И Степан поступает в УПИ на серьёзную специальность. В словах старика проскакивают нотки гордости. Он, почти не имея образования, на одной только воле закончил один из ведущих вузов СССР. Дальше учительствовал, но тайна не отпускала. Уже давно Куриков бродит по тайге, и нет, наверное, в округе мест, которые бы он не знал.

– А сегодня как вы нас нашли? – подаёт голос Егор. Я и не думал, что молодёжь ещё слушает: уж больно тихо было в их углу.

– Я с тех пор, как ушёл из города, присматриваю за тем местом. Как только кто направляется на перевал, я наблюдаю за ним. В последнее время благодаря журналистам туда ходят целые толпы. Шумно стало. Мало того, появились странные люди с повадками охотников; явно не новички в тайге, но их замыслы для меня темны. Копают тут чего-то, словно этого дьявола хотят из земли поднять. Оснащены по последнему слову техники, не хуже вас. Промысловиков обижают; даже меня пытались прогнать с угодий, да руки коротки. Для меня тайга – дом родной: если захочу спрятаться, достаточно шага в сторону, и меня никто не найдёт. Долго пакостили, но и я в долгу не оставался, мстил жёстко, а иногда и жестоко. Что ж, это на моей совести. От меня отстали, а вот с другими по-всякому бывало, некоторых и до сих пор не нашли… За вами долго приглядывал: всё понять не мог – кто такие? Могилы копали, а ведь это грех страшный. Я и сейчас не до конца понимаю, что нужно было вам от этого чудища? – И, видя, что Михалыч собирается ответить на поставленный вопрос, жестом останавливает его и заканчивает рассказ: – Я помог вам потому, что почувствовал – вы делаете что-то нужное. Причём явно не для себя. На вас открыта охота, а вы всё равно не отступаетесь, значит, дело важности необыкновенной. И ещё: дети с вами – их на плохое не берут.

Теперь приходит наш черёд рассказать о себе. Не стоит описывать это в подробностях. Скажу лишь одно – Михалыч, великолепный рассказчик, производит на хозяина зимовья огромное впечатление, а показ немногих хроник, устроенный Сан Санычем, и вовсе повергает пожилого человека в шок. Куриков после просмотра видеоматериалов, несмотря на недюжинное самообладание, даже вышел на воздух – так ошарашила человека информация о захватчиках. Через полчаса, вернувшись в избушку, он только и спросил:

– А как жить-то теперь?

– Забыть про это, конечно, теперь невозможно, но мы уже много сделали, чтобы самого страшного не случилось. Хочется надеяться, что все наши дела не прошли даром, – я пытался убрать из речи пафос, но безуспешно, он всё-таки не мог не прозвучать. – И мы сделаем всё, чтобы вообще прекратить этот ужас, а возможно, и подготовить агрессору сюрприз, которым он подавится. Теперь это главное в нашей жизни. – Никто даже не улыбнулся, хотя я ждал чего-то подобного.

На этом закончились наши вечерние разговоры. Чтобы продолжать беседу, ни у кого не осталось сил.

Глава 32

Избушка быстро скрылась среди деревьев. Двое суток, проведённых у гостеприимного хозяина, дали возможность нам восстановить силы. Целыми днями ничегошеньки не делали, не задумываясь о том, что охота на нас отнюдь не прекращена. Причём ищет нас не пара сумасшедших, а очень серьёзная организация, с которой шутки шутить опасно. И, тем не менее, – отлежались по полной.

Обратный путь идёт по совершенно незнакомой местности. Если маршрут проложен правильно, то в Ивдель мы попадём с севера, откуда нас ждать точно не должны. Едем по тропе Степана Степановича. Он вообще оказался очень правильным мужиком, и не только из-за того, что помог в критическую минуту. На прощание мы договорились о несложной системе связи в экстренных случаях. И ещё: он взял на себя заботу о погребении погибших; не скрою – эта тема с самого начала не давала покоя ни мне, ни Михалычу. Дел натворили много, а вот прибрать за собой не успели. Теперь, переложив заботы на надёжные плечи, оставляем в голове только самые насущные проблемы, основная среди которых очень проста – выжить.

Северная дорога значительнее короче, чем та, по которой мы прибыли сюда. Но по ней даже бывалые охотники ездят лишь в самом крайнем случае: если собьёшься, то всё – пропал. Решение двигаться так было принято после оживлённых дискуссий. Но выбор невелик, в любом другом направлении нас наверняка поджидают. Поэтому, бросив один снегоход (всё равно бензина впритык), едем по новому маршруту. Пацаны полегче – они впереди, а мы тащимся сзади. След Курикова хорошо виден, несмотря на снегопад и пургу, нашу неизменную спутницу последних дней.

Лыжня петляет из стороны в сторону, временами меняя направление на противоположное. Быстро возвращается усталость, и теперь становится понятно, почему эти места не пользуются популярностью. Слишком уж запутана трасса, а желание спрямить дорогу, пользуясь навигатором, отбито напрочь рассказами таёжника о незамерзающих даже в самый лютый мороз болотах.

* * *

Вечером второго дня я разглядел первые признаки цивилизации. Над вершинами деревьев в кромешной тьме пурги заиграли отсветы. Без всякого сомнения, это город. А поскольку кроме Ивделя здесь ничего нет, то, похоже, наша экспедиция заканчивается. Решаем на ночлег в лесу не останавливаться, а под покровом ночи подъехать поближе и, когда рассветёт, попытаться войти в город пешком, чтобы затеряться среди спешащих на работу работяг. Мы хоть и одеты не совсем по-местному, но при удачном раскладе можем остаться незамеченными. А вот если рискнуть и в клубах снежной пыли, на снегоходе ворваться на тихие улочки окраин, то информация о приезде в мгновение дойдёт до нужных ушей.

К часу ночи останавливаемся в небольшом колке недалеко от окраины. Долго выбираем место для костра, так, чтобы сделать его наименее заметным со стороны города, и коротаем остаток ночи. Раннее утро застаёт нас достаточно бодрыми, но мы торопимся, прекрасно понимая, что усталость скоро возьмёт своё. Двое суток в дороге, в тайге, почти без сна и полноценного питания, не проходят бесследно. Спешим и, как только на улице появляются первые прохожие, покидаем укрытие.

Михалыч первым делом пытается связаться с Давыдовым. Ответа не дождался. Хотя это вполне нормально: Сергей Сергеевич, видимо, отлёживается после очередной попойки, но если он не забыл о нашем существовании, то ответить должен. Вынужденная задержка заставляет собраться и предпринять некоторые меры предосторожности. Бесцельно шатающаяся в утренний час компания обязательно привлечёт внимание, а нам этого никак нельзя допустить. Поэтому идём к первому попавшемуся зданию, похожему на предприятие по деревообработке: там, среди машин и людей толкаемся с полчаса и наконец-таки дожидаемся звонка.

Потапов отходит чуть в сторону и недолго беседует по телефону. Наблюдаю за его реакцией на разговор и не замечаю ничего, указывающего на какие-либо возникшие проблемы. Это успокаивает, но в конце беседы друг начинает нервно озираться по сторонам. Неужели опять неприятности?

– Успокойся, Викторыч, всё более-менее в порядке, хотя не без проблем. Я искал название улицы и номер дома, где нас должны подобрать. А ты что подумал?

– Ну и гад же ты, товарищ Потапов! Чуть до инфаркта не довёл. Как завертел лишним предметом на плечах, думаю – всё, конец карьере! А ты, лицо непонятной национальности, просто такси вызывал! – шутка заметно разряжает атмосферу. – Саш, если честно, все на взводе, того и гляди палить начнём куда попало. Нужно быстрее спрятаться, а то крышу снесёт от неизвестности. Ты хоть кратко скажи: как обстановка?

– Не плохо и не хорошо, так, средне. Нас ищут, но особо не наглеют, вежливо расспрашивают. К слову, тут о нас толком и не знает никто, ничего существенного не могут накопать. Хорошо, что я не успел переоформить машину: по номерам бы пробили. А наша встреча с Давыдом пошла на пользу. С блатными ссориться нет смысла никому, даже мощным госструктурам. Они повязаны бесчисленными законами, инструкциями, распоряжениями; ребятам с прошлым в этом плане значительно легче. Видимо, потому они мобильнее, гибче: в шесть секунд принимается решение и через пять – исполняется. И никаких тебе бумажек. – Потапов неожиданно машет кому-то рукой. – Вон, смотри, серая «Тойота» – это по наши души.