Дядя самых честных правил. Книга 6

Таня стояла к нам вполоборота. Глядя на её профиль, Разумовский замер и пальцами потёр глаза.

– Господи, – проговорил он еле слышно, – одно лицо с Лизой.

Мне довелось видеть императрицу два раза, но не скажу, что находил особое сходство между ней и Таней. Но то я, а вот Разумовский знал Елизавету в молодости и у него было с чем сравнивать.

Я положил руку ему на плечо, слегка придержав. И только когда Таня закончила рисовать Знаки, я постучал в открытую дверь.

Девушка обернулась. На секунду она смутилась, но быстро справилась с чувствами и приветливо улыбнулась.

– Добрый день, сударь.

– Татьяна, разрешите рекомендовать моего друга, – наш гость низко поклонился, – граф Разумовский Алексей Григорьевич.

– Очень приятно, ваше сиятельство.

Разумовский подошёл к Татьяне, поклонился ещё раз и поцеловал ей руку.

– Счастлив видеть вас, сударыня. Скажите, что вы пели? Мне казалось, у этой песни другая концовка…

Я не принимал участие в разговоре. Встал скромненько в сторонке и наблюдал за Разумовским. А он ещё тот персонаж – задаёт вроде невинные вопросы, а сам осторожно выпытывает подробности из жизни. Годы, проведённые рядом с императрицей, не прошли даром для казака, превратив его в опытного царедворца.

– Я оставлю вас на минуточку, – я подмигнул Тане, – распоряжусь подать чаю.

Он просил о разговоре с Таней наедине? Что же, я выполнил просьбу и дал ему почти четверть часа. Впрочем, я слегка подстраховался – в соседней комнате находился Киж, невидимый и неощутимый для Разумовского. Так, на всякий «пожарный» случай и ради моего спокойствия.

От чая Разумовский отказался.

– Нет, благодарю, Константин Платонович. Я должен ехать и хотел вас попросить: постарайтесь никуда не выходить, ради вашего же блага, – он покачал головой. Вид у него при этом был несколько растерянный. – Я приеду к вам, как только смогу. Ничего пока обещать не буду, но сделаю всё возможное.

Проводив его, я вернулся в наши комнаты и подозвал Кижа.

– Дмитрий Иванович, для тебя есть серьёзное поручение. Отправляйся во дворец, прямо сейчас. Мне нужно знать, что происходит у Елизаветы и вокруг неё.

– Вы не забыли, Константин Платонович? Я не могу войти в покои императрицы.

– Не можешь, помню. Но никогда не поверю, что там нет возможности подслушать. Ставлю сотню рублей, наверняка есть какие-нибудь слуховые окошки или что-нибудь такое.

– Вы предлагаете мне стать шпионом? – возмутился Киж.

– Разведчиком, Дмитрий Иванович. И только из-за необходимости обезопасить Таню. Кстати, заодно выяснишь, кто из придворных подслушивает императрицу. И хорошо бы их отвадить, когда Разумовский будет рассказывать Елизавете про наше дело.

– Можно применить карательные меры? – Киж ухмыльнулся и провёл указательным пальцем по шее.

– По обстоятельствам. Только не светись и не оставляй следов.

– Исполню, Константин Платонович.

– Как закончим, дам тебе недельный отпуск на картёжные дела.

Киж осклабился, поклонился и умчался исполнять поручение.

* * *

Ожидание растянулось почти на пять дней. Разумовский не торопился приезжать, и мы с Таней безвылазно сидели в квартире. Каждое утро появлялся Киж с докладами. Он действительно обнаружил, что покои императрицы регулярно прослушиваются стареньким лакеем. Пока Киж его не трогал, наблюдая и пытаясь выяснить, кому тот относит доклады.

Ещё мертвец доложил о ссоре Елизаветы с Петром Фёдоровичем. Тот явился к больной императрице и стал требовать дать свободу Пруссии и освободить Фридриха Вильгельма от своего «унизительного» регентства.

Как я слышал из Злобино, Елизавета взяла Пруссию под протекторат, поставила туда своего генерал-губернатора и держала мальчишку-наследника в ежовых рукавицах. Это страшно бесило Петра, до истерик и рыданий.

Естественно, требования отпустить лакомый кусок вызвали у Елизаветы страшную ярость. Даже лёжа в постели, она оставалась владычицей, цепко держащейся своей выгоды. В результате случился скандал, так что императрица даже пригрозила Петру вычеркнуть его из завещания, оставив престол малолетнему Павлу.

– Вон! – кричала она. – Хочешь всё разбазарить, что я собирала? На Камчатку сошлю, неблагодарный! Не видать тебе трона!

После этого у Елизаветы случился приступ и пошла горлом кровь. К счастью, лекари смогли ей помочь и привести в чувство.

К обеду Киж снова отправлялся во дворец, а мы с Таней оставались скучать и ждать новостей от Разумовского. Вот только тратить время зря мне не хотелось, и с первого дня ожидания я стал заниматься с девушкой деланной магией. Для начала проэкзаменовал её по всем изученным Знакам. Нашёл мелкие огрехи и заставил отработать всё начисто. Затем показал пару полезных связок и помог выучить их.

На третий день за завтраком я поделился с Таней задумкой магического телеграфа. К моему удивлению, девушка загорелась этой идеей. Очень просилась, чтобы я взял её в помощницы при исследованиях. Я не мог ей отказать. Так что следующие дни мы с Таней пробовали разные идейки по дальней связи. Что-то делали вместе, что-то я отдал ей для самостоятельных опытов.

С этими опытами случился забавный случай. Таня взялась проверять связку Знаков на двойной Тильде – нужно было удостовериться, будут ли они держать связь через эфирные нити. Пока она ставила эксперимент, я закопался в дневники Бернулли – а вдруг там найдётся что-то полезное по телеграфной теме?

– Ой! Константин Платонович, посмотрите!

Я отложил бумаги и подошёл к Тане. Ёшки-матрёшки! Ты гляди, какая штука!

На столе лежала дощечка с нарисованной связкой. Двойная Тильда в окружении трёх Печатей. Ровно над ней, на высоте двух ладоней, парила другая дощечка, но только со связкой без Печатей и дополнительным Знаком Седиля. Плоская деревяшка висела в воздухе без поддержки, не дёргаясь и не излучая эфир. Однако, интересно! Настоящая левитация?

Включив магическое зрение на самый широкий спектр, я присел на корточки, так чтобы глаза оказались напротив дощечек. Хм, какая загогулина получилась. Связка на нижней дощечке создавала над собой из эфирных нитей «чашу», на дне которой и «лежала» вторая плашка, отталкиваясь от эфира.

– Забавный эффект, – вынес я вердикт. – Но увы, бесполезный для телеграфа.

– А куда его можно применить, Константин Платонович?

Я пожал плечами.

– Не знаю, Тань. Для сувениров, может быть. Запиши обе связки на всякий случай, потом подумаем куда.

* * *

Утром на шестой день, наконец-таки, появился Разумовский с большой шкатулкой в руках. Он усадил нас за стол, сел напротив и поставил ящичек перед собой. Вздохнул и обвёл нас взглядом.

– Императрица пока ничего не знает, – заявил он. – Я не решился рассказать ей, не имея железных доказательств.

Таня вздрогнула и отвернулась. Я чувствовал, как в ней кипит разочарование и обида, но помочь был не в силах.

– Алексей Григорьевич, других у меня нет. Все бумаги, что я сумел найти, уже у вас.

– Понимаю, Константин Платонович. Поймите же и вы меня: этого недостаточно для полной уверенности. И я не рискну дать гарантию, что Елизавета не отправит вас в Сибирь. Это болезненная тема, и она не будет слушать ничьи доводы.

– Тогда…

– Дослушайте меня, Константин Платонович. Я ведь тоже не уверен, что вы правы. Скорее всего, вы не желаете зла и не задумали аферу. Но ошибиться может каждый, ведь так? Вдруг вы приняли желаемое за действительное?

Разумовский вздохнул и ладонью огладил шкатулку.

– Это «Тирренский оракул». Мне стоило большого труда получить его и вынести из дворца. Он точно скажет правду о родстве Татьяны, но отрицательный ответ обойдется вам очень дорого.

Фаворит императрицы посмотрел мне в глаза.

– Я уважаю вас, Константин Платонович, за вашу храбрость и самоотверженность. И вы, Татьяна, мне очень симпатичны. Но если Оракул вынесет ответ «нет» – вы немедленно уедете из Петербурга. Я никому не скажу об этом деле, но вы поклянётесь никогда не появляться в столице. Ни при каких условиях. Забудете всё, что было, и останетесь в своём имении.

У меня будто щёлкнуло в голове, и я понял: Разумовский ни капли не верит в то, что Татьяна дочь императрицы. Доказательства не убедили его, и этот Оракул просто должен поставить жирную точку. Впрочем, он не считает меня мошенником, специально подделавшим документы. Иначе, ни капли в этом не сомневаюсь, вместо него пришла бы Тайная канцелярия, и разговаривал бы я с другими людьми в очень неуютном месте.

– Согласна! – Таня подалась вперёд. – Проверяйте, я хочу знать правду. Клянусь, если документы врут, я уеду в Злобино и никогда его не покину.

Разумовский кивнул и перевёл взгляд на меня.

– Даю слово чести.

– Хорошо.

Он откинул крышку шкатулки. Внутри находился старинный бронзовый «прибор» в виде мужчины, державшего весы. Вместо волос на его голове были змеи, а глаза сделаны из тёмных полупрозрачных камней. Другая рука статуэтки держала странные двузубые вилы. Вся конструкция была пронизана магией. Знаки, знакомые мне и нет, общеизвестные и какие-то непонятные, сплетались в странную конструкцию. Я бы не пожалел средств, чтобы обследовать загадочный механизм, только вряд ли мне позволят его «разобрать».

– Дайте вашу руку, Татьяна.

Взяв ладонь девушки, Разумовский поднёс её к Оракулу.

– Мне нужно немного вашей крови. Будет чуть-чуть больно.

– Ай!

Палец Тани накололся о двузубец, и из ранки выступила алая капля. Разумовский подвёл руку к весам и дал крови упасть на одну из чаш весов.

– Ещё чуть-чуть… Вот так, довольно.

Он оставил девушку в покое и полез в карман. Вытащил оттуда маленький бутылёк и с усилием вынул пробку.

– Кровь Елизаветы. Вчера ей делали кровопускание, и мне удалось взять несколько капель.

Он капнул из мензурки на другую чашу весов и пальцами нажал на глаза статуэтки.

– Теперь нужно подождать. Полчаса, не больше.

Разумовский откинулся на спинку стула с таким видом, будто выполнил тяжёлую, неприятную работу. Таня комкала в руках платок и кидала на Оракул обречённые взгляды. Ни он, ни она не верили в успех «теста».

– Принесу нам выпить.

Я встал и пошёл в соседнюю комнату, где в буфете стояли бутылки. Выбрал что-то крепкое, но с приятным запахом, взял три рюмочки. Эх, зря ездили! Только время потратили впустую.

Едва я вернулся в гостиную, как Разумовский закашлялся. Глаза у него выпучились, а брови полезли на лоб. Он неотрывно смотрел на статуэтку, до хруста вцепившись в край стола.

– Кхххрр!

– Алексей Григорьевич, вам дурно?

Он ошалело глянул на меня:

– Оракул.

– Что?

– Он говорит «да». Она дочь Елизаветы.

Таня вскрикнула и начала без чувств сползать на пол. Бросив бутылку и рюмки, я кинулся к ней и подхватил девушку. Пока я относил её на диван, Разумовский всё смотрел и смотрел на Оракула, что-то беззвучно шепча.

Глава 4 – Клятва

Разумовский дождался, пока Таня придёт в себя, и поспешно откланялся. Объясняться и комментировать случившееся он не стал.

– Вынужден покинуть вас, мне срочно нужно ехать во дворец. Прошу извинить.

Как он ни торопился, но шкатулку с Оракулом взять не забыл. А жаль, жаль, я бы посмотрел на эту старинную вещицу с пристрастием. Впрочем, сейчас надо было заняться Таней, растерявшей всю уверенность и спокойствие.

Я напоил девушку чаем, заставил перекусить и начал рассказывать ей забавные случаи из своей студенческой жизни. Я не бог весть какой рассказчик, но мне удалось отвлечь её от переживаний. Девушка приободрилась, повеселела и начала смеяться. А я поставил себе на память крестик: высказать Разумовскому всё, что я о нём думаю. Пришёл, ошарашил, довёл девушку до обморока и сбежал, гусь лапчатый. И что дальше? Прикажете ждать его ещё пять дней? Или он вообще не вернётся?

– Таня, а не прокатиться ли нам по Петербургу?

План у меня выстроился простой: до вечера займу её прогулкой, утром вернётся Киж, и там уже подумаем, как быть дальше.

– Даже не знаю, – девушка вздохнула.

Слишком много переживаний на неё разом навалилось, так что взгляд её угас, а румянец сменился бледностью.

– А чего дома сидеть? Заодно и пообедаем в какой-нибудь ресторации, для разнообразия.

Не прошло и получаса, как мы сели в дормез и укатили смотреть Петербург. Во время прогулки мы сделали несколько остановок. Во-первых, Таня посетила Троицкую церковь. Без меня, естественно: я даже приближаться к ней не стал, оставшись возле экипажа. Во-вторых, прогулялись по Летнему саду. Императрица некоторое время назад разрешила пускать туда приличную публику по четвергам, чем мы и воспользовались. И уже в конце прогулки заехали поужинать в ресторацию, где подавали французские блюда. В общем, Таня снова улыбалась, а в глазах уже не стояла грусть.

В сумерках мы вернулись к нашему временному жилищу. Но стоило выйти из дормеза, как на нас буквально выпрыгнул Разумовский. Нервный и взволнованный.

– Где вы были? Константин Платонович, я уже час жду! Как так можно?!

– Алексей Григорьевич, я чего-то не понимаю? Мы ни о чём с вами не договаривались. Вы слова не сказали, выбежали от нас как на пожар.

– Я же говорил, – Разумовский поморщился, – что еду во дворец. Понятно же для чего! Всё, нет времени спорить – садитесь в мою карету и поехали.

Фаворит императрицы низко поклонился Тане.

– Она ждёт вас, сударыня.

* * *

Через минут сорок мы подъехали к Летнему дворцу Елизаветы Петровны. В сумерках он был плохо различим, но я окинул его магическим зрением и еле сдержал удивление. Огромное здание было деревянным! Но на стенах проступали деланные Знаки против пожара, а периметр защищал магический контур. На мой вкус охрану неплохо было бы организовать посерьёзнее. Но могло статься, что императрица больше доверяла гвардии, а не искусству деланных магов.

Карета Разумовского обогнула дворец и остановилась возле неприметного входа.

– «Бумажное крыльцо», – пояснил он, – вход для скороходов и секретарей императрицы. Прошу вас!

Внутри вход охраняла пара гвардейцев, но они узнали фаворита и не проявили к нам никакого интереса.

– Сюда.

Разумовский провёл нас по длинному коридору и распахнул неприметную дверцу.

– Ждите меня здесь, – вполголоса сказал он. – Никуда не выходите, никому не говорите, кто вы. Вы меня поняли?

Он впустил нас внутрь и закрыл дверь. Не знай я, что мы во дворце, принял бы комнатку за обычную гостиную в небогатом дворянском доме. Круглый стол в центре, стулья, диван в углу. Только окон не было, а освещение давали магические свечи в пыльной люстре под потолком.

Таня снова побледнела и нервно кусала губы.

– Константин Платонович, мне страшно.

– Всё будет хорошо, – я подошёл к Тане и взял её за руки. Пальцы девушки были холодны, как лёд, и чуть дрожали. – Никто тебя не обидит, я обещаю.

– А если императрица отправит нас в Сибирь? Вдруг она не поверила?

– Сбежим, – я улыбнулся, – невелика наука. Уедем за границу, куда-нибудь в Италию. Там тепло, не бывает снега, апельсины растут.

– Никогда не пробовала, – девушка слабо улыбнулась в ответ, – наверное, вкусные?

– Не знаю, – шепнул я заговорщицки, – мне они тоже не попадались.

Минуты бежали, а наш проводник не спешил возвращаться. Чтобы хоть чем-то себя занять, мне захотелось немного пошутить. Ну, что ещё делать в такой ситуации? Пялиться в стену и думать об одном и том же?

– Таня, какую мы связку с левитацией нашли?

– Двойная Тильда с Печатями и Седилем.

– Вот и замечательно, сейчас мы их испытаем.

Я сдвинул стол и на полу изобразил магическую связку. Вернул стол на место и прямо на столешнице начертил вторую фигуру из Знаков.

– Ой!

Стол дрогнул и взлетел над полом. Невысоко, на какие-то полдюйма, но резные ножки повисли в воздухе и не собирались опускаться. Я толкнул стол, пытаясь сдвинуть его с места. Но тот лишь закрутился вокруг оси, будто волчок.

– Забавно, да?

Мне стало смешно, когда я представил реакцию прислуги на летающий стол.

– Константин Платонович, а он так и будет висеть?

– Пару дней, не больше. Знаки быстро разрядятся, там совсем чуть-чуть эфира.

За дверью послышался шум, и я хлопнул ладонью по столу, останавливая вращение.

Разумовский заглянул в комнату и поманил рукой.

– Идёмте. Только тихо, никаких разговоров.

Мы снова оказались в коридоре и пошли за фаворитом. Мы путешествовали по дворцу, будто по внутренностям чудовищного зверя – здесь полно было старой магии, запаха плохих смертей и своя тайная, непонятная посторонним жизнь. Дворец пожирал жизни неосторожных, даруя избранным господство над огромной страной. Особая аура власти пропитала его стены и дышала в затылок, заставляя покрываться мурашками спину. Нет, жить в таком месте могут не многие, и я точно не в их числе.

– Проходите.

Разумовский впустил нас в очередную дверь и зашёл следом. Эта комната оказалась богато обставлена, с излишней кричащей роскошью, расписанным потолком и позолоченной мебелью.

– Там, – указал фаворит на дверь в противоположной стене, – покои императрицы. Она примет вас прямо сейчас. Подождите, я доложу Её Величеству.

Он скрылся за указанной дверью, а мы снова остались одни. Таня дрожала, будто от холода, и я взял её за руку.

– Всё будет хорошо, обещаю.

Девушка ответила мне благодарным взглядом, не в силах даже улыбнуться от охватившего её волнения.

– Татьяна, – Разумовский появился снова и жестом подозвал девушку, – она ждёт вас.

Он пропустил Таню в покои императрицы и закрыл дверь, оставшись снаружи вместе со мной.

– С вами, возможно, она поговорит позже. Сейчас Елизавета Петровна хочет видеть дочь с глазу на глаз.

Мне ничего не оставалось, кроме как ждать. И надеяться на лучшее.

* * *

– По маленькой, Константин Платонович?

Мы уже почти час ждали, пока Елизавета разговаривала с Таней. Разумовский молчал, то садился в кресло, то вставал и начинал ходить из угла в угол. Мельтешение фигуры раздражало, и я старался не смотреть на него. В конце концов он не выдержал и вытащил из шкафчика хрустальный штоф, на четверть полный прозрачной жидкостью. Судя по запаху, сегодня вечером он уже прикладывался к этому «сосуду отдохновения». Следом на столе появилась пара рюмок и вазочка с чёрной икрой. Кстати, на последней я заметил деланные Знаки, работавшие как холодильник.

– По одной, для душевного равновесия.

– Чуть-чуть.

Кивнув, Разумовский налил в рюмки, одну полную, вторую едва на донышко, и подал последнюю мне.

– За здоровье Елизаветы.

Он опрокинул содержимое рюмки в себя и тут же закусил ложечкой икры. Почти минуту молчал, крутя рюмку в пальцах, а затем вполголоса сказал:

– Не любит она, когда я пью. А без этого смотреть не могу, как ей плохо.

Наливая по второй, он продолжил говорить, будто оправдываясь непонятно перед кем:

– Лекари эти дурные. Только и делают, что кровь пускают. Порошки непонятно из чего делают. Я этому немцу говорю: ну-ка, сам свою дрянь съешь. Вдруг там отрава? Он давай отказываться, так я её прямо в рот ему запихал, вместе с бумажкой. А Лизавета ругаться стала, выгнала меня и врачей бить запретила.

Разумовский снова сунул мне рюмку и посмотрел с прищуром.

– Константин Платонович, если Елизавета захочет вас наградить – не отказывайтесь.

– Я не сделал ничего сверхъестественного, а только восстановил справедливость.

– Неважно, – он скорчил недовольную рожу. – Матушка-императрица не любит, когда отвергают её дары. Считает это пренебрежением.

Ёшки-матрёшки, какие тут сложности! Казалось бы, самая могущественная женщина в стране, а тоже имеет заморочки и обиды.

– Спасибо, что предупредили. Возьму, если будет предложено.

Фаворит кивнул и забрал у меня пустую рюмку. Но налить заново не успел. Дверь открылась, и из покоев императрицы вышла Таня. Глаза у девушки были заплаканные, а нос покраснел.

– Алексей Григорьевич, вас зовут, – Таня шмыгнула носом.

Быстро спрятав штоф, Разумовский кинулся на вызов. А я подошёл и обнял Таню. Она прижалась ко мне, зарывшись лицом у меня на груди. Ничего не спрашивая, я гладил её по голове и шептал что-то успокаивающее.

– Мама сказала, – наконец сказала Таня, – что мне надо уехать. Чтобы меня никто не обидел после её смерти.

Ответить я не успел. Снова появился Разумовский и кашлянул в кулак, привлекая внимание.

– Её Величество хочет вас видеть, Константин Платонович.

– Никуда не уходи без меня, – шепнул я девушке.

Отпустил её и шагнул в покои императрицы, словно пророк, спускающийся в яму со львами.

* * *

Императрица лежала, утонув по плечи в большой пуховой подушке. Чепец на волосах с проседью выглядел как-то особо по-домашнему, а в глазах не было и тени того гнева, что я видел в последний раз. Не грозная повелительница огромной страны, а просто старая больная женщина, уставшая и недавно плакавшая.

– Урусов, – она заметила меня и слабо махнула рукой, – подойди.

Я низко поклонился, остановившись за пару шагов от её кровати.

– Ваше Величество.

– Ближе, – Елизавета кисло усмехнулась, – не укушу.

Она протянула руку, и я склонился для поцелуя. Кожа императрицы пахла лекарствами и лавандовым маслом. Талант так и не вернулся, но я и без него явственно чувствовал: жить ей осталось год-полтора. Болезнь, поселившуюся у неё в груди, не излечить местным эскулапам. Елизавете будет становиться то лучше, то хуже, но конец один – кровотечение горлом и мгновенная смерть.

– Что, Урусов, выслужиться хотел?

– Никак нет, Ваше Величество. Только исправлял ошибку, допущенную моим дядей.

– Парик сними, Урусов.

Подобной просьбы я не ожидал, но выполнил с удовольствием. Терпеть не могу таскать на голове эту жаркую хреновину.

– Ой, страшненький какой, – скривив губы, императрица мотнула головой. – Что она в тебе нашла только? Дурочка глупенькая. Наклонись-ка, Урусов.

Протянув руку, императрица ухватила ладонью меня за затылок и с неожиданной силой притянула к себе, так что мы оказались лицом к лицу.

– Слушай меня, Урусов, внимательно слушай.

В её голосе появилась властность, а глаза слабо засветились магическим светом. От неё ко мне протянулись тонкие ниточки эфира. Магия?! Что она хочет сделать?

– Нельзя девочку никому показывать. Сожрут бедняжку, стоит мне помереть. Царскую кровь всегда первую льют, когда корону примеряют. Вот ты доченьку мою и спасёшь, за грехи своего дяди, понял? Спрячешь, что бы ни Пётр Фёдорович, ни кто другой не нашёл. Через три года женишься на ней, если сама того захочет. А ежели нет, устроишь ей брак с хорошим человеком. Понял меня?

– Понял, Ваше Величество.

– Хорошо.

Она отпустила меня и тяжело откинулась на подушке.

– А я тебя награжу, Урусов. Денег дам, чтобы ты мою дочь в достатке содержал, и титул верну. Поклянись, князь Урусов, что Татьяну в обиду не дашь!

Я опустился на одно колено и произнёс слова клятвы.

– Иди, Урусов, – Елизавета закашлялась, – завтра снова сюда приедешь, хочу с дочкой ещё поговорить, а ты деньги с бумагами получишь. Иди, князь, устала я на твою голову лысую смотреть.

Поклонившись, я попятился и вышел из покоев императрицы.

Глава 5 – Завещание

– Она добрая, Константин Платонович, и справедливая. Сказала, что вам титул вернёт княжеский.

Я улыбнулся и кивнул. Императрицы не бывают добрыми или злыми – обладающие властью оперируют другими категориями. Но Елизавета для Тани родная мать, и с ней я точно спорить не буду.

– Только грустно, что я так мало у неё была. Мне надо о стольком поговорить с ней, столько рассказать.

– Завтра снова поедем во дворец и поговорим. А там, может, и задержимся в Петербурге, успеешь поговорить. А сейчас ложись-ка спать. Время позднее, тебе нужно отдохнуть.

Отправив девушку в её комнату, я ещё чуть-чуть посидел в гостиной, выпил чаю и привёл мысли в порядок. Князь! И кто? Я?! Непривычное слово каталось на языке юрким колобком и корчило мне рожи. Князь. Вот мои родственнички, Урусовы, побесятся, когда узнают. Или, наоборот, явятся знакомиться с новоявленным родичем. Да и всё равно, я их не знал, и вряд ли они станут мне близкими людьми. А титул мою жизнь не изменит, разве что позволит проще добиваться своего от бюрократов и наводить мосты со знатью. Князь! И надо было Елизавете выдумать такую награду. Хотя вернуть «своё» было приятно.

С такими мыслями я и отправился спать. Лёг, закрыл глаза и мгновенно отрубился.

* * *

– Константин Платонович, просыпайтесь.

Возле кровати в серых утренних сумерках стоял Киж и тряс меня за плечо. В полутьме глаза мертвеца мерцали бледным синеватым светом.

– Что случилось?

Я потёр глаза и приподнялся на локте.

– Елизавета Петровна преставилась час назад.