Тьма во мне

Хагамар надел капюшон плаща, шагнул туда и моментально пропал из виду. Завеса поглотила его, как бездна океана, вдруг вставшая на дыбы, подобно вселенскому коню. Сыновья первыми последовали за отцом, и мы с Хьюго единственные остались на этой стороне. Он посмотрел на меня и спросил:

– Элли, тебе страшно?

Я не знал, зачем он спрашивает меня об этом, быть может, хочет снова посмеяться. Но только что-то необъяснимое, какое-то понимание его собственных чувств, заставило меня откликнуться и честно кивнуть в ответ. Впервые он не стал насмехаться над моей слабостью, а лишь согласно склонил голову, и я увидел в нем ту же неуверенность, какая была во мне. Нить понимания на мгновение протянулась меж нами, но он тут же оборвал ее, преодолел себя, надел на лицо маску решительности, а на голову капюшон и шагнул сквозь завесу. Недолго думая, я отправился следом.

Глава 2 Шепот среди книг

Стена воды холодной тяжестью обрушилась на меня – словно небо опустилось на плечи древнего героя. И в первую минуту, как я пересек этот колдовской барьер, мне ничего не удавалось понять. Мир преобразился до неузнаваемости. Привычное ощущение пространства исчезло вместе со всеми его ориентирами. Я не видел ничего, кроме сплошной мглы и серости, словно небо, земля, право, лево и все стороны света разом перестали существовать, оставив меня одиноким парусником дрейфовать вне времени и жизни. Потом я узрел, что земля здесь все-таки есть, и это позволило мне твердо встать на ноги.

Я ожидал, что ярость зачарованной стихии внутри будет самой неистовой, что дьявольский дождь, отзываясь гулом тысячи дикарских барабанов, прибьет меня к земле и не позволит встать. Но он почему-то совершенно не ощущался, был невесомым словно туман. Он поглощал и свет, и звуки, и потому внутри завесы царила пугающая тишина. Ткань моего плаща сильно намокла, и только так я понимал, что дождь идет, он окроплял мне лицо частой мелкой моросью, но в остальном был на удивление незаметен. Лишь здешний воздух искажала его серая рябь, которая словно наполняла собой всю бесконечность космоса, и в ней я с трудом различал очертания своих спутников, которые отдалились от меня всего лишь на несколько шагов.

Когда же зрение мое привыкло, а голова перестала кружиться, я смог увидеть все более подробно. Я увидел необходимые ориентиры, которые так неожиданно потерял в самом начале. Я разглядел небо, затянутое плотными, похожими на кипящую грязь, тучами, я разглядел землю, уже не прорезанную бороздами, а ровную, будто высеченную искусственно, сплошь залитую бегущей водой, слой которой был мне по щиколотку. Спасали только высокие кожаные сапоги.

Я поспешил догнать Хагамара, но двигаться под таким дождем оказалось и в самом деле очень трудно. Ноги словно увязали в воде, как в болотной трясине, их приходилось усилием отрывать от скользких камней. Даже темнота здесь была особенной, словно имевшей плотность. Я будто бы шел по дну озера, продираясь сквозь толщу не то воды, не то загустевшего воздуха, и явь неожиданно превратилась в тот самый сон, когда пытаешься бегством спастись от ночного кошмара, преследующего тебя, а ноги отказываются подчиняться, и бег никак не удается, превращаясь в мучительное сражение с собственным телом.

Я заметил, что тучи не висят на месте, а медленно плывут, но плывут не в согласии с ветром, а своим внутренним движением, складываясь в огромную спираль, как если бы в небе вечно собирался и хотел обрушиться на землю ураган. И чем ближе к центру они находились, тем гуще и темнее становилась их масса. А уже там, в самой их среде жила подлинная тьма. Где-то под этим демоническим оком в темно-серой ряби едва проступали неясные размытые дождем очертания каменных глыб. Это могла быть обыкновенная скала, но что-то в ней показалось мне ненатуральным, должно быть ее одиночество, отстраненность от других скал. Ясно разглядеть ее отсюда было невозможно, но поскольку мы все шли именно к ней, я мог предполагать, что это и есть та самая искомая библиотека.

Чем больше я медлил, тем дальше уходили мои спутники. Оставалось только дивиться, как это у них получается идти так быстро, если я с трудом отдираю ноги от земли. Преодолевая себя, я, как мог, ускорил шаг, и поспешил за темными фигурами. Они удалялись, а я все никак не мог их нагнать.

– Подождите меня. – Крикнул я им в след, но никто не остановился, не обернулся и даже не ответил.

Не то я привык, не то хватка заколдованной воды ослабла, но идти вроде бы стало легче. Скользкие камни не позволяли мне бежать, но шаг мой стал быстрее. Я боялся потерять друзей из виду, но их силуэты словно и не собирались исчезать, как бы далеко они не уходили. Но как только я догнал одного из них, как мне показалось – Хьюго, как только тронул его за плечо, со страху сильнее, чем хотел, фигура моментально растаяла, словно дым на сильном ветру. И только за мгновение, как она исчезла, я заметил, что это не мой брат, а кто-то плоский, безликий, лишь прикинувшийся человеком. И вот тогда меня объял ужас, равного которому я не испытывал со времен отцовских припадков гнева. Я остался один в чужом, незнакомом месте, в окружении черных призраков, которые теперь со всех сторон надвигались на меня, безмолвные, бесшумные, как сама пропасть, откуда они выбрались.

Они окружили меня медленно сжимающимся кольцом. От страха я не мог сдвинуться с места, но бежать все равно было некуда. И в тот момент, когда я уже совсем, было, отчаялся, когда неожиданные слезы беспричинной грусти, поднятые какой-то внутренней душевной волной, стали подступать к глазам, чья-то массивная рука сама опустилась на мое плечо. Вздрогнув, я обернулся, и увидел бесстрастное лицо брата, будто вырезанное из камня. Стоило мне вновь обратить взгляд по сторонам, и тени исчезли, как если бы их не было вовсе. Мираж рассеялся, а я вдруг испытал горечь униженного человека.

– Ты ведь шел впереди меня, как же ты оказался сзади? – Все еще тяжело дыша, спросил я Хьюго.

Лицо брата посуровело еще сильнее, и он, посмотрев на меня как на глупца, сказал:

– Ты отстал от нас, мало того, шел в обратную сторону, и мне пришлось вернуться. Элли, право же, соберись, я не буду нянчиться с тобой весь вечер.

Я хотел, было, спросить его о видениях, но вовремя прикусил язык. Судя по тому, как со мной разговаривал брат, сам он ничего не видел, а я не хотел опуститься в его глазах еще больше. Молча и угрюмо, я поплелся за ним. Вскоре мы догнали Хагамара с сыновьями и уже вместе продолжили путь.

– Все в порядке? – Спросил он меня. Я нашел в себе силы только безмолвно кивнуть в ответ, но Хагамара это не удовлетворило.

– Ты ведь что-то видел, не так ли? – Продолжал он допрос. – Это были тени людей?

Я снова только кивнул, не зная, как описать окутавший меня морок. Хьюго посмотрел на меня сурово, серьезно, и… неужели я увидел тревогу в его глазах? Если так, то боится он не за мою жизнь, а за мой рассудок, за тот урон, который может нанести репутации нашего отца возможное безумие младшего сына. Но Хагамар оставался бесстрастным.

– Вот почему сюда нельзя ходить в одиночку. Глупцы, решившиеся на это, станут жертвами своих же потаенных страхов или желаний. Они будут обмануты собственным разумом. Тени – еще не самое страшное, что может пригрезиться в этом дожде. Чудовищные иллюзии затуманят им взор, исказят здешнюю действительность, души погибших возлюбленных будут звать их к себе, ибо завеса не подпустит к библиотеке тех, кто слаб духом.

Не знаю, как именно слова Хагамара подействовали на остальных, но Хьюго слушал малефика настороженно, с особенным вниманием, которое его складу характера не было свойственно. Даже Редерик, в минуты страха скрывающийся за глупыми шутками, не мог вымолвить ни слова, и был подавленным и унылым, как будто тяжкий груз внезапно лег на его плечи. Один только Ториэн, которому все это, наверняка, было известно и раньше, шел себе, как ни в чем не бывало. Меня же слова Хагамара обидели и потому привели в чувства.

– Ты хочешь сказать, я среди вас самый слабый?

– Нет, – с улыбкой ответил он, – ты единственный слишком далеко отошел от меня.

Такой ответ должен был меня успокоить, но не успокоил. Хьюго ведь тоже отошел от Хагамара вслед за мной, но с ним ничего не случилось. Я не стал продолжать этот разговор, боясь нового подтверждения своей слабости. Тем временем по обе стороны от нас появились кривые отроги, высокие, изогнутые, похожие на челюсти дракона или когти чудовищной руки. Они вздымались, словно незамкнутые наверху арки, построенные безумным архитектором преисподней, который решил слегка расширить границы подземного царства. Мы шли сквозь их пугающую анфиладу, а как только достигли конца, мне показалась, что неминуемая смерть ощерилась в нашу сторону. Из мрака на меня скалили зубы сотни пенящихся, словно у бешеных собак, пастей, взирали тысячи пустых глазниц, как бы слезящихся от вечного холода. Их рога, когти, высокие острые хребты, шипы и шпоры, похожие на лезвия сабель, вспарывали воду, словно ткань, которая каскадами струилась с их чешуйчатых спин и сложенных за спиной перепончатых крыльев. Немыслимые чудовища все как будто готовились к прыжку, но отчего-то не прыгали. Они застыли в этом положении, как если бы их навечно заковали в камень. Так и было, они сами были статуями, составленными в нелепую громадину.

Кольцами они сидели на спинах друг друга, словно обороняя своими неживыми телами сооружение, вздымавшееся чуть ли ни к самым тучам – башню, чью крышу невозможно было разглядеть из-за адских скульптур. Изваяния были самыми разными, некоторые с руками и ногами, подобные громадным людям с головами ужасных зверей, другие сами как звери, порожденные лоном какой-нибудь смертоносной богини. Снизу находились самые большие чудовища, и каждый новый ярус сокращался, превращая башню в конус, в тысячеглавую гору, не имевшую ни окон, ни дверей.

Оказалось, что дверь все-таки есть, каменная, как и все, что здесь находилось. Но я не заметил ее, потому что огромная голова, как бы составленная из двух половин, выступала на поверхности ее створок. Барельеф этой бычьей морды с громадными, во всю высоту двери, рогами, был столь же пугающим, как и другие застывшие стражи этого места. Тяжелое кольцо в ее носу оказалось неделимым и потому намертво запирало двери.

Мы подошли ближе и прямо над дверью я различил табличку, где буквами римского алфавита было высечено одно короткое слово «sofos». Заметил его не один только я.

– Софос? – Прочел Редерик. – Что это такое?

– Так Малефики называют это вместилище мудрости. – Ответил Хагамар.

– Оно вперед читается точно также, как и назад. – Заметил я.

– Ты наблюдательный. – Похвалил Хагамар. – А теперь заметь еще кое-что. Если его перевернуть вверх ногами, форма каждого знака не изменится, и слово не утратит свой смысл.

– И в самом деле! – Приглядевшись, удивился я. – Также как если перевернуть любую букву в отдельности, не трогая остальные.

– Правильно. – Улыбнулся Хагамар.

– Как же мы попадем внутрь? – Спросил Редерик.

– Постучим. – Ответил Хагамар, жестом приглашая сына сделать это. Редерик не обрадовался такому предложению. Несколько нерешительно, всячески пытаясь скрыть обуявший его страх, он подошел к рогатой голове, протянул к ней дрожащую не от холода руку и трижды стукнул кольцом в дверь. И в этот момент жуткая пасть каменного изваяния раскрылась, обнажив острые зубы. Редерик, которому показалось, что демон хочет откусить ему руку, в ужасе отпрянул, а голова заговорила, и зычный неживой голос разнесся по округе подобно раскатам грома.

«Первый – небесный египетский бог,

Второй – сладкий плод с бахчи.

Совмести, и один из грехов

Получи!»

Такими были ее слова, а мы все от изумления застыли, не зная, что делать дальше.

– Загадки? – Удивился я.

– Неверно! – Тут же прогремела голова, видимо, принявшая мой возглас за ответ. – Вторая попытка!

Хагамар поднес палец к губам, дескать, если не знаешь разгадку, лучше помалкивай.

– Ратыква! – С детским восторгом в глазах возопил Редерик и озарил сие мрачное царство своей солнечной улыбкой.

– Неверно! – Бесстрастно ответила голова, похоже, не посчитавшая шутку Редерика остроумной. – Последняя попытка!

Ториэн, видимо согласный со здешним привратником, только закатил глаза.

– Гордыня. – Спокойно произнес он, на что голова одобрительно сказала:

– Правильный ответ! – Она вновь застыла, кольцо в ее носу разомкнулось, упало к ногам Ториэна, и тяжелые каменные створки сами собой разошлись в стороны, отворяя высокий полукруглый проход.

Ториэн подобрал удивительное, за столько лет не поржавевшее от воды кольцо и повернулся к Редерику, все еще сиявшему от радости.

– Ра, к твоему сведению, никогда не был богом небес.

– Скажи еще солнце не на небе? – Нисколько не смутившись, возразил Редерик.

– Представь себе, не там. И сейчас не время для твоих глупостей. – Упрекнул Ториэн брата, но тот, как будто стал еще веселее.

– Не будь такой букой, Торри!

– Не будь такой бякой, Рикки!

– Заходите. – Прервал их Хагамар и подтолкнул сыновей к входу.

– А если солнце не на небе, то где же? – Спросил я, крайне озадаченный этим.

– Далеко за ним. – Ответил мне Ториэн. – Парит в глубине мироздания, также как и наш мир.

Хьюго, приосанившись, первым зашел внутрь, Хагамар с детьми за ним, так вышло, что я перешагнул порог последним, и был рад уже тому, что, наконец-то, оказался под крышей. Однако внутри меня ждала картина не менее пугающая, чем снаружи.

Глаза, всюду были глаза. Сверкая радужным огнем, они – красные, желтые, синие и зеленые – таращились на меня со всех сторон, сверху, снизу, будто и стены, и пол были частью головы огромного всевидящего существа. Они пугали и завораживали, словно пронзали насквозь меня и все мои потаенные мысли. Но они оказались не настоящие. Это была всего лишь керамическая плитка в форме глаз, облитая сверху разноцветной глазурью, и ею было облицовано все помещение. Она блестела подобно драгоценным камням в какой-нибудь сокровищнице, но здесь ее озарял свет не лампад или факелов. Высоко над моей головой, подобно разбухшим донельзя светлякам, сами собой парили оранжевые шары, отдававшие стенам свой теплый приятный свет, похожий на свет настоящего огня.

Холл, в который мы попали, был долог и похож на два рукава, объявших толстую вертикальную трубу. Внешние стены башни, видимо, служили лишь укреплением, и внутри имелось еще одно помещение, где и размещалась библиотека. Этот узкий коридор кольцом огибал внутренние стены, и, судя по тому, что сводчатый потолок находился значительно ниже всей высоты здания, над нами тоже были расположенные какие-то комнаты. Однако, кроме той двери, через которую мы вошли сюда, других дверей я здесь больше не видел.

– Надеюсь, это не тупик? – Спросил Редерик.

– Или нам предстоит разгадать еще одну загадку, чтобы новая дверь появилась? – Поддержал его Хьюго.

– Нет, разумеется. – Бойко отозвался Хагамар. – Наша дверь с обратной стороны, нужно обойти по кругу.

– Направо или налево? – Спросил Редерик?

– Как хотите. – Ответил Хагамар. – С какой бы стороны мы не пошли, это займет одно и то же время. Наверно.

– Пойдемте налево. – Предложил Хьюго.

– О, ну тогда я, направо. – С улыбкой ответил Редерик.

– Что, не хороша компания? – Спросил его Ториэн.

– Нет, – ответил Редерик, – просто мне нравится поступать не так, как другие.

– Ну, хорошо, – ответил ему Ториэн, – тогда я иду с тобой, чтобы ты ненароком не заблудился.

– Здесь невозможно заблудиться. – Усмехнулся Хагамар.

– Он найдет где. – Возразил отцу Ториэн, и Хагамар, пребывавший сегодня в очень хорошем расположении духа, не стал возражать.

Так и решили. Братья свернули вправо, а мы с Хагамаром пошли в левую сторону, и вскоре обе группы потеряли друг друга из виду.

Стена изгибалась ровной дугой. Здесь не было ни окон, ни дверей, одни только керамические глаза продолжали смотреть на меня с каким-то немым упреком, что ли, угрозой или даже ненавистью. Конечно, они не живые, а значит бесстрастны. Это всего лишь пустышки, и мое воображение рисует то, чего никак не может быть. Но никакие уговоры не могли уменьшить тот страх, который внезапно объял меня, такой же холодный, как и поверхность этих глаз. Рука моя невольно скользила вдоль стены, ощупывая гладкий удивительно приятный рельеф, а коридор все длился и длился, отказываясь кончаться. Мне показалось, что мы идем вот уже второй круг, когда я, наконец, решился спросить об этом у Хагамара.

– Не волнуйся, – ответил мне он, – Здесь это не страшно. Пространство, каким бы прочным и твердым оно тебе ни казалось, всего лишь иллюзия. А библиотека, создавая одни иллюзии, рушит другие.

– Как же тогда разобраться, где правда, а где ложь?

– Доверять себе и своим друзьям. – С улыбкой ответил Хагамар. – Тем более что мы уже пришли.

И действительно, дверь возвышалась перед нами, уже не похожая на чью-то пасть. Высокая, богато украшенная, она была словно королева на балу. Всю ее покрывала удивительна резьба – огромное ветвистое древо, на котором вместо листьев росли, будь они прокляты, очередные глаза, новые их десятки. И в каждый из них вместо зрачка были вставлены мрачные изумруды, кровавые и синие яхонты, желтые опалы. Ториэн и Редерик уже поджидали нас.

– Вижу, вы не заблудились. – Вновь приветствовал их Хагамар.

– Чего не скажешь про вас! – Удивленно воскликнул Редерик. – Почему так долго? Мы уже устали здесь стоять, а ведь шли не быстро.

– Наша половина оказалась длиннее. – Ответил малефик.

– Половина не может быть длиннее. – Резонно возразил Редерик. – Это же половина.

– Здесь может. – Спокойно ответил сыну отец, но недоверие в глазах Редерика не исчезло.

Ни ручек, ни кольца в этот раз не было. Хагамар легко толкнул массивные створки, и они разошлись так, будто ничего не весили. Глазастое древо разделилось на две одинаковые части, и открывшаяся арка изнутри озарилась золотым светом. Мы вошли, и я остолбенел.

То, что сейчас открылось моему взгляду, превосходило все чудеса, виденные ранее. Ни зыбкое серебро Завесы, ни ее черные призраки, ни закаменевшие тела чудовищ, ни живые керамические глаза не могли сравниться с величием и великолепием этого зала. Он был не просто огромен. Должно быть, пространство и впрямь показывало здесь удивительные фокусы, ведь помещение, казалось, превосходило своими размерами саму башню. Словно мы вошли внутрь, но попали не в здание, а в новый удивительный мир, жителями которого были не люди, а книги, каждая со своей неповторимой душой. У этого мира было хрустальное небо, явившееся прозрачным куполом, сквозь который можно было увидеть первозданную тьму, окружавшую его. Но это не страшно, ведь под ним кружились оранжевые созвездия волшебных фонарей, дарующих теплый свет. Иногда они спускались вниз, словно кометы, освещая высокие стеллажи, которые лесом вырастали посреди зала. У этого мира имелись и свои горы – крутые стены, упиравшиеся в небосклон и замыкавшие эту отдельную планету, превращая ее в нетронутую, недоступную чужакам среду. Они, наравне со стеллажами, служили пристанищем бесчисленному количеству книг. Тонкие лозы деревянных лестниц, проросшие к самым вершинам, оплетали их везде, но казалось, если какой-нибудь смельчак, рискнувший покорить эти высоты, проиграет и не удержится, его ждет неминуемая гибель.

Зайдя внутрь, я увидел не библиотеку, а новую природу со своими богами, законами, вращением планет и жизнью, пусть и недоступной другим очам. Я видел ту самую природу из древних приданий, где обитали эльфы, лесные призраки, таинственными огнями заманивавшие путников в самое сердце болот. Мое воображение преобразило каждый предмет, и теперь даже книги виделись мне какими-то крылатыми созданиями, сейчас уснувшими своим зачарованным сном. Но как же легко представить, что они просыпаются и, словно стая диковинных птиц, устремляются в небо. Сколько же лет понадобилось, чтобы все их написать? И сколько же лет понадобится, чтобы все их прочесть?

Мы делали нерешительные шаги, словно боялись разбудить дракона, спящего где-то в глубине, и я видел, с каким восхищением мои друзья осматриваются вокруг. Хагамар предложил нам снять промокшую верхнюю одежду и повесить ее на высокую дубовую вешалку, стоящую возле двери, как одноногий рогатый страж. Когда плащи были развешаны, она стала похожа на дерево висельников, чем неприятно изумила меня. Одежда под плащом тоже намокла, но воздух здесь был таким сухим и теплым, что я уже начал потихоньку сохнуть. Все тепло в этом месте производили три больших камина, которые мы потом обнаружили в разных частях единой здешней стены. Я подошел к одному из них, желая убедиться, что глаза меня не обманывают. Так и есть. Камин был высоким, выше моего роста, и великолепным. Его украшала скульптура дракона, как бы зацепившегося за левый верхний угол очага, словно за кусок скалы. Пасть была разверста, крылья сложены за спиной, а длинный хвост вился по всему камину, словно дракон только что опустился на отвесную гору, завидев где-то свою добычу. Казалось, еще мгновение, и он неистовый и свободный, как сама природа, спрыгнет со своего уступа и воспарит над этим миром.

Но даже не столько красота искусной работы привлекла и удивила меня, сколько необыкновенное пламя, которое горело в камине без всяких дров. И было оно лилово-синим, как отблески заката в воде. Во втором камине, украшенном фигурками тысячи каменных ящериц, это я видел даже отсюда, горело изумрудно-золотое пламя.

– Папа, – неожиданно услышал я голос Редерика, – а нам эти книги можно читать, или они только для вас с Ториэном?

– Здесь много книг на древних языках, которые ты не сможешь понять, – ответил сыну Хагамар, – но каждый человек, стремящийся к знаниям, желанный гость в этом месте. Поэтому, да, вам всем можно смотреть и читать эти книги. Только если что-то будете брать с полок, обязательно потом ставьте на место. Это касается всех. Ториэн сегодня останется подле меня, но вы можете разойтись. Только будьте очень осторожны, книги – хрупкие создания, их легко повредить. Не обрывайте им крылья, они этого не заслужили.

– Ты говоришь так, будто они живые. – Усмехнулся Редерик.

– Душа, – серьезно пояснил Хагамар, – это чей-то животворящий посыл, записанный в виде сплетения незримых сил. А эти книги полны всякого посыла, как созидательного, так и разрушительного. Именно поэтому вы должны соблюдать осторожность. Жизнь – это не только то, что бегает, летает и ползает.

– Надо же, он совсем не жжется. Я чувствую холод. – Сказал мой брат. Он сидел на корточках возле последнего камина, и рука его по локоть ушла вглубь широкой ниши. Я подошел ближе, но не разделил его восторга. Камин этот был уже не красив, а страшен. Нет, мастерством исполнения он не то, что не уступал, но даже превосходил двух своих собратьев. Но его украшали, если такое слово здесь вообще применимо, фигуры скрюченных, корчащихся от боли и ужаса голых людей, выставивших на показ все, что только можно было выставить. Лица их были чудовищно искажены, рты раскрыты в немом крике. Скульптор изобразил их так, до неприличия, правдиво, что, глядя в эти переплетенные каменные тела, я испытывал и сострадание, и отвращение сразу. Пламя, которое горело внутри камина, было совершенно черным, но в то же время имевшим неправильное, как бы обратное свечение. Белизна превращалась в черноту, и было в этом что-то ужасно извращенное, я бы даже сказал, непристойное, словно насмешка над самой жизнью. Оттого камин этот, казался уже не камином вовсе, а сооружением куда более страшным. Наверняка, как раз об этом в народе ходили слухи. Не удивительно. Любой человек, мог принять этот чудовищный очаг за врата преисподней.

– Да, – согласился Хагамар, – этот огонь и в самом деле бывает холодным, как лед. Но я бы на твоем месте не погружал в него руку.

Хьюго, не обратив никакого внимания на совет малефика, продолжал зачарованно смотреть внутрь темного пламени и водить над ним рукой, словно ждал ответного рукопожатия или какого-нибудь пророчества, которое в нем отразится.

– Как вы уже и сами, наверняка, заметили, – продолжал малефик, – огни, что горят в этих очагах, необыкновенные. Изваяния, которыми украшены камины, красноречиво говорят о происхождении каждого огня. Вон тот сиреневый огонь, например, был зажжен дыханием дракона, зеленый разгорелся из маленькой искры, высеченной двумя чешуйками саламандры, а черный был поднят из самых глубин преисподней.

Надо было видеть лицо Хьюго, когда он услышал эти слова. Таким удивленным и испуганным никогда прежде я не видел его. Руку он тут же одернул, но сам потерял равновесие и опрокинулся на пол. Глядя на него, я засмеялся довольно громко. Поднимаясь, он бросил на меня бешеный взгляд, затем посмотрел на Хагамара, но и тень улыбки не скользнула по губам малефика. Хагамар мог подшутить над нами, он часто делал это, но его шутки всегда были добрыми и не обидными. Теперь же он говорил совершенно серьезно.