Спасение ведьмы

«Врёт чертовка! Всё врёт, – он сжал чертёнка так, что тот превратился в лепёшку. – И про администрацию врёт, и про Любу».

Аделаида Васильевна устроила ей настоящий моббинг. Возложила массу обязанностей совершенно несвойственных регламенту педагога. Спустила новый, явно невыполнимый учебный план. Придиралась ко всему, к чему только можно было придраться. Устраивала разгромную критику на каждой планёрке. Но в ответ, Арина, только со всем соглашалась и обещала исправиться, и у завуча даже не было повода сказать долгожданное: «Если считаете, что к вам предвзято относятся, пишите заявление об увольнении».

Но куда больше директора беспокоила ложь Арины о Любе. Он чуял нутром: «Подозревает что-то молодая проныра, вынюхивает, доказательства ищет. Может быть, как раз поэтому не уходит».

«Не смею вас больше задерживать, Арина Викторовна, – улыбнувшись, сказал директор, – идите работать».

Арина вышла. Он встал из-за стола, шмякнув об него резинового чертёнка, и подошёл к окну.

За окном не по-мартовски вьюжило – зима не собиралась сдаваться. Термометр показывал минус двадцать.

«Стерва проклятая! Тупая упрямая идиотка. Надо что-то придумать…»

Тут в дверь постучали, и не дожидаясь ответа, вошли.

«Там Жовнов снова со своей девицей на заднем дворе шушукается, – доложила прокуренным баском Елизавета Петровна. – Хотите его с поличным взять?»

Григорий Иванович, чтобы не спугнуть ослушника, пробирался крадучись. Толик стоит к забору спиной – не увидит, но девчонка-то, с той стороны забора, – лицом! Значит, надо подойти слева, где обзор ей будет закрывать старый контейнер. Под ногой хрустнул обломок шифера.

«Дьявол!» – директор замер на месте.

Пронесло. Толик так увлечён беседой со своей зазнобой, что не обратил на это никакого внимания. Здесь, как на помойке! Валяются вразнобой ржавые железные бочки; гнутые, покрытые коррозией, листы кровли; трубы; обломки железобетонных плит… Сейчас весь этот кошмар худо-бедно скрывает снег, но когда он растает, тут будет форменная клоака. Метель. Поэтому снег сегодня белый и чистый. Из-под снега, под самой стеной, дикобразьими иглами торчали штыри арматуры.

Директор почти у цели. До не по годам широкой спины Толика – всего каких-то два метра. И ещё, в стенке контейнера дырка. Директор припал глазом к отверстию. Отлично! Теперь можно спокойно рассмотреть девочку: он её видит, она его нет. Григорий Иванович сразу понял, что неправильно оценил возраст девчонки – ей не десять лет, – ей все четырнадцать, если не больше. Оно и немудрено: когда он увидел её в первый раз, одета она была в нечто балахонистое, и наутёк бросилась слишком быстро. Теперь же подружка Толика – в красной обтягивающей курточке и узких голубеньких джинсах, контуры фигурки чётко очерчены; мороз играет румянцем на нежных щёчках – гляди и любуйся! Хоть всю её съешь глазами. «Грудки», оказывается, у девочки уже выросли, и попка имеется, и с талией полный порядок.

«Да, вторичные половые признаки налицо», – отметил про себя Григорий Иванович.

Девочка казалась ему сатанински красивой и до ужаса соблазнительной. «Смазливая, сучка», – прошептал он.

Если Люба была высокой и длинноногой, словно модель, то эта – миниатюрной, как куколка. Но доведись Григорию Ивановичу быть судьёй конкурса красоты, он бы без колебаний отдал бы первое место не Любе, а этой малышке.

«Надо же! Урод уродом, – подумал он о Толике, – а губа-то не дура».

Директор позволил себе ещё несколько секунд наслаждения, представляя эту девочку в своём кабинете, на месте Любы… и выскочил из-за укрытия.

– Ах ты ж, шельмец! – он схватил Жовнова за ворот.

Девчонка взвизгнула и понеслась прочь.

– Я тебе чего говорил Жовнов, а? – директор встряхнул его так, что с головы мальчишки слетела шапка. – Я тебе говорил, что если ещё раз тебя с этой девчонкой застану, в холодный бокс посажу? Отвечай!

– Да-а… – проблеял перепуганный Толик.

– Сегодня же, после ужина туда и отправишься, понял?

– Да-а…

– И без обеда сегодня останешься.

– Да-а…

– А сейчас, лопату в зубы, и снег убирать!

– Так идёт же ещё, – осмелился возразить Толик.

– Ты поумничай мне тут! Бегом, я сказал! – он развернул мальчишку к себе спиной и наградил его зад пинком.

Толик побежал, споткнувшись об одну из торчащих из земли арматурин.

Взгляд директора упал на кривой частокол металлических стрежней у стены дома, поднялся наверх, остановился, – прямо над частоколом распахнутое окно чердака. И тут в его голове за долю секунды родился план. Теперь он точно знает, как избавиться от Арины. Он сделает это быстро. Сегодня его дежурство, а завтра Аринино. И оно станет для Арины последним. Только бы мороз за эти дни не ослаб. Он щёлкнул пальцами и поспешил обратно.

Вечером, сразу после отбоя, директор вошёл в спальное помещение старшеклассников.

«Жовнов, подъём!» – скомандовал он.

Толик с неохотой поднялся. Пытаясь оттянуть неизбежное, принялся медленно натягивать брюки.

«Пошевеливайся, Жовнов! – рявкнул директор. – На выход давай!»

Толик шёл нетвёрдой походкой, сгорбив спину и понурив голову, как овца на заклание, как приговорённый к расстрелу.

«Шевелись, шевелись!» – подгонял идущий сзади директор.

Они спустились на подвальный этаж. Директор толкнул тяжёлую дверь. Дохнуло холодной сыростью и мышами. Щёлкнул выключателем. Загорелась тусклая, покрытая пылью, лампочка.

«Ну, заходи! Чего встал? Тебе особое приглашение нужно?» – он толкнул Толика в спину.

По потолку помещения питонами вились ржавые трубы, с них падали рыжие капли, свисала клочьями паутина. На сизых шершавых стенах чёрные пятна плесени. На отсыревшем полу разводы слякотной жижи. Выскочив из-под кучки битого кирпича, по полу метнулась крыса. Здесь было очень холодно, настолько, что шёл пар изо рта.

В самом дальнем углу помещения замерла бетонная конура, высотою и шириной не более метра. Эти и был пресловутый «холодный бокс» – самое жуткое наказание детского дома, – наказание, о котором среди воспитанников ходили легенды одна страшнее другой. Как и почти все здесь, Толик верил, что в этом боксе умерли многие, и что мертвецы теперь приходят за теми, кого запирают в нём на ночь.

– А ну, раздевайся давай! – приказал директор. – До трусов раздевайся.

Толик разулся, снял свитер и брюки, остался в одних трусах. Он стоял босым на ледяном полу. Кожа покрылась пупырышками. Он дрожал от холода и от страха.

– Теперь давай, полезай! – директор пнул ногою по конуре.

– Григорий Иванович, пожалуйста, простите меня! Я больше никогда-никогда не буду разговаривать с Алей. – Толик заплакал.

– Поздно прощение просишь. Полезай давай!

– Ну Григорий Иванович, я же умру!

– Умрёшь? – директор ухмыльнулся злорадно. – Ну и что с того? Одним дебилом на свете меньше станет. Полезай давай! А то я тебе сейчас… – он замахнулся на него кулаком.

Толик опустился на четвереньки и всхлипывая заполз в конуру.

Директор закрыл за ним дверцу, продел в петли дужки навесного замка, провернул ключ. Выйдя из подвального помещения, выключил свет.

Развлекаться с Любой сегодня не было настроения, да и в силу сложившихся обстоятельств, небезопасно: «Чёртова сука, Арина!» Потому Григорий Иванович просто вернулся в свой кабинет, достал из шкафа одеяло с подушкой, и уютно устроившись на диване, спокойно заснул.

Следующим вечером в 22.15 директор вошёл в комнату дежурного воспитателя. Он застал Арину за чтением книги доктора Спока.

– Добрый вечер, Арина Викторовна! Повышаете профессиональный уровень?

– Добрый вечер, Григорий Иванович! А вы что-то припозднились сегодня.

– Отчёт в министерство готовил. Не люблю брать работу домой, знаете ли. Но уже закончил. Домой еду. Жена с сыном заждались, да.

– А сколько вашему?

– Да не мальчик уже. Девятнадцатый пошёл. Вы, Арина Викторовна до того, как спать ляжете, обязательно покомнатный обход сделайте. Посмотрите все ли дети на местах, все ли в койках. Да и ночью встаньте и ещё раз проверьте.

– Обязательно, Григорий Иванович.

– Ну, до свидания. Счастливо вам отдежурить!

За пятнадцать минут до этого директор тихонько отворил дверь в комнату № 5. Здесь жили самые «сложные» малыши – дети с наиболее глубокими степенями умственной недостаточности. Тут их четверо: идиот Вадик, Вася Смирнов по прозвищу «Воу-воу», новый мальчишка с синдромом Вильямса, имени которого директор не знал, и микроцефал-Марфа. Уличный фонарь за окном хорошо освещал комнату, и света включать не требовалось. Дети спали в кроватках расположенным по углам. Все, кроме Вадика. Тот лежал, уперев невидящий взгляд в поток и пускал, как младенец, слюни. На появление директора Вадик абсолютно никак не отреагировал. Хорошо, что на ночь ему вкалывают успокоительное, а то бы соскочил сейчас, шум поднял.

Самая разумная из всех четверых – Марфа. И речью владеет, и даже буквы знает. Из остальных троих свидетели никудышные – даже и если увидят чего, никому рассказать не смогут.

«Эх, Марфа, Марфа, – подумал Григорий Иванович, – это горе от ума называется», – и усмехнулся.

Он подошёл к её кроватке, легонько потормошил за плечо: «Марфа, проснись».

Она открыла громадные выпуклые глаза: «Здравствуйте, Григорий Иванович!»

– Тише, тише, – директор приложил палец к губам, – мальчишек не разбуди. Ты знаешь какая луна сегодня красивая? Полная. Хочешь, пойдём посмотрим?

Марфа радостно закивала.

– Ну, вставай тогда. Тапочки надевай.

– А халатик? А курточку?

– Не надо халатик, не надо курточку. Мы из окошка посмотрим. Из самого высокого, на чердаке.

Марфа встала и принялась шарить по полу в поисках тапочек. Директор снял со спинки кровати запасной плед, скатал его в скатку, и придав ему форму тела спящего ребёнка, накрыл одеялом Марфы.

«Это, чтобы мальчишки подумали, что ты спишь, и чтоб им тоже не захотелось на луну посмотреть», – объяснил он. Взял Марфу за руку и повёл по коридору, моля Вселенную, чтобы никому из воспитанников в этот момент не понадобилось пойти в туалет.

У лестницы на чердак он взял её на руки. Поднявшись, поднёс к слуховому окну: «Смотри, Марфа, какая луна сегодня!»

Луна и впрямь была просто на загляденье. Огромная, как праздничный торт, круглая, как монета, красивая, как жемчужина, яркая, как костёр.

– Хочешь я тебя ближе к ней подниму?

– Да! – громадные глаза Марфы горели восторгом.

Он приблизил её вплотную к окну. Держа под мышки, выставил наружу на вытянутых руках. И отпустил.

Через секунду бухнул глухой удар, будто куль картошки упал. Не было ни крика, ни стонов. Тишина. Он высунулся из окошка, поглядел вниз. Марфа лежала на снегу, разбросав ручки в стороны. Её грудь пронзал металлический прут. Всё кончено. Если же нет, мороз до утра завершит дело. И с Ариной всё кончено. ЧП со смертельным исходом во время её дежурства! Увольнение – это меньшее, что ей грозит. А ещё он подумал, что Марфа должна быть ему благодарна – он спас её от бессмысленного существования. И общество тоже – он избавил его от обузы. Зло и добро – понятия относительные.

15

Пожарные и следственно-оперативная группа приехали одновременно и, к чести своей, очень быстро. Пожарники ещё доделывали свою работу, а следователь – весьма энергичный молодой человек, уже успел опросить возможных свидетелей из числа собравшихся вокруг соседей-зевак. Никто ничего не видел.

– Вы кого-нибудь подозреваете? – спросил он у Инина. – У вас недоброжелатели, враги есть?

– Я сам себе злейший враг, – сказал Инин.

– Отвечайте на поставленный вопрос, пожалуйста!

– Нет у меня врагов.

– Уверены?

– Да.

– Заявление писать будете?

– Обязательно.

– Тогда поедемте в РУВД. Там камеры посмотрим, и заодно заявление напишите.

Камера видеонаблюдения засняла, как какой-то человек – высокий, слегка сутулый и в балаклаве, выныривает из темноты, обливает машину Инина из канистры, чиркает спичкой… Вспышка. Машина горит. Человек мгновенно исчез.

– Злоумышленник вам никого не напоминает? – спросил следователь.

– Абсолютно.

– Что ж, будем искать. Если что-нибудь вспомните, звоните.

– Непременно, – ответил Инин.

Первое, что он сделал, выйдя из здания РУВД на ночной мороз – позвонил Але.

– Привет! Ты как?

– Как видишь, жива пока. А что это вдруг ты решил позвонить?

– Кое-какие обстоятельства в дело добавились.

– Что-то случилось?

– Не по телефону. Ты где сейчас?

– Дома. Не на съёмной квартире, а у себя.

– Дома? А ты не боишься?

– Боишься? Так, по-твоему, мне есть чего бояться? Никакого Архивариуса не существует. Я всё придумала. Ты же считаешь, что я психбольная, что я аферистка. Ведь так?

– Теперь уже нет.

– Ах вот как! И что же тебя сподвигло?

– Называй адрес. Приеду.

Квартира Алевтины, в отличие от грязной норы, в которой Инину довелось побывать накануне, выглядела вполне прилично. Обычное обиталище обычных небогатых людей. А одна деталь Инина очень даже порадовала: полки с книгами. Они высились в маленьком зале у стены, от пола до потолка. На корешках значилось: «Л.Н. Толстой», «М.Ю. Лермонтов», «А.П. Чехов» … Издания старые, давних советских времён, и что примечательно, – переплёты затёртые – значит, книги читали не раз, – они не просто пылились на полке. У дивана вилял хвостиком Тобик.

– Садись, если не брезгуешь, – Аля указала Инину не диван.

Инин сел. Алевтина продолжала стоять, сложив на груди руки.

– Ну, рассказывай.

– Машину мою сожгли. Пару часов назад.

– Сочувствую. Но и что из этого?

– А то, что мне позвонили с неизвестного аккаунта в Телеграм, и сказали: «Чувак, погляди в окно, твоя машина горит!» А потом добавили: «Йеасе рцонха!»

Аля изменилась в лице и села на стул.

– А ещё что-нибудь говорили?

– Сказали что-то типа того, что кто у них на пути встал, в порошок сотрут.

– Так я и думала, – Алевтина нервно потёрла виски. – Он фанатик. Он сумасшедший фанатик!

– Как ты жила эти дни? Тебе угрожали?

– Нет. Зачем им это? Они все угрозы мне давно высказали. Как жила? Дверь железную заказала с хорошим замком, все окна зашторила. Накупила еды не неделю себе и Тобику. Сижу дома безвылазно, носа никуда не показываю. Вот книжки читаю, чтобы с ума не сойти, – она показала на полки.

– Почему ты не уехала?

– Я тебе об этом уже говорила.

– Мама больше тебя не держит. Отчего же ты сидишь здесь? Чего ждёшь?

– От судьбы не уйдёшь.

– Да что за фатализм такой? Менты преступников годами найти не могут. Помнишь историю с Мавроди? Его в международный розыск объявили, а он целых пять лет скрывался, на съёмной квартире сидел.

– Но потом-то всё равно нашли.

– Слушай, каким бы крутым твой Архивариус не был, у него всё же не может быть тех ресурсов, что были на поиски Мавроди брошены. Кишка у него тонка. Уедешь подальше, спрячешься, отсидишься, а там – всё меняется: или забудет о тебе Архивариус, или всё же прихлопнет его кто-нибудь, или сам сдохнет.

– Ты про ресурсы говоришь. А денег у меня с гулькин нос осталось, особенно после того, как я новую дверь поставила. На что я уеду?

– Кредит возьми.

– У меня кредитная история никудышная. Не один банк не даст. Я уже говорила тебе, по-моему.

– Книги продай.

– Да кому они сейчас нужны, эти книги?

– Квартиру продай!

– Ну о чём ты говоришь? Это быстро не делается. Пока я буду заниматься продажей, он тысячу раз меня укокошит.

– С деньгами я тебе помогу.

– Виталик, – она поглядела на него со снисхождением, – тебе бы сейчас самому себе помочь.

– Ты намекаешь на то, что теперь мы в одной лодке?

– Ни на что я не намекаю. Только тебе решать с кем ты в лодке.

– Вот что, Аля, мне нужна информация. – Тон голоса Инина звучал так, как он звучит у человека, принявшего решение. – Можешь мне устроить встречу с тем следаком, который тебе жизнью обязан?

– Могу.

– Когда?

– Хоть завтра, если у него время будет.

– Можешь сейчас с ним списаться?

– Так поздно уже. Первый час ночи.

– Неважно. Ты напиши.

– Ну хорошо. – Она взяла со стола смартфон и набрала сообщение.

Ответа не пришлось ждать долго. Инин не успел выпить предложенную Алевтиной чашку чая, как на её телефон позвонили.

– Он сможет, – сказала она, переговорив. – Завтра, в десять утра, после дежурства.

– Отлично. Тогда… я остаюсь у тебя, с твоего позволения. Железная дверь хорошо, конечно, но…

– Значит, ты охранять меня будешь? – она улыбнулась.

– Значит, буду.

– Как всё меняется! Ладно. Я постелю тебе на диване.

Уже лёжа под одеялом, Инин подглядел, как Аля прошмыгнула из своей комнаты в туалет, в коротенькой ночной рубашке. Из-за полуоткрытой двери проникал свет, поэтому Инину удалось хорошо рассмотреть её точёные ножки.

«Опаньки!» – его орган отреагировал отменной эрекцией.

«Удивительная женщина», – размышлял Инин. Ему, избалованному женским вниманием, было не привыкать к тому, что дамы вешаются на его шею сами. Если же кто-то из них делать этого не торопился, а Инину бы хотелось, то достаточно было угадать пару-тройку женских желаний и дело всегда было в шляпе. Но с Алевтиной всё складывалось совершенно не так. Никакого намёка не интерес к нему, ни тени кокетства… Его замечательная интуиция, в которой Светлаков видел экстрасенсорный дар, проявляла в случае с Алевтиной подозрительную немоту. «Удивительная женщина! Видимо, точно ведьма», – подумал с улыбкой Инин. А ночью ему снова приснилась она в эротическом сне. Только уже не на метле. На этом диване. Рядом с ним.

Встречу Алин знакомый назначил в кафетерии, неподалёку от здания Управления.

По дороге, в такси, она вдруг спросила Инина: «Машину жалко, Виталик?»

– Чего её жалеть? – флегматично ответил он, – это всего лишь железка. К тому же она застрахована.

– Ты так не привязан к вещам?

– Я и к людям-то не привязан.

– Прямо буддистский монах! – Аля усмехнулась краешком губ.

Инин пожал плечами.

– Но хоть что-то для тебя значимо? Хоть что-то имеет ценность?

– Комфорт я ценю.

– Значит, ты привязан к комфорту.

– Ценить и быть привязанным не одно и то же, Аля.

Следователь опоздал на встречу минут на сорок. Пришёл в штатском, осунувшийся, под глазами круги. Извинился за опоздание: «Жаркое было дежурство – четыре трупа». Заказал себе кофе и пирожки с картошкой.

– Вадим знакомься – это Виталий. Виталий – это Вадим, – Аля представила их друг другу.

– Ну что за срочность-то, Алевтина? Случилось чего? – сразу перешёл к делу Вадим.

– Случилось. Помнишь ты мне про Архивариуса рассказывал? Так вот, он действовать начал.

– Тьфу ты! – лицо Вадима стало очень серьёзным. – А я-то думал пронесёт тебя – остынет старик.

– Не остыл.

– Рассказывай.

– В позапрошлую пятницу меня попытались убить. Какой-то тип в маске напал. А вот он, – она показала на Инина, – ему помешал.

– А ты уверена, что этот тип в маске от Архивариуса был? – спросил следователь.

– Уверена. Он орал «Йеасе рцонха!», что на иврите значит «да исполнится воля твоя». А ведь Архивариус у нас кабалист как бы, так?

– Верно, – согласился Вадим.

– Потом Виталика чуть машина не сбила. Потом мне позвонили и сказали, что маму убьют. А через час я обнаружила её мёртвой.

Вадим покатал желваки.

– Как это произошло? Обстоятельства.

– Лежала на диване. Признаков насильственной смерти не было. В заключении написали «острая сердечная недостаточность».

– А ты уверена… – начал было Вадим.

– Уверена, – не дала ему договорить Алевтина. – Да, у мамы начинался цирроз, но сердце у неё здоровое было – это я тебе, как медработник заявляю. Ещё я уверена в том, что ей ввели инсулин, а этого не одна экспертиза не покажет. Постучали в дверь, мама открыла. Кто-то держал, а кто-то вводил. Тут всё просто.

– Да, почерк его, – Вадим кивнул головой.

– А потом… – пусть дальше Виталик тебе расскажет.

– Машину мою сожгли вчера вечером, – сказал Инин.

– Какой марки? – спросил Вадим.

– Ауди А8L

– Да. Проходила у нас такая по сводкам.

– А перед этим мне позвонили и сказали, что тот, кто на пути у них встал, тоже наказан будет. И это своё «Йеасе рцонха» выкрикнули, – добавил Виталий.

– Ну вы влипли, ребята, – при произнесении этой фразы лицо следователя стало таким, будто бы он этих «ребят» уже похоронил.

– Поэтому, Вадим, мне нужна информация. Мне нужно знать об Архивариусе, как можно больше. Желательно всё.

– А разве Алевтина вам не рассказывала?

– Рассказывала. Но уверен, вам есть, что добавить.

– Боюсь вас разочаровать. Не потому, что не хочу вам помочь или боюсь. Просто я мало осведомлён. Видите ли, больших звёзд у меня не погонах нету, а для нас – простых смертных сотрудников, информация об Архивариусе, как бы под грифом «совершенно секретно». Его как бы вообще не существует в природе.

– Ключевое здесь слово «как бы», я так понимаю, – Инин прищурился.

– Вадим, расскажи ему всё, что ты знаешь. Ну я прошу тебя! – вмешалась Аля.

– Ладно, – согласился Вадим. – Задавайте вопросы, Виталий. Если смогу, я на них отвечу. Но сразу оговорюсь, что почти вся моя информация основана не на фактах, а на слухах, что у нас по Управлению ходят. Устроит вас это?

– А что мне ещё остаётся? Вопрос первый, Вадим, действительно ли Архивариус такой всемогущий, что его боятся и у вас в Управлении, и в ФСБ?

– Ну не то чтобы боятся, скорее, предпочитают не связываться. Компромат, видите ли, – страшная сила.

– И как же он такую силу обрёл?

– Говорят, что он в своё время сам крупный пост занимал в соответствующих структурах. Но это не точно.

– Он действительно убирает неугодных людей? И если да, то много ли на нём трупов?

– На первый вопрос, ответ да. На второй – точное количество мне не известно, но по слухам, достаточно.

– Вы что-то говорили о его почерке?

– Да. Убийства чаще бескровные, замаскированы под несчастные случаи – падения с высоты, ДТП, отравления… Ни одна из жертв, насколько я знаю, не была зарезана, застрелена или убита ударом тупым предметом по голове. Видите ли, он старается не создавать лишних проблем для правоохранительных органов.

– Кого он убивает и почему?

– Полагаю, в основном это заказные убийства.

– У него что-то вроде киллерского бюро?

– Да, – Вадим усмехнулся, – можно сказать и так.

– Тогда какого чёрта он взъелся на Алю и на меня? Нас что, заказали?

– Ну здесь мотив ясен – месть.

– Как-то странно всё это.

– Такой нюанс. Опять-таки, по непроверенным данным, Архивариус является лидером тайной тоталитарной секты, проповедующей оккультное учение кабалистского толка. Поэтому я допускаю, что под его руководством совершаются также убийства, которые можно назвать ритуальными. Возможно, и Аля, и особенно вы, Виталий, рассматриваетесь не только, как объекты мести, но и выбраны в качестве жертв какого-то ритуала.

– Охренеть! По ходу, мы точно влипли, – из Инина выскочил нервный смешок. – Вы сказали «под его руководством». А кем он руководит? Что известно об этой его грёбаной организации?

– Лично мне, очень немного. Сам Архивариус практически постоянно находится за границей. По слухам в Дубае. (При слове «Дубай» Инин на мгновение съёжился) Всеми процессами здесь руководит его главное доверенное лицо, имени и фамилии которого я не знаю, но кличка его мне известна. Звучит она так: Исполнитель.

– Да, – Инин покачал головой, – мало нам было Архивариуса, ещё и Исполнитель какой-то выискался. Значит, это он за нами охотится?

– Думаю, да. Но с такой поправкой: не он лично, а команда под его управлением.

Инин присвистнул.

– И большая команда?

– Об этом я не имею ни малейшего представления, – ответил следователь.

– А теперь главный вопрос: что нам делать? В полицию, я так понимаю, обращаться бессмысленно?

– Полагаю, вы правы.

– Ну а если не в местные органы обратиться, а в федеральные? Направить обращение в МВД или в ФСБ. Допустим, местные силовики у него под колпаком, но не может же он всю страну в страхе держать!

– Конечно, не может. Но здесь такой момент есть. Как говорится, рука руку моет. Кто-то из центральных начальников может быть в тесной связи с кем-нибудь из наших, из тех, кто очень не заинтересован в раскрытии Архивариуса. И тогда дело застопорится, ему не дадут хода и в центре. Тогда наши местные захотят убрать вас, и вы будете иметь врагов не только в лице Архивариуса и компания, но и в лице некоторых из моих коллег. А ведь когда, кто-то там, – Вадим показал пальцем на верх, – очень не хочет дать делу ход, то так и будет. Примеров достаточно. Возьмём Влада Листьева. Журналист такой был в девяностых, знаете?