Когда Жребий падёт на тебя

– Доехала ведь? Вот и ладно! Чего реветь-то?

– Ой, Бабуля, если бы вы только знали…

– Знаю, сердешная. Тяжело, а как ты хотела? Такую ношу на себе нести – тренировки нужны.

– Какую ношу?

– Какую? Бабью! – вытирает мне щёки твёрдыми, но ласковыми ладонями, – Мужики, они что ж? Цели у их заоблачные. Они всегда идут к идеалу, как мотыльки на свечу. А наша доля – царская. Пока мужик в походах, ты царство держишь! Поэтому нюни утри! Сейчас Ваньшу за дровами спроворим, чаю попьём. Ваньша! Сходи-ка, милый, дровец принеси.

Когда Ваня уходит, она усаживает меня за стол.

– На Ваньше порча лежит. Колдунья высокого уровня делала.

– Да, я знаю, это Виолетта. Она украла его лицо.

– Плохо. Ой, плохо, Алиска. Но о Ваньше потом, а сейчас слушь, чего скажу, – речь её преображается, а лицо приобретает мечтательное выражение.

– Давным-давно, – говорит Бабуля, – в незапамятные архаичные времена был на Земле матриархат. Всё в тогдашней жизни было правильно. Все поклонялись Жизни. Только Женщина может дать её – новую жизнь. Отсюда – поклонение Матери, матриархат. Это было время процветания. Тогда Боги уже покинули Планету. Остались только Охотники в Египте. И жила в то время в Гиперборее королева Лизбет. Тогда ещё не было понятия «королева», было понятие «самая-самая». Надо сказать, что у Лизбет, как «самой-самой», было целое войско почитателей, единомышленников и любовников. Каждый муж старался угодить ей, выказывал всё своё самое лучшее, за это она была им благодарна. От неё пошло очень много родов и колен. Как раз в этих местах находилось её царство. Между прочим, самое безопасное на протяжении всего существования Планеты. Ни тебе землетрясений, потопов и прочей аварии. Но через некоторое время климат стал меняться. Процветание закончилось. Пришлось Лизбет очень трудно. Стала Сила выше Мудрости. И в какой-то момент…

А теперь слушай внимательно. Суть в том, что в ещё более давние времена, совсем на Заре Всего, когда на Планете возникла жизнь, она расцвела невероятно буйно. Да, Жизнь была занесена из Космоса.

– Оггры! – вставляю я, – У меня есть информация, что некие Оггры посеяли Жизнь.

Лицо Бабули ещё больше сжалось, новая сеть недовольства пролегла на её покрытом морщинами лице.

– Ой! Деточка! Да какая разница, как их зовут? Меня бесит мировое разделение Божественного, потому что от беса. Независимо от языка, любой человек молится Сущности, которая может услышать душу. И в силу невозможности лицезрения этой Сущности, все мы молимся Свету. Как его ни назови, суть не меняется! Напомни, на чём мы остановились?

– На Заре Всего.

– Хорошо. Слушай дальше.

Бабуля стала вести себя как-то не «по-стариковски»: в её голосе добавилось энергии, глаза разгорелись, губы порозовели, румянец всплыл на поверхность щёк, даже речь изменилась.

– В это самое время занесённая извне Жизнь дала огромное количество ростков. На Планете, кроме нашего, существует огромное количество параллельных миров. Некоторые абсолютно параллельны и никогда не пересекаются, а есть миры, которые соприкасаются в определённых точках. Наш мир на самой поверхности, он – самый видимый, осязаемый, ощущаемый. Он, можно сказать, лицо Планеты. И за этот мир началась борьба. Есть направление цивилизаций-паразитов. Такие полностью исчерпали Жизнь на своих родных планетах, и скитаются в Космосе в поисках обитаемых миров. Такая цивилизация высадилась на Планету и стала захватывать её. Посеянная ещё Создателями, как ты там их зовёшь?

– Оггры.

– Вот, ими. Посеянная ими Жизнь стала сопротивляться, и очень успешно. Уже все захватчики были укрыты в Карантинах, но появились тут беглецы с одной планеты, или другого измерения, и создали себе помощников-слуг, Человека. Вот тут и разыгралась самая настоящая битва! Человек никак не вписывается в стройную дарвиновскую цепочку, потому что по сути своей – чужак. Он – итог эксперимента. Ведь Человек ведёт себя как захватчик на вражеских территориях! Именно по нему цивилизация-паразит и наносит удары. Твой дружок их бесами называет. Мы же – Сила Планеты, Соль Земли, ты, и я. И королева Лизбет как раз была потомком тех астронавтов. Прямым, не лабораторным. Её кровь течёт в твоих жилах. И в моих. По сути, мы все, которые сильные – её потомки.

– Я так поняла, – вмешиваюсь, – что дары этой крови открывались лишь женщинам.

– Это так.

– А как же… Малыш? Он тоже сильный.

Бабуля улыбается.

– Малыш твой – совсем другая песня! Я, когда его впервые увидела, а вижу я людей насквозь, я удивилась. Он совсем другой.

– В смысле, другой?

– Ну… как сказать, не совсем местный. Я же говорю, наш мир не единственный. Он другой, но светлый.

– Светлый?

– Ну как ещё назвать? Как в шахматах: чёрные и белые.

– Так мы с вами белые?

Снова она улыбается.

– Видишь, ты сомневаешься, значит – белая. Чёрные не сомневаются. Все рождаются светлыми, лишь потом их может поразить инопланетная инфекция. Ведь не станет же нормальный человек вырубать леса, засорять окружающую среду и изводить целые виды. Это уже не люди, это организмы, инфицированные иным разумом. Эти захватчики-бесы действуют как болезнь – захватывают человека и всё. Вот смотришь, бывало, ящик этот и там такое творится! Хочется спросить: кто эти люди? И люди ли они?

Я тебе больше скажу, – её лицо, прятавшееся за маску морщин, приобретает хитрое выражение, – это, чисто, моё наблюдения, основанные на кое-каких слухах. Есть мнение, что во времена, когда произошёл переворот от Жизни к Смерти, когда было основано первое государство, Первый правитель заключил Чёрный договор с иноразумом. В нём правитель кровью подписал обязательство взамен своей власти определённое количество жертв. Жизней. И с тех пор повелось: каждый, становившийся у Власти, исполняет свой долг: приносит кровавые жертвы, ведёт бесконечные войны. Ведь весь наш Прогресс и Научно-Техническая Революция – это стремление выдумать более эффективное оружие. То же самое, как Наука заменила Магию. Чтобы творить Магию, нужно Родиться. А чтобы стать учёным, нужно поступить в университет. Есть разница?

А сейчас, в наш век, существует вполне реальный, так называемый, Третий мир жертв, которых никто не считает: они идут в уплату Долга Первого мира.

Я молчу, переваривая её слова, пока она заливает кипятком какую-то посудину, полную трав.

– Смотри только, никому не говори, а то сволокут в тюрячку, как меня в малолетстве.

В её морщинистых, испещрённых пигментными пятнами руках дело спорится незаметно. Её руки, если взять их крупно, совершенно унисекс, я бы сказала уни-home. Абсолютно всех нас ждут такие же руки… кроме умерших молодыми.

– Тебе, деточка, необыкновенно повезло: ты шагнёшь в будущее. Ты молодая, у тебя всё впереди. А я останусь здесь – посмотрю на Конец.

– Что за конец?

– Конец Света, – опять щурит Бабуля свои хитрющие глаза, – Каждое поколение ждёт Конца Света. Я иногда ящик смотрю, веселит меня их суета, так там с периодичностью, примерно, лет в пять наступает Конец Света. Это как раньше – Светлое будущее. Люди бросаются соль и свечки со спичками закупать! Сама видела! Боятся! А я бы с восторгом смотрела на Конец этого мира, будь то Землетрясение, Потоп или Огонь! Это же – её выцветшие глаза заблестели, – это же… вызывает восторг. Восторг! Что ещё может вызвать Зрелище Конца – самого Крутого Зрелища. Это тебе не концерт на Красной площади с салютом! Можно сказать, что это чувство – Страх, но… неужели, выбирая на последнем вздохе, ты будешь думать о страхе? Только Восторг!

Бабуля промакивает глаза подолом. А из меня тоже начинают просачиваться капельки слёз. Какие глупые всё же мужчины, считающие слёзы слабостью. Это сила души. Возможно, это – один из рычагов власти, отзвуки матриархата. Бабуля, действительно, Личность – она меняет мой привычный мир, я уже никогда не буду той, что была час назад. Хотя, она кажется совершенно сумасшедшей.

– Вот, – продолжает Бабуля, – в итоге: за всё время нашего существования бесовское намного вытеснило Божественное, сломало строение Универсальной Логики. А сейчас – Великий Порог: либо дальше, либо – вниз. Пришло Время. Вот ты и появилась. Жаль, что без него. Ну да ладно. Он же сказал, что всё будет хорошо, значит так и будет. Я этого дня всю жизнь ждала!

– Какого?

– Встречи с тобой. Мне её ещё малой предсказали.

Вот те на! У меня создаётся ощущение, что Бабуля приняла меня за кого-то другого, она ошибается, скоро она это поймёт и мы посмеёмся над этой чушью и нелепостью. Но сердце говорит: слушай её, она дело говорит, тебе повезло встретиться с ней, и время вашего общения ограничено… но это те слова, которые нужно запомнить и переварить, ибо там много глубинных смыслов.

– Деточка, не могу я в двух словах вместить всю информацию. Ты же понимаешь: всё не так, как ты видишь.

Меня как громом поражает! Слово «чушь» испаряется: она не могла знать!

– Вы говорите словами Монгола? Октая?

– Это ты говоришь про Октая, а на самом деле это Гаврюшка. Гавриил. Приходил к тебе во снах.

– Но откуда вы…

– Деточка! Гавриилу с такой задачей одному никак не справиться, вот мне и приходилось подключаться. Я там была, но ты меня не видела. Вообще не знаю, что ты видела.

– Монгола на коне и тьму.

– Во как! Ну, лошадью я быть не могла, а вот тьмою – запросто! Люблю туман. А вот и Ваньша! Молодечик! Сложи дрова здесь и садись чай пить.

– А дрова зачем, если чай уже готов? – спрашивает зашедший с большущей охапкой дров Иван.

– А это, знаешь: Имеющий уши, да услышит, а не имеющий, да за дровами сходит? Надо было нам поболтать по-женски. Ой, вкусный чай! Я тут душицы заварила с чабрецом и немного иссопа.

Наливает чай, слышно, как пролетает муха.

– Я продолжу про Лизбет, – говорит Бабуля, – вот на фоне всей этой борьбы, да с учётом катаклизма, ударили бесы очень ощутимо: оседлали мужиков, раздули в них ревность, ссылаясь на чрезвычайную ситуацию и необходимость Силы, сменили матриархат на патриархат. Были и почитатели Лизбет и её враги, охваченные бесами. И было много крови. В конце концов, Лизбет пришлось бежать. Место, куда она бежала тут недалеко. На Центральной Поляне. Насколько я понимаю, вам туда.

Ваня, показывает карту на смартфоне:

– Здесь?

– Похоже, что здесь – отвечает Бабуля.

– Это я координаты вбил, которые во сне Алисе лошадь подсказала.

– Да, они, – говорит Бабуля и улыбается.

– Значит, нам туда дорога.

– Ох, милый, – говорит она, – никто не знает своей дороги. Пейте чай. Вкусный, Алиса?

– Очень, – говорю.

Улыбаюсь. Как-то мне светло и тепло здесь. Выходить не хочется. Спать хочется. Устала.

– А ты подреми, деточка. Вас всё равно здесь никто не найдёт.

Голова раскалывается! Понять всё услышанное нереально! Ощущение, что ты смотришь какое-то кино. Конечно, я не усну, несмотря на усталость.

– И с тех пор наступил патриархат. – Продолжает Бабуля. – Женщину стали притеснять, потому что бесы, в отличие от нас, почитающих Жизнь, почитают Смерть. В итоге, мать стала лишь производительницей пушечного мяса. И стала мировая история чередой постоянных войн. Плата по Чёрному договору. А саму причину вражды уже все забыли. Но женщина, зная себе цену, взяла в свою руку основу всего – семью. Мало таких семей, где муж – деспот, обычно жена сильнее мужа. Но в случае деспота, женщина берёт своё: так как мужское в семье сильнее, Природа компенсирует такое упущение рождением девочки. Был у меня знакомый, свою жену с вожжами строил, а та ему трёх дочек родила.

– А что стало с Лизбет на Центральной Поляне?

– Улетела.

– Куда?

– Бог даст – сама увидишь.

– Бабуля, напоследок, расскажите, если знаете, про нас с Малышом. Вы, кстати, как его называли?

– Внучком звала.

– И тоже не знаете, как его настоящее имя?

– Опять ты про имя! Да какая мне разница?! Тем более, что он сам его не помнит. Внучок. Вполне хорошее имя. Есть у меня внучки́, Лёха и Павлуха, вот тебе имена, оба ряхи отъели: пока обойдёшь – баранку съешь! Кровные внуки. Уже лет десять от них ни сном, ни духом. Знаю, высоко шагнули, а к бабке приехать, извини деточка, за падло! А вот твой был и есть мне настоящий внук. – Улыбается.

– А ты, стало быть, внучка мне! Иди, расцелую тебя!

От Бабулиных объятий веет теплом, парным молоком, квасом. И снова у меня глаза на мокром месте. Я никогда не знала такой ласки и нежности.

– Появился твой у меня на пороге худющий, с железякой в башке. Ну как мне не принять его было? Бабуль, говорит, я на тебя как рыбка, как птичка вышел.

– Я на него точно так же вышла.

– Вот ведь как! Про тебя я знала, что придёшь. Я, как ты родилась, стала птичий язык понимать. И рыбий. У тебя же скоро день рождения! Через месяц.

– Да. А откуда…

– Я же говорю, птичка принесла, она и сказала, что королева Лизбет родилась.

Как?! Как всё это вместить в голове?!

– Скоро двадцать лет, – кивает она. – А через десять лет Внучок пришёл. Очень плох был. Говорил, что табуретом ему в армии кто-то двинул. Деточка, – Бабуля понижает голос, Иван, раскрыв рот, наклоняется ближе к нам, – я тебе скажу, повидала я таких табуретов! Калибра девять миллиметров!

– Да! Это факт! У меня есть письменные доказательства, что ему стреляли в затылок из пистолета Макарова!

– Конечно, Макарова! ТТ-шка голову только прострелит, а Макар вдребезги лупит! Я не знаю, как он жив остался!

– Я тоже! Те, кто это сделал, знали, что это его не убьет!

– О как!

Я рассказываю о последнем сообщении Гоши.

– Я худею! – воскликнул Иван.

– Что ж, всякое бывает, – говорит Бабуля, не обратив, в отличие от Вани, никакого внимания на полученную информацию, – Вот. Я его выходила, вылечила. Чувствую в нём силищу. Я, сама знаешь, не вокзальная гадалка. А он! Вот как на духу говорю: была бы молодая, ни за чтоб не отпустила от себя! Ты уж, деточка, не обижайся на бабку. А потом, как он вылечился, пришли архангелы по его душу, чекисты, да всякие подразделения «Ы».

Я вздрагиваю, краем глаза вижу, что Ваня тоже воспрял.

– Они ко мне постоянно наведывались. Кто-то стучал на меня, на мои способности, но я дурочку включала, а потом и вовсе им дорожку прикрыла на зеркале. И пошёл Внучёк в свой поход. Ему мой крестник лицо переделал, так что я даже не знаю, как он выглядит.

– Акимыч?

– Акимыч.

– Помер он пять лет назад.

– Да уж знаю! Очень ему плохо там было. Мучилась душа его. А вот уже дней пять молчит, даже не снится.

– Это Малыш его успокоил. Он ушёл маньяка ловить и не вернулся. Судя по тому, что Акимыч успокоился, маньяка он поймал, а куда потом делся?

– Его Виолетта похитила, – вставляет Иван, потом краснеет и упорно разглядывает стол под носом, – это я его сдал. Не специально, конечно, меня наркотой накачали.

– Да уж знаю, как тебя накачали! – говорит Бабуля, – Тебя так накачали, что, боюсь, не откачают! Прости за мой тонкий английский юмор. Ох, Виолетта, ох змея!

– Вы её знаете?!

– Да уж знаю! Самолично с моей спины ремни резала, сука! А потом кровь пила, слизывала.

Не может быть! Аж мороз по коже!

– Это давно было! Была такая контора. НКВД тогда называлась. Вот, получила я свой первый срок, а выбивала из меня его она – Виолетта Члек.

– И давно это было?

– В тридцать пятом. Мне тогда тринадцать было, а сейчас… не помню, я годки-то свои уж и считать перестала. Да, девяносто почти.

– А сколько тогда Виолетте? – спрашивает Иван, с языка, как говорится, вопрос снял.

– Не знаю. Она ж не зря кровушку пила. Мне тринадцать было. А она лет на тридцать с хвостиком выглядела.

Ваня побелел, вскочил и ринулся к зеркалу. Там он стал высматривать у себя на шее мнимые следы укуса.

– Ёшкин кот! – кричит, – она и сейчас на тридцать с хвостиком выглядит!!! Семьдесят пять лет прошло!!!

– Не боись, Ваньша, не пила она тебя, хотя лицо твоё украла.

– И что?! – Ваня сел мимо стула.

– Проклятье она на тебя наложила, вот что.

– И… И что?!! Что теперь?!!

– Придумаем что-нибудь. Это всё-таки лучше, чем она бы тебя пила.

Ваня неумело крестится, Бабуля усмехается.

– Лучше б по кабакам не шлялся, – говорит она. – Сейчас я вам заварю чайку, отдохнёте, поцели́т вас – и шуршит своими зельями.

– А ты, деточка, родилась, и тебя сразу же взяли в контору.

– Я знаю эту историю.

– Плохо, что Баркху твою у тебя забрали. Твоя мать тоже была сильная. И Баркха у вас первостатейная. Ей десять тысяч лет, между прочим.

– Вы знали маму?

– Нет, не довелось мне с ней встретиться, а про Баркху знала.

– Она теперь у меня, – говорю, – хотите посмотреть?

– Что на неё смотреть? У каждой Сестры – своя Баркха. Сиди и смотри. А то, что она у тебя, это хорошо!

– Это Ваня постарался, за это и проклятие получил.

– Ваньша молодец. Только твою Баркху чистить надо. Она у тебя-то почти и не была, а была у врагов. Они её заряжали по-своему, ничего, конечно, существенного они не сделали, но по ней тебя вычислить проще.

– Так я и знала. Вообще, хотела сжечь её!

Бабуля бросила на меня молниеносный взгляд, в котором я уловила испуг, сомнение и уважение.

– Твоя Баркха. Она сама тебе подскажет, что с ней делать. К тому же, ты – королева. – она почтительно склоняет голову, Ваня, глядя на неё тоже склоняет голову. Я отвечаю им кивком головы. Сердце бешено колотится!

– Внучок-то сбежал от них, от «Ы» этой самой. И очень они хотели получить его обратно. С твоей, кстати, помощью. Они знали, что ты найдёшь его?

– Откуда?

– Кто надо, знает всё. Они просто нашли способ спросить. Ты была наживкой.

Вот те на!

– Но мы переиграли их. Наша многоходовочка оказалась покруче! И наш способ спросить оказался эффективнее. Они тебя за Внучка отдали, разменяли, значит.

– Так вот почему они нас отпустили.

– Ну, отпустили, это вряд ли. Следят просто. Но у нас был план: Внучка отбить. Нам вы оба нужны.

– Кому нам?

– Ой, деточка, не успею я тебе всё рассказать. Мы – это Хорошие люди. Судя по активности врагов здесь рядом, а они сейчас очень злые: значит, получилось у наших Внучка отбить.

– Летающая тарелка? Это «мы»?

– Мы, деточка. Это была демонстрация силы. Они силу нашу почувствовали, но кусаться будут. Но это не нашего ума дело. Наше дело – на Центральную Поляну в час урочный попасть.

Она что-то заливает, переливает.

– Так что надо вам подготовиться. Вот, детки, чай готов! Пейте и ложитесь, а я пока пошаманю над вами.

3.

Я сижу на камне, чувствую его холод, но это меня не беспокоит, воздух очень разряжён, но это тоже меня не беспокоит, я чувствую всем телом, что космос рядом, и это тоже меня не беспокоит. Я сижу в позе лотоса, в каких-то многослойных кружевах, словно облако – на вершине какой-то горы. Наверное, это Джомолунгма. Весь мир остался далеко внизу, такой маленький и прекрасный. Живописные вершины заснеженных гор, изумрудные долины в укромных ущельях, водопады в обрамлении радуг. Где-то за тридевять земель на горизонте бликует океан. Солнце, колючее и лохматое, совсем не греющее висит справа от меня. Кажется, его можно потрогать. Я замечаю, что не дышу, да тут и нечем дышать, но дыхание перхватило от восторга. Я осматриваюсь, и мир подо мной движется неспешной каруселью. На очередном витке я обнаруживаю перед собой Малыша. Он улыбается и смотрит прямо мне в глаза. Я не могу отвести взгляда, а и не хочу. Но тут каким-то боковым зрением замечаю ещё одну фигуру рядом с Малышом. Степенный мужчина лет пятидесяти, благородное лицо, я точно знаю, что раньше я его не встречала. Но что-то в его взгляде, уголках губ и силуэте кажется мне знакомым.

– Здравствуй, любимая! – говорит Малыш. Он улыбается. Я вижу, что шрамы сменили морщины, так стало лучше. – я пришёл к тебе не один.

Грустно улыбаюсь внутри себя: да, нам постоянно кто-то мешает…

– Это Гавриил.

Сердце прыгнуло вверх. Я узнала!

– Это он приходил к тебе в образе Октая.

Так вот ты какой, северный олень!

– Посмотри на него внимательно, запомни. Гавриил придёт за тобой. Я хотел бы встретить тебя сам, но это за пределами моих возможностей. Я всю жизнь буду жалеть, что не был с тобой.

И снова мне на глаза навернулись слёзы! О чём ты можешь жалеть! Ты же спас меня на мосту! Никто не смог бы меня спасти. Только ты!

– Послушай меня, пожалуйста, ты сейчас проснёшься…

– Извини, – перебивает Гавриил-Октай, обращаясь к Малышу, – Но мне нужно действовать. Алиса, – это уже мне, – сейчас ты проснёшься, и пойдёшь к Центральной поляне! Будь готова применить свою силу! Не расслабляйся! Всё будет хорошо! Надеюсь!

И всё исчезло внезапно.

4.

Я открываю глаза и вижу перед собой лицо Бабули. Оно изменилось: постарело ещё больше.

– Собирайся, деточка. Вам уже пора.

– А вы?

– Я остаюсь. Здесь моё место.

– А как Ваня, поправился?

Улыбка сползает с её лица усталого и измождённого.

– Я пыталась, но проклятие сильное. Мне не справиться. Что смогла, то сделала. А с Баркхи твоей я лишнее сняла. Будь я не седая, вся бы поседела.

– Ой, спасибо вам!

– Не за что, королева. Я, может, только для этого и жила на свете – помочь тебе.

На глаза снова наворачиваются слёзы, я стала такой сентиментальной.

– Спасибо, Бабулечка! Даст Бог, свидимся!

– Да уж свидимся, конечно! Куда мы денемся? Все там свидимся!

– Ваня, – говорю, – заводи бибику.

– Э, нет, деточка, машину вам придётся бросить. Она во всех сводках сейчас значится. Есть у меня одно передвижное средство. Ваньша, сходи, милый, в сарайчик. Там слева от двери увидишь. Машину туда загони.

Ваня вышел.

Я смотрю на Бабулю и удивляюсь – вот как бывает в жизни – совершенно незнакомый человек, вынырнувший из ниоткуда, и снова уходящий в никуда, становится чуть ли не самым родным человеком на свете?!

– Пора, деточка. Времени у нас около часа. Ваньша тебя прикроет, он верный.

Да, Ванечка хороший, мне грустно, что так у нас…

Мы выходим во двор. Там Ваня прислонил старый, ещё с советских времён велосипед, и накачивает ему колёса насосом.

– Офигеть! – кричит он, бросая своё тело вверх-вниз на насос, – Такого раритета я давно уже не видел! Откуда он у вас?

– Ой, Ваньша, да разве ж упомнишь, что откуда. Был мужик, от него осталось. Послужит, чай.

У неё даже присказки про чай!

– Ну, детки, я вас сейчас огородами выведу, а то уже с полчаса всё гонзают и гонзают под окном! Туда-сюда, окаянные. Ищут нас, а найти не могут! Вот и рыщут. Вы уж берегитесь! Там задами пройдёте перелеском метров триста, а там дорога пробита. По ней вам налево. Езжайте до поворота, и в противоположную сторону под сорок пять градусов уходите в лес, через пару километров и будет Центральная поляна. Главное – держитесь прямо. Велосипед оставьте у тропы, по лесу только пешком можно пройти. А там всё прямо и прямо. Через бурелом перейдёте, там и увидите Центральную поляну Ты, Ваньша, приготовься. В тех местах с людьми происходят всякие непонятные штуки: галлюцинации, дезориентация и другое всякое. Если совсем невмоготу, ложись или возвращайся. Дальше, чем можешь – не лезь! Алиса сама справится. На неё это всё не действует.

Пока она нам всё это говорит, мы идём к калитке в заборе, огораживающем участок Бабули. За калиткой, нависая над забором, подступает перелесок, за которым нас ждёт дорога налево до первого поворота.

Когда мы углублялись в перелесок, я обернулась на Бабулю. Она помахала нам рукой и ей на плечо села птичка. Думаю, хороший знак.

– В добрый час! Будьте осторожны.

5.

Сладкая грусть какое-то время затуманивала окружающее, но туман исчез, когда мы вышли из перелеска на просёлок. Две параллельные жёлтые полосы. Нам налево.

– Алиса, давай, садись на рамку, – говорит Иван, я взгромождаюсь на узкую трубу. Иван обнимающим движением хватается руками за руль, и мы едем. Уже позднее утро. Солнце забирается выше, в его лучах мелькают мелкие мушки. Я пригрелась на рамке велосипеда. От Вани веет мужским разогретым телом. Хорошо!

Вдруг слышу сзади:

– Стой! Стоять! Стрелять буду!

Потом громкие хлопки в ладоши и озорной посвист вокруг.

– Блин, по нам стреляют, – кричит Иван, привстаёт надо мной, чтобы всем весом надавить на педали, и вдруг нас бьёт чем-то тяжёлым. Ваня выпускает руль из рук, велосипед падает на землю. Трава смягчает удар. Ваня!

Ваня пытается встать. Он опирается на руки, но руки подламываются, и он опрокидывается навзничь. Он кашляет, и из его рта вылетает какой-то чёрный сгусток. Он падает на его куртку и растекается яркими багровыми ручейками. И тут я с содроганием замечаю чёрную, быстро заполняющуюся кровью дыру в его груди. Горячая, она парит в непрогретом воздухе.

– Вот блин, – говорит Ваня прерывающимся голосом, – попадос!