скачать книгу бесплатно
* * *
««…НАЧАЛО СООБЩЕНИЯ…»»
Начальнику колонии «Кларк» Маркусу Левински от командира межпланетного космического корабля «Нил Армстронг» Дарьи Климовой.
Подтверждаем приём вашего сообщения. Новости, переданные вами, ужасны. Из опасений за психологическое состояние наших товарищей мною совместно с начальником экспедиции Уильямом Андерсоном, старшим пилотом Фёдором Фроловым и инженером Мейсом Вильямсоном было принято решение временно скрыть от экипажа факт произошедшего на Земле. Как бы то ни было, мы не собираемся падать духом в свете всего случившегося и намерены обязательно вернуться. Мы будем держать с вами связь на этом канале, мы хотим, чтобы вы продолжали информировать нас обо всём, что происходит сейчас у вас и, возможно, на Земле, если вам удастся поддерживать контакт с теми, кто находится там. Вы правы, называя то, что произошло, «Катастрофой», сейчас нас всех ждут непростые времена, и лишь вместе мы сможем пережить их. Да хранит нас всех Бог.
Командир МТКК «Нил Армстронг» Дарья Климова
««…КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ…»»
* * *
– Десять секунд до окончания манёвра, – сообщил я. – Отключение двигателя через пять… четыре… три… две… одну. Отсечка.
Ускорение, прижимавшее нас к креслам, исчезло.
– Торможение завершено, двигатель выключен, параметры орбиты в норме: апоцентр – пять тысяч двести, перицентр – четыре тысячи девятьсот пятьдесят два километра. Наклонение восемьдесят пять, долгота восходящего узла – тридцать три градуса, – отчитался я.
– Внимание, экипаж, говорит командир, мы вышли на орбиту вокруг Титана, поздравляю всех.
Дарья постаралась придать своему голосу радостные, торжественные интонации, однако я всё же уловил фальшь. С того момента, как мы приняли сообщение с Луны, прошло три недели, и люди ощущали произошедшие перемены. Несмотря на то что мы старались вести себя как обычно, получалось это у нас, видимо, не очень хорошо. Андерсон же был откровенно плох. Я видел, что он старается держаться, отыгрывать свою роль руководителя, но это давалось ему ценой больших усилий. Я чувствовал, что надо было ему как-то помочь, поддержать, без этого человека, без его энергии и руководства наши шансы на успешное выполнение миссии значительно сокращались. Однако я понятия, не имел как это сделать. Мы с ним не были близкими друзьями, как, например, с Риком, Егором или Жаклин. С этими людьми я всегда мог поговорить по душам, но только не с Андерсоном. А после того злополучного сеанса связи он лишь сильнее дистанцировался от нас, сведя все контакты с экипажем до рабочего минимума. Его редко можно было встретить в отсеках корабля в свободные часы, большую часть времени он проводил за работой в обсерватории либо в своей каюте. Даже в моменты совещаний, когда вся команда собиралась в кают-компании, чтобы решить те или иные насущные вопросы, он больше молчал, почти не принимая участия в дискуссиях, и говорил лишь тогда, когда это от него напрямую требовалось.
Я стянул наушники, пробежавшись руками по переключателям, перевёл систему управления кораблем в дежурное состояние.
– Реакторы переведены в холостой режим, – доложила за моей спиной Жаклин, – Ого, это было странно!
– Что-то не так? – поинтересовалась Даша.
– Только что скакнуло давление в первом контуре левого реактора. Внезапно поднялось на одну единицу и затем снова вернулось в норму, так быстро, что автоматика даже никак не среагировала.
– Нам стоит этого опасаться? – спросил со своего места Харрис.
Жаклин покачала головой.
– Пока не знаю. Вроде бы сейчас все параметры в полном порядке, я не вижу никаких отклонений ни в работе насосов, ни в чём бы то ни было ещё. Реактор функционирует совершенно нормально.
– Нужно проверить логи системы управления, – сказала Даша. – Если такие скачки повторяются регулярно, это может быть признаком неисправности.
Проблемы с реакторами были уделом наших инженеров и меня мало касались, так что я скинул с себя ремни и взмыл с кресла.
– Ладно, пойду. Удачи разобраться вам тут со всем, – покидая мостик, сказал я.
Я направился в жилую секцию. Пролетев знакомым путём через осевой коридор к центральному отсеку первой центрифуги, я нырнул в радиальный тоннель, на выходе из которого встретил Барбьери и Нортона.
– Привет, – поздоровался со мной планетолог.
– Ну здравствуй, – смущенно ответил я. Похоже, что они меня тут специально ждали. – А вы чего тут?
– Слушай, Фёдор, надо поговорить, – сказал Нортон. Он явно чувствовал себя неловко, так же как и я.
– О чём?
– Не здесь, – Барбьери оглянулся, словно опасаясь, будто кто-то может нас подслушивать.
Я тоже осмотрелся, коридор, в котором мы стояли, был совершенно пуст.
– Лучше идёмте ко мне, – предложил метеоролог.
Я согласился, и мы втроём проследовали в его каюту. Зайдя внутрь последним, Барбьери закрыл за собой дверь. Крошечное помещение, ничем не отличавшееся от моей и любой другой жилой комнаты, для нас троих было явно тесным. Я встал около окна, Эдвард присел на свою кровать, а Макс так и остался у двери.
– Ну и? Что за секретность? – с деланой непринуждённостью спросил я.
– Мы бы хотели поговорить с тобой об Уилле. Ты не заметил, что в последнее время он ведёт себя как-то странно? – спросил Барбьери.
– Да, думаю, это многие заметили, – осторожно ответил я.
– С Андерсоном творится что-то не то, – медленно проговорил Нортон. – Вчера у нас с ним была запланирована калибровка спектрометра, он должен был помогать мне, но не явился, я пытался вызвать его по внутренней связи, но так и не достучался, а когда мы с Максом пошли его искать, то обнаружили в отсеке гидропоники среди грядок. Он сказал, что следил за работой системы орошения, якобы с ней какие-то проблемы.
– Да, вот только она совершенно исправна, – добавил Барбьери. – Я потом специально интересовался у Климовой. За последнее время никаких отклонений в поливе растений не было.
– Чёрт… даже не знаю, что сказать, – проговорил я. «Похоже, у профессора серьезные проблемы», – пронеслась в голове мысль.
– А сегодня я встретил его в столовой, – продолжал тем временем Нортон, – спросил у него насчет нашего орбитального зонда, «Аякса», поинтересовался, когда мы будем его запускать.
– И?
– Он просто отмахнулся от меня, ответив в стиле «решайте, дескать, сами». Представляешь? Решайте, говорит, сами! Что это за херня?
– Раньше он себя так не вёл, – сказал Барбьери. – Я знаю Уильяма Андерсона уже без малого четыре года, всё это время он был ответственным человеком, лидером. У него каждая минута была распланирована. Тот, старый Андерсон не пропустил бы калибровку спектрометра, не отказался бы от решения о запуске зонда и не сделал бы много ещё чего странного.
– Слушайте, парни, я понимаю ваше беспокойство. Меня и самого это волнует, – сказал я, нисколько не соврав. – Но почему вы всё это обсуждаете со мной? Не с Климовой, не с кем-то другим, думаете, я знаю больше вас?
Ученые переглянулись.
– Слушай, Фёдор, – потеребив ус, сказал Барбьери. – Я не хочу, чтобы всё это выглядело как какой-то наезд, будто мы заперли тебя тут в комнате и пытаем, но это ведь всё началось с тебя.
– В смысле? – Я скрестил руки на груди.
– Пару недель назад, когда мы готовились к замеру плотности колец, ты вызвал его на мостик, и он потом не вернулся, а пошёл в свою каюту. И на следующий день ходил словно пришибленный.
Я ненадолго замялся, пытаясь выдумать ответ, они это явно заметили.
– Андерсон тогда велел мне пересчитать обратный полёт, просил оптимизировать его по времени. Собственно, я просто представил ему результаты, – соврал я.
– На мостике? – спросил Нортон. – То есть ты не мог подождать окончания эксперимента или, скажем, сам прийти с планшетом к нам в обсерваторию?
– Мне нужно было продемонстрировать ему всё там, планшет просто не имеет такого широкого функционала, чтобы досконально, полностью отображать навигационные данные, – продолжал врать я. – К тому же, как выяснилось, у нас нет возможности ускорить возвращение, не избавившись от лишней массы, например «Дедала» и, возможно, части другого оборудования. Так что я хотел посоветоваться с ним насчёт этого всего. Чёрт, – я развёл руками, – говорю вам, я не знаю, что с ним стряслось! Точнее, знаю не больше вашего.
Барбьери устало потер переносицу. Нортон откинулся на кровати, упёршись спиной в переборку, заложив руки за голову. Он внимательно, изучающе смотрел на меня. Клянусь, если бы меня сейчас подключили к полиграфу, все его индикаторы моментально вспыхнули бы красным. Хотя, пожалуй, этого и не требовалось. Я с детства не умел врать и явно не справлялся с этим и сейчас.
– Есть у меня чувство, что добром это всё не кончится, – тихо проговорил Нортон.
– Надо что-то решать с этим. Надо поговорить с ним в открытую, – предложил Барбьери.
– Будет непросто. Учитывая, что он в последнее время почти ни с кем не общается, – заметил я.
– Возможно, – согласился Барбьери. – А возможно, нам стоит просто подождать, и он придёт в норму сам.
– Сомневаюсь. – Я покачал головой. – Пожалуй, я попробую поговорить с ним, попытаюсь понять, что его тревожит.
– Сделай это, Фёдор, – глядя на меня, сказал Нортон. – Уилл нужен нам.
– Знаете, – прервал повисшую на несколько секунд тишину Барбьери, – в случае, если всё станет плохо, мы ведь в любой момент можем поместить его в капсулу. Можем ведь, да? – Он вопросительно посмотрел на меня.
– Да. – Я кивнул. – Но мне бы крайне не хотелось этого делать.
Я покинул каюту метеоролога и направился в свою, в противоположном конце спального отсека. Зайдя к себе, я первым делом скинул комбинезон и отправился в душ. Горячая вода слегка отдавала химией – остатками реагентов, добавлявшихся для очистки и дезинфекции. Такова была цена за полностью закрытый цикл водоснабжения. Я смотрел, как она медленно, словно бы нехотя струилась по телу, собиралась крупными каплями на кончиках пальцев и неохотно срывалась вниз. В условиях пониженного тяготения вода текла совсем иначе, чем на Земле. Вообще сниженная сила тяжести давала много любопытных эффектов: так, например, за прошедшие почти два года с момента отлёта мой рост увеличился на добрых полтора сантиметра просто из-за того, что на меня больше не давила гравитация огромной планеты, а лишь жалкие 0,3g в центрифуге, да и то не круглые сутки, с перерывами. Впрочем, эффект увеличения роста был временным. Как только мы вернемся на Землю, позвоночник сожмётся обратно буквально за неделю…
Только мы не вернёмся.
Я закрыл воду и вышел из душевой, обтёрся. Устроился на кровати и выдвинул консоль мультимедийной системы. Надо было сообщить о нашем разговоре с ребятами Дарье. Я нашел её имя среди других и запустил голосовой вызов.
– Слушаю, – раздался из динамиков знакомый голос.
– Не отвлекаю? – спросил я.
– Нет, не сильно, я тут считала ресурс наших воздушных и водных фильтров. Похоже, нам хватит их ещё лет на пять, если начнем экономить прямо сейчас.
– Готовишься к худшему?
– В нашей нынешней ситуации лучше быть готовыми ко всему, – вздохнула она.
– Это точно. – Согласился я. – Ты сейчас одна?
– Да, а ты что, хочешь составить мне кампанию?
– Нет. Слушай, я тут встретил Барбьери и Нортона. Они беспокоятся за Андерсона. Говорят, в последнее время он, как бы это выразиться… чудит.
– Резонно. Нужно быть идиотом или слепым, чтобы не заметить, что с ним что-то не так. Честно говоря, я тоже беспокоюсь за него.
– Это не всё. Они спрашивали меня о том, что произошло тогда на мостике, когда я вызвал вас.
– Чёрт. И что ты сказал?
– Соврал, конечно же. Но, похоже, не слишком убедительно. Я сказал, что якобы докладывал результаты расчетов траекторий обратного полёта. В общем, непохоже, что они в это особо поверили.
– Плохо.
– Да. Боюсь, теперь и они знают, что мы что-то скрываем. Или подозревают, по крайней мере.
– Теперь слухи поползут среди экипажа с утроенной силой, – вздохнула она. – Хотя, учитывая поведение Андерсона, чего-то подобного стоило ожидать в ближайшее время.
– А что думаешь насчёт Вильямсона?
– Непроницаем и невозмутим, как обычно, ты же сам его каждый день видишь. Этот парень всегда такой замкнутый, трудно понять, что у него в голове.
– У него ведь, кажется, тоже семья, – вспомнил я.
– Да, жена и дочка трёх лет. В любом случае он мне кажется сейчас более уравновешенным, чем Андерсон.
– Ну, так и что будем делать? – спросил я.
– Ждать, смотреть, как будет развиваться ситуация, пытаться подстраиваться. Другого нам пока не дано.
– Возможно, как-то стоит подготовить людей к правде?
– Как ты это себе представляешь? – спросила она. – К тому же связи с домом нет уже несколько месяцев, я думаю, в душе все и так уже готовы к чему угодно. Но всё же чем позже они об этом узнают, тем лучше для всех нас. Пока у людей есть надежда, они будут работать, но забери её, и сколько из них станут как Уилл? Каковы тогда будут наши шансы вернуться?
– Я не спорю с тобой, но вот так сидеть и ждать развития событий… так не пойдёт. Нужно наладить общение с Андерсоном, иначе могут начаться проблемы. Я хочу с ним поговорить.
– Хорошо. Да, это хорошая идея, – согласилась Даша.
В нашем разговоре повисла пауза.
– Хочешь обсудить что-то ещё? – спросила она.
– Нет.
– Ладно, тогда мне надо работать.
– Давай, увидимся позже.
Я отключился.
Одевшись, я вышел в коридор и направился к каюте профессора. С каждым днем он всё глубже и глубже уходил в себя, и это грозило весьма тяжёлыми последствиями для его психики. Нужно было с ним поговорить, поддержать его как-то. Но вот как это сделать? Признаться, я никогда не был силён по части подобных разговоров. Что сказать человеку, находящемуся в депрессии? Разве могут вообще слова в таком случае кому-то помочь? Когда мне было пятнадцать, умерла моя мама. Я очень сильно переживал это, помню, в день похорон ко мне подходили родные и близкие, и каждый считал своим долгом сказать что-то, как-то меня поддержать. Я, конечно, вежливо кивал им, благодарил, хотя на самом деле их слова не вызывали во мне ничего, кроме раздражения. Всё, чего мне хотелось в тот день, это чтобы моя мама была жива, и их соболезнования никак не могли помочь мне в этом. Все эти слова были совершенно бесполезны! С тех пор я старался избегать выражать свое сочувствие кому-либо. Мне всегда казалось, что лучше дать человеку самому пережить свое горе, нежели лезть к нему с глупыми, бесполезными словами.
Однако в случае с Андерсоном я должен был что-то предпринять. Его психическое состояние не могло не вызывать беспокойства, особенно в свете того, что мы находились в полной изоляции в полутора миллиардах километров от дома. Хуже всего было то, что Уилл не являлся рядовым участником нашей экспедиции – от его поведения и его решений зависело слишком многое, и если этот человек потеряет контроль над собой, то кто знает, во что для всех нас это может вылиться?
Подойдя к двери его каюты, я тихонько постучался.
– Уилл, вы у себя? – Ответа не было.
Дёрнув ручку, я убедился, что дверь заперта. Открыть её у меня не было возможности, для этого нужен был особый, командирский ключ, который мне по рангу иметь было не положено.
Я достал планшет и попытался вызвать Андерсона по голосовой связи, однако он не отвечал. Выругавшись, я снова позвонил Даше.
– Да, Федь, – ответила она.
