Когда Жребий падёт на тебя

Снова измождённый диктор:

– После «Битвы Гвадов» смотрите «Традиционную Жатву»! Десять победителей из битвы ста добровольцев отдадут себя в жертву, и уже на закате будут пировать с Вайлом! Запись добровольцев ведётся прямо во время трансляции. Спешите! Счастливчиков только сто!

До чего противно! Вздор!

Изображение исчезает. И, слава Богу! Что за уродство и мерзость?!

– Это Культ Вайла, госпожа, Культ Смерти.

– А как твой Майло?

– Они повторили с ним историю с вашим христианством, чтобы замутить в конце концов Вайла. Майло убили и воскресили его клон. А потом войны, Священные походы, нашествие куюджи, таинственное избавление от полчищ дикарей, рост технологий, потребительский бум, зарождение культа Вайла, уничтожение культа Жау, уничтожение Аускани, переселение на Забулон.

Ну, Виолетта! Кулаки и зубы сжимаются.

В великом смятении я замечаю статуи в полный рост на каждой ступени лестницы храма передо мной. Они напоминают мне о Земле – те же пафосные фигуры, в большинстве своём в одинаковой форменной одежде.

– Это…

– Да, госпожа, это памятные статуи.

– Кому?

– При условии, что здесь поклоняются смерти, не трудно догадаться.

– Военачальникам?

– И палачам. Палачи – самая престижная профессия. Все здесь рвутся в палачи. Конкурс бешеный.

Бр-р-р! Меня немного морозит. Нервы на пределе. Одно нахождение здесь ужасно выматывает. Несмотря на свежесть атмосферы, дышать становится трудно. Воздух стал вдруг тяжёлым, тягучим и липким, цепляющимся за стенки трахей и альвеолы лёгких. В ярком свечении зарождается ком осязаемой энергии, и разряжается мощной зеленоватой искрой, с оглушительным треском вонзившейся в плиту в пяти метрах от меня. Треск смешивается с воплем, и в месте удара молнии возникает патруль из пяти чёрных фигур в устрашающих, похожих на китайских драконовых масках. Шестой валяется под их ногами грудой чёрного тряпья. Это в него, видимо угодила молния, и его вопль перекрыл зубодробительный треск.

Возникает и тут же исчезает мысль: верхом на молнии.

– Стоять!

– А я разве сижу? – они до дрожи в коленях боятся меня. Ощетинились какими-то пиками. Они возникли также внезапно, как и эта молния, породившая их.

– Окружить, – вполголоса бросает один из «вязаных масок», и они охватывают меня в кольцо. Я как невиданный цветок, из которого торчат пять чёрных лепестков на длинных ножках. Их пики в локте от меня. Кончики пик обугленные и бесформенные. Никаких лезвий. Чем они мне угрожают? Они не представляют для меня угрозы. Они это понимают, и поэтому боятся. Служивые, подневольные люди выполняют бессмысленный приказ.

– Так, ребятки, давайте уберём ваши палки! – делаю мудру57, и копья «масок» синхронно вырываются из их рук и улетают за пределы видимости. Глаза «масок» такие же круглые, как отверстия в их масках.

– Я не сделаю вам ничего плохого, если вы сами не напроситесь. Отведите меня к своей главной. Чёрт знает, как её зовут!

– Вайламун! – чёрные фигуры склоняются в гибриде физкультурного упражнения и реверанса, – Великая и Вечная!

Хоть у этой имя благозвучное, которое можно произнести, не ломая языка. Как Сывтык… Сыктык… Сыктывкар. Мне видится, что это тоже методика Виолетты – давать забулонцам непроизносимые имена, а своей ипостаси – певучее. Чтобы как-то работать энергиями на контрасте. Но тут всё открывается, становится яснее ясного: нет в этом никакой зауми, просто Вайламун не забулонка, а землянка? Мне в холодной землянке тепло. Бр-р-р! Некрофилия какая-то! На меня наваливаются многослойные ряды образов. Они смешиваются, как косяки мелких рыбёшек, или туча мошкары, этакая рябь по мозгу. Странное чувство охватывает меня, я раздваиваюсь, не так, как раньше вид со стороны, а моё сознание надрывается, будто каждая из сторон тянет в свою сторону. Какие-то тревожные симптомы. Я чувствую воздействие. Шизофреничку из меня делаете?!

Точно, все пятеро смотрят на меня во все глаза, едят меня ими. Не пойми что в этих глазах. И страх, и трепет, и…

– А ну-ка, глаза в землю, твари, или вместе с головами поотрываю! – вот же чего удумали! рука сама собой ныряет в кармашек, и является Баркха. Стоит шестиметровая громадина, пышет жаром. «Вязаные маски» пали ниц. Адекватная реакция, у самой мурашки по телу. Влияние исчезло.

– Вставайте, и ведите меня к вашей Вайламун. У меня к ней разговор, – убираю гиганта в кармашек.

2

Оказывается, эта площадь с бахромой храмов не что иное, как портал в Пирамиду. То есть, чтобы попасть в Пирамиду, стоя перед ней, нужно обогнуть планету с обратной стороны и войти сюда? Как-то всё непонятно. Это у них уровень защиты такой? Или попасть в Пирамиду, значит, что отпадёт надобность в каких-либо огибаниях планеты? Возврата нет? Или, наоборот, открываются все пути?

Ширмы. Всё не так и всё не то. Ну и телевидение у них! Наверняка, там есть какой-нибудь «Час смерти». Что она творит, безумная Виолетта? Она совсем страх потеряла? Гнобить целую планету, а жителям другой втирать, что их космические близнецы их заклятые враги, и устраивать теракты от имени невиновных! А потом идти войной на бедняг! Нет. Так не пойдёт! Во мне вскипает священный гнев, и я становлюсь в два раза выше, Мои пятеро «вязаных масок» снова падают на колени, лбом в плиты.

Они возникли с ударом молнии, и один из них при этом погиб, видимо, питая своей жертвой этот способ передвижения, а я сейчас иду с ними своими ногами к храму, который «фонит» «громче» всех. Он и выше всех, он встроен в саму воронку. Я пока не понимаю, как работает их магия, она напоминает мне речь психически нездорового человека: изломанную, лишённую смысла, набор случайных слов. Снова ширмы? Все не так, как ты видишь.

«Явись туда королевой». Я выгляжу потрясающе: меня, трёхметровую сопровождают пять чёрных пёсиков.

Уже на подходе к этому Храму, меня выносит на другой уровень реальности. Там свечение не золотое, а голубоватое, а моя пятёрка в жёлтых комбинезонах и масках смотрится очень даже позитивненько. Потом все исчезает. Нет, не исчезает, становится прозрачным, уступив место другому уровню Реальности. Он серый, но не пепельный, скорее свинцовый. В этом мире цвет имеет только Иван. Стоит передо мной, улыбается. Он стал взрослее.

– Здравствуй, Алиса, с днём рождения тебя.

А я вижу. Снова вижу кровь. Бедный Ванечка. Мне хочется плакать, но сейчас не время. Главное, не показать, что я вижу. Я тоже стараюсь улыбаться.

– Спасибо, Ванечка! Твой подарок будет самым дорогим для меня. – Ваня улыбается и растворяется в золотом свечении.

Снова я там, где ко мне приближается Храм. Что с Иваном? А как там Максим? Тревожно как-то. Снова ширмы? Скорее бы уж добраться до этой Вайламун! Похлопываю по кармашку с Баркхой. Это приводит меня в норму. Сердце, бешено стучащее, немного успокаивается, исчезает ощущение, что глаза вылезают из орбит. Фу, как тут мерзко! Здесь жутко воняет чернушной магией, самой подлой, гадкой и извращённой. Понятно теперь, что творится с тем старым мальчиком с Острова, и меня теперь не удивляет его состояние. Виолетта. И эта тварь лезла ко мне в матери?! И хранила у себя мою Баркху! Ой, не злите королеву!

Вдруг ловлю себя на мысли, что тот мир, в котором я жила до смерти Ильи, я даже не помню. Я забыла, как зовут мою лучшую подружку. Два диких марафона с Максимом и Эльсой сделали меня другой. Я поняла, что тот мир отвалился от меня, как кокон куколки, покидаемый новой бабочкой, как остриженные волосы или ногти. Но, в то же время, я понимаю, что все те создания, что обречены остаться в том мире, целиком и полностью зависят от меня и моих решений. И, в то же время, жители Аускани, и это сонное царство тоже целиком и полностью возложены на мои плечи. Они этого не знают, даже могут сопротивляться мне, и это подобно глупому героизму противостоять буре с зонтом. Ребятки, я пришла, и это вам не остановить. Я всё всегда делаю отлично, или не делаю вообще.

Наконец, этот Храмина навис над нами своими гигантскими сводами. Впереди, над контрастным узором плитки под ногами я издалека увидела мерцающий круг, или шар, нечто среднее. Он отбрасывает мощные протуберанцы сияния, как звезда их системы.

Дина ничем себя не проявляет, да и я так увлеклась своим гневом, сладко захватывающим душу, что перестала замечать её. Молчит, и пусть молчит.

Подходим к мерцающей дыре в пространстве. Внутри этой дыры серебряный упругий туман. Только он плотный, иногда пускающий радужную искру. Завораживает.

Мои спутники по очереди шагают в дыру и растворяются в её сиянии. Я могу и не идти туда, но что я буду здесь делать одна? И я шагаю в неизвестность.

3

Я стою в центре большого купола. Единственный источник света – это мерцающий и переливающийся портал за моей спиной. Его свечение настолько яркое, что огибает меня, я не отбрасываю тени. Но, в то же время, это яркое свечение не режет глаз, наоборот, хочется снять очки. Снимаю и отбрасываю их туда, где снуют атомы.

Несмотря на перевес Тьмы, недостатка освещения не ощущается, ведь сферический потолок, бесстенно высящийся над нами, аккумулирует свет портала, и отражает его рассеянным светом, окрашенным в золото и кровь. Пятеро моих сопровождающих стоят на почтительном расстоянии. Здорово их Виолетта вымуштровала. Что аускани, что эти. Абсолютная готовность к повиновению. Два мира овец на заклание! Бедняга Островитянин.

– Его зовут Айван.

Это Бабуля. Я рада чувствовать её. Она тоже.

– Из-за мальчика на Острове такие жертвы? – спрашиваю.

– Иногда смерть мальчика равна Концу Света. И это «иногда» – здесь и сейчас, Алиса.

Айван. Иван.

– Как там Ваня?

– Не знаю. Там сейчас без нас решают, что с ним и как он там.

Ванечку жалко.

– Не жалей. Ваньша молодец. Он, не думая, положил свою жизнь за других. Причем не раз. И не ждал за это благодарности. Ждать благодарности – дело неблагодарное. Его отблагодарит Вселенная и намного круче, чем могут люди. Его дела не отложат в долгий ящик, и мы с ним ещё увидимся, так или иначе. Такие, как Ваньша встречаются крайне редко, и, следовательно, очень важны. Не факт, что он умрёт. Он должен был умереть ещё от своего героина.

Бабуля исчезает, я снова на Забулоне. Мы входим в прорубленный в скале коридор, что выводит из полусферической залы с порталом. Своим вторым зрением я вижу скалу насквозь. Этот коридор тянется примерно два километра и немного снижается. Сама полусферическая зала лежит под поверхностью планеты. Коридор спускается в кубическую камеру под Пирамидой, откуда узким колодцем выходит наружу через её вершину. В этом пустотелом кубе над Пирамидой меня ждёт экзамен.

Коридор с пятёркой сопровождающих, исчезает, сменяясь радужным Ничто Астрала. Я чувствую присутствие и оборачиваюсь. Да, это Эльса. Я сразу почувствовала её, в тот же миг, как вышла в Астрал, и снова поразилась её новому, а скорее, наоборот, старому внешнему виду. Я помню её древней старухой, где молодыми оставались только её глаза. Она была как ветхозаветные пророки. Теперь глаза Эльсы те же, а тело стало молодым и полным сил. Красивая женщина. Таких в её время жгли на кострах.

– Ах, Алиса, пытались несколько раз. Но это всё в прошлом. Сейчас о будущем, что вытекает из настоящего. Ведь прошлое прошло, а будущее только будет. Поэтому не отвлекайся на посторонние мысли. Ты должна осознавать ответственность. И должна осознавать, что твоя реальность – это твоя реальность. И больше ничья. И Ваня, и Макс разбираются сейчас со своими версиями Реальности. Ни ты им, ни они тебе не помогут, только косвенно, исходя из своих обстоятельств. И помни, что тебе никогда не дадут больше, чем ты можешь переварить. Как и Ване, как Максу. Они сделают всё, что зависит от них, а ты сделай всё, что зависит от тебя. И самое главное: ты – самая сильная, сильнее всех сильных, никого нет лучше тебя. Только Бог.

Снова бесконечный коридор, стены которого изрисованы всякой пакостью. Казни всякие, жертвоприношения, горы кровавых тел, головы, рассыпанные горохом. Бедные забулонцы. Если тебя пичкать такой ерундой…

Коридор снова исчезает. Теперь это статичный матово-белый свет. Новый мой посетитель Илья. Он тот же, каким я его помню за день до смерти.

– Привет, мартышка.

– Привет, … папа.

– А ну-ка, выше нос! Ты – Творец своей Вселенной, ты можешь всё, о чём помыслишь. Как ты помнишь, я всегда давал тебе возможность делать всё самой, не диктовал своё видение мира, избавляя тебя от обыденных стереотипов. Вспомни себя новым человеком, только что появившимся на свет. Это как раз тот момент, когда ты – tabula rasa, чистейшая. И представь, что гипотетическая мама начинает условной тебе диктовать мир, как видит его она, со всеми её тараканами. А тут ещё папа и бабушка, и дедушка, потом детский сад, школа, телевизор, и так далее. Где во всём этом ты? Что осталось от Тебя, чистой пришедшей в этот мир? Страхи мамы, плюс ошибки папы, помноженные на консерватизм бабушки с дедом? Вот я и не трогал тебя, не воспитывал, как сейчас говорят, к тому же, я знал, кто ты такая. Я брал проблему, ставил её перед тобой, и наблюдал, как ты её решишь, корректируя по ходу. Так я научил тебя не следовать стереотипам, а видеть путь самостоятельно. Ведь, избавляясь от стереотипов, ты освобождаешь место для настоящих знаний.

– Виолетта, – говорю, – ты врал мне?

– Прости. Это было необходимо, мы вели большую игру. Я берёг тебя от неё. Прости, что позволил использовать тебя в качестве живца. Операция готовилась в сжатые сроки, и ты тогда была просто данным эксперимента, а не родной душой. Прости. А Виолетта… она обыграла меня. К тому же, я уже заплатил за всё.

– Тогда каким образом, ты, проигравший, поможешь мне выиграть?

Он улыбается:

– Ты всегда была умной, хотя, «был» – это про меня. Действуй. Сейчас твоё время. Мы с тобой.

4

И снова бесконечный коридор с ужасающими фресками на стенах. Стараюсь настроиться на волну Максима, но у меня не получается. Мне тревожно за него. Он сейчас подвергает себя смертельному риску. Ходит по краю пропасти. Очень хочется ему помочь, но это проявления слабости: помочь другому, вместо решения собственных проблем. Илья и Эльзой правы, говоря, что нужно дать Максу действовать самому. Мне нужно сосредоточиться на себе, моя тревога не поможет, а помешает.

Пятеро «масок» идут впереди, не оглядываясь. Что ждёт меня в конце коридора? Что ещё выдаст Виолетта? Я готова, но к чему?

По стенам коридора проходит рябь, предвещающая выход в Астрал, что не может не радовать, и предо мной встают стены какого-то помещения, похожего на лабораторию. Я оглядываюсь и вижу силуэт простоволосой женщины. Мама! Я никогда тебя не видела, только слышала, что ты говорила мне на месте твоего дома! Я сразу узнала тебя! Сердце радостно забилось, и из глаз брызнули слёзы.

– Мамочка! Почему ты покинула меня? Мне было плохо без тебя!

– Девочка моя, я наблюдала за тобой и не могла тебя отвлекать, на тебя и так упало много испытаний. Да мне и не дали бы тебе помочь. А сейчас тебе предстоит самое тяжёлое. Хочу подсказать тебе кое-что.

– Что, мамочка?

– Открой своё сердце для Любви. Помни, что любят не за что-то, а вопреки всему. Любовь – это дар, и к нему нужно относиться бережно и с благодарностью. Ты слышишь?

– Слышу.

– Надеюсь, что так. Потому что, «слушать» и «слышать» – разные вещи. Не слушай меня, а услышь.

– Я слышу, мама.

– Хорошо. У настоящей Любви нет глаз и границ. Она не знает никаких различий. Она просто есть. Это всё то главное, что ты должна знать. Открой сердце Любви, впусти Её в себя, и тогда ты станешь непобедимой.

– Мамочка, я люблю. Люблю тебя, Макса, Ваню, Илью, Эльсу, Бабулю.

– Я знаю, детка. Главное, не за что, а вопреки всему.

Изображение плывёт, слёзы так и льются по щекам, капая вниз на каменный пол. Сердце щемит от сладкой тоски. Я слышу тебя, мама.

Один из моих сопровождающих оборачивается, видит моё состояние, и в его глазах читается радость и превосходство. Он что-то шепчет своим, и в их фигурах появляется твёрдость, будто внутрь каждого вставили стальной стержень. Увидели мои слёзы и посчитали их слабостью или страхом. Нет, ребятки, это не страх. Это Любовь входит в моё сердце.

5

Когда коридор, наконец, закончился, я оказалась в кубической Зале под Пирамидой и поняла, какая она огромная. Её гладкий как зеркало пол отражает золотое свечение, льющееся со стен и потолка, увеличивая помещение, и без того кажущееся бескрайним.

У выхода из коридора, к моим спутникам добавилась ещё дюжина «масок». Они окружили меня, выставив свои палки. Пятерых моих сопровождающих подхватили ещё набежавшие «маски» и повлекли к центру помещения, а меня взяли в ощетинившееся оружием тройное кольцо гвардейцев.

Я осматриваюсь поверх противника вторым зрением. Всё помещение заставлено шпалерами полков солдат в красном. Их много. Слишком много. Отсюда они идут на Аускани сражаться с Максимом. В центре Залы, куда повлекли моих провожатых чёрные «маски», высится кубический постамент, на вершине которого угадывается сидящая человеческая фигурка.

– Кто это к нам пожаловал? – раздался громоподобный женский голос, – Это ведьма из иного измерения? Ведите её сюда!

Ведите?! Я сама приду! Забрасываю частокол пик, что окружает меня подальше в Никуда, но в этот раз моя магия не срабатывает: тройное кольцо «масок» продолжает угрожать мне, теснее сдвигая свои колья, на концах которых разгораются фиолетовые юркие огоньки. Пирамида. Это она «экранирует» мою Силу. Иду к постаменту, всем своим видом выражая презрение к проявлениям агрессии.

А в центре близнец Виолетты встречает моих провожатых.

– Никчемные паршивцы! – кричит она на них, павшим к её ногам, – Как вы смели вести себя как испуганные детишки?! – её лицо искажено бешенством и гневом, крайне некрасиво себя так вести. Любая женщина, если бы увидела себя в подобные моменты, уже никогда бы не захотела поддаваться гневу. Как королева, я никогда не должна опускаться до него, – Вы позволили ей подумать, что она имеет здесь силу! Убить их!

Несколько чёрных бросились исполнять приказ.

Ну, уж нет! Хватит смертей!

Я погружаюсь в Реальность глубже на несколько уровней. Я всё ещё здесь, но уже не материальна. Для остальных я – подобие призрака, прозрачное видение. Теперь мне не могут навредить ни их колья с фиолетовыми огоньками, ни их копья и мечи. Незначительным усилием мысли мгновенно перемещаюсь в центр, и встаю между пятерыми провинившимися и гвардейцами Вайламун, готовыми к исполнению её приказа.

– Стоп! – говорю, добавляя властных интонаций в голос, – Не смейте их трогать!

Лицо Вайламун вытягивается в удивлении, а стражи останавливаются в недоумении, очень похожем на ужас. Конечно, я снова смотрю на них с высоты своего боевого роста. Они видят перед собой более чем трехметровую ведьму с горящими глазами и развивающимися, несмотря на отсутствие ветра, волосами. И никто из них не видит меня со спины. Я перед ними лицом к лицу ужасная и могущественная. В помещении раздаётся единодушный возглас недоумения.

– Я Алиса, прямой потомок и воплощение Лизбет и преемник Эльсы, королева Острова на Земле и небесах! Теперь это мои подданные, – властно, с пафосом говорю Вайламун, маленькой и жалкой на своём золотом стульчике. Эти слова слышат все.

По лицу Вайламун пробегает волна из разнообразных эмоций. Она понимает, что в данный момент, она на глазах у всех теряет свою власть. Я слышу, как скрипят её зубы, она старается взять себя в руки. Но что она может?

– Схватите её, убейте её, или я всех вас отправлю в изгнание в мусорные пустыни Жиздры.

Угроза подействовала на них, как щелчок кнута на запряжённых лошадей. Красные карлики рванули ко мне выставив мечи и копья, среди них находились чёрные гвардейцы с посохами. Балет какой-то. Всё не так, как мы видим. Ситуация кажется серьёзной, меня окружают вооружённые враги, но их размер низводит угрозу до уровня цирка. Я топнула ногой, произведя небольшое локальное землетрясение, заставив их попадать в беспорядке.

– Гвады, вперёд! – кричит Вайламун. Черты её лица искажаются гневом.

Из глубин красного воинства выдвигаются одетые в красные доспехи верзилы. Фу, какие мерзкие хари у этих подобий человека! Они моего роста и вооружены кто мечом, кто молотом. Ого! Эти могут подкинуть проблем. Их не страшат мои боевые размеры. Похоже, им вообще не знакомо чувство страха. Их оскаленные в глумливых ухмылках хари приближаются. Как же с ними справляется Макс? Убью гвадов!

Как всегда, внезапно картина действительности покрывается рябью, ровные квадраты полков исчезают, остаются лишь гвады. Только они – младенцы, которых вынимают грубые руки из каких-то мерцающих коконов, обтирают колючими мочалками и бросают в общую кучу в тесный загон. Затем жалкие орущие пупсы становятся подростками, которых за малейшую провинность пропускают сквозь строй им подобных, бьющих их плетьми с горящими хвостами. Потом они уже взрослые и их заковывают в доспехи, раскалённые докрасна. Им запрещают выдавать свою боль, доспехи, шипя, остывают, оставаясь красными. Их лица, превращённые в мерзкие хари, излучают злобу и слепую решимость. Картина настолько реалистична, что я чувствую запах шашлыка и палёной шерсти. А ещё я чувствую их боль. На глазах наворачиваются слёзы, а сердце сжимается от жалости к этим несчастным существам, злой волей превращённых в монстров. О, небо! Как такое возможно, и как можно дозволять творить такую чудовищную несправедливость?

Зачем? Зачем мне это показывают? Неужели мало жестокости и боли?

Я вижу Дину, вижу, что она любила Макса больше своего сына и эта любовь не даёт ей рассыпаться в пыль. Я вижу, как она отдаёт эту любовь, помогая мне, подпитывая, и отводя взгляд от ширм. Спасибо тебе, Дина!

Передо мной появляется мама и даёт что-то, что она бережно держит двумя руками, скрывая его в ладонях.

– Что это?

– Посмотри.

Она протягивает руки мне, я раскрываю свои ладони и вижу в них комочек перьев. Это птенец орла. Его глаза закрыты навеки, тельце потеряло форму изломанное и неживое, крылья, едва оперившиеся раскинуты под неестественным углом. На кончике клювика набухла рубиновая капля, яркая и страшная.

– Он хотел летать, – говорит мама, пока я разглядываю успевшую остыть тушку неудавшегося короля птиц, – но сорвался, и упал в ущелье.

– Мам, зачем это всё? Почему жизнь так жестока, а смерть безжалостна?

– Услышь меня, – отвечает женщина, явившая меня Свету, – ни жизнь, ни смерть не имеют значения. Любовь. Только любовь имеет силу.

И пропадает. Пропадает и орлёнок из моих ладоней. Опять золотая зала и красные гвады.

Стоп!

Картинка замирает, как видеофильм, поставленный на паузу, как действие темпоральной гранаты. Я чувствую, я знаю, что могу их всех вместе взятых разом отправить в тартарары, или достать Баркху, что потопчет их в паштет, но что-то говорит мне, что эта мера будет бесполезна. Количество насилия, жестокости и смертей не уменьшится, всё это ляжет на весы Зла. Мама просила услышать её.

– Я слышу тебя, мамочка, – и слёзы с новой силой текут из-под век.

Волна нежности рождается в сердце и устремляется в голову, к глазам, низвергающим Ниагары. Разве они виноваты? И, разве, вообще, кто-то виноват?

Мама, я не хочу им зла. Мама, я хочу им помочь. Мама, я люблю их.

– Бедные вы мои, – теперь мой голос полон сочувствия и доброты. Подхожу к ближайшему гваду. Он ведёт себя как настороженное животное. В глазах целая буря из эмоций. Я пугаю его неизвестностью моих намерений, он готов ответить агрессией на агрессию, как привык с малолетства, но в тоже время ласковые и нежные нотки моего голоса влекут его, заставляют не применять оружие. Ему любопытно, что кроется там, за этими сладкими нотками. Надежда никогда не умирает, и это надежда, что и ему достанет чего-то неизведанного и прекрасного, живёт в нём, тянется ко мне. Подхожу и ласково касаюсь напряжённой одеревеневшей щеки. Его как током ударило. Он отдёрнул голову, в глазах испуг, а я настойчиво, как норовистую лошадь, глажу его по покрытой буграми шрамов голове и щекочу затылок. Его трясёт, он падает на колени и рыдает. Он никогда не чувствовал ласки. Теперь его жизнь не будет прежней. Поворачиваюсь к следующему. Он, видя своего соседа, в ужасе отскакивает.

– Ну что же ты, миленький, не бойся, это не больно, – добавляю в голос ещё больше добра.

Реакция на прикосновение та же, как удар тока, только этот начинает смеяться. Постепенно я начинаю пользоваться их доверием, и они уже сами подходят с поклоном за своей порцией ласки. И все или плачут, или смеются, а некоторые в обморок выпадают. А я сама ржу и плачу, реву и смеюсь, и глажу, и глажу подставляемые рваные щёки и головы.

– Прекратите! Отставить! – через какое-то время замечаю Вайламун. – Что вы делаете?! Схватите её!

И снова в ладонях мёртвый птенец. Капелька крови испаряется с клюва. Крылья вздрагивают, видно, как изломанные кости становятся на места. То же происходит и с телом. Закрытые глаза дёргаются и открываются. Перья с небывалой скоростью покрывают недавнего птенца. Он растёт. И через несколько мгновений это молодой орёл, сидящий на моей руке. Его вес оттягивает её вниз. Он смотрит на меня, и на дне его глаз я вижу благодарность и любовь. Он гортанно кричит, срывается с насеста, заставив меня отступить, и кругами поднимается к потолку золотой залы. Я желаю ему счастливого пути, и потолок мрачного помещения растворяется, явив нам небо, где Аускани всё ещё заслоняет звезду их системы.