Хранители. Четвертое уравнение

Рекс посмотрел по сторонам. Он не знал, куда пойти. Темные ленты дорог разбегались от перекрестка по разным направлениям, но неизменно исчезали в густо-зеленых зарослях, над которыми головами каменных истуканов высились верхние этажи панельных многоэтажек.

Внезапно обвислые уши Рекса встали торчком: в привычный уже шумовой фон вклинились новые звуки. Пес повернул голову в сторону, откуда они доносились, и замер.

Спустя немного времени кусты с правой обочины дороги затряслись. Усеянные мелкой зеленью ветки разошлись, как занавес в театре, и на разбитый трещинами асфальт вышли шесть бездомных собак.

Шкура на вытянутой в длину морде Рекса пошла складками. Верхняя губа натянулась и приподнялась вверх, оголяя влажно блестящие желтые клыки. Рекс глухо зарычал.

Крупный поджарый кобель с розовыми пятнами лишая на рыжеватой шкуре, по-видимому, был у этих собак за вожака. Он первым двинулся к Рексу, скаля зубы и сердито рыча в ответ. Стая последовала за ним. Медленно переставляя лапы, собаки окружали чужака.

Мышцы худющего тела напряглись. Рекс слегка присел на задние лапы, готовясь драться до последнего. Он понимал: стоит броситься наутек, бродячая стая догонит его и разорвет в клочья.

До начала кровавой схватки оставались считаные мгновения, как вдруг между Рексом и собаками появилось крохотное светло-серое облачко и начало быстро расти в размерах. Внутри него образовалось отверстие, в котором пес увидел выпуклые прутья знакомой клетки-яйца. За ними стремительно вращались спирально закрученные блестящие ленты. Рекс понял – это его единственный шанс остаться в живых и, не раздумывая, прыгнул в облако.

– Ура, Владимир Александрович! Получилось! Это успех!

Черноволосый мужчина средних лет схватил затянутую в перчатку руку профессора Воронцова, когда в клетке, словно из воздуха, появился Рекс. Оба ученых стояли перед работающей темпоральной камерой и внимательно следили за ходом эксперимента. Появление живого и здорового пса внутри клетки стало для старшего научного сотрудника неожиданностью, потому он так бурно отреагировал. До этого все эксперименты заканчивались трагически для четвероногих испытателей. Они или не возвращались вовсе, или оказывались в клетке в виде окровавленных, бесформенных кусков мяса. Причем первые мгновения, когда повторно открывалось окно в пространственно-временной тоннель, с собаками все было в порядке, но потом что-то происходило и бедняг разрывало на части. Прошлое как будто четвертовало их в наказание за то, что они посмели нарушить естественный ход времени.

Видя столь бурное проявление чувств старшим как по возрасту, так и по должности коллегой, двое молодых лаборантов переглянулись. Один из них тряхнул рыжей шевелюрой, озорно подмигнул другому, с нависающей над оттопыренными ушами шапкой светлых волос, и кивком показал на парочку возле темпоральной камеры. Дескать, смотри, что сейчас будет.

Второй лаборант недавно появился в профессорской команде и многого пока не знал. Помимо торчащих в стороны ушей, природа наградила его длинными, невероятно подвижными пальцами. Он мог бы стать неплохим музыкантом, но еще в раннем возрасте страсть к науке победила в нем любовь к искусству, а когда он начал брать призовые места на школьных олимпиадах по математике, информатике и физике, то и вовсе охладел к музыке. Профессор Воронцов заприметил подающего надежды студента на пятом курсе физтеха МГУ, когда читал лекции в качестве приглашенного преподавателя, и предложил стать частью его команды после окончания вуза. Естественно, это предложение было принято с большим энтузиазмом.

Рыжий добровольно взял шефство над новичком и, по мере сил, вводил в курс дела не только касательно работы, но и всего, что было так или иначе связано с лабораторией и ее научным руководителем. Он неспроста дал знак приятелю. Профессор не приветствовал панибратства, сам соблюдал определенную дистанцию в отношениях с подчиненными и того же требовал от них.

Старший научный сотрудник поднял глаза на Владимира Александровича, пересекся с ним взглядом и осознал, что переступил незримую черту. Зрачки за выпуклыми стеклами очков испуганно расширились. Он хотел выпустить профессорскую руку, но твердые, как камень, пальцы сжали его ладонь.

– Вы правы, Игорь, это успех, – пророкотал профессор и засмеялся.

Рекс как будто понял, что говорят о нем. Лаборатория наполнилась радостным лаем.

Ассистенты снова переглянулись. Лопоухий слегка вытянул шею вперед и округлил глаза, словно спрашивая: ну и где обещанное тобой? В ответ рыжий смущенно приоткрыл рот и виновато пожал плечами: мол, сам не понимаю, что происходит. Оба стояли спиной к занавешенному вертикальными жалюзи окну и находились поодаль от темпоральной камеры. Профессор и старший научный сотрудник не видели молчаливую беседу лаборантов, а Рексу было все равно. Он радовался, что так легко избежал кровавой схватки, и счастье рвалось из него на волю звонким, заливистым лаем.

Владимир Александрович окинул пса добродушным взглядом и посмотрел на помощника. Улыбка исчезла с его лица. Оно вновь стало серьезным, глубже прорезались морщины на лбу, в уголках глаз и на чуть впалых щеках.

– И все же, Игорь, эксперимент необходимо повторить, – строго произнес Воронцов. – Появление пса в камере могло стать результатом удачного совпадения случайных факторов, а мы должны быть уверены в безопасности путешествий во времени. Будьте добры, дайте нашему подопытному колбасы.

Игорь направился к стоящему в углу лаборатории холодильнику, достал из него наполовину початый батон вареной колбасы и отрезал небольшой кусочек.

– Ну что вы как от сердца отрываете? – поморщился Владимир Александрович. – Не жалейте, режьте больше. Если повторный эксперимент окажется не столь удачным, пес хотя бы умрет счастливым.

Помощник профессора отрезал толстенный ломоть, убрал остатки колбасы в холодильник, вернулся к темпоральной камере и бросил угощение в клетку. Рекс махом слопал аппетитный кусок и, помахивая правой лапой перед собой, жалобно заскулил.

– Хватит тебе, – с улыбкой сказал Воронцов. – Вернешься, снова получишь.

Рекс как будто понял его слова, сел на задние лапы и, свесив голову набок, высунул язык. Со стороны казалось, он улыбается в предвкушении новой порции вкусняшки.

– Ну что, попробуем снова? – Профессор скользнул взглядом по квадратному лицу Игоря и посмотрел на лаборантов: – Куда на этот раз пошлем нашего естествоиспытателя? Называйте любое место и дату.

– А пусть он отправится в Воркуту двадцатого января две тыщи восьмого, – предложил рыжий.

– Хорошо. – Профессор защелкал кнопками панели управления. Компьютер определил координаты по набранному ученым названию города. На дисплее высветилось цифровое значение широты и долготы места. – А почему именно этот день? У вас с ним связаны особые воспоминания? – поинтересовался Владимир Александрович, вводя дату в расположенное под координатами поле.

– Никаких. Насколько я знаю, новорожденные не помнят, как появились на свет.

– Ах, вот оно что! Хотите отправить пса в день вашего рождения? Ну что ж, пусть будет так, молодой человек.

Воронцов запустил установку. Спиральные зеркала завращались вокруг вертикальной оси, постепенно набирая обороты. Когда они превратились в гудящие, как ветер в печной трубе, сверкающие столбы, с установленных в промежутках между ними электродов сорвались молнии и ударили в похожую на яйцо клетку. Темпоральная камера засверкала алмазным блеском трескучих электрических разрядов. В тот же миг пес исчез из виду и снова появился внутри работающей установки ровно через две минуты. Весь в ярко-желтой пыльце и застрявших в колтунах шерсти сухих веточках чернобыльника, он терпко пах полынью, хотя, по идее, ему следовало быть в снегу и пахнуть характерной смесью запахов мороза и мокрой собачьей шерсти.

– Ничего не понимаю. – Владимир Александрович изумленно уставился на лающего в ожидании колбасы Рекса. – Я отправил его в разгар зимы, а он как будто с югов вернулся.

– Может, вы не те координаты ввели? – предположил рыжий и втянул голову в плечи под сердитым профессорским взглядом.

– В отличие от вас, юноша, я никогда не ошибаюсь, ибо внимательно отношусь к работе, – отчеканил Владимир Александрович. – Но вы можете меня проверить. – Он отошел в сторону от панели управления и показал на нее обеими руками: – Что вы там замерли? Прошу.

Веснушки на щеках рыжего скрылись под слоем густого румянца.

– Не надо, профессор, я вам верю. Ой, простите, я не это хотел сказать, – невнятно промямлил лаборант и еще больше налился краской стыда. Теперь он выглядел как помидор. Даже уши горели пунцовым огнем.

– Ну уж нет, юноша, раз выдвинули гипотезу, извольте доказать ее или опровергнуть. Это основное правило ученого. Наша работа в том и состоит, чтобы делать предположения и проверять их на практике. Что вы там мнетесь с ноги на ногу, как красна девица? Смелее! Или я вас уволю. Мне нужны ученые, а не инфантильные мальчишки.

Угроза возымела действие. Медленно шаркая подошвами кроссовок по шершавой поверхности керамогранита, лаборант приблизился к профессору и встал перед панелью управления.

– Вы помните координаты Воркуты? – Лаборант помотал головой. Профессор удовлетворенно кивнул: – Я так и думал. Было бы странно, если б вы знали их наизусть, хотя ваш мозг, по обилию в нем неструктурированной информации, мало чем отличается от забитого хламом сундука. Достаньте ваш телефон, погуглите широту и долготу Воркуты и сверьте с цифрами на экране.

Рыжий выполнил задание профессора и еле слышно пробормотал:

– Все верно.

Владимир Александрович приподнял изогнутую домиком правую бровь и демонстративно приложил согнутую ковшиком ладонь к уху.

– Все верно, – повторил лаборант. На этот раз громко и отчетливо.

– А теперь, будьте любезны, проверьте дату, а то вдруг я ошибся, – саркастически улыбаясь, попросил Воронцов.

– Владимир Александрович…

– Выполняйте! – холодно потребовал профессор.

– Двадцать ноль один две тысячи восемь, – прочитал рыжий информацию с экрана и уставился в пол перед собой.

Все это время Рекс гавкал не замолкая.

– Да угомоните вы его, наконец! – не вытерпел профессор. – У меня от его лая скоро голова лопнет.

Игорь метнулся к холодильнику, достал из него остатки колбасы и скормил собаке.

– Больше нет, – сказал он, когда Рекс, облизываясь, просительно глянул в его глаза.

– Значит, надо купить. – Владимир Александрович повернулся к лопоухому: – Михаил, сходите, пожалуйста, за колбасой и возьмите побольше. Пес не покинет темпоральную камеру, пока мы не выясним причину отклонений пространственно-временного тоннеля от заданных значений.

В отсутствие Михаила Рекса опять отправили в прошлое. Теперь на пятьдесят лет назад в глухую таежную деревню периода осенней распутицы. И снова он вернулся из путешествия во времени сухой и с чистыми лапами. Правда, на этот раз к пыльце и веточкам полыни на его шерсти добавилась россыпь серых головок репейника.

Пес требовательно залаял. К счастью, лаборант довольно скоро вернулся из магазина с пузатым бумажным пакетом в руках и добрым шматом докторской колбасы утихомирил мохнатого вымогателя.

Рекс мигом схарчил угощение, лопатой языка слизал с пола выпавшие из пасти слюнявые розовые кусочки и, клацнув зубами, требовательно посмотрел на людей.

– Хватит пока, обжора, а то поплохеет.

Рекс правильно понял профессора, улегся на пол темпоральной установки и опустил голову на сложенные крест-накрест лапы. Объектив закрепленной на его спине экшн-камеры колебался в такт любому движению, но при этом всегда оставался на пару сантиметров выше покрытого жесткой коричневой шерстью черепа. Владимир Александрович удовлетворенно хмыкнул и обратился к самому возрастному из помощников:

– Игорь, сделайте распечатку процессов. А вы, Руслан, – он посмотрел на рыжеволосого лаборанта, – возьмите мультиметр и проверьте контакты. Вдруг где-то утечка тока. Падение напряжения вполне могло стать причиной сбоя регистров при открытии пространственно-временного окна. И, пожалуйста, будьте предельно внимательны. Я не горю желанием повторно возвращаться к отработанной версии из-за вашего ротозейства.

– А мне что делать? – поинтересовался Михаил.

– Снимите камеру с пса и скопируйте записи с карты памяти в компьютер. Как закончите, верните устройство на место и дайте подопытному колбасы. Ничто так не способствует устойчивому закреплению условных рефлексов, как регулярное вознаграждение.

Лаборант кивнул, открыл темпоральную камеру и вошел внутрь клетки-яйца. Рекс вскочил. Виляя хвостом, сделал шаг навстречу человеку и ткнулся мокрым носом в руку.

– Привет, бродяга, – ласково потрепал его по загривку Михаил. Присел на колено, вытащил компактную мини-камеру из пазов держателя. – Будешь хорошо себя вести, получишь колбасу.

Рекс лизнул его в нос и, вывалив язык из пасти, часто задышал. Михаил улыбнулся, снова потрепал пса по голове и вышел из клетки. Пес тем временем лег на пол и опять опустил голову на лапы.

Пока Михаил переносил видеозаписи в память компьютера, второй лаборант проверял электрические цепи. Опасаясь вызвать недовольство профессора плохо сделанной работой, Руслан старательно тыкал кончиками щупов в контактные группы, неотрывно следя за показаниями мультиметра.

Тем временем сам Владимир Александрович, на пару с Игорем, внимательно изучал распечатки. Примерно через полчаса он положил последний из просмотренных листов на стол и задумчиво пробормотал:

– Странно, никаких изменений. Может, я что-то упустил из виду? А вы что скажете, коллега?

Игорь провел рукой по зачесанным назад темным волосам.

– В распечатках нет ничего необычного. Судя по данным, установка работала в штатном режиме.

– Вот именно! Точно так же она работала вчера и позавчера, и позапозавчера, но ничего подобного не происходило.

Профессор заложил руки за спину и заковылял взад-вперед, сильно прихрамывая на левую ногу. Подошвы его изрядно поношенных ботинок поскрипывали. Помощники удивленно наблюдали за перемещениями босса по лаборатории. Никогда ранее они не видели его в состоянии такого нервного возбуждения. Даже пес и тот следил за ним – попеременно приподнимая брови, водил глазами из стороны в сторону.

Наконец Воронцов остановился и показал затянутой в перчатку рукой на Рекса. Тот навострил уши, по-прежнему не отрывая голову от лап.

– Столько собак погибло за все время испытаний, а этот жив-живехонек. И это хорошо… нет, это замечательно! Только кто-нибудь объясните мне: почему мы не можем отправить его, куда захотим? Как будто сегодня утром сгенерированный установкой пространственно-временной тоннель синхронизировался с созданным кем-то, знать бы еще кем, искажением структурной ткани четвертого измерения. – Профессор повернулся к старшему научному сотруднику: – Так что, Игорь, если моя гипотеза верна и мы действительно присоседились к созданному кем-то каналу, это не успех, а фиаско. Рано мы начали праздновать победу, коллеги.

– Но ведь пес-то живой, – не согласился с начальником старший научный сотрудник.

Владимир Александрович невесело усмехнулся:

– А вы уверены, что это наша заслуга? Вдруг он до сих пор жив лишь потому, что созданная нами установка открыла вход в этот самый канал? – Игорь хотел было возразить, но Воронцов выставил перед собой руку в перчатке: – Хорошо, допустим, это наше достижение. Но, согласитесь, добиться безопасного возвращения живого организма из путешествия во времени и не иметь при этом возможности отправить его куда-либо по нашему разумению – все равно что ехать за рулем собственной машины, не управляя ею. Потому что ее саму везет эвакуатор.

Профессор повернулся спиной к старшему сотруднику и снова заковылял по лаборатории. «Скрип-топ, скрип-топ, скрип-топ», – шагал он от стены к стене, задумчиво глядя себе под ноги.

Игорь оторопело поправил массивные очки. И почему он сам не догадался об этом? Действительно, какой смысл в их изобретении, если оно не позволяет свободно перемещаться в четвертом измерении? А кстати, где побывал пес? Он посмотрел на Михаила. Тот недавно закончил переносить данные с видеокамеры в компьютер и вплотную приступил к выполнению второй части задания.

Едва лопоухий подошел к холодильнику, Рекс поднял голову, но остался лежать. Он лишь приоткрыл пасть и, свесив язык набок, учащенно задышал в предвкушении вкусной колбасы. Его так и подмывало гавкнуть, но он сдержал в себе порыв. Это щенки лают по любому поводу и без, а он взрослый воспитанный пес.

Михаил достал колбасу из холодильника, отрезал от батона «Докторской» солидный кусок и направился к темпоральной камере. Пока пес лакомился угощением, вновь пристегнул к закрепленной ремнями пластиковой попонке миниатюрную экшн-камеру и вышел из клетки.

Тем временем профессор остановился. Сурово сдвинул брови к переносице и пристально посмотрел на рыжего:

– Вы закончили?

– Да, Владимир Александрович!

– И что?

– Все в порядке.

– А если проверить? – едко поинтересовался Воронцов.

Руслан обиженно засопел:

– Проверяйте, только ничего не найдете. Я дважды перепроверил, все цепи исправны.

Профессор еще несколько секунд сверлил рыжего лаборанта взглядом. Потом глубокая складка между мохнатыми гусеницами бровей разгладилась, из глаз исчез холодный блеск, а губы тронула легкая улыбка.

– Возьмите, Руслан, это за правило, и со временем вы станете хорошим ученым. – Воронцов переключился на второго лаборанта: – Вы, Михаил, я вижу, тоже освободились. Ну что ж, давайте узнаем, где побывал наш четырехлапый друг.

Глава 3. Сирота

Андрей едва не расплескал кофе, когда в прихожей его временного жилища раздалось пронзительное дребезжание. Знакомые и друзья знали, что он на дух не переносит оглушительные звуки старого, времен царя Гороха, электрического звонка, и, по старинке, стучали кулаком в дверь. Хозяйка квартиры, сухонькая пенсионерка с морщинистым лицом и похожими на крысиные лапки руками, приходила за очередной данью, как в шутку называл Андрей ежемесячную плату за арендованное жилье, двадцать восьмого числа каждого месяца в одно и то же время – девятнадцать часов десять минут. Она тоже не пользовалась звонком, уважая просьбу молодого, спортивного телосложения квартиранта, хотя подобная уступчивость была ей не свойственна. Но чего не сделаешь ради денег.

До встречи с Андреем Аглая Филипповна замучилась с поиском арендаторов скромной двухкомнатной квартирки на третьем этаже старенькой пятиэтажки. Она получила ее в наследство от умершего брата и, поскольку почти боготворила его при жизни, запрещала квартирантам что-либо в ней менять.

Собственно, по этой причине Андрей и поселился в похожем на музей хрущевской эпохи жилище. Прежние квартиросъемщики не задерживались здесь дольше месяца. Видимо, их тонкая душевная организация не выдерживала пытки страшненькими обоями, жутко неудобной в бытовом отношении мебелью и сводящим с ума оглушительно-трескучим звонком. Андрей же оказался совершенно нетребовательным к обстановке. Его все устраивало в квартире, особенно низкая по меркам Москвы арендная плата, и только проклятый звонок выводил из себя.

Часы на стене крохотной, чуть больше четырех квадратных метров, кухоньки показывали половину седьмого утра. Андрей недавно проснулся и теперь завтракал, собираясь в скором времени отправиться на работу.

– Кого там черти несут в такую рань? – недовольно пробормотал он, встал из-за стола и пошаркал в коридор. Сквозь старый дверной глазок смутно угадывался темный мужской силуэт. – Кто?

– Воронцов Андрей Владимирович?

– Да, это я.

– Откройте! Полиция!

«Странно, с чего бы я им понадобился?» – подумал Андрей и, щелкнув замком, приоткрыл дверь.

Молодой улыбчивый парень в полицейской форме вскинул руку к козырьку фуражки:

– Лейтенант Рябинин. Андрей Владимирович, вы родились в Москве пятнадцатого декабря две тысячи шестого года?

– Совершенно верно. На каком основании вы меня допрашиваете?

– Пожалуйста, не волнуйтесь, это не допрос, а простая формальность. Ваш отец Воронцов Владимир Александрович?

Андрей кивнул и спросил с нотками беспокойства в голосе:

– А в чем, собственно, дело?

Лейтенант сунул руку в карман форменной куртки, вынул запечатанный конверт и протянул Андрею:

– Вам письмо.

– Какое письмо? – Андрей инстинктивно спрятал руки за спину и удивленно уставился на лейтенанта. – Почему? В смысле, вы же не почтальон, а полицейский. Это что – розыгрыш?

– Вовсе нет. Владимир Александрович не знает, где вы проживаете, поэтому попросил нас доставить вам важное сообщение. Он посчитал, у нашего ведомства это получится сделать быстрее, лучше и надежнее, чем у «Почты России». Вы так не думаете?

Андрей решил оставить вопрос без ответа. Его отец вполне мог пойти на такой шаг. Видный ученый мирового уровня, он без стука входил в любой из кремлевских кабинетов. С него станется обратиться в отделение полиции со столь необычной просьбой. А впрочем, вряд ли он сам куда-то ходил. Наверное, позвонил знакомому генералу из МВД и попросил об одолжении. Вероятно, этот лейтенант самолично сбегал к ним домой, забрал конверт, пробил по базе, где живет блудный сын светоча отечественной науки, и принес тому послание из родительского гнезда.

«Интересно, с чего вдруг отец написал письмо? Неужели дома что-то стряслось?»

Андрей забрал у лейтенанта заклеенный почтовый конверт. Оторвал узкую полоску сбоку, смял в комок и машинально сунул в карман домашних брюк. Вытащил из конверта сложенный пополам лист бумаги, с хрустом развернул его, бегло прочитал первые несколько строк и переменился в лице.

Лейтенант участливо поинтересовался:

– Что с вами? Вам плохо?

Андрей помахал перед ним растопыренной пятерней:

– Нет-нет, со мной все в порядке. Можете идти. – Лейтенант козырнул, лихо повернулся на каблуках и затопал к лестнице. Андрей запоздало спохватился и торопливой скороговоркой бросил ему вслед: – Огромное спасибо, товарищ лейтенант… и простите за беспокойство.

Спустя десять минут с бледным лицом и лихорадочно блестящими глазами Андрей мчался по Москве, но не на работу (он позвонил начальнику и сказал, что по семейным обстоятельствам берет недельный отпуск), а к родителям. Вернее, к отцу. С мамой он так и не успел поговорить. Позавчера она умерла в больнице от неоперабельного рака поджелудочной железы.

Вполне возможно, все эти годы его глупого, наивного протеста она хотела увидеть единственного сына, обнять, о многом расспросить или просто помолчать, баюкая голову родной кровиночки на своей груди. Хотела, а он из-за непомерной гордыни и раздутого до небес эгоизма лишил ее, быть может, единственной радости в жизни. И ладно бы, если та жизнь была легкой. Так ведь нет! Неизвестно, сколько лет подряд она каждый день вела изнурительную борьбу с тяжелой, изматывающей душу и тело болезнью, ожидая хотя бы крохотной весточки от сына. Ждала молча, покорно, скрывая ожидание от всех, да так и не дождалась.

– Я должен был почувствовать, должен, – с сердитой злобой на себя прошипел Андрей. Жгучие слезы душили его. Он так стиснул руки, что кожаная оплетка руля жалобно заскрипела под пальцами.

Из соседней полосы на дорогу перед его «ауди» неожиданно вывернул аквамариновый «чери тигго». Андрей ударил по тормозам и заорал, нервно стуча основанием ладони по клаксону:

– Куда прешь, болван?! Шары разуй, придурок!

Он резко дернул руль вправо и выскочил на соседнюю полосу перед носом черного «лендровера». Сзади раздался гневный гудок.

– Пошел на хрен! – огрызнулся Андрей и чуть поддал газу.

Дорожный инцидент помог немного сбросить нервное напряжение последних минут и переключиться с личных переживаний на реалии текущего дня. Как оказалось, вовремя. Промедли Андрей еще несколько мгновений, и беды было бы не миновать. А так он вовремя среагировал на смену сигнала светофора. Визжа тормозами, серебристая «ауди» остановилась в паре сантиметров от выпуклого бампера впередистоящей машины.

Андрей глубоко вдохнул, закрыл глаза и медленно выпустил воздух через ноздри.

– Соберись, не хватало еще в аварию попасть, – приказал он себе и поднял веки.

Таймер электронного регулировщика отсчитывал последние секунды запрещающего сигнала. Вскоре загорелся зеленый. Поток машин дружно взревел моторами и покатился по асфальтированному дорожному полотну.

Спустя тридцать минут Андрей свернул в проулок, проехал под аркой между домами и оказался в до боли знакомом дворе. Воздух звенел от криков и шлепающих ударов по мячу. Ребята играли в футбол на огороженной проволочной сеткой площадке и до хрипоты спорили друг с другом, когда дело касалось нарушения дворовых правил игры.

Положив руки на руль, Андрей с улыбкой наблюдал за шумной ватагой. Воспоминания нахлынули на него. Он вдруг увидел среди юных игроков себя и школьных друзей. В глазах неожиданно защипало, зрение стало расплывчатым.