Дневники артиллериста

Александр Кравченко

Дневники артиллериста

Часть мировой истории, которую никогда не напишут в учебниках. Мы жили, любили, сражались и погибали.

Глава I.

Это была зимняя ночь в полевом лагере, скрытом под тяжестью неба, в которое не могло заглянуть ни одно городское окно. Там, за тучами, таилась бескрайняя галерея звезд – красота, которую не встретить в шумных и ярких огнях больших городов. Но сегодня, перед учениями, небо не показывало своего звездного великолепия – оно сгущалось тучами, словно предвещая грядущие испытания.

Февраль 2022 года, мороз и сырость, холод и грязь – суровые спутники нашего боевого пути. В эти зимние будни, как и всегда в этот период, мы окунались в изучение военной науки, в очередных плановых учениях, где каждая минута выковывала из нас воинов, готовых к любым испытаниям. Тут, среди глины, и влажности— я медленно подходил к жилой палатке, когда навстречу вышел Диего.

«Холодновато сегодня, – сказал он, закуривая сигарету. – Не думал, что в феврале еще так проморозит.»

«Да, зима нас держит крепко, – ответил я, прикрываясь курткой. – Но нам привыкать – завтра же зачет по огневой.»

Диего кивнул, бросая взгляд на небо, скрытое тучами. «Звезд не видно, а жаль. В такие моменты особенно чувствуешь себя далеко от дома.»

«Дом… – улыбнулся я в темноту. – Родные там, ждут. Это и держит на плаву.»

В этот момент из-под тента вышел Бугай, его тяжелая поступь отчетливо слышалась в сырой ночи.

«Что там за разговоры грустные? – спросил он, пытаясь поднять настроение. – Дождь прошел, пора сосредоточиться. Нужно доказать, что нам не просто так доверили это орудие.»

Максимус, молодой и энергичный, появился вслед за ним. «А я вообще не могу дождаться! – воскликнул он. – Помню в прошлом году, как в похожих условиях шли наш марш-бросок. Каждый хотел быть лучшим.»

«Вот именно, – сказал я, оглядывая товарищей. – Мы – команда, и ни один экипаж не останется позади.»

Бугай улыбнулся: «Так и есть. Вместе пройдем любой путь.»

Мы молча посмотрели друг на друга, разделяя общую решимость – несмотря ни на что, мы готовы были показать свой лучший результат.

В душе вдруг ожили воспоминания: 2014 год, первые шаги в армии – еще во время службы в десантно-штурмовом полку, «курс молодых». Все было непонятно и ново: Устав, коллектив, занятия под дождем и снегом, прыжки с парашютом, стрельбища на учебных позициях. Тогда армия была частично контрактной, и взгляды призывников отличались от контрактников. Вспомнился марш-бросок в жару, каждый боялся быть последним. И вот спустя восемь лет, мы снова на зачете, преодолевая трудности, где ни один экипаж не хочет быть позади. Успешно сдав зачет, мы вернулись в жилую палатку, и после посещения банных процедур легли отдыхать. Мой сон унес меня в туманный рассвет, где политические интриги и идеологии привели к военной мобилизации. На границе, где царило братство, раздались выстрелы, и началась кровопролитная битва, в которой каждый сражался до последнего вздоха. Сон был призрачным, может, вещим, но тогда я не придавал ему значения.

Раннее утро. Я проснулся от звуков команды дневального, который резонировал в тишине жилой палатки. Солнце еще даже не начало подниматься, и я, встав с кровати взглянул на своих товарищей, которые также как и я, готовились к утреннему построению и завтраку. Ночью было холодно, и еще вчерашний дождь, пока мы спали, ночью перерос в снег. После еды мы вышли на учения, одетые в теплую одежду, где каждый шаг по снегу отдавался в ушах хрустом, а дыхание становилось более тяжелым.

Сидя в кабине самоходного орудия, я ощущал, как кровь бьется в висках, а каждый звук – от рычания двигателя до щелчков приборов – становится частью единого ритма. В голове прокручивались слова командира и четкие команды экипажа, но мысли не могли не ускользать к дому, к тем, кто меня ждал. «Все зависит от нас, от нашего единства», – говорил я себе, пытаясь подавить небольшое волнение. Холод, сырость и усталость казались лишь вспомогательным фоном к одному важному – сделать все безупречно, и условно сохранить жизни товарищей и выполнить задачу. Сердце стучало ровно, но внутри – буря эмоций: гордость за товарищей, страх ошибки, надежда на успех и желание доказать, что выбранный путь – единственно правильный. Когда раздался выстрел и снаряд полетел в цель, я почувствовал, как напряжение слегка спадало, уступая место уверенности. Это был не просто опыт – это был каждый прожитый день, каждая тренировка, каждая мысль о Родине и семье. В эти мгновения я понимал: мы – не просто солдаты. Мы – броня друг друга, и именно поэтому можем противостоять всему.

К обеду мы завершили первый, самый важный этап учений, и солнце, словно устало и устремилось к горизонту, стало мягче освещать окрестности. Тепло растопило последний снег, и под ногами вновь появилась грязь – холодная, вязкая, словно отражение той переменчивой природы, в которой мы оказались. Возвращаясь в лагерь, я заметил – обстановка здесь изменилась. В воздухе затрепетала тревога, невидимая, как тень в темной комнате. Люди ходили по территории, словно пытаясь найти ответ в своем внутреннем мире, и никто не мог точно сказать, что произошло. Внутри каждого звучала одна лишь волна неопределенности – словно все уже готовились к чему-то важному, к чему-то, что скрыто за мощным занавесом тайны. То ли к переезду в незнакомое место, где еще нужно освоиться, то ли к очередной опасной проверке, от которой зависит многое. Каждое лицо было скрыто за маской спокойствия, но глаза – словно разоруженные, напряженные и полные вопросов – рассказывали другое. Они хранили свои мысли глубоко внутри, за семью замками, чтобы не сорвать поставленные задачи, чтобы не выдать тревоги, которая могла бы заразить всю батарею. Вроде бы всё шло по привычной армейской тропе – обычные бытовые и служебные дела: распределение дежурств по охране периметра, контроль за техникой, работа на складах, подготовка к ночным патрулям. Все это было знакомым ритуалом, частью повседневной жизни. Но даже в них звучало ощущение непостижимой невидимой нити, связывающей нынешнюю спокойную рутину с чем-то неопределенно опасным. В этот день всё шло быстро, будто даже время, устав от многолетней рутины, захотело поскорее завершить очередной цикл. Когда человек занимается одним и тем же делом, особенно монотонным и требующим сосредоточенности, оно будто растворяется, превращаясь в быструю песню, где каждая нота – это минута, а вся пьеса – путешествие в никуда. И вот, когда солнце клонилось за горизонт, с неба сливалась тёплая, тонкая заря, – в расположении громко прозвучали новые указания. Командир батареи собрал нас вместе и сообщил коротко, но с особым смыслом: «Собирайте тревожный рюкзак». И в этот момент словно воцарилась тишина – в воздухе повисло ощущение серьёзности. Все смеркалось, а внутри каждого зародилось непроницаемое волнение. Неясное, без слов, – словно знание о чем-то грядущем, что должно случиться, но что скрыто за завесой секретности. Взгляды командиров и старших начальников становились чуть более напряженными, их лица чуть более суровыми, словно борясь с собой, чтобы не показать волнения. В их глазах можно было прочитать – они что-то знают, что нам пока неизвестно, что-то, что держат за семью печатями тайны. И только от нас зависит, насколько мы готовы к тому, что грядет.

На рассвете следующего дня, когда солнце только пробивалось сквозь туман, мы собрались вместе с Диего, Бугаем и Максимусом, чтобы подготовить орудие к предстоящему выезду. Работа шла быстро и слаженно – технику приводили в порядок, проверяли каждую деталь, чтобы ничего не подвело в самый ответственный момент. Когда всё было готово, мы направились в жилую палатку, где уже ждал старшина батареи. Там началась выдача вооружения: стрелкового оружия, боеприпасов, дымовых шашек, дымовых мин, гранат – всего, что могло понадобиться в бою. Мое наблюдение подсказало: тут все встало на свои места. Плановые учения вдруг превратились во что-то гораздо более серьезное – ощутимо командировало настроение, и стало ясно, что за этими тренировками скрывается что-то важное, невидимое на первый взгляд.

Через несколько часов наши экипажи собрались для выполнения боевой задачи. Выступая с речью, командиры закрепили смысл: «Мужественно и отважно, невзирая ни на что… сохранить жизнь и выполнить долг – защиту Родины». В данный момент особое значение приобретала фраза: «Быть на охране границы с Украиной и в случае угрозы – сделать всё возможное, чтобы подавить врага». И тут я задумался – «Защитники Родины» … Интересно, что именно сегодня, 23 февраля – День защитника Отечества, – подумал я, – и этот день, как символ мужества и долга, стал для меня особенным. С тех пор я воспринимаю его не просто как праздник, навязанный школой или обществом, а как мой заслуженный профессиональный праздник, подтверждение моего пути – пути защитника.

Ужин прошел быстро и по-боевому – никакой долгой трапезы, времени не было даже сходить в магазин за сигаретами. В суматохе мы загрузили в орудие наши личные вещи, воду и сухие пайки на сутки – всё необходимое для выживания. Остальное – запасы, боеприпасы и более тяжелое снаряжение – разместили в запасной КамАЗ, где уже ждала техника старшины. За многолетнюю службу и пройдённые учения я вывел для себя важный урок: непроглядная непогода – не враг, а всего лишь часть испытания. И чем больше штормит, тем крепче становимся. Сегодня, когда снова моросит мелкий дождь – словно роса, которую почти ничего не чувствуешь, – я заметил, что одежда промокает настолько быстро, что даже не успеваешь останавливать процесс.

План перемещения колонны был назначен на поздний вечер. Мы дозаправились топливом, подготовились и зашагали в путь, прильнув к своим орудиям. Колонна выдвигалась тихо, ощутимо – в ночь, когда даже малейшие шорохи уже казались сигналами тревоги. В каждом движении и в каждой детали – скрытая решимость, будто мы идём на встречу неведомому, но неотвратимому вызову. И в этот момент я понял – настоящее испытание не только в боевых подступах, оно внутри каждого из нас. И чем больше мы сталкивались с непогодой и невзгодами, тем сильнее становилась надежда. А рассветы, как бы ни были далеки, становились нашим внутренним светом, который не дают погоды или обстоятельства. Мы шли вперед, зная, что в любой момент может настать черный день, но именно это – делает нас теми, кем мы есть, – защитниками и стойкими бойцами, готовыми встретить новую ночь, ведь каждая заря впереди – это новая надежда на победу и спокойствие для наших близких и Родины.

На границе между Крымом и Херсонской областью, в этот тревожный момент, я вспомнил как однажды, в одной из публикаций в социальной сети, увидел интервью Президента Российской Федерации Путина В. В. где он говорил что, если драка неизбежна – нужно бить первым. Это звучит для кого то и грубо, но в их смысле – словно вызов судьбе и обстоятельствам. В тот момент я почувствовал, что исполняю свой долг – защиту Родины, и если вчера был Международный День защитника Отечества, то теперь я точно достоин. Ведь мы оказались в самой гуще событий, где неизбежность конфликта стала очевидной.

В дороге вокруг царила тишина, наполненная лишь шумом двигателя и холодом стали техники. Я пытался немного отдохнуть, чтобы набраться сил, ведь впереди – неизвестность и опасность. Внезапно я проснулся – словно что-то внутреннее сказало мне, что я больше не дома, что-то мешало мне дышать. Тогда я поднял люк и увидел ужасную картину: взорванная заправка, сгоревшие машины, тела, запекшаяся кровь и грязь на асфальте. Это было как дежавю кошмара – показалось, что я попал в пекло. Ночь здесь была жаркой, и все казалось намного серьезнее, чем я мог себе представить. Нужно было сохранять бдительность – эта битва обещала стать самой тяжелой.

Спустя некоторое время, на одном из поворотов, наша артиллерия вышла из строя: сцепление сгорело, и мы остались застрявшими в чужой стране, на перекрестке, где опасность могла поджидать на каждом шагу Колонна техники уехала дальше без нас, потому что у них была боевая задача, время и место…Мы остались одни, словно на грани столкновения с неизведанностью, понимая, что благодаря этому пути мы становимся частью чего-то большого.

Тот момент – словно метафора: мы вышли из строя, но не из битвы, и каждый наш шаг теперь – это испытание и вызов судьбе. И пусть впереди будет самый тяжелый путь, – я уверен, что именно такие тяжелые испытания делают из нас настоящих защитников, стойких и непреклонных. Ведь даже разбитый механизм, если его починить и продолжить путь, способен стать символом той невидимой силы, что ведет нас к победе, – за Родину, за тех, кто нам верит, и за тех, кто уже в прошлом.

Мы приняли решение действовать согласно ситуации, оценивая окружающую обстановку по мере необходимости. Перед началом всех действий мы решили сделать короткий перерыв – поесть и набраться сил. Разделились на две небольшие группы: две человека держали круговой периметр, внимательно следили за каждым движением вокруг, на случай неожиданных развязок, а двое – устроили небольшой отдых, чтобы восстановить энергию. После этого, сменяя друг друга, мы продолжили наблюдение и подготовку.

Не прошло и нескольких часов, как встал вопрос о важной задаче – реанимировать технику, чтобы перегнать её в более скрытное место в кустах, где она могла бы безопасно пережидать опасные часы. И тут, словно из ничего, на последней кульминационной дуге, случилось чудо: Диего, словно герой из фильма, на последний слабый вздох электрической системы, сумел оживить сцепление – пусть и на миг. Это было будто маленькое чудо, ведь в условиях полной поломки силового блока, он сумел отогнать орудие, грубо и с силой, в укромное место, чтобы оно не было обнаружено. Однако, настоящее чудо оказалось лишь временным – сцепление, словно уставшее, сгорело полностью, оставив технику в полной неподвижности.

Погода к обеду немного улучшилась, хотя мороз всё равно кусался до костей. Однако хоть не было снега или сильных осадков – сухая погода давала нам хоть немного преимущества. Говорят, что в такой климатической суровости сухость – словно кислород надежды. Мокрая одежда и тело, не говоря уж о мокрых ночах, – только усугубили бы наши страдания. А так, сухой воздух и мороз создавали странную, почти церемониальную атмосферу: каждое дыхание превращалось в облачко, словно древний ритуал защиты. Стоя на месте, мы слушали окружающие звуки природы – шелест ветра, тихий треск снега, иногда вдалеке взрывы или выстрелы, которые создали мрачную симфонию для наших ушей. В этом тихом хаосе, словно в кино, начали медленно приближаться люди – местные жители из далекого села на границе Украины, люди, для которых эта ситуация стала ошеломляющей новостью.

Они шли осторожно, с недоверием, с тревогой в глазах. Преимущественно мужчины – крепкие, с седыми, давно не подстриженными щетинами, в старых спортивных брюках, которые, наверняка, носили по нескольку сезонов подряд. Брюки, видно, изношены до дыр, изгрызены временем и постоянной ноской. Галоши, которые одевались, как у древних – с потертостями и трещинами, шлепали по мокрому снегу при каждом шаге. Вязаные свитеры, выглядевшие как семейная реликвия, невидимы в рамках сбывшейся эпохи – такими они выглядели словно отпечатки ушедших времен и поколений. Верхняя одежда – кожаная куртка, неопрятная, с потертостями, проржавевшими дырками – сказала о несгибаемой стойкости их владельца. Куртка, кажется, носилась с конца 90-х – о чем говорили изношенные швы и погнутые пуговицы. В целом, внешний вид мужчин говорил о тяжелой жизни: зубы в гнили, взгляды – одновременный вызов и усталость, дерзкий говор, словно они пытались показать, что несмотря на всё это, они всё равно есть, их не сломили ни морозы, ни трудности.

Встреча с такими людьми – это всегда тонкая игра баланса. Мы решили, что будем проявлять доброжелательность и вежливость, пока не увидим признаков угрозы. Изначально они были напуганы – стояли на расстоянии метра-два, чуть ли не опасаясь каждого нашего движения. Объясняя им свою ситуацию —, что мы, прежде всего, выполняем боевую задачу, – старались снизить тревогу, показывая, что наши интересы совпадают с их интересами выживания в этих условиях. В этот момент у меня создалось впечатление, что они, несмотря на внешнюю бедность и руины привычной жизни, были словно живыми памятниками стойкости. Их внешний вид – отражение всей этой суровой эпохи: рваная одежда, гниль в зубах, глаза – полные упрямства и битв за каждую секунду жизни.

И как ни странно, несмотря на их внешнюю полное изношенность, в их голосах звучала непоколебимая решимость. Они пытались сказать что-то важное, что выходило за рамки слов – их дерзкий говор был попыткой попасть на уровень доверия, показать, что они ни в чем не сломлены, что даже перед лицом угрозы они остаются людьми, борющимися за свои семьи, свою землю и свою честь. И я понял, что весь этот разговор – не просто обмен словами, а проявление непоколебимой внутренней силы.

Так что, в этой истории есть не только тактические ходы, выживание и опасности, но и особое впечатление – что за грубой кожей, проржавевшими куртками и потрепанными лицами скрывается внутренний огонь. В каждом из этих людей есть искра несломленного духа, которая, несмотря на все испытания, продолжает гореть ярко. И именно эта живая энергия в их фигурах – самый важный урок для каждого из нас: в самой сложной ситуации остаются люди, способные держать на себе весь мир, потому что внутри у них есть что-то сильнее внешних трудностей.

Пока мы стояли на месте, в тесной тишине, обменивались взглядами, я заметил нечто странное у одного из местных мужчин. Его пальцы были украшены наколками – не просто рисунками или символами, а вполне конкретным набором – словно он перенял эти татуировки в заключении на зоне. Они были яркими и запоминающимися: словно клеймы или суровые знаки, что заявляли о его прошлом или уровне, с которым он прошел через испытания. Он держал в руке, в кармане, старый кухонный нож – тот самый, который идет с домов на кухнях десятилетиями, истёртый в постоянной эксплуатации, гнущийся и точёный до блеска и остроты, словно филейный, идеально сбалансированный клинок. Этот нож, казалось, словно ждал своего часа, будто был частью его самого – всегда при нем, в кармане, в готовности к действию.

При виде этого я почувствовал, как по телу прошёл холод – словно предчувствие надвигающейся опасности. Мгновенно осознав, насколько ситуация опасна, я сглотнул и тут же сообщил об этом своим товарищам. В этот момент всё внутри меня словно зажглось тревогой. Я спросил у владельца ножа прямо – «Чей это нож?» – с легкой насторожкой, чтобы понять, насколько всё серьезно. И как будто в мгновение ока, розовые очки доверия, которые ещё недавно скрывали их опасения, были сброшены, уступив место реальности. В глазах у одного из них вспыхнула паника, а его взгляд стал полон страха – словно он вдруг понял, что держит в руках не просто нож, а оружие, способное нанести серьёзный вред. Мудрец, что держал нож, ответил спокойно, немного с упреками в голосе: «Это кухонный нож, взял с кухни – на крайний случай. Что тут такого? Мало ли кто вы такие – может, просто встряли, может, враги или просто люди, что по воле судьбы оказались рядом, – и неизвестно, что может случиться».

В этой ситуации стало ясно одно – нечего было спорить, все понимали смысл этой опасности. Он, скорее всего, просто хотел быть готовым к любой непредвиденной ситуации, ведь в тех условиях любой человек, оказавшийся в подобной обстановке, мог бы поступить так же – защитить себя и своих. В конце концов, мы все – люди, по сути, одинаковые, и в такой ситуации есть только два варианта: доверять или защищаться. Восприятие окружающего мира, страх и осторожность – всё это было очевидно, и не удивительно, что в такой обстановке никто из нас не мог быть полностью спокойным.

Когда всё выяснилось, мы выразили свои намерения – быть хорошими и вежливыми, пока не появится явная угроза. Мы говорили спокойным голосом, показывая, что мы здесь не враги – что мы русские солдаты, пришедшие не убивать, а выполнять свою работу. И ведь было понятно, что любопытство у них – неотъемлемая часть их жизни, их опасно было недооценивать или превращать во врагов без достаточных оснований. Их взгляды и поведение рассказывали больше, чем слова: это люди, которым пришлось столкнуться с чем-то необычным, опасным и совершенно непредсказуемым.

Один из них, почесав затылок, исчез в темноте и ответил с грубым, но спокойным голосом: «Ну что ж, мужики, всё вроде у вас – хоть налёг. Будем считать, что всё прошло. Берегите себя.»

Когда они ушли в темноту, я повернулся к товарищам и тихо сказал: «Нам ещё долго ждать, и ночь полна опасностей. Но это всё – лишь испытание. Важно помнить, что даже в такой ситуации важно оставаться человеком.»

– «Да, – вздохнул Максимус, – эта ночь точно запомнится навсегда».

Так в этой зловещей тишине, среди холода и ветра, мы держались друг за друга, понимая, что испытания только начинаются, а судьба ещё приготовила свои сюрпризы.

Мы вежливо попрощались и отошли, оставшись одни – каждый внутри испытывал смесь тревоги, отчаяния и, безусловно, непонимания. Тёмная ночь застала нас у края леса, вокруг бушевал ветер – свист, будто грива дикого зверя, и мороз, который словно морозильник задал дух – без тепла и уютной одежды не было шансов почувствовать хоть каплю покоя. Сон казался невозможным в такой обстановке, ведь каждую секунду приходилось прислушиваться к каждому шороху – вдруг где-то в кустах затаился враг.. Но, вообразив, что хоть что-то у нас есть – пусть и не очень тёплая палатка, – мы старательно менялись по парам, чтобы немного отдохнуть, хотя сладкого сна в такой ситуации не было и в помине. На короткие часы, пока сменяли друг друга, мы располагались в двух зонах – одна в палатке, другая чуть дальше, в кустах, чтобы обеспечивать постоянную охрану и защищать свою технику и оружие. И несмотря на всё это, мы понимали, что этот светлый остаток надежды и единства может наше спасение – ведь именно в таких трудных условиях словно закаляется дух, и даже в самых безвыходных ситуациях появляется маленький просвет, означающий, что всё еще есть смысл бороться.

Ночью к нам подошёл молодой парень, лет двадцати шести – примерно моего возраста, со взглядом, полным усталости и неуловимой надежды. Он был одет в простую, поношенную одежду, видно было, что жизнь его не баловала: кожа чуть бледнее, глаза – немного потускневшие, руки – потрёпанные. Но голос его был ясный и твердый, когда он решил присоединиться к нашим полузабытым товарищам. Немного пообщавшись, он, казалось, почувствовал, что здесь – его место. И вдруг… просто исчез. Мы подумали, что он уходит или ищет что-то ещё по ночной тьме.

Однако, минут через тридцать, он появился снова – уже с несколькими кружками горячего чая, очень простого, но невероятно ценимого в ту морозную ночь. Леденящий холод, влажный ветер, пронзающий до костей, – всё казалось почти неважным, потому что сейчас это было настоящее чудо. Горячий аромат, пульсирующий в трубке кружки, – это было самым ценным, что мы могли получить. На ту ночь горячий чай стал для нас чем-то вроде нектара богов, спасения во мраке и ледяном бездорожье.

К тому моменту, как он подошёл, мы уже опасались. В наших условиях любой – чужой и мог принести нечто опасное. Мне пришлось первым спросить: «Эй, парень, спасибо, что принес. Но скажи, а ты нас не отравить хочешь? Или, может, ты нам кого-то сюда подсыпал?» Он улыбнулся своей просторной, немного грустной улыбкой: «Нет, все в порядке. Просто не мог пройти мимо… Видел, как вы замерзли в эту морозную погоду и хотел хоть немного помочь вам согреться, да и пообщаться с кем-то».

Остальные присмотрелись к нему, и так, запивая глотками остуду, мы начали говорить о жизни – о мире, о тех, кто остался в наших странах, о несчастьях, политике, которая ныне стала чем-то вроде гнета в его стране, ядовитого тумана, нависающего над всем. Итоговая беседа вышла странной и потому особенной, ведь именно в такие моменты человек может найти что-то важное среди руин.

«Хотя, – зевнул один из товарищей, – это и был самый не вкусный чай, который я пил, невкусный и слякотный. Но сейчас… он словно нектар богов. Вкус, который не забудешь, когда на улице – холод и ветер».

Это была ночь полного безмолвия, холодная, словно сама степь сковала нас своей морозной хваткой. В жесткой стуже и грохоте ветра мы ждали рассвета, дежурили по очереди, с трудом вытягивая руки к огню и пытаясь согреться хотя бы немного. И, сколько бы не казалось, что ночью невозможно стать сильнее, мы все же почувствовали, будто усталость по чуть-чуть отступает, когда солнце стало медленно подниматься над горизонтом.

Ближе к утру – как только стало ясно, что ночь прошла – мы решили, что спать по полтора часа бессмысленно. Диего, и я предложили по четыре часа сна в день, чтобы хоть немного подзарядить силы. Когда выспишься – кажется, это уже почти целая жизнь. А в палатке, в то время, свернувшись кутком, мы оказывались в полном одиночестве и тишине, которая вдруг казалась даже приятной.