Читать книгу Тетради 2002—2005 годов (Александр Петрушкин) онлайн бесплатно на Bookz
bannerbanner
Тетради 2002—2005 годов
Тетради 2002—2005 годов
Оценить:
Тетради 2002—2005 годов

5

Полная версия:

Тетради 2002—2005 годов

Тетради 2002—2005 годов


Александр Петрушкин

© Александр Петрушкин, 2018


ISBN 978-5-4490-5494-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Египет

– 1 —Снега манна, первая в эти сорок,нота ми – из посуды, упавшей в небо,лужа ужалит воздух одной из веревокводяных или он разобьет свое отраженье. Нелепоне любить свою речь, но так приключилось ия дорогу забыл, как черновик. Забыл,– 2 —но не город меня напугал – рекакряхтела под птичьей шубой: ах, ты – тля,на твоем серебристом лобке – руказамерзала до вылета из рукавов воробья(опускаясь все глубже, в предел прирученной цели,я не заметил, что камни свое отпели)– 3 —На колоде дубовой – пробковая головаразлетелась в четыре от головной боли,отпуская на волю мысли. Сталь не права,но дышится легче, а на просвете – прозрачные сколымраморной вены и два слепых хиппаряищут под стать свою поводыря.– 4 —Хор калек не родит солиста, и ядумаю: это ветер соврал погодуПитера для Урала. Хромой занял себя гладкописанием, ая огляделся, сплюнул бумагу и дал ходудо пустыни, в которой любая странаотсуствует. Свобода – это, когда тебя посылают на —– 5 —ты идешь, куда хочешь. Напролом,подобно снегу, хуярящему на зрачок,в декабре, чье начало обратилось концомслова, и просит милостыню торчок,чтоб гранита иней позолотил бочокего. Бабочка умерла, задев сачок,– 6 —но в желтом доме ее оплачет дурак —переводной, как пули в обойме. Дряньзаливает дрянь мне в глотку. Шлакскладывает беззвучия в полый мрак.Оглянувшись наружу, мы видим дно,потому и держим закрытым окно– 7 —до поры, когда порченая веснахлестанет из поры, которой женщина дышит,когда речь – для пропавшего в зренье – тесна.Вещь – тем меньше, чем ближек нервам. Рвется все, что имеет плоть:жизнь, стихи и обугленный рот.– 8 —Будем стоять на своей черной дыре,выпившей море и отхаркнувшей назадкровавые воды. Висельник и Назорей —едины по матери и по отцу. Взглядбога похож на слепоту, так какпуты его определяют страх– 9 —перед детьми. А сегодня – опять судьба,троллейбус и несчастливый билет.Мы – по части прощенья – большие доки, даникто не хочет прощенья. Уг (р/л) истый ментдостает из кармана часы – емуехать в полном вагоне, но – как всегда – одному.– 10 —Одиночество – это ключ от Египта. Яне умел говорить, но бог прошел стороной:то ли читать не умел, то ли увидел меня,и порешил, и соткал деревянный покоймне. До фени, что он бормотал —я спал– 11 —у расколотой камнем речи и на печи,тырил коврижки неба и калачиземные. Воронка ширилась и звенели ключи,плавилось время, которым летели грачив лишенное оси облако, сиречь – провал.Я спросил: где Египет? – бог молчал.

Прялка

– 1-или сроки ушили или мягкий живот не надрезанили белый паук метит крошкой в угол девятыйили руки по локоть напились воды земляничнойили люди бегут в лошадей и не помнят свой западили тощая девка как дождь накренилась к закатуили прочная нить колебалась в прозрачной недолготвой ребенок не спит потому что ясли нелепыв замороченном доме похожем на ветхие сотыпрошепчи оговор потому что ослепшее завтранаучило молчанью и слеплено чудно и тонкотак и карлик стоит на земле небукварнойи шатается тварь что не дышит полвекана надрубленной рупии ногтя нетрезвые рыбыбы рифмуют судьбой но стороннему слоги до бокагарцевать на столах но такое было и правдав локоток ударяет и пьет толоконные звоныа не пальцы шуршат и не листья блажат спозаранкупетухи в полуночной корчме горячку фальшивят– 2-или время сбежало за молоком в продырявленной крынкено пресветлые земли вьются на старинную прялкуи у женщины выхода два из которых мужчинатолько третий а пива выпил и стало паскудноили в двери кривой заскулила кривая дворнягаили жирные черви ползут на прокорм стертой лужеи не время ключом загреметь и запомнитьчто проплыло под снегом весенним чудной закорючкойда и та ли метель что скрутила нас самогономто ли снег потерял то ли зяблика крыльяпробиваются словно колосья в озимое плотиа найдется ли тот что из лимба за это ответитпрошептала б молитву но безветренна нынче погодас ночи было легко с ночи было легко и прозрачнозахрустела узлами река что твой Иордан или вздорное пойлонам на гвозди забило язык чтобы выжить случилосьзатвердевшею кровью учу деревенские сглазыв поминальниках место оставим для почерков наших– 3-или между речей забываешь что воск укороченпребыванием нашим на тридцать седьмом километреи страстная нас минула или прощенья не будетили сбудется то что углем начертали на темениили слишком темно – чтоб прозреть не нащупать причинуили мошки гулят слишком громко в хрупком пространствеили мы зачинаем в могилах друзей искать гибельили сгинула в тесте младенца татарская кастано не в жарких канавах искать отраженья Венецийпрочитаешь навылет пергамент глупый мой птенчики нечетная дата нечаянно перья уколетв белом городе – помнишь – что даже неплохоили это холщовая сумка хороводы вмещаетили в городе N. ветви ломятся от подаянийотъезжаем пока не случились постыдные корчиили рыжая девка сбежала чтобы делать минетыварварам или портвейн так над нами хохочеттак и гнезда растут и листают почву собакии лепечет дитя пока воин спешит в легионы– 4-или прялка упала и раскатилась на смехиили падает дым из трубы и царапает стеклаили женщина в небо течет или мы на задворкеукоряем друг друга избыванием этой вселеннойили бьется посуда или пчела в сонный улейили пуля пробила свой путь убежать от судьбыили ночь или день или тело на фоне скульптурыили терпкий абсент или в свете его терпеливая смертьили сон в два рубля от вершка или хвост прищемилиили прах не догнали и плюнули прыгнули в райили вереск растопленный в солнце горит на изнанкеили наш вертухай не сумел подняться до настак и бегать с собой в темноте играючи в жмуркив обалденном что нить колючая бога – полеили лучше с оказией треснуть и с чертомоказать на том тридесятом известномили нитка рвалась и кромсала из пряжидопотопные фантики иглы узлы и таблетки– 5-или руки чисты или крыша над нами обряклаворобей залетел и нечистая влага свербитнет ни толка ни прялки ни тьмы ни расплатыничего что бы скрыло черты на руке или взрывили пряжа из глины или аскольдово племяили гарь на зубах или кукла на снежном сукнеи забот на два дня и работы на семинедельеи проклюнется то что до хаоса в потной мошне……………………………………………………….– 6-или так кощуны затаились до времени скорбногоили это в ладошки мои падал солнечный луча дитя все лепечет хлопочет над ниточкойтеребит – беспокойно вгрызаясь – материнскую грудь………………………………………………………………– 7-или сроки ушили или мягкий живот не надрезанили время сбежало за молоком в продырявленной крынкеили между речей забываешь что воск укороченили прялка упала и раскатилась на смехиили руки чисты или крыша над нами обряклаили так кощуны затаились до времени скорбногоили белый паук метит крошкой в угол девятыйно пресветлые земли вьются на старинную прялкупребыванием нашим на тридцать седьмом километреили падает дым из трубы и царапает стеклаворобей залетел и нечистая влага свербитили это в ладошки мои падал солнечный лучили руки по локоть напились воды земляничнойи у женщины выхода два из которых мужчинаи страстная нас минула или прощенья не будетили женщина в небо течет или мы на задворкенет ни толка ни прялки ни тьмы ни расплатыа дитя все лепечет хлопочет над ниточкой

Примета

Потрогав пустоту чувствуешь радость узнавания – этонепослушное слово закатилось под скрип кровати:к пяти – надо встать, умыться, прочитать молитву,почесать кафельванной соленой водой, услышать как дышат соседи,звери, жидкость, ползающая под твоей кожей —если ты окрикнешь меня в это время – я вряд ли услышу(но может – позже),в смысле – никогда, что и есть самое точное время.Прочитав книгу – вспомнить ли содержанье необходимо?или ловить проституток на бульваре, вокзале, с пригоревшей кожейожидать любви или автомобиля…Позовешь, окрикнешь, прошепчешь, смолчишь, что неважно:окончательный результат связок – твое молчанье…оградись от человека голосом – вот и вся святостьили ее обещанье.

«где искать там где пыль побросала на пол…»

где искать там где пыль побросала на полсвертки душ серебристо скользит поднебесный осколоквсе что не было стало необычайно светлои стоишь или держишь помятый кометою пологникогда вдруг настало и смотрит с усмешкой на дното понятное названо после рождается скрипомтолько крысы сутяжат нам время и смотришь в окнобудто снова родился и пасмурный свет оказался к лицуи не ангелы нас сберегут а бродяжка и квасчертохвостит и плачет опять верхотурская небыльмы читаем опять о себе для себя по губамили едем опять не туда и сосем сухой стебель

«непохоже что выжить возможно…»

непохоже что выжить возможнои надо – в короткомне расколешь губы и узлатолько если о ветхомты раз скажешькак будто опадшая трояпросыпается в снежнойневнятице пошлых историймы уходим но пепелглаза прорастает навылетдаже смерти здесь неттолько речь из отсутствия неба

Числа

затворишься путником или сгоришь на бойне

кровля пропустит воды сквозь сито кроме

этого протают чертики сквозь бумагу

кто напишет слово траве кто-то для камня сагу

не оглядывайся куда ни повернешься запад

из всех ветров выбирая первый

наизрочь вербное на пятое и из мрака

вытки глаза горизонт яйца нервы

– 1-Ты не приходишь. В этом – отгадка сценыпустой, что червяк в башмаке с трещиной в сердцевине —взглянешь в дырку, увидишь небо, обрывки пеныпивной, память о нашем эллинстве, в которой сгинем.Если искать, то линию, а лучше – точку,смятые наволочки, сброшенные, как старая кожа, на пол,тапочки, вбитые в поле гвозди или хотя бы заточку,или тело свое, чтоб отдать его пескам, как рапорт.Не пройдет и недели, как небо от скуки взвоет,изваяния оживут, от сиртакив лечебнице скроешься – медсестра уколети вот – уже июнь, на могиле – ракии юнцы празднуют твою кончину.(отдаю им честь, как щель и земля – клину)– 2-Просыпаюсь около океана. Пишу дневник.Божок на блокноте разлил чернила. Отсутствует собеседник.Холод. Суббота и вторник расколоты гильотинойродника. Кружева, дорогая я позабыл на стекле,отшлифованном приливной волной.Дорога приключилась длинной,книга – незаконченной. Это шанспротянуть время, как нить сквозь сено,схавать воз хлеба, ладошку любвиотражения к оригиналу. Я последнийтабак скручиваю в газету. Позовименя к себе и я закурю. В грязизасыпаю калачиком и бормочу: не уступай стези,нет ни доброй воды, ни соленой, ни скверной.– 3-Конечная остановка. Транспорт стоит в очереди за людьми.О ветре здесь говорят шепотом или молчат в траве.Скоро – обедня, гроза, ропот сводня, сходня, ребенок,хлев, крошки в высушенной бороде,а если спросят, где я, отвечай в манде,в том смысле, что только что выбрался из пеленок.Эта жара прошибает дырку во лбу не хуже синицы, из черепной коробкистремящейся вылететь к воздуху. Из подзорной трубывзгляд падает на перекресток, как на руки акушерки.Предпочитаю дождь из всех видов борьбы,уход – любой из свобод, расстоянье – постельной порке.Белый июнь меня доканает: числа с 1 до 0, а иных здесь нет.На что это похоже? На трещину в скорлупе. На выстрелнас обходит город. Я лежу на газоне, похожем на крест. Я устал от истин.– 4-Птенчик мой, этой стране непосильны люди:на въезде оставляем отпечатки пальцев, бумагуи шепот. Услышав, как фараон просвистит «фью», тыдолжна превратиться в покрывало или кактус.Бутылка всегда дрейфует в Саргассы. Меняя стилиты доживешь до Праги и прачки с Пражскойнаполнят твое молчанье. Когда прошилитебя этой почвой навылет, то обделили каской.Соленые вещи на подоконнике. Черная кошка в подъезде.На базаре – судный день. Разговоров на полгорода.Хазары и обыватели закрывают лавочку (в этом местеположено чихнуть, но нет повода) —в ребристой тишине ты слушаешь полет овода.Не бойся. Не лети. Эта чашка расколота.– 5-Снулая рыба приподнимает плавник,как знамя победы пепла над морщиной течения в океане.Практик ишет булочную. Идеалист – через крик —возвещает мир, что его он разлил. В стакане,как зрачок проплывает осколок неба —в нашем окружении мутно, пасмурно – такова Vвоздуха над горизонтом. Отломи хлебаи выпей птичьей крови. Историямира приблизилась снова к старту из падали,осторожный свет, как слепой, ощупывает сердце комнаты,в том смысле, что человека, который спит там, где его спрятализа скрипом пыльные предметы. Из гимна тыкогда-нибудь вырастешь. Спартанец Спартыбежит – потому что корни его любви сотканы из ее пустоты.– 6-Будешь в наших землях – не буди воробьев,не заходи в руины, не говори о дождях.Предсказателей повыбила судьба из плотно сшитых рядовлюдских и жены наши девятый год на сносях.Сбудешься как тропа – в любой из последущих жизнейтебя попирают колеса, стопы, колени, когти,алчущие прибыть к своей равнодушной отчизне,чье скопление стен вхоже в лохмотья аортыпутника, издали бредущего в суть вещей —не загоняй любовь в замкнутую бутылкуродины. Если чужбина избавит тебя от прыщей —не приезжай, не присылай на юбилей открытку.Назови меня по имени. Выпей портвейн.Нарвись на финку.– 7-Куда бы не шел – всегда возвращаешься.В векторе перемещенья – оправданье любой точке.Талая кровь освободит – если отчаешьсянайти тропу к позднему сыну или ранней дочке.Потеряешь себя в темноте – не ищи – на фига тебе тело!если не с кем его разделить в этом беломсвете лампы стоватной, альбиносой летучей мышьюприсосавшейся к потолку. Каждой нишенацарапано имя ее. Погреми ключамиили соленой, как речь з/к, кожей, пожми плечами.Загорелая роса на дверной ручке. Паспортвспоминает, как тебя окликали. Автостопом —за сутки – проезжаешь полстраны, за бортвыкидывая – с окурками – память остолопамиз попутной харчевни.(ночная трасса, которую не минуют скопом)– 8-Сумма чужих углов – это твоя судьба:только вскипнешь «дурдом!» – стены – инеем – «да!».Лучше же промолчать, призрев на сухой травеответ на вопрос «где ты?» – в кратком, что смерть, «нигде…»(то есть всегда ни там, где речь твою слышу я).То – как комод – кряхтя, то – как птенец – гуля,меж четырех углов есть пятый, который – ты,шорох, острый сосок и некой тени черты.Лучше участь слепца: голос, тепло. Снегпадает вслед за людьми и ангелами, чей бегостановим пивной, выросшей на путиих. И если сетей этих не обойти,вслушайся в тик часов – твой ли несносный богздесь проторчал свой век, с бесенком вживленным в бок?..– 9-Сколько бы ты не играл – всегда победят крести:застрявший в дупле короед помешает из древа воскреснуть.Попав в пятно света, бутылка расширит себя до лужи.Застегни свой глухой ворот, чтоб не случилось хуже,чтоб не случилось свары или пера под ребра.Чтобы меж Аз и Ять не развернулась торба —не издавай ни звука, не колеби тростинку,прикусывай не спеша слова острую льдинку,отворожись от бога, отговорись поговоркой,взирай на Чикман и Косьву спокойно. Не будет горькоесли эта отчизна сгорит в своих переменах.Если не сгинешь в пойле – наградой получишь тремор,морщины, манную жижу, покойников многоголосье,или – травинкой в спину и из глазниц – колосья.– 10-Спросят: какое число? – отвечай: много.Умея только до двух – все, что выше,называю несуразно. Два века гудела погода,чтобы сойти на блеф или что-то тише.Мы искали смысл, чтоб потерять. Свистетьнас учили раки и книги. Из мертвых женщинближе всех – та, что вдалеке. Просейнас сквозь время свое и соски огрубеют. Меньшеруки бога – только жирный его трахарь Цезарь.Наши дети забудут нас, поиграв в могилы.Ни хирург, ни ветврач не спасут. Только чахлый писарьсосчитает нас перед тем, как покинуть. «Милый,разучись дышать…» – слышу я,подчиняя звезду отливу.

«Пребывая в том месте…»

Пребывая в том месте,где кровь истекает и спит,обнимая дыханье твое,и смеется во сне,если птица взлетает,пугая невинную пыль,принимая участиев тихоголосой резне,мы разломим на сытныеломти свою тишину,разминая со снегом —меж пальцев согретую – глину.Пребывая в том месте,где проходящие тьмуостановятся, чтобы стоять,наблюдая свою Хиросиму,дым поднимется выше, чембыло возможно. Сейчасначинался Февраль, и наврядли мы вспомним об этом,когда кончится двадцать восьмойи прокаркает всем свысока,отлетая в свой рай, как мы в немзасыпали валетомна диване ребристом,дыхание – камешком внизупадет и не вспомнит того, какего отпускалиот себя тяжело, и как плылиот места паденья круги,и как мы – сквозь спираль —от себя первый вдох отдаляли.

«Между ночью и тенью разница в точке зренья…»

Между ночью и тенью разница в точке зреньяОдна вызревает в другой и боясь забвеньяНакрывает праматерь поминая всуе матерьПридержи слова чтоб от громкости не завернулась скатертьПотерпи нам осталось не так уж многоВсе китайцы ушли и теперь так нема дорогаПочитай на досуге сущеглупую книгуПоверти как магический куб в пальцах фигуНи хрена себе скажешь и будешь права это редькаМы бываем в себе и в шизо но редкоНам подарят когда-нибудь поллитровкуИзвини я опять тебе не оставил зобкуНикотином кружусь и ангелом юродивымМежду ночью и тенью я опять приключился милым

Письмо бамбуковой палочкой на 28 июня 2002 года

Ольге Исаевой

Желание вернуть себя снегу ослабевает. Холодразвешивает к рождеству птиц и дохлых собак на заборах.Нащупав лицо темноты, вспоминаю: двадцать восьмогонепрожитый год, обветшав нами, на прорехи посмотрит строго.Даже если наши острова больше времени или воли,контурам их не лишить нас болиптичьей, судороги зрачков или губ прозрачныхна пластике стаканов, оставленных в злачных.Я пишу из своей глухоты по прозванью Челяба,утекает ладонь в темноту из соседского храпа.Милая Пятница, имена летят на юг, как клочья пены,обратившиеся в птиц над волной у ссадины земли. Стенымоей хижины обнимает вода, лохматясьот ежедневного прочтения аборигенами и грубого пальцасеверо-восточного, расписанного молниями под индейца,ветра. Про остальное – неинтересноговорить с собой. Всегда выживет лишь молчанье,пауза между букв – это ли не обещаньевозведения Вавилонской Новойшашни со смертью своей. К покровуоледенеет слог. Ожидание дольше смысла:то шиза всколыхнула, то в козе молоко прокисло.Подышав на ладонь пустотелой и карей синицы,накалякай письмо и – бутылочной почтой из Вологды, Ниццы,Копенгагена, Мехико, катарсиса, паранои,любого из Ч. Нарисую ноль изачеркну крестом. Еще один год из дымамоего очага вылетает голубкой к Богу или Римаинфаркту. Разные вещи – впиши в эклогу —полувнятицу, вздор. Мои недосдохшие пальцысвяжут из пустоты пустоту, уравняв наши шансыв обретении засухи снежной. Облака выткут нитипобережье забинтовать пургой. И куда бы от прытизадеваться ребенку, юнцу с бестолковых окраинязыка, если линия со всех сторон! Постояненугол взгляда при столкновенье со страхом встречисебе подобного в полой пустыне. Резчеквадрат черной дыры, съедающей все предметыиероглифа, клинопись календаря. Омерты —закон превыше нас, потому что ДО – он.Спи, моя Пятница, завтра – четверг и коконкожный поджарит краткая вечность. Быть бы проще:сгорать и дышать длиннее – писать короче.

Агорафобия

Гнусная страна расставляет птенцов по местам.Маленький фюрер греет руки в ширинке. «Я – сам»прежде, чем взять окончательный взлет с железной руки,верещит воробей, и с тем отлетает. Крюкивбиты заранее в потолок, кукле – гвозди – в глаза,любовники – светом – в постель. У дрозда —снова – подкидыши, снова – простор и тоска,когда простор запоет – оторопь от голоскаего, дрожь в коленях, и выпь – у глазкав каменный вещмешок – дневует – его волоскане надорвать голосом – только собой. Звездаопустилась – замерзшим в сосульке младенцем – на провода.

«Каждой женщине свойственно плакать – пока она есть …»

Каждой женщине свойственно плакать – пока она есть —контрабандой разрывов пасхальных хлопушек, петард.Нам невнятица станет спасеньем, в котором п…ц —тоже выход (ремарка. улыбка). Тошнотный полуночный Сартр,не дыши и не двигайся – черный китай и великий моголпочинают движенье, гнилыми зубами бутылку открыв —починяющий примус сантехник все сделает, в полустремляя своей Хуанхе желтоцветный разлив.Так разносит портвейн свои вести, так плачут чтоб жить,так калечат тепло, так стоят одноного, глазеют с балкона на бога,собираются тряпки и тело, которое шить,не найти, не соткать за три месяца и (+) полгода.Каждой свойственно что-то. Мужчины бухатьне устали и едут четвертый свой, в темном трамвае,опускаясь все выше, а бог… он всегда вдалекеи от севера нашего тень сквозь восток убывает

Непечатное

отмечая свои тридцать лет замечаешь – немногоизменились порядки домашних ряды и уже не до блядоки уже осторожно щупаешь связки дыханьемчтобы завтра хрипеть повторяя старательно чайники корябаешь черствый язык и коверкаешь небои не видишь вблизи никого обретя дальнозоркостьвсе что раньше чудилось с каждым днем исчезает нелеповсе быстрей и уже наплевать на чернильную плоскую гордостьотпуска наши скоро закончатся – мы выйдем следомзапотеют ладошки и иней на голые пяткиляжет все хорошо это смерть прорастает в нас жизньюс каждым новым рожденьем детишек и играет со временем в прятки

Нижнему Тагилу с любовью

то и видно что в замкнутой комнате как на ладонигости были вчера и убыли забрав простотуто и сплыло что прялка черная или апокрифрасчертивший под ангела новой зимы берестуположили на четверть стола вдох и пресную мацуто и дел что смотреть на отбытие в нижнем в …исподнюгде что сука то сразу поэт что ни дурень то памятьи холодная гостю квартира с привычной хозяину воньюразноцветного неба тропинкой ведущей на северчтобы с юга вернуться если хозяйка правазначит выбиты зубы и тело берет на изменуесли слишком херово – то славно было вчерана вокзале в каком-нибудь нижнем кругу словно Мнемосу снишьсяи терзаешь бумагу и сжираешь свой карандашто и видно что срок приключается местному Зевсу родитьсяда и выплюнуть тело мое на последний этаж

«В этом меде нет пчел…»

В этом меде нет пчел,только дети и тени детей,и дождя вертикальная нить.И короткая память камнейразминает ладонью твоеймокрый мякиш чужой немоты:то приходишься братом песку,то сестрою своей темноты.

Путешествие

Пройдет много лет и…

…которые обречены на сто лет одиночества,

не суждено появиться на земле дважды

(Г.Г.Маркес)

*Треск двух сорочек. Теньперерастает камень —из своей глубиныне разобрать голос.Едва успеваешь по себепроизнести «амен»,как вода растворяетпламя в твоем языкеи камень падаетна ту сторону, что всегда вдалекеот всяких тел или спален.*Не смотри, что спичка… Сонбабочки дольше, чем жизнь человека. Еслиты меня понимаешь, значит поперекГольфстрим пересекать легчеИ если я расслаблюсьв протертом кресле,значит я ещегутапперчив.Если эта женщина все еще ждетСколько-то там эту встречу,Значит она – единственная из женщин*Вздох отлетает с доверием, ост-ужает октябрь, что правильно, но противно,как и весь мой Ост,сужающий угол зрения (несильно),вполовину,в смысле: никак не разглядетьни дочери, ни любовницы, ни жены, ни собаки,ни дома, а лишь небесную твердь,которую с ними живуи прочее. Если бредэтот заберут у меня – я заплачу.*Заплатив по счетам, прочеезабываю, как зонт в гостях.то ли надоело рыться в себе,то ли в чужих костях.Попросту говоря, я не помню теперь «кто ты»,да и ты – наврядвспомнишь мои чертыни лица – сургуча морщин,и тогда – куликза чужим медресепрокричит: кирдык.*Вогулы все разошлись. Окно —задача с запотевшим, и криптографне разберет, сойдет с ума под понедельник.Был неудачен день и правая рукаокрашивалась «примой»,я слегкапошатывался, как и должно быть,но, не умея пить —я ждал тропу и свой клубок сжимали нервы отзывались,и вокзал.*Пройдет много лет. Светокруглится и, совершив путешествье Колумба,распрямит (разгладит) себя до прямой, додождевой лужи, в центре которой клумба.Бабочка десять раз упадет, пропадет в бельме,ноплемена мумбовыпьют мое письмо на запотевшем стекле,мои числа и плоть – и может быть седьмой ангелдважды не появится на земле.

«То ли город горяч, как укус пчелы в мягкую руку…»

То ли город горяч, как укус пчелы в мягкую руку…То ли мед растекается, лядвии камня тревожа…Обернувшись на запад – замечаешь, как корочкой небопокрывается от стыдобы: это с севера ветерзалетает в гнездо и рождает змею из кукушкиной скверны,и течет между нами, на узлы завязав разговоры.Не печаль береги, а песок что сквозь нас пропускаешь —так ли вечность звучит, как пугают младенцы прохожих…и горбинка еврея стала горбом для исхода:на соленых ладонях – только ломтик ослепшего солнца,не спеша откуси, чтобы слову песок не привилсяи иди, чтоб забвенью предать лики, лица,камни, вздор нежестоко-пустейших речей.Нам с тобой ли ходить, если море не сможет оглохнуть,сосчитать белый снег или пресную манну в пустыне.На Урале нет бога, но есть рыжеватые скалыи оскал темноты – иногда так похож на улыбку.По утрам то ли ангелы, то ль лишенные сна санитарыпоправляют тебя, чтоб случилось все по закону…но закон не написан еще и скулят фараоныи глядят на восток из-под ребер и жен, иссушенных.Пройдет сорок… больше не выдержит зябкая кожада и больше не надо, чем память людская вмещаети подернется небо морщинистой вязью ислама,и от веры любой после выхода будет похмельеНе ходи по воде – это точно дурная примета:утонуть не утонешь, но дерево выведет к небу.Все слова – пустота и особенно те, что выпиты намив ожидании истины и собеседника. Еслине искать ни того, ни другого – то ты не состаришься даже.Камни будут источены, город падет и воскреснет —а песах или кадиш сегодня спроси ты у брата,если только найдешь его в нашем густом пустословье.Только дождь бы прошел сквозь невнятную нами пустыню,сквозь холодные нами селенья, прогнившие скулы.Нет ни времени. Нет ни народа, ни доброго брата.ни любившей сестры, ни отребья, ни тени, ни веры.Не ходи по воде – это точно дурная примета:Утонуть не утонешь, но дерево выведет к небу
bannerbanner