Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV

Освоив технику плетения двух нитей, которая, увы, не давала каких бы то ни было значимых результатов, Каладиус стал пытаться сплетать три и более нитей возмущения, благо, что это, в общем-то, не отличалось особенной сложностью. Вскоре он уже сплетал какие-то конструкции из полудюжины, а после и из дюжины нитей. Увы, до сих пор он так и не сумел узреть плоды своих трудов. Кажется, даже самые простые вещи этого мира, вроде пылинки или дождевой капли, состояли из десятков, если не сотен таких нитей.

Когда Каладиус уничтожал предметы, разрывая узелки, это не было так заметно. По сути, он словно перерезал узел ножом, и тогда уж было совершенно неважно – сколько нитей здесь связаны. Поэтому теперь данное открытие стало для него настоящим разочарованием.

Однако в течение нескольких лет великий маг продолжал попытки. Хотя он и действовал вслепую, но всё же пытался каким-то образом классифицировать и систематизировать полученные знания. Однако это было столь же трудно, как попытаться научиться различать песчинки в пустыне, да ещё и понимать, какая песчинка для чего нужна.

Наконец Каладиус довёл количество связываемых нитей до трёх-четырёх десятков. Теперь он иногда получал на выходе нечто, чему не мог дать определение. Это была какая-то субстанция, которая чем-то напоминала слизь, но слизью не была. Она выглядела как нечто не из этого мира, и, как ни пытался великий маг найти ей какое-то применение, у него ничего не выходило.

Однако эта слизь дала ему некоторое понимание назначения определённых нитей, и он стал работать более целенаправленно. Наконец в один прекрасный день он получил нечто, чему было определение в материальном мире, а именно – взрыв.

По счастью, Каладиус почти машинально успел выставить магический щит, так что взрыв не нанёс ему никакого вреда, чего нельзя было сказать о его личных покоях. После этого почти две недели волшебник был вынужден проживать во временных комнатах, покуда слуги приводили в порядок его собственные апартаменты.

С этих пор великий маг никогда не проводил свои эксперименты без ассистента – волшебника, который постоянно удерживал магическую защиту. Кроме того, он велел выделить ему огромные комнаты в подвале для занятий. Это оказалось нелишней предосторожностью, поскольку инциденты время от времени имели склонность повторяться.

Вскоре Каладиус понял, что ему вполне по силам создавать простейшие стихии вроде огня. Казалось бы, это был отличный повод для радости, ведь теперь изысканиям великого мага могло найтись практическое применение, однако он не спешил торжествовать. Стихийная магия – самая простая и доступная даже для новичков. Чтобы управлять стихиями, не требовалось каких-то сложных манипуляций, и уж подавно не нужно было проникать в саму суть возмущения. Однако Каладиус не отчаивался. Сами по себе эти открытия, быть может, были и не столь важны, но в качестве основы для дальнейших изысканий были совершенно бесценны.

Так и вышло, что в последние годы Каладиус почти позабыл о том, что он являлся первым министром, полностью сосредоточившись на магических науках. Однако же события, произошедшие в описываемое нами время, заставили его вспомнить об этом.

***

В отношении его величества Тредда Бездетного, правнука короля Келдона, вполне можно было бы говорить о неком страшном проклятии, преследующем его всю жизнь. Из четверых детей короля Тредда никто не дожил даже до совершеннолетия. Единственный наследник трона умер от алой лихорадки, будучи ребёнком четырёх лет от роду, а дочери погибли от причин, которые мы назовём роковыми, чтобы не называть нелепыми.

Две старшие принцессы утонули, когда лошадь, впряжённая в карету, внезапно понесла и, пробив деревянные перила хлипкого мостика, обрушилась вместе с экипажем в реку. Девочки не сумели даже выбраться из кареты. Младшая же дочь, в которой многие видели, несмотря на отсутствие подобной традиции, наследницу латионского престола, умная и ласковая девушка, в двенадцать лет выпала из окна, пытаясь поймать листы с её рисунками, которые подхватил ветер.

Окно было во втором этаже, но, во-первых, потолки во дворце имели высоту почти в двадцать футов, а во-вторых, принцесса упала весьма неудачно, мгновенно сломав шею. К тому времени жена короля была уже несколько лет как мертва.

Понимая, что королевство нельзя оставить без наследника, Каладиус спешно подобрал его величеству новую жену, которая была моложе него на добрых двадцать пять лет и по всем признакам легко могла родить немолодому королю ребёнка. Но тут, похоже, мужское естество подвело монарха – время шло, а королева всё никак не могла понести.

До цинизма прагматичный маг, тщетно прождав почти два года и понимая, что время уходит, решился на аферу, которую большинство сочло бы аморальной, а многие – просто ужасной. Для королевы нашли молодого и полного сил мужчину, который не смел возразить людям, говорившим с ним от имени первого министра. Да и её величество, удостоившаяся разговора лично с Каладиусом, не устояла перед смесью посулов и угроз.

Как только придворный медикус доложил, что королева беременна, великий маг приказал устранить истинного отца ребёнка, в последствии ни разу даже не поинтересовавшись его судьбой – убили ли его, или же забросили в какой-нибудь каменный мешок. Цель была достигнута, и всё остальное было неважно, а оставлять такого свидетеля было крайне неразумно и даже опасно.

Как на заказ у королевы родился мальчик. Король Тредд, судя по всему, подозревал о неверности жены, однако разговор с первым министром, кажется, вернул покой его душе. Увы, подчиняясь всё тому же проклятию, маленький наследник не дожил даже до пяти лет, подавившись куском отварного мяса, которое не сумел разжевать.

После этого случая все уже, включая и самого Каладиуса, похоже, смирились с тем, что прозвище короля Тредда так и останется справедливым до конца его дней. У короля был брат, который был младше его на пару лет. За неимением другого наследника трона, он уже много лет носил титул великого князя и, похоже, мысленно примерял себе корону. Звали его Бердоном, и у него почему-то совершенно не складывались отношения с первым министром.

Конечно же, открыто конфликтовать с Каладиусом не посмел бы никто, но всё же Бердон, вероятно, позволял себе нечто такое, что внушило стойкую неприязнь к нему у великого мага.

Вообще надо отметить, что Каладиус, которому на тот момент времени было около ста лет, давно уже избавился от привычки заводить друзей. Он и в юности не отличался чрезмерной сентиментальностью, а теперь, похоронив уже несколько поколений людей, которым боги отмерили куда более короткий, чем у него, срок, он и вовсе отучился привязываться к кому бы то ни было.

Для Каладиуса важны были не люди, а идеи. Его идея построения великой империи оправдывала в его глазах всё. Нельзя сказать, что великий маг был одержим ею, иначе, наверное, он давно бы уже добился цели. Но он словно оттягивал её реализацию, будто бы боясь достигнуть вершины слишком рано. Он как будто предчувствовал долгую жизнь, что ждала его впереди, и, похоже, боялся остаться наедине с этим океаном времени, лишённый смысла жизни.

Однако, если у Каладиуса впереди был ещё целый океан времени, то у короля Тредда его оставалась лишь малая лужица. Престарелый монарх тяжко заболел, как обычно болеют старики – безо всякой надежды на выздоровление. Стало ясно, что ему уже осталось недолго, поэтому необходимо было решать вопрос с наследником.

Вообще-то это казалось пустой формальностью. Принц Бердон, конечно, официально не был объявлен наследником, однако же, имея титул великого князя, по сути, негласно признавался таковым. Беда была лишь в том, что сам Бердон был уже стар и тоже не отличался крепким здоровьем. Было очевидно, что он ненамного переживёт старшего брата, а для Каладиуса этот промежуток и вовсе казался досадно малым. И, по его мнению, это не шло на пользу королевству.

В то самое утро, когда придворный медикус сообщил великому магу, что не ручается за то, что его величество переживёт этот день, Каладиус объявил о собрании Королевского совета. Туда явились самые влиятельные люди, имён которых мы даже не станем называть, дабы не засорять память читателя, и среди них, конечно же, был принц Бердон. Он явился при полном параде, увешанный орденскими лентами, которые получил за свою жизнь более или менее заслуженно. Его худое морщинистое лицо выражало несколько неуместные случаю торжество и радость.

Бердона сопровождал старший сын Тиен. Вообще-то он не должен был участвовать в Совете, но гонец от самого Каладиуса доставил ему бумагу с просьбой присутствовать. Впрочем, этому никто не придал должного значения, полагая, что всё это – подготовка к коронации принца Бердона.

– Я думаю, все присутствующие понимают, для чего мы здесь собрались? – сухо начал Каладиус, усаживаясь в кресло, которое уже на протяжении десятилетий занимал лишь он один. Вышеозначенные присутствующие скорбно закивали головой, также рассаживаясь по своим местам. – Его величество уже у подножия Белого Моста, и, если придворный медикус не ошибается, может ступить на него уже сегодня. Полагаю, господа, мы должны официально объявить наследника престола.

Бердон невольно приосанился так, будто уже восседал на троне. Все присутствующие дружно поглядели на него с той смесью раболепия и подхалимства, какую можно встретить лишь при королевских дворах.

– Я подготовлю необходимые бумаги к полудню, мессир, – всем своим видом показывая готовность служить, проговорил канцлер. – Если вы опасаетесь, что его величество может не успеть их подписать, то я всё ускорю, и бумаги будут у вас через час.

– Не думаю, что есть необходимость в такой спешке, милорд. Но на чьё имя вы собираетесь написать акт передачи?

– Как?.. – растерялся канцлер, да и все остальные уставились на великого мага с изумлением. – Разумеется, на великого князя Бердона…

– Но мы ведь ещё не обсудили это.

– При всём уважении, мессир, но разве это нуждается в обсуждении? – звенящим от негодования голосом возразил принц. – Уже много лет я являюсь великим князем. Я – самый прямой наследник по старшинству. Полноте, мессир, да я вообще – единственный возможный наследник!

– Разве? – невозмутимо парировал Каладиус. – Полагаю, вы – не единственный прямой потомок Тионитов, ваше высочество.

– О ком вы говорите? – Бердон вперил в волшебника горящий взгляд, словно пытаясь проникнуть в самые тёмные глубины его души.

Члены Совета растерянно переглядывались. Неужели старый маг припас какой-то сюрприз? О ком он говорил? Какой-нибудь незаконнорождённый брат Тредда, или, быть может, его бастард?

– Я говорю о вашем сыне, принце Тиене, ваше высочество.

Потрясённая тишина повисла в кабинете, словно смысл сказанного не доходил до присутствующих. Что же касается самого Тиена, то он побледнел как полотно и с ужасом взирал то на отца, то на великого мага.

– Но это же полный бред! – задохнулся от возмущения Бердон. – Как может сын царствовать прежде отца?

– Это противоречит всем обычаям, мессир, – робко заметил канцлер. – Мы не можем так поступить.

– Обычаи создаются для того, чтобы вести безмолвные, безвольные массы, – отрезал Каладиус. – Они не властны над теми, у кого есть собственная воля. Если нужно – мы изменим обычаи, отменим их и создадим новые! Я прошу Совет понять, что так будет гораздо лучше для нашего государства.

– Ваша неприязнь ко мне так велика, что вы готовы попрать священные обычаи? – прошипел Бердон, прожигая взглядом великого мага.

– Моя неприязнь не имеет никакого значения, милорд. Для меня важно лишь благо государства. И я исхожу из того, что король должен приносить пользу королевству. Он должен править, ваше высочество, а не просто занимать трон. Простите, но вы уже стары и немощны, и из вас выйдет плохой король.

– Кто говорит мне о старости? – не выдержав, закричал Бердон, брызжа слюной. – Четырёхсотлетний старик?

– Да, мне почти четыреста, – спокойно ответил Каладиус. – Но я знаю, что проживу ещё столько же. Можете ли вы сказать то же самое о себе, милорд?

– Никто не может знать этого! Быть может, вы умрёте уже завтра!

– Ого, по-моему, здесь уже начались угрозы… – нехорошо прищурившись, произнёс маг. – Осторожнее, милорд, вы ступаете по тонкому льду.

Каладиус, похоже, намеренно величал Бердона милордом вместо обращения «ваше высочество», более подходящего его титулу принца и великого князя. Сейчас он походил на укротителя хищников, который нарочно провоцирует зверя, чтобы затем подавить его волю и подчинить себе.

– Я не собирался угрожать вам, мессир, – даже гнев принца, казалось, угасал под ледяным взглядом волшебника. – Но я должен сказать, что считаю ваше предложение абсурдным, а потому полагаю, что в этом заседании нет нужды. Как великий князь Латиона, я объявляю себя наследником своего брата!

– Но это также не по обычаям, милорд, – усмехнулся Каладиус. – У вас нет на это права.

– Да? А почему же одни обычаи можно нарушать, а другие – нет? – Бердон понимал, что это – его последний бой, и что он либо победит, либо проиграет, а потому готов был стоять до конца.

– Это зависит от того, кто их нарушает, – жёстко ответил Каладиус, на сей раз не взяв на себя труд именовать оппонента даже милордом.

– Объяснитесь, мессир! – дрожа одновременно от гнева и от страха, проговорил принц Бердон, тогда как остальные уставились на мага с выражением священного ужаса, окончательно поняв его затею.

– Охотно. Я предлагаю членам Совета выбрать сторону. Вы можете поддержать принца Бердона и те пресловутые обычаи, которые, на мой взгляд, не стоят выеденного яйца, или же принять мою сторону, то есть сторону человека, который покровительствовал ещё прадеду короля Тредда. Человека, который помогал укрепить наше королевство, который десятилетиями стоял на его защите. Я говорю вам: нам не нужен король Бердон, так как он не принесёт пользы Латиону. Выберем молодого короля, чьи силы ещё не подорваны приближающейся смертью. Делайте выбор, господа, сегодня вам не удастся отсидеться!

Подкошенный ужасом, Бердон почти рухнул в кресло. Та прямота, с какой выступил Каладиус, значила лишь одно – он тоже пойдёт до конца. Принц понимал, что никто за этим столом не дерзнёт выступить против древнего мага. Во всём Латионе не было такой силы. А это значило лишь одно…

– Мессир, мне кажется, вы позабыли спросить моего мнения, – раздался тихий, надорванный голос.

Это был Тиен. Было видно, что он собрал всё своё мужество в кулак, но и его едва достаёт, чтобы произнести эти слова.

– Ваше мнение не имеет значения, ваше высочество, – спокойно, но твёрдо ответил маг. – В истории бывают моменты, которые должны свершаться помимо, и даже против воли её участников. Если вы хотите блага своей стране – вы согласитесь вне зависимости от своего мнения.

– Я не готов быть королём, мессир…

– Это никогда не узнаешь, пока не попробуешь, ваше высочество. А попробовав, возможно, вы войдёте во вкус. К власти быстро привыкаешь, уж поверьте мне на слово…

– Это переворот!.. – побелевшими губами, прошептал Бердон.

– Не драматизируйте, милорд, вы покамест ещё не король! – поморщился Каладиус. – Господа, делайте выбор! Что вы предпочтёте – личные амбиции одного человека, или же благо всей страны?

– Но, кажется, принц Тиен ещё не дал согласия… – робко заметил канцлер.

– Можете считать, что уже дал, – отмахнулся маг. – Итак, господин канцлер, вы являетесь воплощением порядка и закона в нашем королевстве. Ваш голос по праву должен быть первым.

– Я выбираю благо королевства, мессир, – тихо, но решительно ответил тот, стараясь не глядеть на Бердона.

Тот же предсказуемый ответ был получен и от остальных членов Совета, за исключением, конечно же, опального принца. Бердон, поняв, что проиграл, вскочил и, яростно шипя, вышел, или скорее даже выскочил за дверь.

– Что ж, ваше высочество, – обратился Каладиус к Тиену, бессильно спрятавшему лицо в ладонях. – Поздравляю, теперь вы – официальный наследник латионского престола. У вас есть немного времени, чтобы привыкнуть к этому, но будьте готовы, что в любой момент вы станете нашим королём!

Подавленный, растерянный Тиен, неловко поднялся на ноги, нервно кивнул присутствующим и вышел. Следом поспешили удалиться и другие члены Совета, тоже едва держась на ногах от перенесённого потрясения. Вскоре в кабинете остались лишь Каладиус и канцлер.

– Разве из его высочества получится хороший король?.. – с сомнением произнёс канцлер.

– Не хуже, чем из прочих! – отмахнулся Каладиус.

– Но вы же понимаете, что принц Бердон может стать проблемой?

– Не думаю. Во всяком случае, эта проблема очень просто решается.

Побледнев ещё больше, канцлер склонился перед великим магом и поспешил выйти. Каладиус же, звякнув в колокольчик, велел принести ему кидуанского вина и таз с тёплой водой для ног в комнату, смежную с королевскими покоями. Он намеревался ожидать кончины Тредда, чтобы всё последующее наверняка прошло гладко. Вряд ли Бердон решится выкинуть какой-то трюк, но всё же лучше было бы быть поблизости.

Старый принц по сути был прав – это действительно был переворот, и то, насколько просто он произошёл, красноречивее любых слов свидетельствовало о том могуществе и влиянии, какими обладал великий маг при латионском дворе. Кажется, он уже превзошёл даже самих королей, и ему впору было давать некий особенный титул, подчёркивающий его положение. Впрочем, он был Каладиусом, и это само по себе уже звучало весомее любого титула.

Глава 36. Страх божий

– Что говорят медикусы? – несмотря на почтенный возраст, Каладиус каждое утро взбирался на эту крепостную башню дворца, чтобы лично взглянуть на лежащий за рекой город.

Сегодня было ненастно, несмотря на середину лета. Низкие тучи, похожие на клоки плохо сваляной шерсти, стремительно мчались, подгоняемые холодным северным ветром, словно штурмуя столицу королевства. Порывы ветра то и дело швыряли в лицо мелкую морось, куда более неприятную, чем обычный дождь. И очертания Старого города терялись в этой хмари, становясь похожими на те же тучи, упавшие на землю под тяжестью вод. Но великий маг, не одно столетие проживший в этом городе, без труда узнавал в этих мутных пятнах знакомые очертания.

– Похоже, что эпидемия пошла на спад, мессир, – ответил человек, стоящий рядом. В отличие от Каладиуса он, похоже, пробыл здесь дольше – с пол его шляпы капала вода.

Летом 1344 года руны Кветь в Латион пришла синивица. В четвёртый раз за последние десять лет. Такого раньше не бывало. Эпидемии случались всегда, но, как правило, не более одного раза в десять, а то и двадцать лет. Каладиус знал, что виной тому были грязь и нечистоплотность города, а также невероятная скученность людей, особенно в Новом городе.

В последнее время в королевстве было неспокойно. Лето выдалось неурожайным (как, впрочем, и многие другие лета до него), поэтому в провинции свирепствовали банды, большей частью состоящие из разорившихся колонов и беглых крепостных. Спасаясь от них, в столицу каждый день прибывали всё новые и новые люди. До недавнего времени, пока город не был закрыт на карантин.

Хвала богам, относительная изолированность Заречного квартала и Старого города не позволили болезни распространиться и там. Заболевшие были, но их было немного – не настолько много, чтобы вызвать пандемию. А это значило, что двор может не выезжать из города и сохранить хотя бы видимость власти и порядка.

Увы, но порядок этот, в основном, распространялся именно на Заречный район. Все мосты, ведущие на этот берег, были заблокированы армией. Людей, пытающихся попасть в Заречье, ещё издали предостерегали от перехода, а тех, кто отказывался подчиниться, просто расстреливали с безопасного расстояния, после чего специальные команды, приняв меры предосторожности, сбрасывали трупы в реку. Это было не лучшим решением, ведь вода Труона так или иначе могла попадать в колодцы, но тащить возможную заразу в дворцовый квартал тоже не хотелось.

Что же творилось по ту сторону реки, во дворце знали лишь по отчётам медикусов, которые, несмотря на опасность, самоотверженно боролись с заразой, пытаясь помочь тем, кому ещё было возможно. Хуже всего дела обстояли в Новом городе – там болезнь ежедневно выкашивала десятки людей. Жители Старого города забаррикадировали ворота, и тем самым в значительной мере предотвратили повальное заражение.

В городе то и дело вспыхивали стычки и погромы. Несмотря на опасность, Каладиус велел посылать туда отряды легионеров, чтобы предотвратить полномасштабные бунты. Легионеры действовали крайне жестоко – опасаясь подцепить заразу, они не церемонились ни с кем, максимально эффективно и быстро убивая всех, кто вставал у них на пути.

Действовали и гуманитарные отряды, ежедневно доставлявшие на противоположный берег продовольствие и кое-какие снадобья. Но это, конечно же, и на десятую часть не покрывало потребностей города.

Синивица свирепствовала уже почти две недели. Оставалось недолго – через неделю новые случаи заражения прекратятся, а все безнадёжно больные умрут. Через две недели карантин можно будет снимать. Через месяц жизнь в городе вернётся в почти привычное русло.

Однако с уходом синивицы проблемы Латиона никуда не денутся. Голод, банды, повальная нищета – всё это сделалось уже приметой времени. Королевство агонизировало, причём агония эта продолжалась уже много лет. И, похоже, едва ли ни единственным человеком, которому было плевать на это, был король Конотор Второй Тионит, правитель Латиона.

***

Внимательный читатель не мог не заметить, что мы вновь перенеслись вперёд, оставив в далёком прошлом и вновь избранного короля Тиена, и его незадачливого отца, даже не удосужившись узнать, чем закончилась эта история. Что ж, принц Бердон прожил свои оставшиеся недолгие годы на берегу озера Прианон в одном из своих имений. При отъезде мессир Каладиус настоятельно рекомендовал ему никуда не уезжать с побережья, полагая, что воздух столицы может оказаться вреден для пошатнувшегося здоровья. И хотя великий маг не был общепризнанным светилом медицины, Бердон решил прислушаться к его рекомендациям.

Что же касается Тиена, то из него получился весьма посредственный король, однако он правил больше двадцати лет и оставил после себя наследника, а это всё, что требовалось от него Каладиусу.

Мы перенеслись более чем на двести лет вперёд. Много воды в Труоне утекло за это время. Каладиусу исполнилось уже триста с лишним лет, что было невероятно много даже для человеческих магов, а ведь окружающие и вовсе были убеждены, что великий маг перешагнул уже шестисотлетний рубеж. Однако же внешне он почти никак не изменился за минувшие два века, разве что шрамы его практически окончательно исчезли с лица. Внимательно приглядевшись, их ещё можно было разглядеть, но в мире не было человека, который не устрашился бы так долго глядеть в лицо легендарного волшебника.

Единственное, что поддалось времени – это волосы. К вящей радости Каладиуса они теперь практически не росли уже больше ни на голове, ни на лице, так что больше не было нужды в изнурительной, едва ли не ежедневной процедуре бритья.

Что же касается событий, то их за минувшие столетия произошло весьма много, и далеко не все они были позитивными. За это время Латион, наверное, с дюжину раз воевал с Палатием, провёл три довольно крупные кампании против Кидуи и два относительно значимых военных конфликта с Саррассой. Была даже одна неудачная попытка вторжения в Пунт. Далеко не для всех этих войн Каладиус был инициатором, но он однозначно был важным участником каждой из них.

Мы пропустили всё это по причине того, что ни один из этих конфликтов ни коим образом не отразился на личности самого великого мага, а поскольку мы занимаемся не созданием исторического труда, а жизнеописанием конкретного человека, то ради экономии времени читателя упомянем о них лишь вскользь.

Войны с Палатием, в принципе, вернулись в своё прежнее русло. Обе стороны, похоже, не хотели больше той жестокости и крови, какую мы видели прежде на страницах этой книги. Можно сказать и конкретнее – этого больше не хотел сам Каладиус. Не то чтобы он окончательно отказался от идеи воссоздания империи, просто столь долгая жизнь, похоже, пресытила его. Нельзя сказать, что характер его стал мягче, но, вне всякого сомнения, некоторая радикальность и острота исчезли из его суждений. Он словно понемногу перерастал собственные амбиции, и они казались ему уже не столь важными.

Однако не стоит заблуждаться в отношении великого мага. Та мягкость, о которой мы говорим, не имела ничего общего с тем понятием, которое обычно вкладывается в это слово. Скорее он с каждым прожитым десятилетием, с каждым погребённым монархом, с каждой впустую закончившейся войной понемногу отдалялся от суеты жизни, становился, если можно так выразиться, более иномировым или, говоря проще – непрошибаемым циником. Всё происходящее вокруг понемногу теряло вкус. Каладиус дошёл до той степени отчуждения, когда окружающие люди стали казаться ему бессмысленными насекомыми, которые в своей удручающе короткой жизни совершают множество мелких нелепостей.