Россия всегда права!

– Я должен лететь.

Так и есть.

– Сэр, не думаю, что это хорошая идея, – заявил я, потому что функция удерживания конгрессмена от неприятностей на расстоянии была и за мной тоже, – это чрезвычайно опасное место, поверьте. Там нечего делать.

– Господа, правительство Северо-Американских Соединенных Штатов профинансировало эту экспедицию, и я хочу знать, как тратятся денежки. И точка.

– Сэр, правительство САСШ профинансировало экспедицию лишь наполовину, и у меня такие же права, как и у вас, сэр. Если я не собираюсь лезть в эти проклятые джунгли, зачем это делать вам, сэр?

– Если вы трус, то это ваши проблемы!

Никак не могу привыкнуть к американской манере говорить все, что ты думаешь, в лицо, не думая о последствиях. У нас – дуэли быстро научили следить за языком.

– Мистер конгрессмен, я вице-адмирал флота и участвовал лично в большем количестве боевых операций, чем вы профинансировали, сидя в своем Конгрессе. Подозреваю, что самая серьезная переделка, в которой вы участвовали лично – это сафари, на которое вы съездили по приглашению какой-нибудь фирмы, занимающейся лоббизмом. Там – то же самое сафари, мистер конгрессмен, вот только непонятно, кто есть кто, кто охотник, а кто дичь.

Вместо ответа конгрессмен расстегнул рубашку. Несколько белых шрамов выделялись на загорелом теле.

– Как-то раз – я тогда еще не был конгрессменом – я шел по улице и увидел, как один ублюдок грабит женщину с ребенком. Как потом оказалось, это было уже не первое его дело и даже не десятое. У меня не было оружия, мистер вице-адмирал, потому что я не вижу в нем смысла, – но я схватил этого ублюдка и держал его до тех пор, пока нас так не нашла полиция. Четырнадцать ножевых ранений и примерно три пинты крови на земле – но я его не отпустил. Вот так вот.

Я покачал головой. Вот упрямый ублюдок. Такие есть – они считают, что могут в одиночку переделать мир, и от этой болезни не излечивают даже четырнадцать ножевых ранений и три пинты крови на земле. И теперь, получается, придется лететь и мне, потому как присутствие североамериканца на месте требует присутствия и русского. Кроме того, мне брошен открытый вызов и обвинение в трусости.

– Нормального туалета там не будет. Душа по утрам тоже.

– Я родился в доме, где не было ни того, ни другого.

– Отношение к оружию вам придется пересмотреть. Невооруженный человек в джунглях – не более чем жертва.

– Пусть так.

– Мистер Ругид?

Полковник старался сохранять нейтральное выражение лица. Но это был его конгрессмен, а не мой.

– Я подберу вам обмундирование, сэр. И научу обращаться с оружием. Прошу вас следовать за мной.

Когда полковник с конгрессменом вышли, все мрачно посмотрели на меня. Гражданский в такой ситуации – не более чем обуза. Все хорошо поняли мою мотивацию не ехать, я тоже почти что гражданский теперь. Но теперь – деваться некуда.

– Все, – пресек не относящиеся к делу мысли я, – готовимся к вылету. Группе разведки – подберите нам хоть какую-то посадочную площадку в этом районе. Техникам – проверить вертолеты. Остальным – подготовить снаряжение, запас провизии как минимум на неделю. Выступаем ночью…

02 сентября 2005 года

Рок-н-ролл этой ночью!Рок-н-ролл этой ночью!Все будет просто хорошо!Если захочешь…

Да, точно. Полный рок-н-ролл…

Система обеспечения полетов в ночных условиях на «Боинге» была лучше, чем на «Сикорском», потому что «Боинг» был машиной для поддержки специальных операций, а «Сикорский» – переделанным тяжелым гражданским транспортным вертолетом. Поэтому первым шел неуклюжий, двухвинтовой «чемодан» «Боинг», за ним, как привязанный – «Сикорский». Нас, сидящих в темном десантном отсеке «Сикорского», изрядно мотало, я летал на этой модели десятки раз, но никогда не припомню такого неровного полета. Видимо, пилот старался держаться поближе к «Боингу», и попадал под воздушную струю от его винтов.

А так был полный рок-н-ролл.

Прошли побережье, обходя устье Амазонки, где стояли североамериканские военные корабли, пошли над самым лесом, чтобы не попасть им на радары. Внизу чернота – хоть глаз выколи. В десантном отсеке освещение выключено вообще, сидишь и думаешь – грузовые контейнеры принайтовили правильно или нет? А то – при такой болтанке сорвется контейнер и будет… рок-н-ролл этой ночью.

– Что это за песня? – спросил меня конгрессмен. Он вымазал лицо черной маскирующей краской, от которой потом шелушится кожа, тискал в руках дробовое ружье Атчиссона и был абсолютно счастлив.

– Русский рок, сэр.

– Русский рок? Подарите пару альбомов?

– А ваши избиратели поймут?

Конгрессмен рассмеялся в темноте вертолета и дружески ткнул меня в бок. Никогда не понимал неисчерпаемой жизнерадостности североамериканцев… жареный петух, что ли, не клевал по-настоящему? А калифорнийцы были североамериканцами вдвойне.

Еще как высадимся. Ночью, посадочной площадки нет ни хрена…

Высаживались по тросам. Один трос сбросили с хвостовой аппарели, второй – через люк в полу. У североамериканского вертолета люка в полу нет, им сложнее…

Благодаря системе навигации GPS армейского стандарта, пилот «Боинга» вывел нас точно на ту самую просеку, где мы нашли тела. От земли до верхушек деревьев – от восьмидесяти до ста метров, с такой высоты можно прыгать на парашюте. Если спускаешься по тросу – руки сожжешь к чертовой матери, даже с кевларовыми перчатками…

Земля подхватывает, толкает в ноги, когда терпеть жгучую боль в ладонях уже нет никаких сил – я не высаживался таким образом с вертолета уже четырнадцать лет, но навыки не утратились, тело вспомнило все. Моментально в сторону, в место в цепи, прикрывающей посадочную площадку. Разница между тем, что было тогда, и тем, что есть сейчас, в том, что тогда охранял я, а теперь охраняют меня.

Конгрессмен-калифорниец скис почти сразу, и когда ему предложили спуститься в корзине, которой поднимают на борт сбитых летчиков, он согласился. Так и спустился – как в аттракционе.

Оставалось спустить по тросу грузовой контейнер с самым необходимым – и все.

Спустили.

– Перекличка! По порядку номеров – доложить.

Доклады один за другим, привычные короткие фразы. Приземлились удачно, ни одного выбывшего.

На мгновение включив ходовые огни – вертолет двинулся вперед и в сторону и сразу же исчез за кронами деревьев. Величественные, такие, что их просто невозможно до конца понять, если не видишь с большой высоты, джунгли поглотили звук лопастей, и мы остались одни.

Одни – посреди Амазонии.

Я достал из кармана дозиметр, у каждого из нас был индивидуальный, но за радиационную безопасность отвечал я, потому что побывал в Тегеране и прошел курсы, какие прошли все, знал о дозах и их опасности, о порядке приема препаратов, выводящих из организма радионуклиды. Век бы не знать – да вот знаю… Прибор лениво защелкал… фон выше нормы, но опасности для здоровья нет. Для того, чтобы нахвататься, нужно торчать несколько лет в этом месте.

– Фон выше нормы, но опасности нет. Упаковка номер один, принять по одной таблетке.

Капсула номер один – это просто йодсодержащий препарат и еще кое-что для поддержания функции щитовидной железы. Это просто йодная профилактика – пока. Не слишком вкусно… напоминает морские водоросли, которые в детских садах и гимназиях едят.

После коротких переговоров командиры русской и североамериканской группы скомандовали разбивать временный лагерь. Русские занялись распаковыванием грузовых контейнеров, североамериканцы – сторожевыми постами. Завтра «Сикорский» поставит в десантный отсек дополнительный бак и доставит нам еще груз на внешней подвеске, запланировано два рейса – утром и вечером. И послезавтра – будет то же самое. Если будет.

Конечно же, они узнали. Большие люди снова пришли сюда, пришли, чтобы нести погибель. Заповедное место, где волей богов упала звезда, снова в опасности…

03 сентября 2005 года

Проснулись от сырости. Шел дождь. По местным меркам, небольшой, по русским – почти ливень. Все оборудование, наши палатки, наши спальные мешки – хорошо, что морские, водонепроницаемые, все это плавало в грязной воде.

Всю первую половину дня мы занимались тем, что спасались от воды. Вымокли все до нитки, не помогало ничего – даже под одеждой из гидрофобной ткани было плохо. Снаружи вода, а изнутри – липкая пленка пота на коже, ощущение просто омерзительное.

Осмотрели трупы. Видимо, их объели птицы или кочующие амазонские муравьи, а может, сначала одни, а потом другие. Мы нашли остатки формы – но не нашли ни единого предмета снаряжения, ни единого ствола, пусть даже сгнившего напрочь, ни одного солдатского медальона. На скелетах не было следов повреждения огнестрельным оружием, отчего они умерли, понять было невозможно, но явно не от пуль. Кости скелетов показали повышенный радиационный фон, настолько повышенный, что нам пришлось собрать и упаковать их в специальные кейсы, выложенные свинцом, чтобы отправить источник радиации отсюда первым же рейсом. Это сразу охладило пыл желающих сунуться в джунгли.

В середине дня все-таки прилетел «Боинг». Доставил первую партию груза на внешней подвеске, несмотря на совсем нелетную погоду. Отправили кости на изучение группе ядерной безопасности, все еще сидевшей на нашем авианосце.

Уже когда все разгрузили, когда вертолет улетел – мы услышали крик. Дикий крик с северной стороны площадки – и падение чего-то тяжелого. Кто-то крикнул: «Не стрелять!», кто-то бросился туда, кто-то поспешно занимал круговую оборону…

Так получилось, что я был неподалеку оттуда, в том самом месте было что-то вроде жилой зоны. И у упавшего морского пехотинца я оказался одним из первых.

– Поднимайся! – прижав локтем приклад автомата к боку, я схватил этого здоровяка, пытаясь поднять на ноги. – Поднимайся, пока цел!

Он поднимался с трудом, лицо белое как мел.

Подбежали Ругид и еще двое морских пехотинцев, один из них сгоряча дал короткую пулеметную очередь по джунглям. Ругид заорал «отставить», – и стрельба прекратилась.

– Доклад, морпех! Что там произошло?!

– Сэр! Там… там…

– Ты что, язык прикусил? Докладывай!

– Да… сэр… там… там глаза!

– Какие к чертям глаза, ты что, обкурился?! Мать твою!

– Глаза… на дереве… глаза… были…

– Может быть, обезьяна? – сказал я. – Здесь много разных.

– Черт бы тебя побрал, солдат, наводишь панику! А ну, пошли! Приди в себя!

– Оставаться здесь! – скомандовал я тем из русских, кто был здесь. Мне тоже было не по себе и сильно.

Дерево… большое дерево. Ничего необычного на вид – толстое, в два обхвата не обхватишь. Коры не видно – здесь растет особый мох, говорят, что он – чуть ли не наркотик, если его высушить и курить. Какие, к чертям, глаза? Неужели, действует радиация? Но почему дозиметры не показывают опасный для жизни фон?

И все-таки что-то было не так.

Не сходя с места, я начал тщательно осматривать все, что было передо мной – землю, покрытую черным, гниющим опалом, ствол дерева, корни. Следов, конечно, нет – буро-кирпичного цвета, пропитанная водой, взбаламученная ногами глиняная жижа. Несколько минут внимательного осмотра, отвлеченного от всего, обычно помогает. Есть! Что-то блеснуло, я шагнул вперед и поднял это. Стандартный солдатский медальон армии САСШ, видимо, морской пехотинец из североамериканской группы сорвал его при падении.

Или нет? Почему он не выглядит новым…

Я посмотрел, что на нем было написано. На нем было написано – Райан Патон, ВМФ САСШ. Ни одного человека с таким именем в нашей группе не было.

– Связь установлена, сэр! – победно вскинул руку морской пехотинец у терминала.

Вот за что я люблю двадцать первый век – так это за то, что даже в самом сердце джунглей ты ощущаешь, что цивилизация – с тобой. Хорошо, наверно, было бы – построить дом прямо здесь, научиться ловить рыбу и стрелять дичь и жить здесь. Надо – через спутник в Интернет вышел, сделал, что тебе надо. А так – полная тишина и уединение.

– Давай, капрал. Райан Патон, ВМФ САСШ. Зайди в базу данных водоплавающих и посмотри, что к чему.

– Нужен пароль, сэр.

Ругид отстучал свой, я машинально запомнил, хоть и не увидел все – в числе прочего, я могу, увидев, как человек набирает пароль, даже прикрывшись, примерно понять, каким именно он будет. Клавиатуры-то везде стандартные, верно?

– Есть… Райан… Патон… Личное дело, сэр?

– Давай.

Связь через спутник, хоть и влетала частным пользователям в изрядную копеечку, но работала безукоризненно. Через несколько секунд мы уже читали скупое личное дело Райана Патона, машиниста ВМФ САСШ.

Родился в Джорджии, в депрессивном районе, пришел на вербовочный пункт, поступил на флот. Два года на фрегате, получил звание машиниста, потом упросил командование отправить его на базу амфибийных сил ВМФ САСШ в Коронадо. Успешно прошел отборочные курсы, был принят в отряд SEAL-2. Действовал в Бразилии в составе амфибийных сил на реке Амазонка, затем в связи с неким «инцидентом» должен был быть отправлен в Штаты, чтобы предстать перед военным трибуналом. Погиб в Сан-Паоло, видимо, по дороге на аэродром, тело не опознано. Отправлен в Штаты, захоронен с воинскими почестями.

– Чушь собачья, – заявил Ругид.

– Почему? – заинтересованно спросил я.

– Потому что чушь. Ему нечего было делать в Сан-Паоло. Его должны были отправить на авианосец, оттуда – должна была забрать «Треска» и доставить его в безопасное место, на тот же аэродром в Сан-Паоло или куда еще. Как он попал на улицы Сан-Паоло? И как его медальон попал сюда?

– Надо посмотреть сайт потерь, – выдвинул идею я.

– Отличная идея. Давай, капрал, – распорядился Ругид.

Через несколько минут, просмотрев сайт icasualities.org, мы убедились в том, что в августе – октябре четвертого года, в самом начале войны, погибла целая группа спецназа SEAL, приписанная к амфибийным силам, действующим на Амазонке, так называемому «флоту коричневых вод». Проверять их личные дела мы не стали – не исключено, что мы уже задели цифровой триггер[40] на деле Патона, и не хватало только раскрыть свой интерес перед теми ублюдками, кто скрыл это дело в Вашингтоне.

– Как это было, сержант? Ты патрулировал? Или стоял на месте?

– Стоял на месте, сэр.

По моему наставлению морпеха, столкнувшегося с какими-то глазами, лечили совершенно варварским способом: дали глотнуть разведенного водой до примерно шестидесяти градусов крепости спирта. Помогло – в шоковых и депрессивных состояниях всегда помогает.

– Стоял на месте. Оружие было при тебе.

– Да, сэр?

– И что дальше? Где ты увидел глаза?

– На стволе!

– На стволе? Парни, я не обыскивал вашу палатку, но чую – мне придется это сделать. Козлы долбаные, вы что думаете, закон для вас не писан?

– Полковник… – поднял руку я, мы играли в старую как мир игру в злого и доброго полицейского, – при боевой психотравме можно увидеть и более поразительные вещи.

– Да какая, к чертям, психотравма?! Отвечай, кто провез марихуану, ну!

– Полковник, смею напомнить, что я старше вас по званию! – повысил голос я. – Извольте вести себя должным образом.

– Какого хрена?! Если у вас, русских, в армии бардак и психотравмы, то это не значит, что такое же дерьмо будет в Корпусе морской пехоты, ясно?! Ты меня вывел из себя, капрал, сейчас увидим, что за дерьмо вы сюда привезли!

Ругид вышел из палатки.

– Сержант, встать по стойке «Смирно!».

Сержант встал.

– Руки вперед, глаза закрыть!

Сержант выполнил и это.

– Теперь – дотронься указательным пальцем левой руки до кончика носа, глаза не открывать.

– Левой, сэр?

– Да, левой… Теперь правой… Садись.

Кем бы ни был сержант – но наркоманом он не был, это точно.

– Садись на место… Милнер. Это ведь твоя фамилия – Милнер, – фамилию я прочитал на именной табличке на форме.

– Да, сэр.

– Почему тебе не доверяет твой командир?

– Я новенький в отряде, сэр. Полковник… потерял много людей… в Афганистане… в Триполитании… здесь… в других местах. Я новенький, меня никто не знает.

Да уж… У нас в казарме висел плакат, на нем тонущий моряк на фоне тонущего корабля и подпись «Кто-то разболтал!». В отличие от сухопутных крыс моряки часто бывают в чужих портах, сходят на берег и запросто могут стать объектом провокации или вербовки. Тем более что моряку, что военному, что гражданскому, нужно? Выпивка и женщины – вот что нас губит. Поэтому у нас в курс подготовки входили и контрразведывательные дисциплины. И никто из нас просто так не вывалил бы незнакомому офицеру из другой страны информацию.

– Успокойся. Ты не курил травку?

– Нет, сэр.

– И не знаешь о том, что кто-то здесь курит. Сержант, это не шутка. Один негодяй может стать причиной гибели всей группы.

– Нет… сэр. Никто из нас не курит.

– Тогда рассказывай. Что ты видел. Глаза на дереве?

– Да, сэр. Глаза на дереве, я правду говорю, сэр.

– Как ты их увидел. Вспомни. Ты стоял на месте?

– Да, сэр, стоял на месте. Потом вдруг понимаю, что на меня кто-то смотрит. Глаза, сэр. На дереве, точно.

– Какие они были? На какой высоте от земли? Большие? Очень большие?

– Нет, сэр. Маленькие. Как у собаки.

– На какой высоте?

– Примерно… фута три над землей, сэр. Фута три, сэр, может чуть побольше…

– А зачем ты туда посмотрел? – вопрос был не праздный, если человек не желает что-то рассмотреть специально, он смотрит обычно на уровень своего человеческого роста.

– Не знаю, сэр. Просто… я почувствовал, что там кто-то есть. Понимаете, просто почувствовал. А потом – глаза эти пропали. И я… шагнул назад и поскользнулся… И закричал, сэр.

– А почему раньше не кричал? Почему не стрелял?

– Не знаю, сэр… что-то нашло… не знаю, сэр, честно. Я даже страх не сразу почувствовал, только когда они исчезли… я правду говорю, сэр.

Откинув полог, в палатку вернулся Ругид.

– Куда вы дели травку? Смотрите, парни…

– Полковник, давайте выйдем ненадолго…

Мы вышли из палатки. Дождь перестал, но было так сыро, что вода просто висела в воздухе. Лицо можно было вытирать каждую минуту.

Я пересказал то, что услышал, добавив и свое мнение – парень не наркоман и вряд ли курил. Ругид презрительно фыркнул:

– Что за чушь. Глаза… на дереве… собачьи… ерунда какая-то.

– Помните ЗАПТОЗ, полковник?[41]

– Хотелось бы забыть.

– Там происходило много чертовски интересных вещей. Например, как-то так получалось, что бандитам Вьетконга удавалось подходить вплотную к патрулям, пока не становилось слишком поздно. Каким-то образом Вьетконгу удавалось убивать вооруженных до зубов янки голыми руками. Каким-то образом Вьетконгу удавалось проникать на аэродромы, охраняемые минными полями, патрулями и снайперами. Вы знаете, что такое Вьет-во-дао? Или шаг черепахи?[42] Все это оттуда.

– И при чем тут все это?

– При том. Вернувшиеся оттуда – те, кому посчастливилось выжить, – говорили о том, что они не видели вьетнамцев, пока те не подходили почти вплотную или не начинали взрываться самолеты на аэродроме. Снайперы клялись и божились, что никого не видели в прицелах – хотя проникновение шло в их секторах. Возникло очень серьезное подозрение, что вьетнамцы владеют неким народным способом отводить глаза, что позволяет им как бы растворяться в окружающей среде, становиться ее частью, так что чужак его не видит.

– Ерунда.

– Далеко не ерунда. В русских сказках не раз и не два упоминается о паранормальных способностях отвода глаз, есть упоминания про шапку-невидимку. В семидесятых – в ЗАПТОЗ работала целая группа русских специалистов, нацеленная на поиск подобных загадок. Это могло быть прорывом в боевых действиях.

– Откуда вы все это знаете, господин вице-адмирал?

– Мой отец был в ЗАПТОЗ.

– Военный наблюдатель?

– По документам – так. Что было на самом деле – не знаю. Он не успел мне ничего рассказать – его убили в Багдаде. И мать – тоже.

Ругид покачал головой:

– Вас, русских, напалмом не выжжешь.

Я должен был обидеться. Но не обиделся – не самый худший эпитет для народа.

– Потому мы и русские. Эти джунгли – все равно что клад, здесь никто и никогда не изучал ни растительность, ни животный мир, ни индейские племена дальше, чем на расстоянии несколько километров от воды. Никто толком не описывал индейские племена. Все, что здесь делалось, – так это варварская вырубка леса, выращивание наркотиков на тайных делянках, да подпольная добыча золота и драгоценных камней, когда в реку течет смертельный яд! Не исключено, что мы имеем дело с чем-то нам неведомым.

– И это неведомое принесло солдатский медальон?

– Именно! Оно достаточно разумно. И хочет предупредить, чтобы мы не ходили сюда. Оно хочет предупредить нас о том, что здесь были другие люди и они погибли. Идемте, у меня появилась идея.

Вместе с полковником мы зашли в палатку, которая охранялась отдельно. Это был центральный пост охраны, в этой палатке был расположен командный центр аналога нашей системы «Монолит». Системы электронного контроля периметра объекта – причем это была не просто цепь датчиков и столбиков с лазерными излучателями, это была зона сплошного контроля, создававшая в зоне охраны непроницаемый купол, проникнуть в который можно разве что из-под земли. Мы все носили RFID – метки, чтобы система принимала нас за своих.

– Умеете на этом работать?

– Конечно.

– Тогда вот что. Здесь есть классификация объектов по весу?

– Конечно, есть. Иначе система будет реагировать на каждую мышь. Вы хотите сказать…

– Именно! Какой нижний предел?

– Сорок килограммов в пересчете на европейскую систему.

– Поставьте двадцать и посмотрите, что выйдет.

Полковник поставил нижний предел веса в двадцать килограммов – и мы увидели, что за прошедшую ночь у нас было шестьдесят девять нарушений охраняемого периметра. Мы все прошлой ночью имели реальную возможность уснуть и не проснуться. Присоединиться к тем, кто был здесь и погиб.

– Поставить систему на немедленное реагирование, выдать каждому вибродатчики. По реакции – отработать из пулеметов и посмотреть, что получится.

– Ночью? Как бы друг друга не перебить.

– Тогда использовать бесшумное оружие. У вас есть термооптика?

– Есть.

– И у нас есть. Эти дикари, наверное, даже не имеют понятия, что это такое.

– А вы имеете понятие, что такое яд древесной лягушки, господа? – вступил в спор я.

– О чем вы? – спросил полковник.

– О том, что мы почему-то сразу выбрали враждебную тактику. Прошлой ночью мы все имели возможность умереть, но не умерли. Они – кто бы это ни был – нас не убили. Более того, они оставили медальон, чтобы нас предупредить.

– Но владелец этого медальона погиб! И другие – тоже.

– Ну и что? Возможно, они сделали что-то такое, что не понравилось местным. Мы пока не погибли – и я уверен, что пока мы будем на этой поляне, пока мы не двинемся в джунгли. Подбросив медальон, они хотят нам сказать, чтобы мы не ходили туда.

– Со всем уважением, сэр, мне плевать, что эти дикари хотят нам сказать, – сказал один из морских пехотинцев.

– А яд древесной лягушки убивает за минуту, и смерть весьма скверная – от паралича мышц, отвечающих за дыхание. Кто-то хочет попробовать? Лично я – нет, если у меня под рукой не будет вертолета, который унесет отсюда мою задницу.

Морпехи заметно приуныли – они-то привыкли к часовой доступности воздушной поддержки, а тут…

– И что вы предлагаете, сэр?

– Делать то, что мы и планировали. Запускать беспилотники, производить исследования. Мы планировали начинать активные действия только тогда, когда мы локализуем место падения самолета и выясним, что там происходит, какой фон радиации. Не думаю, что те, кто наблюдает за нами и сейчас, поймут, что именно мы делаем. Они поймут только одно – что мы вняли предупреждению и не уходим в джунгли…

Это были мужчины и женщины, но это были необычные мужчины и женщины очень необычного племени. Они переговаривались странным, ни на что не похожим языком, который не понимал ни один живущий на земле человек, – но имели свой алфавит и письменность. Они жили на деревьях и не спускались с них до того, пока в этом не было самой настоятельной необходимости. Они жили здесь всегда – и мало кто уже помнил, какова была жизнь там. Они помнили только одно – их род происходил со звезды…

Сейчас несколько разведчиков, ловко перемещаясь по лианам, подражая обезьянам – они использовали при перемещениях в основном руки, а не ноги, – прибыли в один из городов, которые построили эти люди – городов на деревьях. В этом городе жило не то племя, к которому они принадлежали, но это не имело значения, потому что они считали друг друга братьями, и между ними никогда не было войн.