Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 5

Масонство широко использует в своем учении древнегреческие мифы, имена реальных и мистических персонажей. Как правило, в таких мифах собраны личности, которые развили свои способности до сверхъестественных. Так, например, миф об Алфее, превратившимся в подземную реку Аркадии, для того, чтобы следовать вслед за своей возлюбленной Аретузой. Этот миф особенно ценим масонством, так как «подземная река» стала символом движения, скрытности и целеустремленности. Далее встречается миф об Аргонавтах, в котором воплощен символ предприимчивости, воли при движении к цели, которая была связана с добычей «золотого руна». Также перечисляются родственные масонам мистерии различного направления и содержания – орфических, эливзинских, диономийских, Озириса – Изиды, Кибелы, гностиков, эссенов, манихейцев. Помимо древнегреческих персонажей масонство включает в свой исторический багаж библейских героев, написанная с Адама, «первого масона», который обладал «божественным знанием», старца Ноя, царя Соломона и кончая мудрецами Востока, от Вавилона и Персии до Индии и Китая. Вот пантеон учителей древности, которые были объединены под общий знаменатель примерно-либеральным ко всему масонством: Рама, Кришна, Орфей, Пифагор, Платон, Конфуций, Моисей, Иисус, Магомет. В своем историческом развитии масонство вобрало многие учения древности, куда посвящали «избранных», чтобы они овладевали там представлениями о строении мира и его божественной иерархии. Причем, приобщение к высшим истинам связывается с особым развитием личности, которое доступно через овладение тайнами «посвящения», через мистерии и ритуалы.

Масонское братство очень быстро пустило корни по всему Европейскому континенту. В конце 30-х годов XVIII в. ложи существовали в Бельгии, России, Италии, Германии, Швейцарии, что наглядно демонстрирует уровень существования здесь мистерии.

Ранняя история французского масонства тесно связана с наплывом во Францию английской знати после революции XVII века. В основном это были эмигранты и поколении династий (католиков) Стюартов. Первая масонская ложа была основана в 1678г. Под названием Великий Восток Франции. Масонство быстро распространилось и к начало 30-х годов XVIII в. во Франции числится 5 лож. Здесь можно было встретить кого угодно. Во французских ложах бывали аристократы, буржуа, революционеры. Наравне с якобинским дворянством во Франции организуются ложи английской знати, верной Ганноверскому дому.

Начиная с 1775 г. передовые люди Франции пытаются реорганизовать масонство, в результате чего французское масонство окончательно откололось от английских порядков. Первое нововведение, вошедшее в устав нового масонства, состояли в исповедании христианской религии, а также в изобретении системы 25 степеней, разделенных на 7 рангов.

После «национального собрания», где рассматривается и вопрос их места в обществе, ложи окончательно приспособились к существующему общественному и политическому строю Франции. Деятельность масонских лож официально свелось к делам благотворительности: помощи бедным, воспитанию сирот, поддержке инвалидов.

В это время европейское общество было охвачено стремлением к мистике, познать тайну духа и физического мира. Преклонение перед мистическими загадками и тайнами захватывает в свою паутину таких представителей ученого мира, как Эм. Сведенборга. Французское католическое общество не могло быть исключением этого правила. Во многих масонских ложах Франции изучается каббала, изощряется аллергическое толкование символов. В общем энтузиазме люди пытались докапываться до тайн мировых загадках, стремясь уловить смысл жизни и смерти. Благодаря этой моде на все мистическое, в обществе наступает пора для размножения всевозможных магов, оккультистов и вещателей истины, порой приводившие самые невероятные доводы в доказательство своей «подлинности». То была поистине благодатная пора для самозваных учителей, пророков и целителей, которых считали обладателями алхимической мудрости – философского камня и жизненного эликсира.

Возродившийся интерес к алхимии и изыскания розенкрейцеров встретили горячий отклик во французском масонстве, среди членов которого нашлось много рьяных последователей так называемой науки Гермеса трижды Великого – герметической мудрости. На этой волне в 1770 аббат ордена бенедиктинцев Антуан Пернети, глубокий эрудит, владевший знанием о мифах народов мира, легендами древности и искусством алхимии, основал в Авиньоне «герметическое» общество, вскоре преобразившееся в Великую ложу Шотландии. Правда, в практике созданного им братства многие авторы за внешне христианским флёром (церемония посвящения предусматривала совершения массы и исповедание) усматривают возобновление розенкрейцерства.

Одно из самых видных мест в ряду наиболее «магических» личностей этого времени занимают такие фигуры (либо французы, либо тесно связанная с Францией), как граф Сен-Жермен, граф Калиостро, Мартинес де Пускуале, его ученик и последователь Сен-Мартен.

Во Франции по-прежнему существовало два типа ложи: Великая ложа Франции и Великий восток. Преследования со стороны властей улеглись, и это позволило расширить штат своих «верноподданных». Всего к началу революции их насчитывалось 282.

О духе масонства подробнейший ответ дает Конституция «Великой Ложи Франции»: «Масонство есть всемирный союз, покоящийся на солидарности. Цели масонства – нравственное совершенствование человечества. Его девиз – Свобода, Равенство и Братство. В глазах масонов все последователи равноправны, невзирая на различия в состоянии, звании и положении. Масонство утверждает принципы всеобщей морали, одинаково приемлемой для всех народов, во всех условиях. Оно не ставит никаких границ в искании истины. Поэтому оно против установления каких-либо догматов или требований принадлежности к определенному верованию. Каждый масон свободен и руководствуется только велениями своей совести. Масоны практикуют самую широкую терпимость также в философской и религиозной области, как в политической, так и в социальной»137.

Или: «Конечные стремления масонства – объединение на основе свободы, равенства и братства всех людей, без различия рас, племен, нации, религии, культур в один всемирный союз для достижения царства Астреи, царства всеобщей справедливости и земного Эдема (рая)»138.

Возникает все больше лож научного типа, которые собирали под своей крышей выдающихся представителей науки и искусства. Так, среди членов Научной ложи, основанной в 1769 г. Лаландом и затем переименованной в ложу «Девяти сестер», значились наиболее выдающиеся люди той эпохи, крупные политические деятели, литераторы, художники и ученые, такие как Вольтер, Франклин, Кондорсе, Эли де Бомон, Кур де Гебелен, Дантон, Бриссо, Камиль Демулен, Бальи, Ромм, Тара, Пасторе, Форстер, Кабанис, Парни, Ласепед, Шамфор, Франсуа де Нешато, Дедиль, Флориант, Грез, Берне, Гудон, братья Монгольфье и многие другие. Не уступала ей и тулузская Энциклопедическая ложа, основанная накануне революции, в 1789 г. С момента основания она начала закупать энциклопедии и справочники и оформлять подписку на ряд научных изданий. Менее чем через год она насчитывала более 120 членов, большинство которых принадлежали к интеллектуальной элите общества.

Масонская жизнь во Франции была нарушена революционным периодом. В символике Французской революции присутствовало немало знаков масонства (ватерпас, око в треугольнике, арка) и даже сама трехцветная кокарда, придуманная масоном Лафайетом, указывает на масонские цвета (голубой цвет – это первые три степени, красный – степени с четвертой по восемнадцатую, а белый – с тридцать первой по тридцать третью в ложах «шотландского образца»). Многие крупные революционные деятели принадлежали к масонским ложам. В их числе Робеспьер, Дантон, Мирабо, Бриссо и другие. Но к масонам принадлежали не только революционеры, а, например, многие роялисты, а также сам король Людовик XVI и его ближайшие родственники – граф Прованский (будущий Людовик XVIII) и граф Артуа (впоследствии король Карл X).

Революционный период Франции отразился на самой деятельности масонских лож. На начальном этапе члены всех лож принимали активное участие в раздувании революционных событий. Но затем ситуация меняется, к власти приходит реакционеры – якобинцы. В это время деятельность лож фактически останавливается: ложи как будто погружаются в оцепенение, засыпают. Немногие ложе были способны существовать в такое напряженное время, занимаясь лишь сбором пожертвований на военное обмундирование. На эшафоте гибнет главный управляющий ложами – герцог Филипп Орлеанский (Эгалите, что озн. равенство), погибает часть членов Великого Востока. В послереволюционное время уцелевшим ложам удается сохранить верность католической церкви, однако новые порядки в стране вынуждают их заменить масонские праздники, выбросить названия святых и принять название «Республиканских лож Франции».

Масоны способствовали началу революционных событий во Франции, хотя, конечно, не могли быть основополагающей этого движения, точнее сказать, они стали ее интеллектуальной критической массой. Впоследствии они разошлись, «вольные каменщика» были как на стороне крайних революционеров, так и на стороне умеренных революционеров, ставших т.н. контрреволюционерами. Но господствующей мыслью среди тех и других оставалась идея проведения конституционной реформы, которая преградила бы путь сословному ущемлению, насилию. На крайних позициях стояли лишь немногие масоны, такие как Дантон и Марат, с одной стороны, и Местр и Тассен (последний был одним из руководителей Великого Востока Франции) – с другой. Существует прямая связь между распространениям масонских идеалов и Французской революцией 1789 г. С одной стороны, общество на христианском фундаменте культурно созрело в понимании существующих общественных перекосов и желания освободиться от этого состояния, с другой, либеральная культура мистицизма, проповедавшая гуманизм бога Разума, порывала связи народа с Богом, подтормаживала умственные способности системы, ставила препятствия проведения реформ мирным способом, накаляла взаимное упорство с последующим столкновением всех сторон, ставшие уже в ходе революции политически противоположными. Роль масон оказалась больше не в самом революционном движении Франции, а в том, что они стали т.н. лакмусовым проявителем – показания духовного состояния общества, и оно оказалось не на высоте, соответственно, не на высоте оказалась связь народа с Богом, соответственно, перекосы в управлении страной, взаимное упорство и т. д. Высокая культура революционеров идеологов превратилась в злобное выискивание и уничтожения всех т.н. врагов революции, гуманистов умерено приверженных к идеям «достижения царства Астреи», и только благодаря исторически сложившийся связи с Богом, и достижения умственного уровня развития, французское общество смогло выйти из вхождения его в штопор страстей, быстро пройти период «короткого замыкания» системы.

В России первым масонами, по преданию, первым российским масоном был царь Пётр Великий, который в 1699 г., во время пребывания в Англии с Великим Посольством, принял посвящение от самого Кристофера Рена. Основатель английского масонства, будто бы посвятил его в таинства ордена; мастером стула в основанной Петром ложе был Лефорт, Гордон – первым, а сам царь вторым надзирателем. Предание это, лишённое какой бы то ни было документальной основы, находит себе лишь косвенное подтверждение в том высоком уважении, которым имя Петра пользовалось среди русских братьев XVIII в., распевавших на своих собраниях известную «Песнь Петру Великому» Державина; оно показывает только, что русские масоны сознательно или бессознательно связывали с масонскими идеями преобразовательную деятельность Петра, «которая была в России таким же нововведением в смысле цивилизации, каким масоны должны были считать и свое братство, и которая имела ту же глубоко патриотическую тенденцию, какую они несомненно приписывали и своему собственному делу»139.

Первое достоверное известие о масонства в России относится к 1731 г., когда, как гласит официальный английский источник, гроссмейстер Великой Лондонской ложи лорд Ловель назначил капитана Джона Филипса провинциальным «великим мастером для всей России». Однако трудно назвать масонство этого периода российским, поскольку Филипс распространял орденское учение лишь в тесном кругу своих единомышленников, переселившихся в Россию.

В 1740 г. английская Великая ложа назначила нового гроссмейстера для России в лице генерала русской службы Джеймса (Якова) Кейта. К этому времени следует отнести и первые случаи вступления русских людей в масонский союз: недаром русские братья считали именно Кейта основателем масонства в России. Известно, что в те годы в масонстве состояли граф Головин, а также графы Захар и Иван Чернышевы. Позднее в него вступили Роман Воронцов (отец Елизаветы – фаворитки Петра III и Екатерины, известная под именем княжны Дашковой, сподвижницы Екатерины II), Голицыны, Трубецкой, а также А. П. Сумароков, будущие историки князь Щербатов и Болтин и др.

Однако в то время ложи не могли привлечь в свои ряды сколько-нибудь большого числа русских людей, ибо общество было почти лишено идейных интересов и видело в масонстве лишь модную заграничную забаву. Свидетельством этому является вступление в ложу известного впоследствии масона Ивана Порфирьевича Елагина, который прошел посвящение единственно из любопытства и тщеславия, искавший «друзей, могущих споспешествовать его счастью».

В конце царствования императрицы Елизаветы в наиболее образованном слое русского общества начинает проявляться интерес к этой либеральной и, вместе с тем, таинственной организации. Но этот период существования масонства в России характеризуется отсутствием какой бы то ни было национальной окраски: это была лишь мода, притом сравнительно мало распространенная, «игрушкой для праздных умов», по выражению Елагина, и лишь в самом конце этого периода замечаются признаки некоторой связи между масонством и смутно поднимающимися в лучшей части общества идеалистическими потребностями.

Кратковременное царствование Петра III, хотя и было весьма благоприятным для распространения масонства, не могло еще, однако, дать надлежащей почвы для широкого развития масонских идей в русском обществе. Новый император, благоговевший перед Фридрихом, в подражание ему оказывал явное покровительство «вольному каменщичеству»: он даже подарил дом ложе «Постоянства» в Санкт-Петербурге и, по преданию, сам руководил масонскими работами в Ораниенбауме.

Следующим, мощным толчком к развитию интеллигентской мистико-либеральной мысли послужило начало царствование императрицы Екатерины II. Сама императрица придерживалась вольтерьянства, либерального по духу. Но либерализм обоих течений расходился в точке зрения отношения к сословности общества. По социальным воззрениям Вольтер – сторонник неравенства. По его мнению, общество должно делиться на «образованных и богатых» и на тех, кто «ничего не имея», «обязан на них работать» или их «забавлять», поэтому трудящимся незачем давать образование»: «если народ начнет рассуждать, все погибло»140 (из писем Вольтера). Это точка зрения Вольтера никак не могла совместиться с абсолютно либеральным учением масонства, поскольку сама основа этой организации находилась именно в тех низах, каменщиках-строителях, которые, по мнению философа, должны были лишь обслуживать высшее общество (сам Вольтер незадолго до смерти вступил в парижскую масонскую ложу).

Вольтерьянство и масонство сразу противопоставились друг другу. Но зачаткам русской интеллигенции оказалась более близка тайная и в то же время либеральная мистичность масонства, и ее абсолютное либеральное ко всем слоям общества отношение. Именно с этого момента масонство в России перестает быть иноземной диковиной, обогащается духом просыпающегося национального (мистического) самосознания и поэтому может быть с уверенностью назвать его первым идеалистическим течением русской общественной мысли.

Н. Бердяева в работе «Русская идея» пишет, что «масонство было у нас в XVIII веке единственным духовно-общественным движением, значение его было огромно… Лучшие русские люди были масонами. Первоначальная русская литература имела связь с масонством. Масонство было первой свободной самоорганизацией общества в России, только оно и не было навязано сверху властью»141. По убеждению русского философа, именно «в масонстве произошла формация русской культурной души, оно давало аскетическую дисциплину души, оно вырабатывало нравственный идеал личности. Православие было, конечно, более глубоким влиянием на души русских людей, но в масонстве образовались культурные души петровской эпохи и противопоставлялись деспотизму власти и обскурантизму… В масонской атмосфере происходило духовное пробуждение…»142

Было бы точнее сказать, что масонство со своим либерализмом, псевдохристианством, псевдоиудаизмом, язычеством, мистицизмом и т.н. гуманным отношением к человеку являлось следующей ступенью развития системы ухода от Бога положений русского промистического православия, перемешанного с языческими поверьями, поклонениям святым и призывами к доброте друг к другу.

Настоящая история масонства в России начинается в 70-х годах XVIII столетия, когда одновременно возникают две масонские системы, пользующиеся огромным спросом. Ложи эти работали в первых трех степенях т.н. «иоанновского» масонства, нацеленных на религиозно-нравственное воспитание адептов. В этих степенях русские масоны работали над приданием «дикому камню», символизирующему греховного непросвещенного человека, «совершенной кубинской формы», т.е. очищением его от пороков, приобретали более широкие по сравнению с прежними религиозно-этические понятия, задумывались над вопросами либерализма веры и нравственности, упорно воспитывали в себе совестливых и честных людей.

И. П. Елагин, вступивший в масонство еще в 1750 г., к этому времени успел «переболеть» вольтерьянством и стал ревностным «вольным каменщиком». Он получил от Великой Лондонской Ложи патент на учреждение новых лож, и в начале 1772 г. стал Провинциальным Великим Мастером. Основанная им система лож была наиболее влиятельной, и, в конце концов, даже руководители Циннендорфской системы должны были испрашивать у него патент для открытия новых мастерских. И если ложи Циннендорфской системы создавались исключительно в Санкт-Петербурге, то елагинские существовали также в Москве, в Молдавии, в Польше.

Российское масонство 70-х годов историки называют нравоучительным. Общественная полемика в литературе, сатирических журналах того времени вращается вокруг проблем личной чести, совести, порядочности, правдивости, вовсе не затрагивая более широкие вопросы. Но в начале 80-х годов российских «вольных каменщиков» уже перестают удовлетворять «нравственные преподаяния» трехстепенного масонства. Воспитанные на французских философах умы требовали новой пищи, замешанной не на вольтерьянском скептицизме, а непременно на религиозно-идеалистических идеях. Но западноевропейская философия опиралась на науку, и борьба против нее нуждалась в том же оружие, выходившим за пределы бледного масоно-псевдо-христианского нравоучения. Такая именно «наука» сделалась насущной потребностью русской интеллигенции и, при слабом развитии критической мысли, должна была привести, в конце концов, к страстному и повальному увлечению мистикой и натурфилософией.

В эти времена столицу посещает граф Калиостро (1778 г.), которого торжественно принимает в своем доме Иван Елагин. Фрачная публика валом валит на его «опыты», где он вызывает духов, тени умерших, обучает алхимии и «златоделанию». Он представляется «полковником испанской службы», но вскоре в с.-петербургских газетах появляется заявление испанского посла о том, что никакого такого «полковника» на службе его государя не значится. Затем появляются представители кредиторов, разыскивающие Калиостро по всей Европе. Разражается громкий скандал, граф бежит из С.-Петербурга, и газеты долго еще едко пишут о масонах, восторженно принимавших проходимца.

В отличие от Санкт-Петербурга в Москве ложи сильно страдали от отсутствия стройной организации и единства, и развития здесь масонства шло очень туго до тех пор, пока в главе его стали главные деятели московского братства – Новиков и Шварц, приехавшие из столицы в Москву в 1779 г. Они дали сильный толчок быстрому развитию масонства по всей России, положив начало самому блестящему периоду его существования, связанного с ведением розенкрейцерства.

Главной притягательной силой розенкрейцерства было в познание высших тайн природы, сводившееся к «сокровенным наукам» – к магии, кабале и алхимии и выливавшееся, в конечном свете, к исканию философского камня, обращающего неблагородные металлы в золото, панацеи или «всеобщего универсального врачевства» и к «божественной магии», т.е. к попыткам входить в сношения с т.н. светлыми духами, а познание Бога – к мистическим толкованиям Священного Писания. В русском розенкрейцерстве были стороны не прошедшие бесследно для истории культуры и объясняющие, почему примкнули к этому движению интеллигентные силы России: именно розенкрейцеры открывали больницы и аптеки, способствовали русскому просвещению, шли на помощь голодающей России своею «братской» любовью к человечеству. Розенкрейцерство, бывшее на Западе в массе своей явлением умственной отсталости, в России стало совершенной новостью, давая русскому обществу известное миросозерцание.

Кроме Санкт-Петербурга и Москвы масонские ложи в большом числе были в Прибалтике в Ревеле, Риге, Дерпте. А также во Владимире, Орле, Пензе, Рязани, Н. Новгороде, Вологде, Симбирске, Ярославле, Харькове, Казани, Киеве, даже в таких отдаленных городах, как Архангельск и Пермь. Видный масон екатерининской эпохи Новиков свидетельствует, что среди масонов имелось «не малое число знатнейших особ в государстве»143. Масонами было много офицеров, разного рода чиновников, среди окружавших Екатерину придворных. Исследователь истории русского масонства Пынин сообщает, что «наконец, дело дошло до такой крайности, что императрица не один раз видела себя почти покинутой, и когда она спрашивала, где тот или другой, даже из обязанных присутствовать лиц, она получала в ответ: „в ложе“»144.

Вернадский приводит следующий список русских аристократов, бывших масонами: «В петербургских ложах Елагина и Мелиссино состояли членами, например, кн. И. В. Несвицкий, гр. Р. Л. Воронцов, А. Л. Щербачев, С. В. Перфильев, гр. С. Р. Воронцов, бар. К. Унгерн-Штернберг, А. Воейков, кн. Андрей Вяземский, гр. В. Фермор, кн. А. Одоевский, А. Хвостов, гр. П. Толстой, Н. Бекетов, С. Зиновьев, Г. Жедринский и др. В Рейхелевых ложах участвовало несколько кн. Трубецких; одну из лож Рейхеля прямо называли „княжеской“. По шведской системе „работали“ графы Апраксины, князья Гагарины, Долгорукие, Куракины, кн. Н. В. Репнин, графы А. И. Строганов, А. И. Мусин-Пушкин, Шуваловы; розенкрейцерами были кн. Трубецкие, кн. Репнины, кн. Черкасский, Лодыженские, Лопухины, Тургеневы и т.д.»145

В Московской ложе «Гармония» состояли: кн. Л. И. Трубецкой, князь К. И. Трубецкой, И. В. Лопухин, С. И. Гамалея, А. М. Кутузов, И. П. Тургенев, Н. И. Новиков, М. М. Херасков и другие. Мастерами лож состояли чаще всего знатные люди, как граф Панин, князь Трубецкой, генерал-лейтенант Мелиссино, Елагин. Редкий из представителей знати не был масоном. Увлечение масонством имело массовый характер.

К масонству относились вполне лояльно даже духовенство. «В 1776 г. в московскую ложу Равенства был принят священник церкви Рождества Христова, что в Столешниках; в 1780-х гг. „теоретическим братом“ был М. М. Десницкий, с 1785 г. – священник, впоследствии митрополит Михаил; по мнению кн. Прозоровского, был масоном и Ф. А. Малиновский146; сочувственно относился к Новиковскому кружку архиепископ Платон; в Риге 1791 г. в ложу Малого Совета был принят священник Григорий Ефимов»147.

«К концу 1770-х, – пишет Вернадский, – оставалось, вероятно, не много дворянских фамилий, у которых бы не было в масонской ложе близкого родственника»148. «Известное до сего времени число лож может быть для разных моментов екатерининского царствования определено следующими цифрами:

а) середина 1770-х годов, примерно 1775 год: 13 лож первого Елагина союза и 8 Рейхелевых лож.

б) 1777 год: 18 лож Елагино-Рейхелева союза.

в) 1780 год: 14 лож шведской системы.

г) 1783—1786 года: 14 явных лож берлинской (розенкрейцерской) системы.

д) 1787—1790 года: до 22 лож второго Елагина союза и не менее 8 тайных розенкрейцерских лож (теоретических собраний).

Число членов каждой ложи сильно колебалось. Меньше всего их было в розенкрейцерских тайных ложах – не более девяти человек в каждом «собрании». Все же Прозоровский в 1792 г. считал, что в московском масонстве было до 800 человек…

Принимая – в среднем по 25 человек на ложу, получаем для сотни лож, какую [цифру], вероятно, можно было насчитать в годы масонского расцвета (конец 1770-х -начало 1780-х годов), – не менее 2500 человек»149.