Теория невероятности

Никто ни на что не обратил внимания. Всем было не до того.

Нет, всё же обратили – работники на могучие формы мадам Жопан, и в двух головах мигом пронеслась одна и та же безоговорочная мысль: «Это его телохранительница, а может и…» На продолжение догадки после «и…» духа не хватило.

Президент ещё немного пропетлял коридорами, а далее нежно поманил спутницу в комнату для мойки посуды, где моечные машины старались изо всех сил. Движением руки он отшил работающий персонал, включил все краны в мойках для имитации шума водопада, и пояснил действия словами: «Люблю экзотику…»

Фаине Франсуазовне лишь оставалось согласиться и тоже полюбить экзотику, какой бы причудливой она не выглядела. Попробовала бы не полюбить… Тем более, что сразу догадалась о предосторожностях президента с желанием избавиться от посторонних ушей.

– Известный вам министр службы безопасности выставляет претензии в вашу сторону, а с ним заодно и министр внутренних дел… Почему такая сплоченность в силовых структурах против неслабой, но дамы? Может у них общий интерес имеется? Объяснитесь… – и президент проницательно посмотрел на директоршу управления стратегического планирования, особенно, на её капот спереди.

Весь этот вздор Николай придумал почти на ходу, но начальная идея ему понравилась. «После такого наклёпа, – предположил президент, – порядочная женщина должна выложить всё о гадких мужланах, плетущих против неё интриги».

Фаина Франсуазовна молчала, лицо налилось кровью и её капот начал яростно и часто вздыматься, как будто бы внутри завелся двигатель. Казалось, вот-вот из выхлопной трубы должны были повалить отработанные газы… ну, впрямь, как у всамделишного трактора.

Президент молчал.

Госпожа Жопан эФ. эФ. молчала тоже, но чувствовалось, что Трактор завёлся и вот-вот рванёт вперёд.

– Я этих стервецов выведу на чистую воду, а после спущу в канализацию и закрою крышкой. Они того стоят!.. Смердеть им в клоаке в самый раз будет, по их мерзким делам и подлым интрижкам! На беззащитную женщину руку подняли! – Фаина Франсуазовна взорвалась эмоциями, загрохотала, словно мощный двигатель завелся после простоя, подрагивая и клокоча, разогреваясь, перед тем, как выскочить на повышенные обороты.

Николай поднял ладонь, успокаивая взметнувшуюся жаром женщину, и одновременно призывая к вниманию:

– Должно быть, взаимоотношения у них чисто рабочего характера, во благо поиска оптимальных решений… всё для государства, а как иначе… И к вашим способностям немного неравнодушны? К тому же, обстоятельства… нервы, знаете ли… ответственность не шуточная, – свалил всю витиеватость в кучу президент, чтобы дать Трактору разгуляться на просторе.

Фаина Франсуазовна выпучила глаза, набрала полную грудь воздуха и с сарказмом объявила:

– Взаимоотношения у них отменные, если дело общее и ведет к обоюдной финансовой выгоде. Тут уж бойся – близко подойдешь – сгоришь в их дружеских объятиях. Но, если дело порознь, и один задеян в бизнесе, а второй лишь рядом ждет: вдруг, что-нибудь от пирога отвалится, – то в этом случае, с взаимной любовью заметно хуже. В такой ситуации зазеваешься или «гаву» поймаешь – мир может кончиться, а не то, что рабочий день.

– Как вас понять, Фаина Ф… прикажете?

– В этом случае, как раз всё просто, – проморгавшая сторона может получить подножку, угодить в капкан, улететь в космос без права возвращения…

Николай изобразил вдумчивое лицо: большим пальцем руки подпёр подбородок, а указательный расположил вдоль щеки – поза задумавшегося отличника, при подобной тематике разговора, приобретала зловещий оттенок.

– Если представить, что один из них обидится на другого сверх всякой меры, как думаете, кто победит?..

Капот Фаины Францевны активно задвигался, – видно было, что он каким-то образом участвует в генерации ответа.

– В подобных случаях обычно трудно спрогнозировать точный результат. Возможны разные исходы в зависимости от последовательности ходов участников свары, в том числе и плетёнка…

– Плетёнка – это хлебобулочное изделие, возможно, фасон обуви? – предположил президент.

– В данном случае, к пищевой и лёгкой промышленности это слово не имеет отношения. В нашем случае подразумевается переплетение пресмыкающихся гад

ов, способных удушить, а то и заглотить один другого, овившись в смертельной плетёнке.

– И всё же, ваш прогноз? – президент изобразил на лице решительность Че Гевары с известной картины, добавив к ней сжатые кулаки.

– Трудно сказать… всё от обстоятельств будет зависеть.

– Вот и подберите обстоятельства… А результат я сам увижу. Увижу… через неделю, максимум десять дней, – зло заключил лже-президент, и, не прощаясь, покинул место совещания.

«Проба роли, пожалуй, удалась; вырвусь на волю, ей-ей, подамся в артисты. Вышло вполне жизненно и строго. Посмотрим на результат… Тогда и оценку можно выставить… себе, – Николай заметно повеселел после заключительного размышления. – Кажется, я сегодня стал заказчиком ликвидации высших должностных лиц».

Он тут же прогнал последнюю мысль – она ему не понравилась, и постарался растворить её в небытие. Получилось… Всегда всё проще складывается, если дело имеешь исключительно с самим собой.

* * *

Илюша Кац с детства не любил участвовать в конкурсах, соревнованиях и подобных официальных мероприятиях. Но, сколько себя помнил, обожал застолья и необузданные кутежи по поводу и без такового, во всех видах и при любых бытовых условиях или без таковых вообще. «Таким меня мама родила», – оправдывался Илюша. Когда мама была жива и слышала подобные заверения, она тут же шлёпала непутёвого сына по шее – хлёстко, но всё равно любя. Чем старше становился Илюша, тем больше мама за него переживала. Переживала, переживала… а после, некому стало беспокоиться за не пристроенного к жизни повзрослевшего Илюшу Каца. Илья волнения своих родителей и близких родственников не разделял, и ощущал себя чуть ли не счастливейшим человеком на свете, не утруждая себя ни ученьем, ни работой. Так, иногда, ради весёлого эксперимента, поступал то на какие-нибудь заумные курсы, то шёл работать, если принимали, уверенно заверяя, что именно об этой специальности он мечтал и готовился к ней всю жизнь. Звучало убедительно, но недолго… Жизнь текла, а вместе с ней приобретался опыт, мудрость, изворотливость, прожженность… «Неисповедимы пути твои, господи», – так думали друзья-собутыльники, когда узнавали об очередной доле наследства назначенной Илюше дядей, тётей, троюродной сестрой, которую счастливый наследник знал лишь по фотографии.

Сначала Илья, как разумный потомок своих завещателей, старался пристроить деньги в дело, чтоб те плодоносили. Пристраивать в бизнес получалось, плодоносить – нет. В конце концов, он пришёл в синагогу и сказал: «Я – Илюша Кац, хочу пристроить деньги в рост. Если получится, буду иметь с вами дело и дальше. На что синагога ему ответила: «Кац Илюша, давай нам свои деньги и мы их приумножим».

Илюша подумал и сказал: «А можно: вы их приумножите, отдадите мне приумноженную часть, а я вам тут же возмещу вложенные деньги». На что синагога ответила: «Илюша, хоть ты и Кац, но смотри, сам себя не перехитри», – и закрыла смотровое окошко в дверях.

Илью долго мучали сомнения разных толков, но, в конце концов, деньги заканчивались и опасения рассеивались. Имея дело с банком, всегда можно затребовать расходы прошлых лет, чтобы проинспектировать неразумные траты и сделать умные выводы. Если отношения упираются в пивной бар, то утечку ресурсов за прожитые годы сосчитать крайне сложно, тем более, если даже закрыть расход средств из пивной бочки собственными устами. И это к лучшему: зачем отравлять жизнь ошалелыми цифрами, если вернуть ничего всё одно не возможно.

Если вы ничего не знаете про Зинку Княжну, значит, везение проживает на другой улице, там, где свет отбрасывает фонарь с соседнего проулка. Распознать, что во благо человеку дается, а что во вред – предсказать, как ни пыжься, не получится, сколько денег не плати кудесникам черной и белой магии. Приблизительно таков был смысл грустной повести Илюши, которого редко доводилось видеть печальным при взволнованных чувствах. Все затаились, потягивая пиво, в ожидании кульминации повествования, сопереживая с равной степенью готовности, как посмеяться, так и поскорбить.

«Как замечательно начинался тот день, – скаля зубы в печальной усмешке, – повествовал Илья Кац. – Затащил меня Муха, старый дружбан, на день рождения к Зинке Княжне. Я и раньше её знавал, кто ж Зинку не знает, только о дне рождении не подозревал. Но оно экспромтом даже лучше. Оказывается, гости ещё со вчерашнего дня заседели – и только к утру спать расположились, где-кого сон застал. А как за полдень время перевалило, решили со свежими силами, вдогонку ушедшему празднику новый старт дать. Вот тут мы с Мухой на хвост им и упали. Зинку потискали, как полагается, пожелали всякого барахла вдоволь, ну, а глазом, конечно, на стол косим. Именинница, надо сказать, и на второй день гулянки в грязь лицом не ударила. Чего это ей стоило – нас не касается, но на полчаса после прихода ресурсов хватило, а там уж извините… И вот сидим мы у Зинки на прошедшем дне рождения, только разместились и два-три тоста запили крепчайшим зельем, базлаем на всё те же бесконечные темы, лишь останавливаемся на секунду, чтобы опорожнить фужер… Признаться честно: фужеров не было, стаканы были… И тут в открытое окно, с улицы, является нимфа! Можете смеяться, но ничего более божественного и прекрасного я раньше в жизни не встречал. Меня так подбросило на стуле, что тут же налил ей стакан вина, которого никто из присутствующих не пил. Зинкины гости исключительно на более крепкие напитки глаз положили; ну, и мы с Мухой. Она взяла стакан, как Афродита олимпийский огонь… А жесты, движения, стать… Одним словом, богиня! Я уже на вечер планы строил, как вместе проведем. А она порожний стакан небрежно через плечо отшвырнула у окна и… Я бросился, хотел схватить, обнять, да куда там – исчезла мгновенно, как и появилась. С того дня болею не шуточной любовью. Каждый день шныряю по району в надежде найти не земного очарования беглянку. Как увижу женщину, чем-то схожую, так в пот бросает и в коленях дрожь, ноги слабнут… И так уже неделю».

– Да, это любовь не шуточная. Угораздило же тебя… – подытожил Яша Мухоморкин. – Со мной тоже такое было…

– Ха! – зареготал Олег Рваный, – я из-за твоей нимфы два дня в полиции на нарах прокуковал. И то, что сейчас с вами – счастливый случай – могло всё сложиться заметно хуже. Во что только статья неподчинение полиции и оказание сопротивления при задержании обходится? А ещё клеили паровозом твою нимфетку, мол, я её к вам на второй этаж по водопроводной трубе направил для получения незаконного дохода. Машка-то, на всех учетах состоит, опять же наркотики… И искать её – дело бесполезное, разве, что в хронике происшествий. Хвала господу, что вошли в положение и поверили, что ни я с полицейским сражался, а произошла подсознательная реакция организма на соперника от длительных некогда тренировок борьбой самбо, о чём и отметина имеется. На разорванное ухо посмотрели… и почему-то, поверили. Но без высших сил здесь никак обойтись не могло: чтобы при таких подозрениях и всего два дня на нарах? Я человек слабо верующий, и в церковь хаживал, прости меня Господи, исключительно во хмелю, как только оказался на воле, ноги сами понесли в Храм ставить свечку ангелу хранителю за науку и здравие. Так-то, други…

– Ты хочешь, сказать, что мое счастье и твое несчастье разделяло несколько метров, и причиной выступал один и тот же человек? И что эта божественная женщина… – изменился в лице от услышанного Илюша Кац, залпом выпив полстакана водки и запив пивом, видно, для полировки внутренних органов.

– В данном конкретном случае, хочу лишь подтвердить, что пословица «Женщина причина всех бед» уместна, как нельзя кстати. И разделяли нас с тобой не только метры, но и время – два дня проведенных в полиции в малокомфортных условиях, даже можно сказать, в скотских…

– Твой рассказ грустен… – кто-то выронил за столом, и следом высморкался от постигших переживаний.

– Не грустен. Убийственно грустен, – это был комментарий Ильи, допившего пиво в бокале, и засуетившегося в поисках следующей порции нектара, способного залечить душевную травму. Мозг Ильи знал только традиционный метод, – присущий завсегдатаям пивбара, – как преодолеть подобную тоску. Душа же его верила исключительно в быстротекущее всепоглощающее время, которое сглаживает разрывы судьбы.

«…Эх, запад! Не пот – а запах,

Не женщины, а сказки братьев Гримм!..» – затянул песнь за соседним столиком подвыпивший посетитель, прижавшись щекой к полированной плоскости стола, внимательно всматриваясь в только ему видимую перспективу. Опасно наклонённый бокал в руке, с освежающим мысли напитком, осторожно пополнял лужицу. Пролитое пиво частой капелью стекало со стола. Блаженство витало вокруг…

«…И наслажденье, вечное, как Рим», – окончил певец, слизнув растекающееся по столу пиво.

* * *

– Алексей, хочу спросить: если на вас божья благодать сошла, то это отразится как-то на ближайших родственниках, вы не узнавали?..

Теща Брынюка Алексея, после произошедших с ней чудесных превращений, перешла с зятем в разговорах на почтительное «вы», стараясь заглянуть глубоко в глаза, – а не удастся ли выведать чего-либо потаенного?

Ещё несколько дней назад, Брыня такой перемены ни то, что не мог предвидеть, а просто плюнул бы в след тому, кто позволил подобное предположить. Да он и сейчас не очень верил этакому обороту в обращении со стороны мамы жены, зная её, как очень своенравную женщину, способную загрызть тигра, если он ей придется не по нутру. А по нутру, кроме самой себя, ей мало кто мог прийтись, разве что покойные родственники, и то при условии, что встреча с ними не состоится ни в том, ни в этом мире. Ну, уж очень своенравная женщина – гроза всех, кто смог пережить Всемирный потоп. И надо же, чтобы Брыне, не приложив ровным счетом никаких усилий, удалось укротить нечто подобное гиене огненной. В данной исключительности, сколько бы кто не говорил в своих маразматических догадках, основанных на критериях научного коммунизма, – без божественного провидения или ещё каких-либо вне земных чудес обойтись никак не могло, – это вам может подтвердить любой ученый, хоть в трезвом или в каком ином состоянии…

В такие моменты откровения, Брыня смотрел на Изабеллу Викторовну проницательным взглядом, растянув уголки губ в едкой усмешке, – такое обращение приводило тёшу в трепет, – и с чувством несоизмеримого превосходства заявлял:

– В своё время узнаете, вам откроется… – он основательно вошёл в роль мессии, и просто так, без скандала, не собирался из неё выходить.

После таких слов Изабелла Викторовна неистово крестилась и скрывалась в своей комнате, чтобы пасть ниц и забиться в иступлённой молитве. Похоже было, что её посетила возрастная метаморфоза прозрения: а не пора ли замаливать грехи былых времён? Вдруг действительно встанет вопрос выбора, куда далее направляться: в ад ли, или всё же в рай? – чем чёрт не шутит. Шутки шутками, что вполне оправдано молодым, но, когда возраст подпирает с незащищенных сторон, тут внезапно задумаешься: а вдруг – правда, то над чем смеялся всю жизнь и верил только на словах, и издевался в кураже, чтоб выглядеть привлекательным и независимым? Тут то сомнение и тянет за штаны, да ещё так неудачно, что режет в промежности. Вот чёрт дери, как всё обернулось – кто ж знал десяток-два лет назад, что жизнь предательски ускорит приближение финала. Тогда ничто не предвещало печального конца. А вдруг, это начало новой светлой, потешной радости до умопомрачения, которой не хватало всю жизнь? Как узнать правду заранее, чтобы выбор был привлекательным? От бога правды не дождешься – только нарекание: молись, молись и тебе зачтётся; а дьявол, сто пудов, обманет. Вот и выбирай свой крест наощупь…

– Мама! Закрой дверь. Ты так лбом лупишь о пол, что в моей комнате может люстра оборваться. Неужели накопилось столько грехов, чтобы так приходится убиваться? – дочь, сидя в кресле, обмахивалась веером не чувствуя причин для беспокойства.

Мать, услышав Люсины рассуждения, боднула в очередной раз пол настолько не расчитав, что у дочери с люстры сорвалась подвеска и шлёпнулась, разлетевшись брызгами.

– Мама! – запричитала дочь, – сейчас всё Лёшке расскажу… прекрати немедленно.

Изабелла Викторовна распласталась ничком на полу и затихла в почтительном блаженстве: она чувствовала, как её кожа лоснилась улетучивающимися грехами.

– Прости мя, господи! Пощади и помилуй, – шептали её губы в таинственном одиночестве, вспоминая прегрешения юности, отрочества и прочей беспечной жизни: осознанные, необдуманные, забытые по легкомыслию, оправданные собственной сомнительной логикой. «Аминь!» – услышала она, непонятно как достигший сознания возглас. Волосы на её голове чувствительно зашевелились, и сознание готово было покинуть тело, но…

– Мама! Я совершенно не разделяю твоего умопомрачительного увлечения верой и божественным началом ни с того, ни с чего. Да, я согласна, что вера заслуживает уважения и почитания, но я против чрезмерного энтузиазма в таком тонком интимном деле. Если совсем уж невтерпёж, сходи в церковь и там раскачивай иконостас, возможно, тебе и зачтётся, а заодно и проститься. Дома у нас достаточно хрупких предметов, не способных выдерживать такие сотрясения. Да и грехи они не смогут отпустить – у них иное предназначение.

Мать задумалась над словами дочери, а после вновь восстала на колени, и стала молиться тихо, потаенно, не касаясь лбом пола. Каждая из женщин отстояла свою точку зрения, и уверовалась в личной правоте. Хвала господу, допустившему разность мнений при отсутствии криков, драки, таскания за волосы.

* * *

Михась Сиськин с детства был общительным и языкатым, как дятел – не остановить и хворостиной. Для своих причудливых рассказов он рождал темы из воздуха, через него же и посылал их слушателям, у кого ещё уши не обвисли от вкрадчиво преподносимой белиберды. Только потеряй бдительность, и уши развесь, – скоро не отвяжешься.

Одно из его убеждений заключалось в том, что каждый человек беден по-своему, впрочем, как и богат. Богач, временами, чувствует себя несчастней последнего (нет, всё же предпоследнего) нищего. Нищий же, частенько, танцует гопак, размахивая руками и ногами впопад и невпопад, беззаботно и самозабвенно, и ореол счастливца витает у него над головой. И каждый из них чувствует подвох во временно нагрянувших обстоятельствах, только не могут разобраться в том, и, зная момент их зачатия, не представляют день и час завершения.

Как быть? Что делать? Куда податься мучающемуся люду: богачам, инженерам, плотникам, бизнесменам: разорившимся и преуспевшим, нищим и прочим гражданам всех сословий, разных культур, вероисповеданий и достатка? До поры до времени, всем им присущи надежда, уверенность и похвальба. Но после, почему-то, неизбежно обволакивают сомнения, неуверенность в будущей перспективе, пустота. И даже, если эти признаки отсутствуют сегодня, то завтра могут возникнуть, как черт из табакерки.

Эх, рвануть бы ворот рубахи и разгуляться, – на время забыть томящие душу сомнения. Да вот обидно – чувство это мимолётно, да и финансы в подходящий момент не потворствуют дать душе отдушину, или общественный статус не позволяет, или же скандальная жена на подобную потребность свою санкцию накладывает.

Так рассуждал Михась, готовясь выплеснуть свои наработки на подвернувшихся слушателей. Их было бы не счесть, да вот беда – не пил Сиськин пиво, как и другие алкогольные напитки, а как раз то они располагали притяжательной силой для любой компании. Не употреблял и всё, – вот такая странность была в человеке, бедолага – обозначил бы иной. Он являлся в пивной бар под вечер, когда у честной компании друзей-собутыльников разговорные темы были исчерпаны, брал себе бокал пива, который не пил, но перед уходом разливал его по склянкам собравшихся, и заводил свои беседы: прохладной водой, да на раскалённые камни… Его уважали. Особенно за последний жест.

Вот и сегодня его приняли радушно, тем более, что Михась, вопреки традиции, сразу же разлил своё пиво по бокалам страждущих, оставив в своём лишь на дне, для поддержания компании, хотя бы зрительно. Но на то была причина: Сиськин поругался с женой, Сиськиной Анфиской, из-за того, что та упрямо уверяла, что подметая пол, мусор надо мести к себе. Михась же был иного мнения, и стоял на том, что сор надо направлять в противную от себя сторону – целесообразней и опрятней. Анфиска в пылу спора, пообещала мужу взять шило и выколоть сначала один глаз, а после второй. На такое обещание жены, муж, совершенно в непростительной форме… послал её за шилом, и пообещал посадить свою любимую половину на упомянутый сапожный инструмент.

Спор мог продолжаться ещё долго, но Михась поступил благоразумно: хлопнув дверью, покинул квартиру, оставив негатив клубиться в замкнутом пространстве, – пусть Сиськина в нём кувыркается.

Приятели в пивном баре обрадовались появлению товарища, тем более, что тот с ходу поделился с каждым пивом – хоть по глотку «на брата», а всё ж приятно. Халява, – она всегда душу тешит.

– А вот спроси вас, каждого, – дождавшись тишины за столом, когда всяк погрузился в личные философские думы, спровоцированные выпитыми напитками, Михась заявил свои ораторские права, благо никто не возражал, – чувствуете ли вы себя счастливыми в этом мире? И в какой промежуток это счастье укладывается: секунду, час, день, постоянно? И что означает это мерцающее счастье? Не примитивное ли состояние алкаша при уходе от действительности?

– Счастье – это, когда тебе хорошо, а всем остальным плохо, – высказал свою точку зрения, то ли шутя, то ли чтоб со скандалом вступить в полемику, рьяный спорщик и не меньший философ Яша Мухоморкин.

Компания посмотрела на Яшу неодобрительно, утопая в раздумье: шутит он или на рожон лезет, чтобы выставить свою индивидуальность на обозрение.

Олег Рваный поднес кулак и стал массажировать им часть лица у виска. Этот жест обычно означал, что обстановка вокруг сложилась таким клином, что без драки не обойтись, особенно, если речь шла о счастье или о нечто подобном. Счастье без драки и крови не бывает, – таково было личное убеждение Олега, и уступать свою позицию он никому не желал. Тут уж либо кровь и драка, либо довольствуйтесь тем, что имеете.

Михась поступил более практично, и, утешив самолюбие присутствующих, уверил, что здесь собрались без сомнения люди умные и мудрые, которые великолепно могут отличить мнимое алкогольное блаженство от реального положения вещей, особенно, если вещи разбросаны, где ни попадя. Симпатии публики переместились на сторону Сиськина. За столом дружно загоготали, подтверждая отпущенный всем комплимент, мол, мы понимаем, что, хоть муха и не птица, а всё ж летает.

– Котлету из мух не слепишь, – подытожил общественное мнение Михась, – но всё же живая тварь. Из убиенных уток лепи котлеты сколько хошь, только, как на это Всевышний посмотрит? Чем одна живая тварь важнее другой? Чем утка важнее мухи? Тем, что мы утку едим, а мух нет? Так мы и слона не едим, и ворону…

Подвыпившая компания, не улавливая путаную логику Сиськина, но понимая интуитивно, что ему надо что-то возразить для порядка, сказала:

– Михась, выпил бы ты водки с нами, глядишь, твои вопросы и отпадут сами собой… А то вдруг выйдет помутнение рассудка из-за нагромождения всячины в непредназначенных для неё сосудах, и отправят тебя в психлечебницу: на тамошние порядки помотреть. Это Брыне понравилось, потому что его не лечили и быстро выпустили. А вот остальных бы спросить?..

На столе тут же появилась бутылка с прозрачным содержимым, которая не заставила ждать особого приглашения присутствующих – вмиг растворилась волшебница, отразившись любопытствующими блесками в глазах друзей. Гомон за столом усилился – влияние допинга было очевидным.

– Утка – это утка! – многозначительно произнёс Илюша Кац. – От неё польза есть. А с мухи, какой толк, кроме вреда? Ещё и микробы разносит…

– И всё же: и утка, и муха живые твари, а значит, их надо жалеть поровну, – заметил кто-то из сердобольных завсегдатаев, возможно, член общества защиты животных.

– Ещё скажи, что президент, какой-нибудь вшивый инженеришка и наш бездомный пропойца Гришка, приёмный сын пивного бара, равны между собой, только потому, что живы в равной степени? – обострил тему Яша, не дав ей потухнуть.

– Конечно, равны. Но не по должности, а по сути… Все они люди-человеки, и врут поровну: Гришка, чтобы прокормиться; а президент – чтобы выбраться из неприятных ситуаций, которые сам же и создал, набивая себе цену, – Михась чувствовал себя лидером в споре, и выпячивал грудь из-за стола. – Я уверен, что все люди на земле равны между собой не зависимо от возраста, положения и достатка. Счастье – понятие не материальное, а морально психологическое (передёрнул он чью-то фразу). Потому человек из любой среды может его достигнуть, если будет следовать определённым правилам.