Штурм Z. ЗОНА – СВО

– Старый, ты дымишь, как тот паровоз, – беззлобно попенял он, встав и сев рядом. – Смотри, так и без лёгких ещё до фронта останешься, – добавил он свою привычную присказку.

– Сплюнь, а ты, дурак молодой, – я ухмыльнулся, а сам нервничаю изрядно. – Давай, выкладывай, что узнал и главное – откуда слухи тянутся!

Корни слухов на зоне – это действительно важно, в социуме, когда веры нет даже себе. Вот уверен ты в чём-то, а вдруг это не так? Тогда ты прослывёшь человеком без слова и не отмоешься до конца всего срока.

Вот брякнул по секрету кто-то что-то на промке, то есть, в промзоне колонии, а к вечеру эту херню уже весь контингент обсуждает. Например, даже такой сущий бред, как роспуск всех заключённых или их поголовный расстрел по воле генерального главнокомандующего ввиду военного положения в стране. Хе-х и люди это всерьёз принимают. А ты сидишь, куришь и диву даёшься.

Потом, конечно же, все вдруг опомнятся и будут активно искать первоисточник, которому жить станет трудно и оно именно так и происходит. Вывод такой – утверждать и говорить можно только с железобетонными аргументами и безоговорочным подтверждением сказанного, а ещё лучше молчать. Отвлёкся.

Ромыч не удержался и опять задымил со мной за компанию, специально оттягивая момент истины, который мы с ним ждём с июня месяца этого года. А он ещё и улыбается!

Конкретно, мы ждём новостей с тех самых известных событий в России, связанных с восстанием вагнеров и прекращением набора добровольцев из спецконтингента. Все гадали – это навечно, или такой огромный ресурс найдёт нового продолжателя дела Пригожина и должного применения. Дилемма такая наметилась – это будут армейцы, или новая частная военная компания?

– Давай, Ром, выкладывай, а то отсюда слышно, как отряд гудит и во всю ивановскую обсуждает завтрашний день, – я указал ему на очевидное и затушил сигарету, искуренную буквально за мизер затяжек.

– Коль, Минобороны завтра в колонию делегатов зашлёт, – он враз сменил весёлость на предельную концентрацию с собранностью, а моё сердце снова начало замирать. – Информация от отрядника, причём лично сказанная и без свидетелей, – продолжил он. – Думаю, наш молодой летёха напраслину левую в уши не станет вкручивать, а тем более, мне-то, с моим настроем податься на фронт. Но есть момент, – он подобрался. – Нам надо с подъёмом успеть фамилии вписать в лист, который ночью дневальный оставит на входе у телефона, а иначе снова обломимся.

– Всё-таки это армейцы всё к рукам прибирают за Вагнерами, – пробормотал я, не зная, а стоит ли радоваться, ведь мы будем первыми кашниками у Минобороны. – А отчего такие сложности-то? – я недоуменно пожал плечами. – Запись… Блин, это что у них там в мозгах, закрытый кастинг какой-то?

– Перестраховка от событий прошлых наборов, когда вся промка вышла с работ, что б чисто послушать речь вербовщиков из вагнеров, – доходчиво объяснил он. – А сейчас хотят сделать так – все на работах, и только записавшихся вызовут.

– Т-ть, хе-х, да я догадался уже, Ромыч, – я ухмыльнулся. – Чай не дурак, м-мм, короче братан, делаем так – кто первый до того листика доберётся, тот вписывает нас обоих, – выдал я простое решение. – Идёт?

– Не-а, Николай – есть способ лучше, – уверил меня Ромыч. – Ща, я дневального нашего озадачу и будем спокойны, – мой неунывающий товарищ запросто придумал, как вообще всё упростить. – Останется только поутру проконтролировать.

– Делай, – естественно, я согласился.

Как мы с ним сошлись, с Ромкой-то, родом из Краснодарских Краёв? Вроде и не семейничаем, и возрастом разные, но всё же общаемся так, будто хорошие друзья ещё со свободы.

Наверное, мы такие на почве общего стремления доказать себе и особенно всем – я не плохой и не изгой, а нормальный человек, накосячивший в жизни по глупости и влетевший на срок по прокурорскому беспределу.

Возможно и так, но мы с ним не единственные такие, упёртые до восстановления справедливости.

А живые доказательства этому только что вышли из отрядной двери. Идут к нам в курилку и тоже серьёзные, и чуть-чуть на взводе от новостей, эхом взволнованных шепотков гуляющих по коридорам и кубрикам отрядного общежития. Казармы, выражаясь попроще.

– И шо-о, Коля, вы слыхали уже? Вечера доброго, Рома, – первым заговорил Димыч, бывший военный прапорщик, загулявший в отпуске на свадьбе родни и отхвативший срок в качестве дезертира. – Ну, шо – вы, идёте? – он достал сигарету, прикурил и сел напротив.

Его манера шокать заставляет всех улыбаться, не взирая на желания и настроения, и добавляет в говор южанина целый букет весьма харизматичных штрихов.

С ним в компании двое – Фанис и Андрей. Один – молодой дагестанец, добродушный и молчаливый. Второй – это паренёк, переведённый в отряд за день до этого и мы про него пока мало что знаем.

– Диман, ну какого ответа ты ждёшь от нас? – Ромыч ответил ему встречным вопросом.

– А мож мне с вами пойти, а шо-о? Но тока, шоб все вместе были, – прозвучали уже знакомые всем слова. – А шо-о, мужики, а вы записались уже?

– С утра сделаем, сейчас пока некуда вписываться, – пояснил я. – Вас всех записать, или думать будете? – я предугадал все их дальнейшие толки и пересуды и перешёл сразу к делу, как к неминуемому итогу, благоразумно пропустив долгие разглагольствования.

Троица вновь присоединившихся к перекуру обменялась красноречивыми взглядами.

– Все пойдём, – коротко отрезал Фанис, кстати, говорящий на русском почти без акцента. – Да, мужики?

С ним естественно согласились – а как же иначе! Кто словом, а кто молчаливым кивком.

После столь короткого обмена мнениями и решениями мы ещё посидели в курилке. Поболтали со всеми вновь приходящими о войне и благополучно дождались отбоя.

Вот только я не уснул, пребывая в состоянии пика взвинченных нервов.

Как оно сложится завтра, а будет ли оно и что нам предложат армейские вербовщики, супротив Вагнеров? Э-эх… Мысли-то не вышибить из головы, как бы мне этого не хотелось, ведь на кон поставлена жизнь, как не пафосно это звучит, пускай даже в мыслях.

В пять утра я не выдержал и прошёл к полке у телефона, где хранится текучка ночного дневального. Ромыч не подкачал и наши фамилии, то есть всех пятерых, открывают список из десяти кандидатов. Потом нас ждал подъём, зарядка и поход до столовой перед работой.

На пункте раздачи я встретился взглядом с Дрюней, поваром нашей столовой. Кстати, обычно он не выходит к окнам выдачи блюд.

– Николай, ты же уже новости слышал? Хотя, к чему я интересуюсь – наверняка ты уже и подготовился, – он заговорил со мной в утвердительной интонации. – Я тоже пойду, так что, где-то в районе обеда нас, записавшихся утром, выдернут с работ и из отрядов, – продолжил он. – Инфа проверена, – он улыбнулся, а по красноте глаз я сразу понял и о его длинной ночке, проведённой без сна.

– Буду рад, братан, – я кивнул ему искренне. – Нас тогда уже шестеро, а то и все семеро, если ещё один человечек не сдаст назад.

– Ладно, брат, увидимся, – Дрон протянул мне сжатый кулак, для удара моего кулака, вполне привычного действия, заменяющего в колонии рукопожатие.

Нормальный парень, тоже из бывших вояк. Вот чего ему не хватает-то? При столовой – всегда сыт, в тепле и работа не сложная. Срок, по-моему, не ахти. Ан-нет! Норовит с нами уйти…

Отчего все ко мне тянуться с этим вопросом? А оттого, что вся колония в курсе моих тёрок с главным режимником, который несколько раз не давал мне уйти в Вагнера. Я просто сказал ему на беседе при поступлении – я у вас временно, до первого набора на СВО. И про мой твёрдый настрой знают все, и уже спрашивать перестали, мол – а записался ли я в этот раз добровольцем? Ответ-то все знают. Отвлёкся.

В общем, до обеда всё шло своим чередом, нудным до боли в душе и вызубренным каждодневными повторениями. Всё всегда одинаково и будто день сурка повторяется. Течение времени от этого вечностью кажется, а мозг вскипает от мысли, что жизнь-то проходит и мой полтинник прожитых лет превращает в пыль.

И тут громкоговорители на всей территории и внутри зданий колонии ожили.

Монотонный голос дежурного зачитывает фамилии и называет мою в том числе. Нам предлагают организоваться на КПП, у выхода с промки, а затем пройти в клуб на известную встречу с вербовщиками. Не забыл голос упомянуть и про авторучки, которые обязательно следует взять. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, начхав на артерии с венами.

К этому все были готовы и солидное количество народа собралась сначала у пропускного пункта промзоны, а потом выстроилась у клубных дверей.

И тут нас ещё раз перепроверили, но уже по табличным спискам, оформленным положенным образом и напечатанным на принтерах. Причём, как я заметил, в таблице указаны все данные по конкретному человеку, включая военные звания, должности и места прохождения службы.

В результате повторных проверок выяснилось, что половина пришедших оказалась лишними, заранее не записавшимися. А ещё нашлись передумавшие и просто не явившиеся.

Как бы то ни было, но в итоге набралось-таки человек эдак семьдесят добровольцев. Мы заняли места на стульях в рядах и началось очередное томительное ожидание.

– Что будет-то счас? Коль, – Ромыч толкнул меня в правый локоть.

– Действительно, шо-о? – Димыч поддакнул слева. – Ты же бывал уже на подобных собраниях-то, – он привёл правильный аргумент.

Вообще, этот добряк Дмитрий, ну никак не ассоциируется с преступником, тем более с военным дезертиром. Обычный мужик, которому за тридцать пять. Увалень-прапорщик, вечно всё переспрашивающий по несколько раз, словно до него туго доходит. Но это не так – просто такая манера общения, кстати, вполне позитивно воспринимающаяся окружением.

– Ну, скорее всего, мы перейдём сразу в финальную стадию набора, если не передумаем, – я заговорил в манере вдумчивого рассуждения и все вокруг, а не только близкие сотоварищи, сразу подобрались и буквально превратились в слух. – Я думаю, мужики, мы бумаги подпишем и будем ждать этапа до самолёта, а может до поезда – тут уж какие средства у Минобороны на вербовку и сборы отпущены, – пояснил я, хорошо помня все детали предыдущих наборов.

В этот самый момент в актовый зал вошёл человек, которого мы все ждали, в сопровождении местных оперативников, несущих две стопки бумаги.

Сам делегат от военных – это полковник, без рода войск и странно одетый. Комуфляжик на нём не больно-то уставной, если вспомнить былую службу и телевизионные передачи на соответствующие темы. Хотя, данные факты не показатель подвоха военных.

Полковник занял место за приготовленным столом на сцене и пока что вполголоса общается с оперативниками, раскладывая заготовленные бумаги.

– Мужики, – я шёпотом привлёк внимание Димана и Ромыча. – Если он вдруг затеет преуменьшать показатель смертей и опасностей, то не верьте – много нашего брата останется там, – предупредил я парней, что б не питали иллюзий.

– В курсе, – Ромыч кивнул.

– Таки, братва, я тока-тока оттуда, – Диман возмутился. – Меня-то не надо лечить – пущай лучше по-бырому подписи собирает.

– Итак, слушай сюда, мужики, – громко и чётко рявкнул полковник, заставив всех тут же замолкнуть и уставиться на него. – Я так понимаю, и вижу по подготовленным справкам, – он положил руку на листы с таблицами, – что тут все с военным прошлым собрались. Не буду говорить о потерях, скажу только то, что вы все получите полное помилование, достойную зарплату военных, льготы и положенное соответствующее обеспечение. Хлеборезы и кашевары нам не нужны – отсидеться в тылу и за спинами не получится! Все вы – это будущие штурмовики на полгода, – он закончил вводную и короткую речь, а затем сел. – Предупреждаю, что уедут лишь те, у кого есть действующий Российский паспорт, имеется образец ДНК в базе, нет заразных болячек и у кого статьи позволяют быть призванными, но с этим у собравшихся здесь всё в полном порядке, за что спасибо коллегам, за ночь подготовившим все необходимые справки и документы. А теперь – задавайте вопросы, только не табуном, а по-очереди и по делу.

В принципе-то, полковник не врал и ничего не приуменьшал.

Ну, а дальше всё стало не так интересно. Посыпались дебильные вопросы, типа – чем кормят и как спят солдаты. И изредка затрагивались полезные темы. Например, какое вооружение для нас будет доступно и каково его техническое состояние. Не металлолом ли подсунут?

В результате, большинство из собравшихся мужиков подписали согласие воевать за свободу, указали адреса с телефонами самой близкой родни и подали заявления на вступление в ряды добровольческих формирований. Конечно же, без указания конкретных названий и прочих уточняющих данных. То есть, никто точно не знает, куда именно нас отправят и что это будут за подразделения. Да и ладно – сейчас там везде одинаково кисло.

Полковник ушёл с документами, а мы разошлись по отрядам, готовясь отвечать всем на свете о деталях прошедшего мероприятия нашей вербовки.

Глава 2. Томительное ожидание

И вновь нестерпимо медленно тянутся дни, похожие друг на друга, как те знаменитые близнецы из Сиама. Третья неделя пошла с момента посещения колонии тем полковником, который из неопределённого рода войск. И всё это время на психику каждого будущего добровольца оказывалось давление, провоцирующее человека на срыв.

Что от нас нужно? А нужно засомневаться, запаниковать, отступиться, а в итоге и самолично отказаться от выбранного пути. Причём, всё как-то само собой происходит. Негромкие разговоры о использовании заключённых в качестве мяса и живых средств разминирования – расходного материала на передовой. Ставились под сомнение и физические данные каждого, а особенно мои, как самого хилого из подавших заявления.

Хотя, вес вовсе не показатель силы или бессилия у жилистого человека. Однако, по мнению активистов ежедневно висящих на брусьях и пинающих воздух с устрашающим выдохом каратистов, я слаб, а они все – ужас, какие сильные боевики. Но воевать оные не идут и затыкаются в лютой злобе, при просьбе ответить на простецкий вопрос – а не идут почему?

Выглядит это так… Мол, Александров, а ты знаешь, сколько весит комплект снаряги мотострелка? Ты там свалишься ровно через четыре шага! И всё в том же духе, а плюсом подколки. И что им сказать? Хотя сказать есть чего.

Если честно, то и без этого нервоз зашкаливает и всё чаще встаёт один и тот же вопрос – про нас, наверное, позабыли. Или у армейского командования что-то вновь изменилось в отношении спецконтингента. Типа – вовсе передумали таких набирать, помня Пригоженский путч.

А в конечном итоге особо упёртые мужики-добровольцы предпочли сплочение между собой и превентивное дистанцирование от всех остальных.

Мы с парнями в нашем отряде исключением не оказались и постепенно итак невеликий круг моего общения сузился до неполной дюжины человек. С остальными же ограничился сухими приветами утром, обменом ничего не значащих фраз в отрядной курилке и перед пунктом контроля и пропуска территории промки, при режимной поверке прибытия на работу.

Собственно и там, в производственной зоне колонии, весь контингент разделился на тех кто записался, тех кто останется и тех мужиков, кто сочувствует и всячески поддерживает наш выбор идти на войну. Это те многие нормальные люди, кого действительным образом забраковали и развернули. По возрасту, по здоровью или из-за тяжких статей.

А ещё, закачались качели и завертелись кулуарные карусели отмазок в среде так называемых авторитетов и прочей псевдокрутой братии. Со стороны всё так угарно выглядит… М-млин! Об этом падении ниц гниловатых душонок я никогда не забуду и обязательно расскажу, если жить буду.

Вкратце – все поголовно записаны и в первых рядах, но начальники отрядов довели-таки до них очень конфиденциальную информацию о том, что их отсеяли. Всем им довели и по большому секрету. У кого-то нет паспорта, кто-то не имеет свежего образца ДНК, как будто его нужно ежемесячно подтверждать! А кто-то болен давно и безнадёжно-смертельно, но этого почему-то не знал. У кого-то вообще – спид нашли в крови! Было бы ещё круче, коль бы его нашли в анализе мочи.

Я когда бредятину эту краем уха услышал – образно рухнул в истерике хохота. Это говорят те, кто даже не знает, что это такое! Ну не дебилы ли?

А так – они всегда первые и армия много теряет их не забрав. И вся эта гнилостная кодла псевдо-актива показательно сочувствует друг-другу. Ахает, охает и демонстративно поддерживает. Они же не виноваты, что их не берут! А так рвались, так рвались…

На самом-то деле, есть постанова от начальства колонии – если кто передумал, то нужно всего лишь шепнуть начальнику отряда и он спокойненько тебя вычеркнет и без лишних вопросов, и без объяснений причин с твоей стороны, и без огласки. Вот так запросто можно соскочить и никто не узнает подробностей.

И вот, заканчивается очередной день-близнец скучной и однообразной жизни.

В кубрике отрядного общежития, а по-простому в казарме, уже все готовы к отбою и негромко общаются, коротая перед сном время.

Кто сидит на табуретах в проходах между рядами двухъярусных шконок, а кто всё ещё ходит и запоздало выполняет вечерние моционы – чистит зубы, моет ноги и тому подобные процедуры проделывает. Всё как и всегда и ничего не меняется.

– Чой-то и сегодня их не забрали – видать грозного вида некоторых смущаются, – мимо проходящий активист Сева решил поддеть нас, но так, без акцента и не навязчиво, бросая текст в пространство и рассчитывая увидеть улыбки поддержки.

– Да-да, – я поддакнул. – Вот если б в ряды записавшихся попали такие отважные и здоровые мужики, то всех на второй день увезли бы, – продолжил я развёртывать тему в полголоса и тоже не выделил адресата. – Но что-то с ними со всеми стряслось – видимо, в туалетах все новости пропустили и не смогли вовремя фамилию в списки внести.

В кубрике раздались смешки, а некоторые поделились мнением о поносе, прихватывающем сидельцев в самых разнообразных ситуациях, а особенно при призывах в добровольцы. И тоже без конкретики.

Адекватный человек просто прошёл бы мимо, но Сева был сержантом в ментовке и загремел за превышение полномочий с крышеванием бабушек на семечковым рынке. Ума с интеллектом у него в дефиците и вот эта перекаченная глыба без мозга недвусмысленно нависла над моей головой. Вокруг враз все замолчали и мы стали эпицентром внимания. Скучно же, а тут такая движуха намечается!

– Братан, прежде чем ты что-то там сделаешь, давай-ка я тебе приоткрою глаза, как мир этой зоны устроен, вдруг ты забыл чего, – заговорил я спокойно с улыбкой и медленно встал. – Счас ты неаккуратно возьмёшь меня за руку или, не дай бог, вцепишься за грудки – и сразу поймаешь ещё полтора годика к сроку, – начал я сухое информирование и указал пальцем на ближайшую камеру видеонаблюдения, коих понатыкано по колонии в огромном избытке. – В случае нанесения удара – прибавишь от трёх до пяти, а если вдруг обнаружится гематома, то там уж… – я развёл руки. – Сейчас ты пообещаешь выловить меня и отхреначить без свидетелей, но все уже в курсе нашей тёрки с тобой. Ты припомни, а сколько тебе от твоих шести-то осталось тянуть? Всего-навсего год? – напомнил я и его спесь предсказуемо приугасла. – Сидишь, физуху подтягиваешь, сытно ешь на грев и деньги от жены и детей – чего не хватает? Вместо подколок гнилых, ты лучше пойди добровольцем следующим набором и всем свою крутость покажешь, да и скостишь себе срок, ведь ты не сыкло! А напоследок – на своих корефанов по брусьям ты не надейся, смотри сам, – я обвёл рукой полукруг, – все отвернусь, словно не слышат и никто не захочет добавить себе по лишней десятке из-за тебя, крутого бойца, – выдал я текст и спокойно сел, а Сева с багровым лицом отправился дальше в глубину кубрика, причём даже не пообещал мне расправы.

На самом деле – эта колония очень красная и полна стукачами и почти легальными информаторами, ежедневно сливающими инфу операм о жизни в казармах, и всё станет известно мгновенно и без меня.

Подобные прецеденты, с драками, уже случались тут пару раз с горячими горцами и завершились серьёзными сроками, со сменой режима на более строгий. Все это помнят.

Кстати, мой спич не вызвал какого-то отторжения у остальных мужиков. Они только посматривали иронично то на меня, конкретного шибзика, то на Севу, сразу же завалившегося на боковую и укрывшегося с головой, что бы своё бессилие прожевать. Ведь сидеть из-за какой-то откровенной фигни, да ещё когда сам в ней же и виноват, ой как не хочется. Даже при терках, если вопрос вдруг подымут на общее, мне ничего не предъявят – я прав, с какой стороны не смотри.

Что до маловероятной драки с этим недалёким качком? Хе-х, никто же не ожидает прямого в челюсть, сваливающего с копыт любого быка, от доходяги, которому в лихих девяностых удар ставил боксёр-профессионал, заимевший срок за убийство спарринг-партнёра на ринге, причём, именно этим ударом!

Оговорюсь, чтобы убить, нужно бить не в челюсть, а в лоб и чётко над переносицей. Кто сомневается – спросите у знакомых боксёров про этот удар. Отвлёкся.

Тут в кубриках погас свет, обозначив наступление времени сна и все улеглись. Затем, прошло пять минут шорохов одеял и глухих шепотков, а далее – тишина. Всё так, как и всегда.

И вот утро. Обычное построение на улице пред зарядкой и поверкой состава. Рядом со мною в строю, как и за спиной, все те, кто записался в качестве добровольцев. По правую руку Диман, а слева Ромыч. Сзади Фанис, Марат и Адрей, который новенький и всегда кипишный.

Кстати, Марат – это кавказец из активистов отряда, но тоже рвущийся на СВО и ранее заворачиваемый начальником по режиму, который в отпуске. Хороший парень открытый и правильный. Молодой правда.

Раннее Солнце всё ещё приятно греет нам спины, ведь месяц август в этих краях – это уже почти что глубокая осень, или преддверие зимы в её самом начале, когда днём ещё тепло, а по ночам холод такой, что сводит судорогой.

– Коль, ну как думаешь – сёдня нас ждёт обычный день? – стандартно поздоровался Ромыч. – Когда нас заберут?

– Спокойствие, мужики, вся заминка из-за бунта Пригожина – всё будет ок! Сейчас нам организуют правовой статус и тогда уж… Или вы думаете, будто на передке расходного материала в избытке? – я с сарказмом обрисовал ситуацию парой слов, чем и обнадёжил и вызвал улыбки, пусть и с толикой грусти.

– И хде этот, с тобой который вчера закусился? Шой-то не видно… – с беспечностью поинтересовался Димыч и демонстративно завертел головой. – Говорят – ты жёстко его осадил перед отбоем.

– Приукрашивают, окаянные супостаты, – я отмахнулся шутливо, а среди всех стоящих пробежала волна откровенных смешков.

– Он ещё ночью в санчасть убыл.

– А верней, его сопроводили, – сухо и без эмоций проинформировал кто-то из мужиков.

– Вроде съел что-то не то или упал…

– Ага, ночью, споскользнувшися, в туалете, – уточнил некто, кто поболее в теме.

Однако, полностью раскрыть ситуацию с отсутствием Севы не удалось, по банальной причине прихода ответственного оперативника, с привычной дощечкой отметок количества заключённых, и начала поверки.

Нас по-обыденному посчитали, буквально по головам, а затем пофамильно перепроверили при помощи незатейливой переклички и отправили завтракать восвояси.

Естественно, никто не сбежал за минувшую ночь. Опять не оказалось дебилов, отважившихся подорвать когти из колонии через Северный Полюс, скажем, в Канаду. Вот и угораем каждое утро и ставим в известность режимников. Они тоже ржут.

После завтрака мы построились на очередную поверку у промзоновской проходной, и некоторые из нас простояли всю перекличку, ибо фамилий в рабочем списке вызываемых не оказалось. Моей в том числе.

Стоим все оставшиеся, а это около двадцати человек, смотрим друг на друга и пожимаем плечами с непониманием. Но общее замешательство не продлилось сколь-нибудь долго.

– Походу началось, братиша, – пробормотал я вполголоса и ткнул локтем Ромыча. – Вон – вишь того сурового капитана, беседующего с дежурным по промке?

– Ну, – предсказуемо подтвердил он. – Вижу, чай не слепой – а чо началось? – вопрос прозвучал в контексте с надеждой.

– Ты давай не придуривайся, чего ждали и началось, – ответил я с лёгким укором, а Ромыч заметно оживился, воспрянул духом. – Тут только добровольцы остались, если кто не заметил, – констатировал я.

Наш завязавшийся диалог, пускай и негромкий, без внимания не остался и мужики вокруг подобрались в ожидании его продолжения. Как же иначе?

– А капитан тот из спецчасти, – я продолжил, воздержавшись от паузы раскачивания маятника интриг, дабы не взвинчивать мужиков, итак находящихся на пределе нервов. – Беседы вёл в карантине с вновь прибывшими, причём на весьма интересные темы и в основном об оружии, – простенько объяснил я. – И больше я этого человечка не видел на территории.