Дядя самых честных правил. Книга 6

Ёшки-матрёшки! Сон мгновенно слетел с меня, а в мозгах заворочались тяжёлые мысли.

– Подожди в столовой, сейчас оденусь и всё расскажешь. И прикажи, чтобы мне принесли кофий.

Киж молча кивнул и вышел из спальни.

Матерь Божья, только смерти Елизаветы не хватало! По-быстрому умываясь и приводя себя в порядок, я обдумывал новость и непроизвольно кривился от досады. Вчера я чётко видел – полтора года императрице «было написано на роду». А медиум, знакомая Марьи Алексевны, видела срок до Рождества. И как это понимать? Некромантское чутьё может обманывать? Или смерть не была естественной? Неужели ей помогли умереть? Как теперь сообщить это Тане? С камнем на сердце я вышел в гостиную.

– Прислугу не добудишься, – сообщил Киж, – так что я сам сварил вам кофий. Вроде ничего не перепутал.

Я сел напротив мертвеца и взял чашку.

– Рассказывай, Дмитрий Иванович, что там случилось.

Слушая рассказ Кижа, я не чувствовал горького вкуса кофия. Не до этого, знаете ли, было.

* * *

Я почувствовал, Константин Платонович, когда вы с Таней приехали. Не стал, на всякий случай, показываться вам на глаза. Но держал руку на пульсе, как вы иногда говорите, на случай, если что-то пойдёт не так.

Когда Татьяна зашла к Елизавете, я проверил слуховое окошко в её покои и не ошибся. Лакей уже сидел там и внимательно слушал каждое слово. Пришлось немного охладить его любопытную натуру, так сказать. Нет-нет, не беспокойтесь, Константин Платонович, тело не найдут и никакого шума не будет.

Так вот, после вашего ухода императрица отослала всех из спальни и вроде как задремала. Или всё это время размышляла, не могу точно сказать. Но через час она позвала Разумовского и приказала взять перо и бумагу. Под её диктовку наш знакомец написал два указа. Первый о признании за девицей Татьяной дворянского происхождения и дарования ей фамилии Петровская. Второй о возвращении вам княжеского титула, утраченного предками. Разумовский подал ей бумаги, но она не торопилась подписывать.

– Кому престол оставлю, Лёшенька? – спросила она. – Дураку Петрушке? Так он Пруссию выпустит, по старой любви к Фридриху. Немчуру свою ко двору наберёт, будет как при Бироне, чтоб его. Павлушка ребёнок ещё несмышлёный. Катька-интриганка под себя загрести всё хочет. Кому Россию оставить, Алёшенька? Плохо будет после меня.

Разумовский что-то бормотал, а Елизавета только вздыхала.

– Матушка моя, царствие ей небесное, сразу мне хотела престол оставить. Да поддалась на уговоры Меншикова и других верховников. Помнишь, что из этого вышло? Сколько я от Анны с Бироном наплакалась!

Помолчала немного, цыкнула на Разумовского и говорит:

– Что я, дура нерешительная или императрица Российская? Ну-ка, Лёшка, вызови этих лентяев из моей Конференции министров.

Все уговоры Разумовского не спешить разбились об окрик Елизаветы:

– Сама лучше знаю! Делай, что сказала!

Через пару часов в приёмной появились князь Трубецкой, граф Воронцов и братья Шуваловы. Императрица приняла их, не вставая с постели, и велела привезти её завещание о престолонаследии.

– В Сенате оно, матушка, – попытался возразить Воронцов. – Хранится как и полагается. Сама так приказывала…

– Ну так привези! Немедленно!

Стоило Воронцову удалиться из спальни императрицы, как младший Шувалов стал мягко намекать, что сейчас не время менять наследника престола. Елизавета отреагировала резко и безапелляционно:

– Моя власть, кому пожелаю, тому и отдаю. А твоё дело, Петька, выполнять мои приказы. Или забыл, кто тебя поднял, а?

После этого она всех отослала, пока не привезли завещание. Судя по звукам, императрица задремала, я оставил слуховое окошко и заглянул в приёмную у её покоев.

Когда я туда попал, Константин Платонович, там были Шуваловы, Трубецкой и резвый молодой Волков, секретарь той самой Конференции министров. Начало разговора я пропустил, услышав только самый конец. Шувалов сказал Трубецкому, чтобы тот действовал, или всем не поздоровится. А Волкова они отправили будить Петра Фёдоровича и сообщить тому об угрозе.

Минут через двадцать Волков вернулся, приведя с собой лекаря-немца, и шепнул Шувалову, что наследник скоро будет, мол, вы же знаете, как он обычно собирается. А старший Шувалов, который начальник Тайной канцелярии, отвёл в сторону лекаря и принялся с ним перешёптываться. Я понял с пятого на десятое, но вроде он просил его дать императрице успокаивающее, чтобы та заснула. У меня возникло подозрение, что они хотели потянуть время, а затем то ли переубедить Елизавету, то ли ждали, что она сама остынет и передумает.

Из покоев императрицы донёсся шум. Я быстро вернулся к слуховому окошку и услышал в спальне голоса Разумовского, Шуваловых и лекаря-немца. Насколько я понял, Елизавета пыталась встать, но ей сделалось дурно, и она упала. Её уложили обратно на постель, но императрица стонала и требовала позвать своего врача Крузе.

– Нет его, матушка, во дворце. Уехал куда-то, не нашли, – слышал я голос Шувалова. – Вот, лекарь Петра Фёдоровича, он врачует не хуже. Прими лекарство, матушка, тебе легче станет.

Минут десять они уговаривали её выпить какой-то настой. В конце концов Елизавета сдалась и приняла лекарство. На некоторое время ей полегчало, она принялась спрашивать Шувалова о каких-то делах, попросила Разумовского принести чаю.

А затем внезапно ей стало совсем худо. У неё пошла горлом кровь, Разумовский требовал лекаря сделать хоть что-то, Шувалов звал кого-то. В покои вбежал Пётр Фёдорович, крича: «Тётушка! Тётушка!» – и требуя немедленно привести других лекарей. Поднялся такой шум, что стало невозможным что-то разобрать.

* * *

Киж прервал рассказ, достал фляжку и сделал несколько глотков.

– Вы же знаете, Константин Платонович, я чую чужую смерть, – он облизал бледные губы. – У Елизаветы началась агония, я ощутил её даже сквозь стену. Через три минуты она умерла у себя в спальне на руках у Разумовского.

Я протянул руку, забрал у мертвеца флягу и тоже приложился к горлышку.

– Едва лекарь констатировал смерть, как Шуваловы стали присягать новому императору.

Подавшись вперёд, Киж заглянул мне в глаза.

– Вам нужно уезжать из Петербурга. Сейчас же. Немедленно.

Скрипнули половицы, и мы с Кижом разом обернулись. В дверях стояла Таня, босая, в ночной рубашке, прижав руки к груди.

– Мама? Она умерла, да?

Я кивнул. Отрицать не имело смысла, она и так слышала слова Кижа.

– Мне сон был сегодня. Я почувствовала, что она…

Из носа девушки потекла кровь. Она провела рукой по верхней губе, посмотрела на пальцы, измазанные красным, пошатнулась и осела на пол, будто подрубленное дерево.

* * *

Кровотечение быстро прекратилось, но чтобы привести девушку в чувство, мне потребовалось время. А под руку бубнил и бубнил Киж:

– Константин Платонович, нужно уезжать немедленно. Формально вы в ссылке, а у нового императора на вас зуб. Помните, как он боготворил Фридриха? В прошлый раз чуть до драки не дошло. А сейчас он просто прикажет кинуть вас в Шлиссельбургскую крепость…

– Дмитрий Иванович, – не выдержав, я огрызнулся, – коли надо ехать, изволь собрать наши вещи. Отнеси в дормез и подгони его ко входу. Как только Тане станет легче, сразу и поедем.

Киж щёлкнул каблуками и умчался выполнять поручение, даже слова против не сказал.

Щёки Тани порозовели, и она медленно приходила в себя.

– Костя, – она посмотрела на меня, – только один раз её увидела, и всё…

Я обнял девушку и дал выплакаться у себя на плече. Вернувшийся Киж не стал ничего говорить и снова исчез.

– Голова кружится, – Таня вытерла слёзы, – и всё как в тумане.

– Нам нужно уезжать, – я помог ей встать, – идём, помогу тебе одеться.

– Я сама, – она помотала головой, – вот, видите, не шатаюсь и падать больше не буду.

И всё же я проводил Таню в её спальню. Но дальше от моей помощи она категорически отказалась. Так что я вернулся в гостиную и, пока ждал девушку, достал футляр с Нервным принцем. Собрал middle wand и подвесил его на пояс рядом со шпагой, а с другой стороны – кобуру с «громобоем». Дорога может оказаться опасной, так что лишнее оружие совсем не помешает.

* * *

На выходе из дома нас ждал дормез. А рядом стояли Киж и Разумовский. Бывший фаворит был пьян, так что даже глаза его остекленели. Было видно, что он на пределе расстроенных чувств и только долг держит его на ногах.

– Лизавета просила позаботиться о вас, – чуть пошатнувшись, он поклонился Тане. – Вот, возьмите бумаги. Она не успела их подписать, но вам лучше забрать их с собой, чтобы не попали в чужие руки.

– Спасибо, Алексей Григорьевич.

– Уезжайте, вам может грозить опасность.

Разумовский поцеловал руку Тане. Щека у него дёргалась, он порывался что-то сказать, но так и не решился. Я помог девушке сесть в дормез, а после отвёл в сторону Разумовского.

– Я позабочусь о ней, не волнуйтесь.

– Вон, – Разумовский подбородком указал на трёх конных молодцев, выстроившихся за дормезом, – они будут вашей охраной, пока не доедете до Москвы.

– Настолько всё плохо?

– Не знаю. Вас видели в столице, а Пётр Фёдорович испытывает к вам личную неприязнь. Боюсь, кто-то из его партии захочет выслужиться.

– Спасибо, я учту.

Он стиснул мне руку, отвернулся и, не прощаясь, пошёл к своей карете. Мне стало жаль его. В один миг Разумовский стал одиноким и потерянным, будто из него вынули стержень и волю к жизни. Но помочь ему я не мог ничем.

– Дмитрий Иванович, – я подозвал Кижа. – Для тебя есть особое поручение. Мы поедем в сторону Москвы, а ты возвращайся во дворец. Найди того лекаря-немца и выясни, что он дал императрице и кто ему поручил это. А затем догонишь нас на тракте. Сможешь?

– Сделаю, Константин Платонович. Лекаришку найти нетрудно, он пахнет смертью императрицы. До обеда ещё вас нагоню.

– Добро.

Я пожал ему руку, кивнул охранникам, приставленным к нам Разумовским, и сел в дормез. Таня выглядела не слишком хорошо – бледная, с тёмными кругами под глазами. Но искать сейчас врача, чтобы показать ему девушку, я бы не рискнул. Да и вряд ли лекарь может помочь – эфир вокруг Тани странно дрожал, и я опасался, что девушку прокляли.

Глава 6 – Трактир

Из Петербурга мы выехали без эксцессов. Я до последнего держал оружие под рукой и, только когда проехали заставу и оказались за городской чертой, позволил себе немного расслабиться. Кажется, пронесло, и нас никто целенаправленно не искал.

Если Киж не ошибся, то о нашем визите к Елизавете никто не знает. О происхождении Тани известно только Разумовскому, а бывший фаворит не будет трепаться об этом, особенно новому императору. По всему выходит, что скрываться и бежать из России пока смысла нет. А вот «замаскировать» Таню на всякий случай необходимо. Как только вернёмся в Злобино, первым же делом подключу Марью Алексевну к этому вопросу.

В полдень нас догнал Киж, и я велел сделать остановку на ближайшем постоялом дворе. Не знаю, проклятье на Тане или нет, но девушка сидела бледная и вялая, так что подкрепиться ей совсем не помешает.

– Константин Платонович, я не хочу есть, честное слово, – попыталась протестовать Таня.

– Бульона хотя бы выпьешь. На тебе лица нет, хоть сейчас в больницу вези.

– Не надо в больницу! Я домой хочу.

– Тогда не спорь.

Она улыбнулась, но вышло совсем кисло. Эфир вокруг неё продолжал закручиваться воронкой, то стихая, то превращаясь в небольшой смерч.

* * *

Остановились мы на почтовом дворе возле деревушки Чудовский Ям. Трактир там оказался вполне сносный, а из посетителей в общем зале сидели только купец с приказчиком. Наши охранники-разумовцы устроились ближе ко входу, а мы выбрали стол у окна. Заказали обед, и я велел отнести еду Ермолайке, сторожившему дормез. Из парня вышел толковый, но очень мнительный возница, – в дороге он не отходил от экипажа, подозревая в каждом встречном разбойника или грабителя. Пришлось даже выдать ему «огнебой», чтобы поменьше нервничал, но стрелять я ему разрешил только в крайнем случае.

Разговор с Кижом я отложил, пока рядом не будет лишних ушей. Мертвец зашёл в трактир вместе с нами, заказал какой-то дрянной выпивки и молча потягивал её из кружки. Чем больше я за ним наблюдаю, тем сильнее у меня подозрение – пьёт мертвец не для удовольствия. Такое ощущение, что спирт как-то участвует в его загадочном посмертном обмене веществ. Но боюсь, он категорически откажется от исследования себя любимого.

Нам только подали еду, когда в трактир ввалилась шумная компания. Пять молодых дворян в партикулярном платье и два офицера в ярких мундирах. В париках, треуголках, со шпагами на поясе. Судя по пыльной одежде, они проделали немалый путь верхом.

– Хозяин! Обед, немедленно!

– Вина!

– Хорошего, а не руссиш помоев!

Они подняли такой гвалт, будто их было пара десятков. Вокруг забегали трактирные слуги, усадили гостей за стол в центре зала, постелили чистую скатерть и немедленно принялись таскать им блюда с закусками.

Я зацепился за компанию взглядом и хмыкнул от удивления. Какие-то они все низенькие подобрались, будто специально. Если бы не шляпы, они едва достали бы мне до подбородка. И тут меня будто стукнуло – цверги! Носы самую малость крючком, слегка заострённые уши и специфические черты лица. Ну точно, цверги. А такую «цветастую» форму могут носить только голштинцы из личного полка Петра Фёдоровича, которых он специально выписал с немецкой родины, чтобы демонстрировать с их помощью выучку и величие армии Фридриха. Наверняка эти судари едут в Москву по поручению нового императора или кого-то из его ближайшего окружения. Да и пусть едут, меня эти дела точно не касаются.

На купца и нашу охрану офицеры внимания не обратили. Таню коротко осмотрели, но не нашли её достойной своей благосклонности. А вот моей персоной неожиданно заинтересовался веснушчатый дворянчик. Покосился на меня раз, другой, третий… Он что-то сказал своим спутникам, и вся компания коротко бросила в нашу сторону колючие взгляды. Цверги несколько минут переговаривались, качая головами, затем один из офицеров хлопнул веснушчатого по плечу, а другой кивнул и ухмыльнулся, глядя на меня.

Дворянчик встал, одёрнул камзол, поправил шпагу и двинулся к нашему столику. Не доходя пары шагов, он остановился и пристально уставился на меня.

– Вы есть Урусов.

Я отложил вилку и демонстративно осмотрел цверга с головы до ног.

– Приличные люди, сударь, сначала представляются, и только потом задают вопросы.

Он вскинулся, окатив меня презрительным взглядом, и выпятил нижнюю губу.

– Я не спрашивать, я утверждать. Вы есть Урусов. Кунерсдорфский мясник, застреливший великого короля Фридриха.

– А грузди здесь хороши, – я отвернулся от цверга, подцепил вилкой солёный гриб и отправил в рот, – Дмитрий Иванович, обязательно попробуй.

Мы встретились с Кижом взглядами, и я незаметно кивнул, указывая глазами на Таню. Мертвец в ответ моргнул и улыбнулся уголками губ. Если случится заварушка, сначала он выведет Таню, а уже потом будет вмешиваться.

– Я есть с вами разговаривать! – цверг покраснел и топнул ногой.

– Вы ещё здесь? Сударь, не могли бы вы «утверждать» и разговаривать в другом месте?

– Вы есть арестованы, Урусов!

Развернувшись всем телом к хаму, я сложил руки на груди. За спиной я услышал тихий шорох и шёпот Кижа: «Татьяна, идёмте, Константин Платонович сам разберётся». Ай, умничка! Не стал ждать, когда начнётся острая фаза конфликта, а сразу освободил мне тылы.

– Бумагу.

– Что?

– Предъявите приказ о моём аресте.

– Мне не требуется приказ, чтобы арестовать убийцу Фридриха.

– Даже так? То есть вы действуете незаконно, да ещё и бравируете этим? Не думал, что среди дворян попадаются такие дураки.

Цверг побагровел ещё больше, отчего веснушки на его лице стали похожи на брызги грязи.

– Сударь, извольте отдать шпагу и следовать за мной. Император Пётр Фёдорович изволили пожелать видеть вас в тюрьме.

Я беззаботно закинул ногу на ногу и сцепил руки на колене.

– А Его Величество подписал приказ или просто так говорил?

– Император ничего не говорит просто так! Его слова достаточно, и вы обязаны его исполнять!

– Ни в коем случае не сомневаюсь, как вас там. Но вдруг вы неправильно истолковали его слова?

– Вы обвинять меня во лжи?

– Нет, мой дорогой, я сомневаюсь в ваших умственных способностях. Ежели вы не знаете, что незнакомым людям положено представиться, прежде чем начать разговор, вы могли превратно понять нашего монарха. Вдруг он хвалил меня, а вам послышалось незнамо что? Вы сейчас арестуете меня, потом вскроется ошибка и вас накажут. Тем более, – я улыбнулся, – вы же не офицер гвардии, не официальное лицо и даже не российский подданный. У вас нет права производить аресты.

Лицо дворянчика стало по цвету напоминать варёную свёклу.

– Да как вы сметь! Я есть служить император Пётр Фёдорович!

Боковым зрением я заметил, что в таверну вернулся Киж. Но не подошёл ко мне, а проскользнул вдоль стены и занял позицию недалеко от стола цвергов. Почувствовав растущее напряжение, купец и приказчик суетливо бросили ложки и сбежали на улицу, а хозяин вместе со слугами исчез в подсобных помещениях.

– Прекратите кричать, когда разговариваете с дворянином. Езжайте в свою Голштинию и там арестовывайте кого угодно. А здесь Россия, и не вам приказывать русским дворянам.

Цверг схватился за рукоять шпаги, а глаза налились кровью. И тут же его спутники принялись вставать из-за стола.

– Сударь Урусов, – подал голос голштинский офицер, – прекратить шутить и отдать шпагу, вы есть арестованы.

– А, так это у вас приказ об аресте? Извольте предъявить.

– Я есть дер капитан голштинского полка…

– И вы идите туда же, – я указал ему направление, – в вашу Голштинию.

– Что же, – офицер довольно осклабился, – если не хотите по-хорошему, мы заставим вас силой.

Загремев стульями, цверги двинулись в мою сторону. Охранники-разумовцы встали, положив руки на оружие. Киж с довольным лицом сделал шаг в сторону, выбирая лучшую позицию, и поднял руку.

– Сдайтесь, Урусов, – голштинец ухмыльнулся, чувствуя за собой силу и радуясь неожиданной удаче, – или мы доставим вас императору по частям. И вашу спутницу мы…

– А за это руки отрежу, – пообещал я и переместил шпагу левой рукой, – сначала тебе, потом остальным.

Мои слова стали последней каплей, и у веснушчатого цверга «сорвало клапан».

– А-а-а! – заорал он и выдернул клинок из ножен.

Резкий замах, и шпага полетела мне в голову синеватым росчерком.

* * *

Бух!

«Громобой» из кобуры я выхватил вместе со взмахом шпаги. И, не целясь, выстрелил в лицо озверевшему дворянчику. Его тело отбросило, будто шар для боулинга, снося по дороге стулья и столы.

Остальные цверги заорали и бросились на меня толпой, выхватывая на бегу оружие. Только офицер вынул из-за пояса пистоль и попытался прицелиться в меня.

Бух!

Протез Кижа выплюнул иссиня-белую вспышку, и офицер рухнул как подкошенный.

– Убейте Урусова! – заорал второй голштинец.

Он развернулся к Кижу и вскинул руки.

В нос ударил едкий перегар эфира, а мертвеца страшным ударом выкинуло из трактира, вместе со стенкой, у которой он стоял. Маг! Чёртов маг!

Хвататься за Нервного принца было некогда – на меня навалились четверо дворян, весьма ловко орудующих шпагами. Если бы не люди Разумовского, меня бы уже истыкали, как подушечку для иголок. К счастью, они вовремя кинулись на помощь, и мы вместе отбивались от бешеных цвергов.

– Feuer im Loch! – заорал офицер.

Цверги тут же отскочили в стороны. А чёртов маг швырнул огненный всполох.

* * *

Идиот! Придурок! Тупица! Как он только додумался использовать подобное заклятье в закрытом помещении? Это надо кисель вместо мозгов иметь, чтобы сотворить подобное.

Я успел прикрыться зачарованной шпагой, и только это спасло от сожжения на месте. Но отдача от заклинания вышвырнула меня через окно на улицу и прокатила по земле десяток шагов. А вот остальным, кто был в трактире, повезло меньше. Люди Разумовского и двое цвергов сгорели на месте, превратившись в живые факелы. Сам маг и два оставшихся дворянчика пострадали меньше – они успели выбежать, сбивая на себе пламя руками и скидывая дымящуюся одежду.

– Вы в порядке?

Появившийся рядом Киж подхватил меня под мышки и привёл в вертикальное положение. Хлопнул ладонью по животу и плечам, гася тлеющую материю, и потянул прочь от трактира, который охватывал разгорающийся пожар.

– Нормально.

– Быстрее, уходите!

Он толкнул меня прочь, закрывая собой от мага и поднимая руку, чтобы выстрелить. Но тут же получил в грудь удар заклятьем и покатился по земле.

Маг-цверг в одной рубашке без камзола стоял напротив меня шагах в десяти и творил следующее заклятье. Даже с «неправильным» Анубисом я бы легко разделался с этим неумёхой, но сейчас у меня не было и куцего таланта. Единственное, что я мог противопоставить чужой магии, был middle wand.

Нервный принц, чудесное изделие неизвестного мастера, не создавался для столкновений с Талантами. Но так уж вышло, что жезл обладал собственным характером, злым и нервным, а ещё он совершенно не терпел природную магию. Если вычесть из этого нехватку времени на рисование Знаков, умножить на неопытность врага и добавить несколько хитрых приёмов, у меня появлялись некоторые шансы.

После неудачи с огненным всполохом в трактире цверг не рискнул его использовать снова и швырнул в меня «воздушный кулак». Бесхитростная штука, но способная проломить грудную клетку или превратить голову в фарш. Мне оставалось только чиркнуть Принцем перед собой, рисуя букву Z.

Базовый Знак столкнулся с заклятьем, и по ушам хлопнуло ударной волной. Да так, что на пару секунд я потерял ориентацию в пространстве. Гадство! Меня же сейчас разделают как черепаху!

Однако взрывом долбануло не только меня, но и соперника. Цверг-маг схватился ладонями за уши и мотал головой из стороны в сторону.

Сейчас! Надо бить этого гада…

Я не успел ничего сделать, почувствовав, как взлетаю в воздух.

– Константин Платонович, держитесь!

Рука Кижа, схватившая меня за шиворот, потянула вверх, и через секунду я оказался на крыше дормеза рядом с мертвецом. А экипаж резво набирал скорость, уезжая прочь от трактира и цвергского мага.

Глава 7 – Таланты

– Зря, Дмитрий Иванович. – Я уселся на крыше дормеза по-турецки и потёр ладонями уши, в которых ещё стоял звон от взрыва. – Зашёл бы с тыла, и закончили с ними прямо там. А теперь они вернутся в Петербург и нажалуются Петру.

– Простите, Константин Платонович. – В голосе Кижа не было и нотки раскаяния. – Но я не мог рисковать вами и Татьяной. Помните, что у меня инструкции о её защите? Насчёт цвергов не беспокойтесь: сейчас доставлю вас на ближайший постоялый двор, вернусь и решу вопрос с коротышками.

Он так нехорошо улыбнулся, что стало ясно – до Петербурга ни один цверг не доберётся.

– Посмотри, пожалуйста, как Таня.

Совершать акробатические упражнения на движущемся дормезе и слезать с крыши на ходу я был не в форме. Не контузия, конечно, но в ушах ещё звенело, а голова самую чуточку кружилась. Это Кижу всё нипочём – словно гимнаст, спрыгнул на подножку, распахнул дверь и скрылся внутри.

Обратно он не торопился, так что я лёг на крыше дормеза и закрыл глаза. Состояние постепенно приходило в норму, и даже потянуло спать. Я почти задремал, но изнутри что-то царапало, будто забытый на плите чайник. И с каждой минутой беспокойство становилось всё сильнее и сильнее.

Я приподнялся, опираясь на локти, и огляделся. Почти прямая дорога шла через сосновый бор, и впереди, насколько хватало глаза, никого не было. А далеко позади, едва видимые, маячили три всадника. И я бы не обратил на них внимание, если бы не возмущение эфира – один из наездников держал поднятым магический щит.

Так-так, кто это за нами гонится? Маг-голштинец с уцелевшими цвергами? Неужели так хотят выслужиться перед Петром, что решились на преследование? Такое упорство заслуживает уважения. Да и маг сумел собраться и подготовиться к новой встрече – щит он создал неслабенький, очень похожий на армейский. Эх, жаль, не могу ему показать, что делает с таким щитом серия «молотов».

Дожидаться, пока всадники догонят дормез, я не стал. Прополз вперёд, свесился и окликнул Ермолайку на козлах.

– «Огнебой»!

Парень сразу сообразил, что от него требуется. Сунул руку под сиденье, вытащил ружьё и протянул мне.

– По команде гони что есть мочи.

Взяв оружие, я вернулся назад. Нервный принц чуть ли не сам прыгнул мне в руку, дрожа от нетерпения. Сейчас, дружок, будет тебе возможность поработать и дать «леща» Таланту. Времени было достаточно, и я принялся создавать щит, прикрывая заднюю часть дормеза.