Я расскажу тебе сказку

Стал он тогда хозяйскому сынишке, когда тот спал, по ночам сказки сказывать, чтобы квалификацию не терять. Про Лукоморье рассказал, про красавицу Беатрис, про то, как Иван злодеев в Лукоморье привел и что они там творили. И заметил Василий, что рыбка, которая в аквариуме живет, замрет бывало за стеклянной перегородкой и тоже его сказки слушает. Подкрался он как-то ночью к аквариуму неслышными шагами, а Золотая Рыбка то ли от неожиданности, а то ли испуга как метнется от него в сторону. Высунулась из воды, и давай орать: «Караул! Спасите-помогите!»

– Чего кричишь, дура? Ребятенка разбудишь. Не ем я сырую рыбу.

– А что тогда пугаешь, ирод?

– Да и в мыслях не было. Просто заметил, как ты внимательно слушаешь, вот и хотел спросить, неужто человеческую речь понимаешь? А ты оказывается и сама говорящая. Как в аквариум-то угодила?

– Ну, теперь-то понимаю, что стараниями вашего дурня.

– Не понял? – выпучил зеленые глаза Василий.

– Объявились как-то на берегу моря рыбаки с удочками. Мы так и не поняли, откуда те взялись, но теперь-то все ясно. Сроду там никто на удочку не ловил. Только старик невод свой забрасывал, да и то без особых успехов, пока я его не пожалела. Эти же давай свои удочки в море закидывать. Мы поначалу только посмеялись, пока нас трясти не начало. Дальше в глазах все помутилось, и я сознание потеряла. Очнулась уже на берегу. Меня один из этих рыбаков-браконьеров приметил и в банку засадил. А потом сынишке своему подарил. Паренек оказался предприимчивый – весь в папашу. Взял, да и продал меня в зоомагазин, а там уже меня родители мальчишки и выкупили.

– Это вас на электроудочки ловили, – пояснил Василий. – Хотя «ловили» не совсем верное слово. В электрошок погружали.

А потом стеснительно поинтересовался:

– Так ты того?

– Чего того?

– Ну, желания исполнять умеешь? – спросил кот.

– Могу, конечно, – хвастливо ответила Рыбка.

– А чего людям не призналась? Могла бы выменять свободу на желание?

– Попробовала было, когда от электрошока отошла. Говорю этому рыбаку, что, дескать, с тебя три желания. А он – дебил великовозрастный почесал затылок и отвечает мне: «Фиг с тобой. Три, так три. Заказывай, раз говорить умеешь». Куда катится этот мир? Я, как такое услышала, так от стресса дар речи потеряла. Только вот сегодня, когда ты на стол прыгнул, видать от испуга снова заговорила.

– Подобное лечится подобным, – подытожил Василий и стеснительно спросил. – А мое желание сможешь выполнить?

– Не вопрос, лохматый. Ты же мне вроде как помог. Загадывай, хоть три.

* * *

Утром по городу поползли слухи, что неуязвимого бизнесмена Кащеева – местного олигарха, на которого было предпринято рекордное число покушений, так и не увенчавшихся успехом, ночью похитили неизвестные.

А в это время в Лукоморье на ветке векового дуба, опоясанного златой цепью, нежась в лучах мартовского солнца, лежал ученый кот Василий. Русалка Алиса, сидящая рядом, уже рассказала ему, что после побега кота из Лукоморья, ей тоже пришлось несладко, и она даже ушла в подполье, а вернее – под воду. Там – в море-океане и пряталась несколько дней от царевых охранников, которые ежедневно приставали с непристойными предложениями. Время-то в Лукоморье текло по своим законам, и Василий отсутствовал здесь, как оказалось, всего несколько дней.

Кот рассказывал русалке какую-то историю: «…а Кеша этот и спрашивает:

– А вы не были на Таити?

А кот ему в ответ:

– Таити, Таити. Не были мы ни на каком Таити. Нас и здесь хорошо кормят».

Алиса, дослушав историю, заразительно рассмеялась, и ее смех звонким эхом разнесся по Лукоморью.

Пахом с Берендеем, избавившись от своих «крыш», облегченно вздохнули и принялись обдумывать, как им «приватизировать» Лукоморье. Царь Кащей, подсчитывающий в это время свои убытки, брезгливо морщился и, тихо матерясь, поминал компаньонов.

Из землянки в лесу выбрался на белый свет Соловей-разбойник, предвкушая, что наступающий день наконец-то станет для него удачным. К таверне «У дуба» потянулся народ. Жизнь в Лукоморье входила в привычную, накатанную колею.

В морских глубинах, Золотая Рыбка почивала на троне с чувством выполненного долга. Третье желание ученого кота, она выполнила с особым удовольствием и портал в сказочный мир запечатала навсегда.

Под дубом – на поляне сидела белошерстая красавица ангора с голубыми глазами по имени Беатрис и терпеливо ждала своего Ваську с работы.

Пошлина

Ежегодный слет под девизом «Как обустроить Лукоморье» проходил непосредственно под дубом. Тем самым легендарным деревом, опоясанным златой цепью, по которой ходил учёный кот Василий – бард и балагур, каких мир не видывал.

Дуб рос аккурат на меже тридевятого и тридесятого царств. А царствами теми правили монархи Берендей и Пахом. И постоянно они промеж собой спорили у кого больше прав на заповедное место – Лукоморье. Очень уж им обоим хотелось похвастаться перед заморскими гостями Лукоморьем, как своей суверенной и неделимой собственностью. До открытых конфликтов дело у них не доходило, но каждый стремился доказать соседу, что он достойнее другого. Аж до зубной боли хотелось царям предстать в глазах зарубежных коллег не какими-то там живущими по соседству, а именно владельцами легендарного дуба обвитого златой цепью с ученым котом и русалкой Алисой в комплекте.

К тому же Василий, с недавних пор, стал не только сказки туристам рассказывать, но еще и анекдоты травить. То ли из какой диковинной книги он их вычитал, а то ли сам сочинял, про то не ведомо. Истории кота гостей, знамо дело, потешали и те регулярно поощряли рассказчика разными заморскими дарами, яствами и напитками. Царей это, ясен пень, бесило. Потому, как ничто так не огорчает, как радость ближнего. А ежили этот ближний еще и кот, пусть даже и ученый, то, естественно, вдвойне. Ибо, всем хорошо известно, что самое злобное существо на земле – это жаба, про которую кот Василий как-то сказал:

Цари хоть жадные да хитрые были, но не дураки. И ума сообразить, в чей огород брошен сей камень рифмоплетства им хватило, за что еще больше «возлюбили» ученого кота. А только никакой управы на лохматого Ваську у них не было. Вот ежели бы сумели они присвоить себе Лукоморье, то тогда непременно припомнили бы сказочнику его шуточки.

И вот собрались жители вольного независимого заповедного места и близлежащих окрестностей, позабыв про свои распри и ссоры, чтоб совет держать, дабы выработать единую линию по части обустройства Лукоморья.

Много народу разного сказочного пришло на поляну под дуб: и Серый Волк, и тридцать богатырей со своим предводителем, и Лягушка-царевна прискакала. Кого там только не было. Одних Иванов-царевичей почитай человек пять собралось. Ну, как Иванов? Одного Гвидоном звали, другого – Елисеем, третьего – Русланом, но и два Ивана-дурака пожаловали, как без них-то. Все из разных сказок и королевств прибыли, кто конным, кто пешими. Гвидон, так тот вообще прилетел, обратившись в комара, как в былые времена бесшабашной молодости. Все красавцы писаные, видные, статные, просто глаз не отвести. Русалка Алиса и кот Василий – само собой присоединились к совету, можно сказать, без отрыва от производства и рабочего места. Но нашлись и такие, кто демонстративно проигнорировал собрание. Кощей, Леший, Соловей-разбойник, Змей-Горыныч и Баба Яга к дубу идти даже не помышляли. Оно и понятно. Им вообще было фиолетово, в чьих владениях беспредельничать, поскольку у них своя группировка сложилась с собственными негласными порядками, грабительскими принципами и наклонностями к каннибализму.

Первым выступил царь Пахом. Царь предлагал перевести беззаботную сказочную жизнь в заповеднике на коммерческие рельсы, а именно: учредить для туристов-экстремалов развлечение под названием «тур по нехоженым местам». В тур предлагалось включить посещение избушки на курьих ножках, торги с Бабой Ягой за путеводный клубок, преодоление болота с шестом в сопровождении Лешего, экскурсия по замку Кощея Бессмертного и для шибко отчаянных – встреча со Змеем Горынычем. Стоимость тура клиент должен был оплатить до его начала – мало ли чем дело закончится. Еще Пахом предложил ввести к стоимости тура дополнительные расценки на развлечения: «стрельнуть в Кащея из лука», «рубануть Горыныча по шее мечом», «дать Соловью-разбойнику по зубам». Только с Кощеем, Горынычем и Соловьем следовало предварительно согласовать процент компенсации за неудобства. Разумеется, среди собравшихся желающих отправиться на такое согласование не нашлось.

Бизнес-план Берендея выглядел не таким эестремальным. Он предлагал обнести дуб частоколом, поставить качели и карусели, и продавать туристам билеты по сходной цене, дабы пополнять казну (а заодно и личное благосостояние, как оно издревле повелось у монархов). «А че заморским гостям, а тем более простому люду, зазря там шастать – траву вытаптывать и на достопримечательности задарма бельмы пялить?» – резонно рассуждал самодержец.

Выслушав оба предложения, народ принялся их обсуждать. И тут же возникли промеж них разногласия. Следует заметить, что богатыри «в чешуе, как жар горя» периодически подхалтуривали, нанимаясь то к Берендею, то к Пахому на службу, а то и одновременно к обоим, распределившись между собой. Брать на постоянное довольствие и содержать целую ораву, то бишь армию, нужды, да и финансовой возможности у царей не было, но периодически необходимость в услугах богатырей возникала. То Змея-Горыныча, то Соловья-разбойника следовало приструнить, а бывало, что и заморских гостей со свитой, шибко огорченных отказом невест, приходилось утихомиривать. Одни богатыри считали, что Пахом лучше, другие полагали, что Берендей щедрее, третьи – горой за независимость и суверенитет Лукоморья стояли. Как говорится, сколько людей – столько и мнений. Лягушке-царевне этот дележ, по большому счету, был до лампады. Все зыркала пучеглазая по сторонам, высматривая себе статного добра молодца, с которым было бы не стыдно под венец отправится. И таки присмотрела себе одного Ивана-дурака с луком. Тот, аккурат после совета, намеревался в Английское королевство отправиться, прознав о выдающемся лучнике Робин Гуде, чтобы в мастерстве с ним потягаться. Не останавливало дурня ни то, что стрелок тот где-то в каком-то шервудском лесу от властей прятался, ни то, что жил он в Англии в незапамятные времена. Как говорится, дуракам закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так. А зеленокожая красавица времени зря не теряла. И, пока страсти на поляне бушевали, нашептала она Ивану координаты своего болота, да и подзадорила, что ежели он такой весь из себя меткий да умелый, то пущай это докажет и попадет стрелой в самую середину болота. Отклонившись от темы, замечу, что дурак сумел таки это доказать. Правда, это уже совсем другая история.

Вот и получилось, что кто пришел на совет с собственным мнением, которое мнил истиной последней инстанции и готов был его отстаивать до хрипоты и драки, а кто-то – со своими шкурными и зеленошкурными интересами. Вероятно, потому и не получилось у них конструктивного диалога. Побузили, пошумели, да на том и разошлись по своим делам, точно думские депутаты.

* * *

А надобно заметить, что со стороны тридесятого царства Пахома легендарный дуб хоть и видно было хорошо, но только с несколько неудобного ракурса. А уж наблюдать за тем, как учёный кот по цепи скачет, так это вообще сродни тому, как представление из-за кулис смотреть, где актеры к тебе тылом повернуты. Текст вроде тот же, что и присутствующие в зрительном зале слышат, однако эстетического наслаждения получить не удаётся и какой-то неприятный осадок от этого в душе накапливается. Потому-то туристы предпочитали представления учёного кота с нужной стороны наблюдать. Вот правитель тридевятого царства Берендей, воспользовавшись тем, что народ к нему в царство валом валит и издал указ в котором велел воеводе пошлину взымать за пересечение границы. Ну, чтобы с туристов иностранных побольше денег для казны стрясти за осмотр Лукоморских красот и диковинок.

И надо же такому случится, что в тот самый день отправился Иван в гости к брату своему в соседнее тридесятое царство. Свернул Ваня по пути в лес дремучий, чтобы дорогу сократить. Тут ему и пришла в голову мысль поохотится, а то как-то неудобно с пустыми-то руками в гости являться. И только Иван об этом подумал, как мимо него заяц промчался. Здоровый такой, упитанный, ушастый – именно то, что нужно на гостинец. Не сплоховал Ваня – выхватил лук, да и подстрелил косого. Запихнул добычу за пояс и дальше пошел. И вот через час пути набрел он на избушку Бабы Яги. Яга эта давно здесь в лесу – в стороне от людей обосновалась и жила отшельницей. Выглядела она такой себе вполне благовидной старушкой, травку разную собирала, сушила еë… Ну, типа индивидуальной лекарской деятельностью промышляла и потому травницей в царстве считалась. Помогала, конечно, нуждающимся, кто к ней за помощью обращался. Ага. Не безвозмездно, разумеется, но расценки у неё были терпимые. Решил Иван к этой самой целительнице заглянуть – травой разжиться лечебной. А она, значит, увидала, что Ванька зайца подстрелил, и так ей жареной зайчатины приспичило, что прямо спасу нет. А может надеялась, что в том зайце ещë какую утку найдет? Очень бы это кстати пришлось, поскольку помогло бы вызвать братца Кощея на конструктивный диалог о разделе его имущества. Он-то – ирод в замке проживал, но с родней не то, чтобы делиться жилплощадью, а даже знаться не желал. Только мне те планы Яги неведомы, потому врать не стану, что она там удумала.

Давай Яга, значит, у Ивана зайца выпрашивать, а он уперся и ни в какую.

– Я, – говорит, – брату на гостинец его подстрелил – чтобы угощения к столу приподнесть, а себе из заячьей шкурки шапку справлю.

Баба как это услыхала, тут же в сундук полезла, порылась там и выкладывает перед Иваном новехонькую шапку с собольей оторочкой, да ещë и посмеивается:

– Эта же и красивше и богаче заячьей будет. Меняем на твою добычу, пока я не передумала.

Ваня поартачился слегка – для порядку: откуда, мол, она у тебя, ворованная поди, с кого сняла, гопница?..

А Яга ему в ответ на это:

– Обидные слова говоришь, касатик. Это купец один заморский цельный мешок таких шапок на продажу вëз. Вот он со мной ей и рассчитался за ужин и ночлег…

– Давай только про ночлег без подробностей, – прервал еë Иван.

Яга и не стала, но уговорила таки его сменять зайца на шапку. Шапка и впрямь хорошая оказалась – точно в пору пришлась. «А зайца я ещë подстрелю, – подумал Ваня, – в лесу этого добра полно». И таки подстрелил.

Идет он, значит, по лесу довольный такой, что и гостинец имеется, и шикарная шапка, песни во все горло орет. Погода хорошая – солнышко на небе светит, над головой птички щебечут, а на душе эйфория… Этому диковинному слову Ваню местный мудрец научил. Не знаю, говорит, что это, но звучит модно и красиво.

А поскольку Иван в путь отправился рано утром, то прибывал он в полном неведении о новом царском указе, который только в обед огласили, а затем в местных СМИ напечатали. Прессу Ванька отродясь не читал, предпочитая этому бесполезному занятию более динамичное проведение досуга: подраться, например, любил или пошляться где-нибудь да пропустить рюмаху-другую. К тому же, грамоте не обучен был.

И вот возвращается Иван домой через неделю, а дружинники его обратно за бесплатно и не пущают. Следует заметить, что дело на похмелье случилось. А с похмелья Иван дюже буйный бывал. Вот и впал в немотивированную агрессию. Последнее словосочетание опять же из закромов лукоморского мудреца.

– Вы с кого деньгу требуете, крохоборы?! – орёт. – Али вы меня не признали? Али я царю Берендею мало пользы принёс? Да я же заслуженный лукоморский богатырь – надёжа и опора царю-батюшке. Коли не признали по молодости да бестолковости своей, то у старших спросите.

А те знай одно твердят: «Без пошлины пущать не велено, будь ты хош принц заморский, хош сам султан импортный». Тоже, видать, образованные. Короче, не пущают они Ивана в родное царство ни в какую. Осерчал он тогда, даже в драку с дружинниками кинулся, но тех больше оказалось. Вступил, так сказать, в неравный бой, отстаивая законное право на свободу передвижения. А только выйти победителем из той схватки ему не судилось. В результате – получил Иван по шее, пострадав, как оно завсегда бывает, за справедливость, и затаил в душе обиду лютую.

И вот в тот самый день, как случился инцидент на границе упомянутых царств, с наступлением ночных сумерек произошла одна странная история, самые неприглядные последствия которой воевода воочию созерцал поутру.

Кража случилась, как все вначале подумали. Но вскоре выяснилось, что не совсем и кража. А вот, что именно произошло: у одного из дружинников пропала боевая секира, у другого – шапка, у третьего – правый сапог. И у каждого из них на физиономии красовалась под левым глазом характерная отметина, именуемая в простонародье фингалом. Пропавшие вещи, правда, вскоре нашлись. Аккурат, как только учёный кот Василий проснулся и стал выбрасывать их из дупла дуба, в котором проживал.

«Не иначе, без нечистой силы дело не обошлось», – подумал воевода, но подлая мыслишка о клептомании (проклятый мудрец и здесь иноземное слово надыбал) кота Василия коварной гадюкой всё же закралась в душу. Не помешало этому подозрению окрепнуть ни то, что кот добровольно вернул вещички, стыренные ночью, ни фингалы под глазами часовых, которые Вася уж точно оставить не смог бы, даже при всём своем огромном желании.

А вскоре после этого казуса в царскую канцелярию поступила жалоба на Василия, в которой тот обвинялся в хищении казённого имущества, причинении подданным членовредительства, учинении беспорядков и нарушении общественного спокойствия. Заканчивалась жалоба требованием немедля пресечь изложенные в челобитной факты, выявленные неравнодушными гражданами, и принять самые строгие меры, дабы неповадно было. Во как.

Поскольку сигнал поступил, то царь Берендей, разумеется, обязан был отреагировать. Самым разумным было бы, конечно, замять эту историю, но уж больно осерчал царь, что его прогрессивные методы пополнения казны саботируются. А потому, вопреки здравому смыслу и логике, принял он незамедлительно те самые строгие меры, на которых настаивал жалобщик. И устроил Берендей показательный судебный процесс над котом Василием. Ведь согласно устоявшимся традициям, куда проще курицу, что золотые яйца несёт, на суп пустить, чем два и два сложить. А может рассчитывал царь таким макаром кота припугнуть, да за прошлые обидные слова ему отомстить? Кто их сатрапов поймет?

Процесс и впрямь получился показательным, но не образцовым. Свидетели ночного происшествия – они же пострадавшие, в своих показаниях путались и подтвердить конкретно и однозначно, что это кот наставил им фингалы и вырубил, не смогли. Скорее всего, они и вправду не ведали, кто с ними это бесчинство сотворил, а уж оклеветать невиновного и сознаться, что это безобидная животина троих здоровенных увальней ушатала, совесть не позволила. Да и кто бы в это поверил? Так что никто из них на Василия не показал. Кота тоже не на помойке нашли и не зря учёным прозвали. Он, разумеется, себя в обиду не дал и опроверг высосанные из пальца обвинения в свой адрес. Красноречиво и аргументированно объяснил, что нанесение увечий не его лап дело, потому как стиль не его: он скорее бы глаза стражникам выцарапал, чем синяки под этими самыми глазами стал ставить. А касательно похищенных вещичек, которые обнаружил в дупле и вернул, то тут и объяснять неча, поскольку они ему, во-первых, не по размеру, а во-вторых, без малейшей надобности.

У обвинения – в лице воеводы, даже после этого смутные подозрения остались – а не в сговоре ли кот со смутьяном, который стражников изувечил? Не прятал ли он в своем дупле похищенное подельником, а потом испужался, что найдут, и решил избавиться от ворованного?.. Но озвучивать эти подозрения, на всякий случай, не стал, чтобы не палиться.

Только, значит, суд Василию оправдательный вердикт вынес, как ночью снова та же история приключилась. Только сапоги с шапками теперь злоумышленник не в дупле дуба припрятал, а прямо на ветвях развесил на всеобщее обозрение, а топоры в ствол дуба вогнал. Да так глубоко вогнал и с такой силищей, что еле их потом вытащили. Тут уж никто кота Василия заподозрить не мог.

Пуще прежнего осерчал царь Берендей. Воеводу к себе призвал и велел отыскать истиного виновника ночных дебошей. «Хоть сам, – говорит, – в дозор становись, а только злодея мне сыщи, отлови и приведи. Это уже не шуточки, дело приобретает политический резонанс. Это уже подрывом царского авторитета попахивает, а кое-кто так и головы лишиться может». И сурово так на воеводу глядит – то на макушку, то на шею взгляд переводит.

Закручинился воевода, и бегом к дубу, пока сам дуба не врезал. Пришёл он к Василию на поклон и давай просить помощи. Кот его выслушал и отвечает: «Хоть и злой ты человек, кляузник и интриган, и вообще, у меня на тебя идиосинкразия (во завернул!), но подскажу я тебе, где ты переусердствовал со своим раболепием. Зря твои дружинники Ивана избили и домой не пущали. Дальше уже сам кумекай, что к чему».

Кумекать воеводе особо было нечем. Зря только зенки пучил да загривок чесал: «При чём здесь Иван?» Плюнул да поплелся к Бабе Яге. Та ведьма многоопытная, авось пособит в этом деле до конца разобраться.

Старушка воеводу выслушала, затем в сундуке у себя порылась, и протягивает ему какой-то сверток.

– Это что? – интересуется воевода. – Зачем?

– А это, – говорит Яга, – травка успокоительная, для нервов полезная. Ты её Берендею отдай, пущай на ночь себе в чай кладёт по чайной ложке.

– Ну-у-у… – выпучил глаза в ожидании воевода.

– Что, ну?

– А мне-то что делать?

– А ты супостата выслеживай, как царь велел, иначе не сносить тебе головы.

Так и ушёл воевода ни с чем.

Никого он так и не выследил, а потому пришлось царю выполнить свою угрозу. Тянул Берендей с этим делом до последнего, а как все дружинники до последнего получили под левый глаз по фингалу, так и… Голову воеводе, правда, рубить не стал, но хлебного места лишил и в свинопасы определил. А и то верно – там думать особо не надо.

А дабы безобразие ночное пресечь, вынужден был царь Берендей скрепя сердце отменить свой указ о пошлине. И только он его отменил, как у дружинников настала спокойная жизнь: сгинул неведомый злодей и больше не появлялся. А раз не появлялся, то и расследовать дальше не стали. Так никто, кроме невинно пострадавшего кота Василия, и не узнал, кто был тот разбойник.

Но вы-то, небось, уже догадались?

Опосля того, как дружинники Ивана домой не пустили, затаил он на них обиду, вот и шлялся с тех пор вдоль границы по ночам в шапке-невидимке да измывался над ними, как мог. А потом надоело ему, да и пошлину больше не требовали, так он домой и вернулся.

Откуда у него та шапка диковинная взялась? С ней вообще интересная история приключилась.

Как драка с дружинниками у дуба закончилась, побрел Иван к ручью разбитое лицо умыть. А как водные процедуры закончил, так впопыхах шапку свою новую, что у Яги на зайца сменял, задом наперёд напялил. Глянул в ручей, а отражения-то в воде и не видать… Тут-то Ваня и смекнул, что шапка эта никакая ни купеческая на продажу, а эксклюзивная (опять заковыристое словечко от лукоморского мудреца вспомнилось). Так, что нет худа без добра.

Вот все на свои места и стало. Один вопрос остался: зачем Яга такую ценную шапку на зайца сменяла? Может думала, что заяц не простой, поскольку накануне путеводный клубок Ивану-царевичу дала, и уж очень ей хотелось квартирный вопрос с братцем разрулить. Да видать так этой идеей увлеклась, что сама себя перехитрила. А может ей и впрямь зайчатины жареной приспичило?.. Кто ж еë – нечисть поймëт?

«Пусть неказиста с виду, ноВсё, на пути своём, порушит.Посеет зависть, злость в душе.Та жаба, что безмолвно душит».

Ледниковый период в Лукоморье

Зима в Лукоморье в этом году выдалась настолько лютой, что даже море покрылось ледяной коркой, а плевок до земли долетал в виде сосульки и разбивался об неë со звоном.

Не может того быть, чтобы вы об этом ничего не слышали. «Лукоморские вести» цельную неделю трубили про этот феномен на все лады и высказывали самые невероятные версии. Не относительно плевков, превращающихся в сосульки, разумеется, а про то, почему море замёрзло.

Но обо всём по порядку.

импровизировал Васька, скользя по обледеневшей цепи, то и дело забывая от холода текст, вставляя в него отсебятину и тихонько ругаясь. От лютой стужи не спасала ни лохматая шерсть, ни натянутый поверх неë дурацкий комбинезон – подарок царёвой дочки Алëнки. Ваське она сказала, что привезла его из заморского королевства, но вот злые языки поговаривали, что на самом деле это заслуга воеводы. Что, дескать, им доподлинно известно и они своими глазами видели, как однажды утром воевода обнаружил и собственноручно снял этот заморский презент со шпиля на крыше, где тот развевался навроде флага. Алëнка его отстирала от сомнительных пятен ниже пояса, заштопала, и уже после этого подарила Ваське, чтобы добро не пропадало. Комбинезон всегда бесил учëного кота, поскольку был идиотского ярко-синего цвета с ядовито-жëлтым треугольником на груди, в который с трудом вписывалась кроваво-красная буква «S». Вдобавок ко всему, вершина треугольника указывала на кошачье достоинство, куда, как казалось Василию, туристы нахально косились, стоило ему облачиться в эту спецодежду. Но в сложившейся ситуации Васька без раздумий напялил на себя шутовской наряд, что не очень-то помогло согреться. Усы примёрзли к морде и покрылись инием, а язык с трудом ворочался во рту.