Элеат

В какой-то момент сверху полилась кровь и нависли длинные полосы ткани. Колонна продолжала вращаться и выдвигать многочисленные пластины по всей длине корпуса. Запах крови усилился. Сверху начали падать огромные куски плоти, с глухим шлепком обрушиваясь и расстилаясь на полу, забрызгивая все вокруг.

Выйдя из оцепенения, я ломанулся что есть сил в сторону. Отбежав на приличное расстояние, удалось разглядеть ее полностью со стороны. Колонна оказалась каким-то устройством и представляла длинный, зауженный к верху цилиндр, состоящий из отдельных секций с торчавшими во все стороны пластинами и вращающимися сегментами. По ее поверхности пробегали синие огоньки и наполняли зал миганием.

Куски биомассы продолжали падать на пол, а крови под основанием было уже целое озеро.

Испугавшись, что меня обнаружат и обвинят в этом, мы с Кивом направились к ближайшему фонтану, где отмылись, а затем побежали по спуску в первый попавшийся коридор, где и спрятались в первой попавшейся комнате, коих здесь было предостаточно.

Необходимо было переждать и придумать, что делать дальше. Действовать импульсивно было опасно. Облокотившись на мягкую стену, сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди, а голова раскалывалась от нахлынувших мыслей и тревог. Было страшно, весело и грустно одновременно.

То, что тогда пришлось пережить, невозможно описать. А такой сильный букет чувств был мне просто неподконтролен. Мне это нравилось, и чувство тревоги приглушалось представлявшейся картиной места недавнего вандализма.

Странно, что все это могло приносить радость. Ведь я такого натворил, что вряд ли могу теперь оправдаться. Теперь в лице этого общества я вандал и еретик.

Навел шороха в детской, сбежал из заключения, а теперь ещё порезал на кусочки половину зала. Кив смотрел на меня с недоумением и, казалось, со страхом. Он скулил и неодобрительно качал головой из стороны в сторону.

– Ну, чего ты скулишь, – спокойно произнес я, протягивая руку в его сторону. – Иди, поглажу.

Кив неохотно поднялся и настороженно направился в мою сторону, как вдруг резко замер от услышанного за дверью звука. Слышались голоса, совсем рядом со входом.

О чем шел разговор, не было слышно, но голосов становилось все больше, и шум перерос в гул толпы. Мы замерли и не шевелились. Я сжимал рукоять топора с мыслями, что не придется ей пользоваться.

Прошло немного времени, и голоса начали затихать. Высунув голову из проема, мне предстала картина небольшой толпы, стоявшей у края перил балкона и обсуждавшей происходящее.

Они просто постояли, поговорили и вернулись назад, ничего не предприняв. С другой стороны, чего они могли сделать. Ведь уже все произошло, и оставалось только смотреть и обсуждать.

Прошло несколько минут, и они разошлись по своим комнатам, оставив нас наедине со своими мыслями и страхами. Немного придя в себя и успокоившись, в голову снова начали лезть мысли о тупиковой ситуации, в которой мы находимся.

– Что теперь будем делать? Скорее всего, теперь меня точно засунут в утилизатор. Вряд ли простят за то, что я натворил. – обреченно произнес я шепотом.

Рядом с дверью кто-то прошел в направлении выхода. Видимо, проверить, что за звуки доносятся снаружи и почему так рано начался день. Мы снова затихли и замерли.

Зрелище снаружи было не для слабонервных. Огромный круглый зал, посреди которого стояла уже не привычная колонна, а металлическая, залитая кровью конструкция, светящаяся бесконечным количеством лампочек. Ошметки плоти, свисающие с каких-то пластин, исходящих из основания, болтались из стороны в сторону, истекая жидкостью, орошавшей красным дождем основание, залитое озером крови, из которого торчали островки частей длинных полос биомассы, срезанных с колонны и рухнувших вниз. Запах крови стоял настолько стойкий и тошнотворный, что хотелось скорее покинуть это место до того времени, как все это кончится.

Нам же не оставалось ничего делать, как ждать, когда все уляжется, а затем уже принимать решение. Если оно, конечно, есть.

***

Прошло несколько часов. Сердце и рассудок начали приходить в покой. Хотелось немного поспать, чтобы прийти в себя. Снаружи все еще слышались голоса, и кто-то продолжал ходить, словно чего-то или кого-то ищет.

Вдруг через пелену дремоты мне почудился один из амбалов, направляющийся в мою сторону с черным копьем в руках и явно не с дружелюбными намерениями. Пронзительный лай Кива вырвал меня из сонного состояния, окончательно убедив в реальности происходящего. Испугавшись так сильно, мне даже не удалось осознать все то, что я сделал буквально за несколько секунд состояния аффекта.

Мои руки схватили топор, провернули рукоятку до упора и со всего маха отсекли ногу отвлекшемуся на Кива охраннику. В последний момент падения тот успел нажать кнопку на копье и ударить моего питомца. Раздался электрический треск и глухой удар рухнувшей туши амбала, а в воздухе почувствовался запах палёного мяса.

Я замер, наблюдая за корчащимся на полу телом, истекавшим кровью и неподвижно лежащим Кивом. Пытаясь уложить происходящее в голове, я не заметил, как шторы раздвинул второй охранник и резким выпадом, словно в прыжке, направился ко мне, выбив из рук топор. Затем он прислонился кончиком копья к моей голове, которую тут же поразил разряд в несколько тысяч вольт, отправив меня из сознания в черную пустоту.

Не знаю, что происходило дальше, поскольку мне удалось очнуться от звуков борьбы в инкубаторе. Оглядевшись и придя в себя, предо мной предстала картина, как Кив кидается на охранника. В свою очередь, этот почти двухметровый гигант пытался поймать его и периодически наносил удары по голове питомца, которому из-за толстого строения черепа, видимо, было плевать на них.

– Что вы встали? Помогите мне. – с одышкой кричал он двум работникам инкубатора, выглядывавшим из-за угла.

Они же стояли с недоумением, и каким-то отдаленно похожим на ужас выражением лиц наблюдали за происходящим, ожидая результата.

– Хватит стоять! Помогите! Позовите помощь! – продолжал выкрикивать он, пытаясь ударить Кива ногой.

Немного очухавшись, справа от себя я заметил копье, которым он вырубил меня ранее. Все тело трясло и болело. Трясущейся рукой я потянулся к копью, кое-как обхватив его обеими кистями, пытаясь найти то, что его активирует. Рукоять не проворачивалась в сторону, как на топоре, и было не понятно, как его включить.

Вдруг один из рабочих вытянул руку в моем направлении, и охранник повернулся в мою сторону, не обращая внимания на вцепившегося в него Кива. Волоча окровавленные ноги по полу, он попытался зайти с боку и тут же резко кинулся, стараясь выхватить оружие, но в тот же момент рухнул на пол от поразившего его разряда.

Позади меня был утилизатор, к которому он меня тащил. И если бы не мой верный товарищ, меня бы уже не было в живых.

Встав на ноги, я схватил его за плечи и потащил к утилизатору. Он был невероятно тяжелым, но пол, залитый кровью, уменьшал трение, облегчая мне задачу. В какой-то момент подключился Кив, и мы вместе донесли его и перекинули за край цилиндрической установки в виде выходящей из пола трубы диаметром чуть больше полуметра. Охранники носили на теле что-то вроде накидки, в которой имелись множественные карманы для инструментов. Что обычно там находилось, мне не довелось видеть, но сейчас из одного торчала рукоять моего топора, которую я вытащил перед тем, как избавиться от него.

На дне трехметровой трубы различалось бледно-зеленое свечение, освещающее гладкие и невероятно чистые стенки. После того, как я скинул его вниз, верхние створки перекрылись, скрыв тело, а над трубой загорелась красная лампа, и через мгновение раздался звук перемалывающихся костей и рвущихся сухожилий.

Так продолжалось несколько минут, затем послышался звук воды, и створки открылись. А под ними снова была блестящая хромированная полость трубы, уходящая куда-то в глубину этого забытого места.

Тех двоих рабочих уже не было. Они, скорее всего, пошли к остальным охранникам, которых, если мне не изменяет память, здесь было пятнадцать. Уже тринадцать, но с ними у нас вряд ли получится справиться, поэтому нужно было бежать. Но куда? Я не имел и малейшего представления, поскольку все, что окружало нас, было исследовано ранее и не имело места выхода наружу.

***

Последний вариант, что оставался – та сумасшедшая мертвая бабка. Было глупо искать ответ у мертвеца, но это все, что пришло в мою испуганную и измотанную голову. Выбежав из инкубатора, мы уже не пытались скрыться, поскольку это было бессмысленно, ведь подмога скоро прибудет, и это вопрос времени, когда нас засунут туда, куда мы запихали их товарища.

В центральной части зала пока никого не было. Значит, эти двое только поднимаются наверх. Значит у нас есть немного времени перед тем, как нам придет неминуемый конец.

Подойдя к старухе и внимательно разглядев, где у неё начинается, а где кончается тело, я схватил ее за руку и голову, пытаясь оторвать от стены. Как вдруг почувствовал, что она начала шевелиться и стонать.

Бабка открыла рот со скрежетом и треском ломающихся костей и начала с жадностью глотать воздух. Со свистом и хрипом выдыхая кровавое месиво из гноя и слюней. Надышавшись, она начала двигаться, будто забыв о своем положении. Все ее движения напоминали трясущийся кусок гигантского мяса, собственно, которым она и являлась. Звуки рвущейся плоти доносились до ушей, вызывая рвотный рефлекс, а источаемая жидкость усиливала желание вывернуть себя наизнанку от рвоты. Зацепившись остатками обглоданных флангов за шею, пронизанную сухожилиями и огромными пульсирующими венами темно-синего цвета, она попыталась оторвать голову, сросшуюся со стеной в единый организм. Расковыряв кожу, обрубки зацепились за сухожилия, вырвав одно со хлюпающим глухим звуком.

Меня начало рвать от увиденного с такой силой, что казалось, желудок доходил до гортани и давил на гланды.

Бабка, словно обезумевшая психопатка, вышедшая из комы, наполненной сплошными кошмарами, с бешеными глазами, одной рукой неистово рвала плоть на шее, а другой на обвисшей, сросшейся с туловищем груди. Отхаркавшись от остатков крови, она невнятно произнесла слово, напоминающее «смерть».

Мне уже нечем было рвать, но рефлекс не прекращал заставлять меня напрягать нутро в попытках вывернуть его наружу. В голове начало пульсировать, раздался звон, и я встал на корточки, зажав голову руками.

Затем я вздохнул полной грудью, откашлялся, как будто от попавшей в лёгкие воды, и поднял голову на бабку.

– Хватит это делать, обезумевшая старуха! – выкрикнул я со злобой, продолжая откашливаться остатками рвотных масс. – Хватит, я сказал!

Попытавшись схватить ее за руку, я заметил металлический блеск между стеной и частично оторванным от плоти стены плечом. Отверстие напоминало по форме полумесяц, за которым располагалась тьма. Сам механизм мне показался знакомым.

– Это дверь? Это дверь? – трепля ее за хилую руку, удивлённо выкрикивал я. – Что за дверью? Что за дверью? Что там, старая?

Я продолжал дергать ее, а она продолжала безумно трепыхаться и орать, как резанная. Я взял себя в руки, отошёл на несколько шагов в ожидании момента, когда она успокоится.

– Смерть, червь, пустота. – продолжала бормотать бабка, порядком успокоившись.

– Что за червь? Он сейчас там? Ты от него охраняла нас все это время?

– Смерть, червь, смерть. – продолжала как мантру повторять она.

– Замолчи ты наконец-то, – бросил я в сторону взбесившегося Кива с угрожающим взглядом. – И ты тоже заткнись!

Тут я вспомнил того червя из коридора, в котором мы плутали пытаясь вернуться домой. Но если это и так, почему он не выбрался раньше? Неужели его удерживала эта старуха, уперевшаяся гнилыми костями в дверной проем? В любом случае, у нас не оставалось времени и вариантов, поскольку позади показались все тринадцать оставшихся охранников, направлявшихся в нашу сторону.

Я истерично осмотрел пространство вокруг двери, пытаясь нащупать панель, вскоре заметив небольшой участок выступавшей плоти. Он был намного дальше, чем у остальных открытых мною дверей. Я небрежно разрезал это место и обнаружил точно такой же механизм открывания, что и ранее. С той лишь разницей, что вокруг отверстия пробегали красные огоньки, видимо, сигнализируя о неисправности механизма или недозакрытом состоянии.

Поднеся кристалл к панели, огоньки остановились и начали синхронно мигать. Дверь затряслась, раздался глухой удар с противоположной стороны, и центральный круг провернулся, сместившись в сторону, с хрустом вырвав плечо из стены. Снова подойдя к ней ближе, я услышал стоны издыхавшей мученицы, охранявшей наш покой все эти годы. Она корчилась в конвульсиях, истекая кровью из разорванных вен и артерий, ранее соединявших ее с плотью. Последний вздох, вырвавшийся из ее глотки, завершил ее многолетнюю агонию и прервал страдания.

– Покойся с миром, – выдавил из себя я.

Кив стонал и переминался с ноги на ногу, поворачивая голову то на меня, то на приближавшуюся толпу разъярённых амбалов.

А затем резким рывком занырнул в открывшийся проем.

– Стой! Твою мать! – выкрикнул я, пытаясь его схватить. Но он уже исчез во тьме проема.

– Как будто есть варианты. – произнёс я, заметив, что они уже были близко.

Трясущимися руками я вынул топор из самодельного чехла, висящего на правом бедре, провернул рукоятку и засунул в отверстие. Внутри было настолько темно, что даже свет, источаемый светящимся инструментом, не пробивал непроглядный мрак. На полу я лишь смог разглядеть темную, с желтоватым оттенком пульсирующую биомассу, уходящую в даль помещения.

– Да чтоб тебя! – недовольно бросил я, пролезая в неизвестность.

Глава 7. Червь

Как только я оказался внутри, проем тут же запечатался, сомкнувшись кожистым кольцом плоти, усеянным мелкими зубами и толстыми волосками. Я поднял топор над головой, в попытке осветить как можно больше пространства, тут же уперевшись им в потолок. Ноги обжигало желтоватой жидкостью, выделяемой полом. На потолке извивались мелкие отростки, а стены продолжали смыкаться. Осознав, что мы сами пришли в пасть плотоядного зверя, я предпочел вернуться назад и попробовать убежать от наших преследователей и спрятаться в вездесущих тоннелях комплекса.

– Уходим, Кив! Ко мне! Ко мне! – я орал как резаный, параллельно нанося удары по плоти, перекрывшей проход.

Как вдруг окружающее пространство зашевелилось, резким движением свалив меня с ног. Спину и стопы обжигало кислотой, которой становилось всё больше, а в нос ударил запах испражнений и гнили. Странно, что до этого здесь не было вообще никакого запаха. Стены всё сильнее смыкали объятия, и мне приходилось стоять на корточках. Я с яростью рубил место выхода, но со сжатием комнаты складок в месте прохода становилось всё больше. Они росли и уплотнялись вместе с сужающейся плотью.

До меня поздно дошло, что пути назад уже нет, и я решил продвигаться в глубь этого

монстра. Ноги обжигало всё сильнее, спина от боли уже не чувствовалась, к тому же

приходилось ползти на четвереньках и надеяться, что впереди будет расширение или выход. Кислород закончился, и я начал задыхаться. В голове закружилось, а виски давили всё сильнее.

– Дерьмо, – выдохнул я в последний раз теряя сознание.

В глазах потемнело, а сердце готово было выпрыгнуть наружу. Медленно перевариваясь в чреве этой твари, я упёрся светящимся наконечником в стенку, но она, как назло, не поддавалась к разрезанию. Топор трясся в руках, а плоть шипела и шкворчала. Но толку от этого не было.

Вдруг что-то вцепилось мне в плечо стальной схваткой и начало тащить вглубь. У меня не было сил сопротивляться, поэтому и попыток освободиться не последовало. Рука, в которой была рукоять, обессиленно рухнула на пол, рассекая сочившуюся из всех сторон разъедающую жидкость. Пульсация в висках достигла пика, и вскоре сознание покинуло меня.

Через некоторое время я очнулся от жгучей боли и шершавого языка Кива, скоблящего по моему телу. Он слизывал едкую субстанцию и с фырканьем отплевывал её в сторону. Я осмотрел руки, покрытые ярко-красными язвами, источавшими светлый гной. Ноги и видимо спина были не в лучшем состоянии. Но, по крайней мере, кожа была на месте и ещё не переварилась. Кив продолжал облизывать кожу, облегчая мои страдания. Я положил ему руку на голову в знак благодарности, на что он её встряхнул и начал засовывать морду под спину.

– Я тебя понял, понял. Сейчас, – переворачиваясь на бок, сказал я.

Оглядевшись в момент поворота и обнаружив себя в комнате, посередине которой извивался червь метра полтора в диаметре, меня ужаснула мысль о том, что сейчас мы могли бы медленно растворяться внутри него, если бы не мой выносливый товарищ, не подверженный воздействию кислоты.

Его тело выходило из дверного проема и исчезало в противоположном проходе. В теле червя было отверстие, прокусанное Кивом. Ошмётки мяса висели по бокам прогрызенной дыры, истекая кровью и желудочным соком. Внешняя поверхность имела матово-коричневый цвет, казалась плотной и гладкой. Вся его поверхность была покрыта крупными белыми наростами в виде рогов. Они извивались вместе с телом и резали плоть помещения до крови.

– Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты вытащил меня из этой штуки, – с небольшим облегчением бормотал я под нос. – Мне кажется, или он начинает опять расширяться.

– Пфыыык. – отплевывая слизь, выкрикнул Кив.

***

Приподнявшись, я посмотрел в дверной проем комнаты, из которой меня вытащили только что. Точнее комнаты в которой находился червь, из которого меня вытащили недавно. И он, видимо, тоже прирос к двери вместе с той бабкой. Или прирос к бабке через отверстие в двери, а за годы умудрился слипнуться с плотью комнаты.

Дергаясь из стороны в сторону, сужаясь и расширяясь, он пытался вырваться из многолетних оков заточения. Своими потугами оттягивая слой биомассы стен и потолка, извивавшейся вместе с ним. Комната пульсировала и деформировалась, как единый организм в ритмичном танце гигантского червя, похожего на прямую кишку.

Я осмотрел сначала правую сторону от проема в попытках отыскать панель управления дверьми. Затем, с трудом перемахнув через червя, осмотрел левую сторону. Нашёл выпирающее место, рассёк топором и засунул руку в панель.

В комнате раздался звук рвущейся плоти, а за ним нараставший скрежет металла и звон мелких деталей. Я снова заглянул в комнату, которая начала заполняться паром. Стены вибрировали, а плоть потолка продолжала отрываться под натяжением червя. Над основанием потолка показались ржавые конструкции балок и труб, проходящих внутри них. Из разорванных труб струился пар, наполняя помещение едким сладковатым запахом, от которого кружилась в голова и тошнило.

В ужасе от происходившего, я отчаялся вернуться назад и провернул рукоять панели в правое положение. Но дверь не закрывалась, а над проходом что-то засветилось через тонкий слой плоти. Последующие попытки закрыть дверь не увенчались успехом, и мне пришлось вынуть руку, взять топор и разрезать место свечения. Под которым монитор отображал надпись: "ПОДТВЕРДИТЕ РЕЖИМ ИЗОЛЯЦИИ".

– Какой, к черту режим? Что дальше? Ждать? – выкрикнул я с гневом.

Снова засунув руку в отверстие, я, как заговоренный, крутил ее вправо и влево, наблюдая за мигавшим табло, отображавшим одну и ту же надпись.

Выйдя окончательно из себя, я что есть сил дёрнул рукоятку на себя вынув частично цилиндрический замок из панели. Ненадолго впав в ступор, после чего инстинктивно провернул весь цилиндр вправо и вставив назад.

Раздался короткий звуковой сигнал, а надпись на мониторе сменилась на: "РЕЖИМ ИЗОЛЯЦИИ ЗАПУЩЕН". И створки двери начали закрываться, отрывая плоть от мест, сросшихся с ними.

Медленно сомкнувшись с телом червя, створки замедлились, но продолжали сближаться, сдавливая его. Из узкого проёма донёсся сильный хлопок рвущегося троса, а за ним последовал грохот обрушавшихся металлических конструкций. Затем створки разрезали червя, выдавив мясо по краям, и замкнулись так плотно, что тут же воцарилась гробовая тишина, в которой можно было расслышать тяжёлое дыхание Кива и журчание текущих жидкостей из разорванных тканей чудовища и плоти комплекса. Мы стояли, уставившись друг на друга, пытаясь успокоиться и перевести дыхание.

Обессиленный, я облокотился на стену и соскользнул на пол, забыв про обожженную спину, покрытую гноящимися волдырями. Сжавшись, как эмбрион, мне хотелось обрести чистый разум, чтобы понять, как быть дальше. Но в голову лезли разные мысли с не самыми позитивными картинами будущего. Ладони окутали лицо, перекрыв тусклый свет комнаты, проникавшей сквозь тонкую плёнку плоти потолка.

В темноте и в сжатом состоянии ощущалось некое умиротворение и покой. Сердце прекратило попытки вырваться наружу, а мысли начали проясняться и группироваться в целые представления, а не в куски разрозненных идей и желаний, смешивающихся и накладывающихся друг на друга в нагромождение бессмысленных образов.

– Что теперь? Назад дороги нет. Даже если удастся открыть дверь и каким-то образом не задохнуться в этом паре, то груду железа нам точно не разобрать.

– Ув-уввв, – жалобно проскулил Кив. После чего лёг на пол.

– Дверь заблокирована. Впереди продолжение его тела, а здесь он начал расширяться, – мыслил я вслух. – Скоро он сомкнётся на потолке и стенах, став частью комнаты. Комнаты в комнате.

Шоковое состояние прошло, и боль начала окутывать обожжённые участки спины и рук. Но обращать на неё внимание и тем более жалеть себя было некогда. Надо было

двигаться дальше.

Кусок, оставшийся от червя, продолжал расширяться и приближаться к стенам. Поверхности оставшегося обрубка не хватало на всю комнату, поэтому он расширялся и окутывал лишь дальний конец, открывая проход в следующую комнату, наполненную чёрным густым мраком пространства, лишенного света и свежего воздуха.

– Кив! Кив, с тобой всё нормально? – тихо спросил я неугомонное создание, которое в коем-то веке обессиленно валялось на полу и тяжело дышало.

Кив лишь неохотно скулил и истекал слюнями.

– Отравился этой дрянью, которую слизал с меня? А я даже помочь тебе не могу, потому что сам понятия не имею, что делать.

Всё, что я мог сделать, это подойти и погладить его по голове, в надежде, что это хоть как-то облегчит его страдания.

***

Не знаю, сколько мы так просидели, но к этому времени червь уже слился с окружающим помещением, оставив треть комнаты под привычным покровом плоти мамы.

– Пойдем, надо идти. Здесь мы не можем оставаться долго, – толкая Кива, я пытался поднять его на ноги.

И тут Кив, как ни в чем не бывало встал на все конечности, фыркнул и подошёл к черному проходу, пытаясь всмотреться в глубь. Мой топор осветил оставленный участок, и я аккуратно наступил на край с опаской, что сок снова польется, а тварь начнет сжиматься. Но ничего не происходило, словно он потерял к нам всякий интерес. Немного подождав, мы продолжили продвигаться в глубь левиафана.

Дышать было тяжело. Воздух был спертый и затхлый, во рту чувствовался привкус горечи. Мы шли по тоннелю шириной в несколько метров, окутанному черной биомассой, пронизанной вездесущими отростками и мерцающими скоплениями пузырей, похожими на свежие волдыри. Они располагались на стенах вдоль всего коридора и были размером с кулак.

Свет топора поглощался стенами, пожиравшими каждый лучик, но достаточно сильно отражался переливающимся отблеском от настенных пузырей, наполняя тоннель игристым танцем светового представления.

Вскоре тоннель разделится на два направления, и я попробовал прорубить отверстие вентиляционной шахты, которая из прошлого опыта должна находиться на распутье. Плоть червя прорезалась крайне тяжело. Она шипела и вибрировала, истекая желтоватым едким соком, разъедавшим кожу.

Давя всем телом на топор, всё же удалось прорезать полоску ткани, а за ней и плоть комнаты. В лицо ударил прохладный свежий воздух, вызвав кратковременное облегчение,

и придав сил двигаться дальше.

– Так намного лучше, – с жадностью глотая воздух, произнес я. – Ну и куда дальше идти? Я понятия не имею. Как в горле пересохло. Вроде пил совсем недавно.

– Аввв-авв-авв! – невнятно гавкал Кив. Медленно направляясь налево.

– Может, мы выйдем из того червя, с которым сражались в прошлый раз? – тихо пробормотал я.

Коридор сужался и также был наполнен непроглядной тьмой, уходящей в даль. Дойдя до тупика, я вращал по кругу топор, пытаясь осветить каждый сантиметр пространства

и найти дверь или панель доступа. Но впереди была лишь черная плоть, которую я не стал рубить, поскольку это заняло бы целую вечность.