Россия всегда права!

– Сударь, я просто занимаюсь коммерцией. Не более того.

Путилов пожал плечами:

– Как знаете. Честь имею.

Да уж, имеешь…

– Честь имею.

Мисли разговаривал с Николаем больше часа, все это время я находился на палубе, в кормовой части, рядом с вертолетом. Мой дед часто говорил мне – какого черта ты потерял в королевстве кривых зеркал, без него бы уже первый твой корабль обмывали. Может быть, даже бы этот…

Да, этот. Ударный авианосец, дальние походы, контркурсы с британцами и невидимые дуэли, больше тысячи человек в подчинении. Все это я променял на жизнь изгоя, своего в чужой стране – ни семьи, ни своего дома, только номера отелей, съемные виллы и постоянное чувство опасности. Иногда меня посещает чувство, что меня можно сравнить со сжатой пружиной – она сжата уже так давно, что если ее разжать…

– Господин Воронцов?

Я обернулся – на меня смотрел фон Пален, флигель-адъютант Его Величества. Ни титула, ни звания… ах, да, я же предатель.

– Его Императорское Величество изволят пригласить вас на разговор. Тет-а-тет и незамедлительно.

– Руки держать за спиной?

Фон Пален никак не отреагировал… вышколен как надо.

– Извольте… князь.

По традиции Государь Император при восшествии на престол получал звание адмирала флота, но Николай даже не пошил себе мундира. На нем была форма Гатчинской дивизии без знаков различия и только одна награда – Георгиевский крест.

Взглядом Николай повелел фон Палену удалиться, что он и сделал, аккуратно задраив за собой люк. Мисли в каюте уже не было, но я заметил на столе папку – в подобной хранится сов. секретная информация. Эти папки используются СРС, каждая из них имеет соответствующий цвет и вверху в углу – есть место для того, чтобы написать кодовое название операции. Такой белый прямоугольник – на этой папке он заполнен не был.

Интересно, что за папка.

Николай прошелся по каюте, было видно, что он раздражен и не знает, как поступить. Я молча ждал.

– Ich glaube nicht, – внезапно сказал он по-немецки. – Я им не верю. – Немецкий язык для всех офицеров русской армии был обязательным к изучению, его учили на случай совместных действий с рейхсвером против… понятно кого. Дворяне учили французский, а те, кто готовился действовать против главного противника, еще и английский. Знать несколько языков – очень удобно…

– Ich glaube nicht, dass sie, – я тоже перешел на немецкий, – но это не значит, что с ними нельзя иметь дело. Ты уверен, например, в наших союзнических отношениях со Священной Римской Империей?

– Нет. Все давно забыто.

– Североамериканцы думают только о своей выгоде, но это скорее плюс. Они предсказуемы. На их политику можно влиять. Гораздо сложнее и опаснее иметь дело с теми, кто тебя ненавидит и хочет любой ценой уничтожить.

Николай кивнул – оба мы понимали, о ком идет речь. Нельзя забывать о том, кто твой враг – напомнят.

– Мы никогда не станем союзниками.

– А когда у нас были другие союзники, кроме армии и флота?

Николай снова утвердительно кивнул. Психология осажденной крепости – есть люди, которые смеются над этим. Но смешного тут мало, достаточно посмотреть на историю России… как, например, мы подавили восстание в Австрии, предотвратив распад страны, – а через несколько лет вся Европа выступила против нас в Крыму.

– Они хотят, чтобы мы приняли участие в миротворческих операциях в Мексике и Бразилии, – сказал Николай, – прислали свои контингенты. Что ты думаешь об этом?

Несмотря на то что Мисли юридически был только вице-президентом – никому из нас и в голову не пришло задумываться над тем, насколько он правомочен предлагать такое. В Северо-Американских Соединенных Штатах нет наследственной монархии, но есть элита, которая выступает под флагами двух разных партий, меняет друг друга у власти, но никогда не теряет саму власть. За последние сто лет на президентских выборах в САСШ ни разу не победил независимый кандидат. Не было ни одной серьезной попытки создать политическую партию – конкурента республиканской и демократической партиям. Демократы, придя к власти, не только не прекратили бразильскую и мексиканскую кампанию – но и продолжили их, не сменив на посту даже министра обороны. Так что Мисли был вполне в своем праве, если бы он стал изгоем, – я бы это знал и все бы это знали.

– Ничего хорошего.

– Но разве ты не занимаешься этим же самым?

– Занимаюсь. Но тут дело в другом. Я зарабатываю деньги. Россия если туда придет – будет их тратить. Много.

Николай задумался, продолжая нервно вышагивать по каюте. Потом спросил:

– Что там вообще происходит?

– Ничего хорошего. У людей нет ощущения власти. Нет ощущения государственности. Их государственность не выходит за пределы барриос, они так долго живут без власти, что воспримут любую власть как угнетение. И у них есть на то основания – за последнее время у них сменилось восемь президентов и три Конституции, и ни от одного из них они не видели ничего хорошего. Власть приходит и уходит – остается только наркомафия.

– А что там делают североамериканцы? Нефть?

– Нет там никакой нефти. Верней, она есть, но она в офшорной зоне, в Мексиканском заливе. Есть еще какие-то месторождения в Баха Калифорния – но совсем небольшие, они почти не окупают себя. Там нет ни нефти, ни леса, ни плодородной земли, ни угля, ни руды, ни газа – там нет ничего.

– Но они там воюют.

– Они воюют там, чтобы не воевать потом на своей земле.

– А Бразилия?

– Там сложнее. Никакого повода вторгаться туда не было. Но сейчас – североамериканцы открыли там огромные месторождения нефти, правда, на очень большой глубине. Себестоимость… все это обойдется в копеечку, но это едва ли не Персидский залив на глубине от двух до четырех километров.

– Это обойдется им в копеечку.

– Как и нам – наши работы в Арктике, настанет время, когдалюбой нефти – не будет цены. Они стремятся застолбить за собой участки.

– И для этого ввязались в войну?

Я пожал плечами:

– Мир полон идиотов. Или, наоборот, – слишком умных людей. Война стоит почти два миллиарда в день – в чьих карманах они оседают?

Николай отмахнул рукой.

– Я решил. Мы будем присутствовать, но в самой минимальной форме, какую только позволит обстановка. Военные советники… поставки оборудования… не более того. У североамериканцев есть право закупать чужое оборудование?

– Нет. По закону – армия САСШ не имеет права тратить бюджетные ассигнования на закупку иностранного военного оборудования и снаряжения. Отдельные факты еще возможны, но не более.

Я улыбнулся.

– Но это легко обойти. Заключаешь договор с одной из контор, у которой громкое имя и большие возможности по лоббизму, открываешь фабрику… скажем, сборочную – и проблем нет. Вот с ним, – я показал на дверь, – проблем вообще никаких не будет. Немного денег на смазку шестерней – и деньги потекут рекой.

– А как же казенные предприятия?

– Казенные… Это тоже можно обойти… конечно, Министерство обороны включает в контракт пункт, согласно которому после конкурса на изделие проводится еще и конкурс на изготовителя изделия[34], но это тоже при желании обходится.

– Хорошо. Ты этим всем и займешься… у тебя это получится лучше, чем у любого другого.

– Слушаюсь.

– Второе. Ты что-то нашел?

– Да.

Николай показал на дверь. Я молча кивнул – информация получена, время действовать. Собственно говоря – изначально, когда я готовился уходить за границу, это и было основной целью. Узнать, что и куда вывезли из Екатеринбурга-1000. Графит? Отработанные ТВЭЛы?[35] Готовые ядерные устройства? Когда и что рванет?

А ведь за это отвечаем мы. Берлинский мирный договор, Вашингтонские декларации – везде прописан принцип ответственности. Это у нас под боком все было создано…

– Серьезно?

– Не знаю. Скорее всего, да.

– Конкретно.

– Конкретно… в те дни над Атлантикой патруль дальнего рубежа с авианосной группировки засек неопознанный самолет. Погода была нелетной, самолет был поврежден… в конечном итоге – весь патруль сбили «Молнии», посланные с острова Вознесения.

– Это за пределами их досягаемости.

– Подвесные топливные баки, заправщик. У Британии здесь не так-то много подходящих аэродромов.

– То есть они прикрывали этот рейс.

– Да.

– И следы теряются.

– Точно. В Амазонке. Самая огромная из неизученных областей планеты, а после того, как североамериканцы наделали там дел – изучать ее желающих почти нет. В этих джунглях можно спрятать все что угодно – унесенный тайфуном авианосец, инопланетный космодром, город на несколько десятков тысяч жителей. Там двухъярусные джунгли, если самолет упал в них – его можно искать вечно.

– А если на самолете везли радиоактивные материалы, то место посадки зарастет очень быстро.

– И это так.

– Англичане знают?

– Теперь они знают то же самое, что и мы. В конце концов, они сбили американские самолеты и знали почему.

– Что предлагаешь?

– Без североамериканцев нам не обойтись. Никак. Нужно создавать совместную поисковую команду и немедленно.

– Проще сообщить во всех газетах.

– Не проще. Североамериканцам все это тоже ни к чему, не хватало только им проблем с ядерными материалами в зоне локального конфликта. Неважно, кто это уберет, главное – убрать, пока это не попало не в те руки.

– Как ты себе это видишь?

– Просто. Судно в офшорной зоне. Достаточно большое, чтобы вместить пару тяжелых вертолетов, поисковую команду человек… сорок. Оно же – стартовая площадка для беспилотников. Сначала работают они… у нас же есть машины для дистанционного контроля радиационного фона. Затем – группа обеспечения ядерной безопасности эвакуирует груз и, скажем… хоронит его на большой глубине. Концы – в воду…

Николай немного подумал, потом утвердительно кивнул. В конце концов, хороший командир просто подбирает хороший личный состав и дает ему свободу действий, а квалификацию Николая подтверждал Георгиевский крест – единственная награда, которую он носил в память о солдатах, погибших под его командованием. Он помнил, где, при каких обстоятельствах это произошло, и не хотел, чтобы атомный джинн вырвался на свободу…

17 августа 2005 года.

Бейрут

Как думаете, бывают ли на свете частные авианосцы?

Вы не правы – бывают.

Операция, которую нам предстояло провести, первая совместная американо-российская операция с начала восьмидесятых годов, была крайне уязвимой в политическом отношении. Обоим странам грозила серьезная опасность. Российская Империя допустила грубейшие нарушения как Берлинского мирного договора, так и Вашингтонской конвенции о нераспространении ядерного оружия. Мы допустили, что под нашим крылом в Персии было организовано подпольное производство ядерных взрывных устройств, допустили, чтобы эти ядерные устройства вышли из-под контроля и попали в третью страну. Теперь любая пострадавшая страна имела право ставить вопрос о санкциях в отношении Российской Империи и возмещении ущерба в Гаагском международном трибунале[36]. Северо-Американские Соединенные Штаты не были заинтересованы в том, чтобы всплыла информация о нахождении в джунглях Амазонии потерпевшего катастрофу самолета с ядерными взрывными устройствами на борту, и о том, что уже потеряна целая группа боевых пловцов, действовавшая в этом районе. Тянуть было нельзя – информация просочилась, наличие крупного лагеря, разгромленного североамериканцами, говорила, что ищем устройства не одни мы. Откуда информация ушла? А кто сбил североамериканские самолеты, чтобы дать дорогу самолету из Персии, перевозящему смертельно опасный груз?

В результате переговоров был дан ход международной специальной операции. Основной риск брали на себя не Россия, не САСШ – основной риск брал на себя я как частный, но пользующийся доверием обеих сторон игрок. Россия и Северо-Американские Соединенные Штаты вкладывали деньги в проект и немалые деньги, я рисковал своей репутацией и вообще возможностью дальнейшей работы на рынке – но в случае удачи я получал очень приличную материально-техническую базу для бизнеса по безопасности и совершенно бесплатно.

Начнем с того, что я посетил Гамбург и через агентов находящейся там Гамбургской страховой компании судоходства приобрел судно. Контейнеровоз класса «Феедер» вместимостью две с половиной тысячи TEU, то есть две с половиной тысячи стандартных грузовых контейнеров. Этот контейнеровоз был не новым, но в хорошем состоянии. Спущен на воду в восемьдесят втором году, капитальный ремонт в пятом с заменой двигателя – теперь там стояли морские дизели «МАН» последнего поколения, а система управления с поворотными гондолами винтов и компьютерной системой контроля движения судном позволяла маневрировать с поразительной точностью, разворачиваясь чуть ли не на месте. Сторговать контейнеровоз мне удалось за довольно скромные деньги – пятьдесят шесть миллионов германских рейхсмарок с выплатой немедленно. Если бы я покупал в рассрочку, как обычно делается, то мне пришлось бы заплатить не менее семидесяти миллионов марок. Но я мог тратить деньги – это были не мои деньги. Деньги на покупку шли из российской и североамериканской казны.

Портом приписки судна был Вильгельмштадт[37], но нанятая мною команда, все русские, с Одессы – перегнали контейнеровоз в Средиземное море и поставили на судоремонтную верфь в порту Бейрута. Там судно капитально переоборудовали по чертежам, которые были разработаны военно-морским министерством как базовые для переоборудования судов на время особого периода.

Особый период – это предвоенное состояние. На Российскую Империю произвело большое впечатление то, как германские подводные лодки во время Мировой войны парализовали не только военное, но и коммерческое судоходство в Атлантике. Хоть мы и не критически зависим от состояния морской торговли – был разработан проект быстрого увеличения тоннажа авианосного флота за счет переоборудования в десантные корабли-вертолетоносцы гражданских судов – сухогрузов и контейнеровозов. Но борьба с подводными лодками – таким было только официальное объяснение разработке переделанных контейнеровозов. На самом деле этот проект нужен был на случай, если мы вынуждены будем вторгнуться в державу, находящуюся за пределами европейского континента и обладающую очень мощным флотом. Нам нужно будет в критически малый промежуток времени нарастить мощь своего авианосного и вертолетоносного флота для того, чтобы быстро перебросить по морю очень крупные соединения пехоты со средствами поддержки и даже бронетехникой. Гражданские суда под нашим флагом, которые можно за срок менее месяца переоборудовать в вертолетоносец, способный принять три-четыре поисковых или десантных вертолета и батальон пехоты с какой-то техникой и припасами на первое время – нужны нам были именно на время особого периода. По этой же самой причине строительство некоторых типовых серий контейнеровозов и сухогрузов субсидировалось из казны.

Кстати, вопрос на сообразительность: зачем стране, у которой в настоящее время есть одиннадцать полноценных авианосцев с катапультами, тратить немалые деньги на разработку истребителей-бомбардировщиков реактивного взлета-посадки?

Ага, для поддержки отечественной инженерной школы, точно.

Переделка была замечательна тем, что по внешнему виду контейнеровоз остался контейнеровозом. Зато изнутри…

Из контейнеров, загруженных на контейнеровоз, сделали что-то вроде казарм как минимум на усиленную роту, склады для хранения припасов, саму палубу подняли. Укрепили корпус судна и даже сделали что-то вроде сотовых водонепроницаемых переборок для повышения живучести судна. В надстройке изнутри поставили дополнительное бронирование, чтобы судно могло выдерживать обстрел… скажем, с вертолета. В нескольких контейнерах находился разведывательный штаб с полным комплектом аппаратуры. Сама аппаратура связи и разведки была частично замаскирована под обычную аппаратуру, частично находилась на выдвижных вышках.

Поверх этого всего поставили жаропрочную палубу, пригодную для того, чтобы с нее могли взлетать даже истребители вертикального взлета-посадки, и поставили довольно сложную конструкцию для обеспечения скрытности. Трудно описать этот механизм, можно сказать только то, что в транспортном положении судно выглядит как контейнеровоз, доверху набитый контейнерами, а в боевом положении все это раскрывается, и перед вами возникает площадка на три посадочных места для средних вертолетов и два – для тяжелых.

Кроме того, на этом судне был полный комплект аппаратуры для управления беспилотниками, хранились два беспилотника самолетного типа и один вертолетного со всем необходимым для запуска. Хранилось здесь и все необходимое для устройства плавучего причала, а также несколько лодок RHIB среднего и тяжелого класса.

Короче, за казенный счет я оказался владельцем крупного судна для поддержки специальных операций. С ним я мог оперативно действовать в пределах до пятисот километров от береговой полосы: проводить разведку, высаживать и эвакуировать разведгруппы, проводить гуманитарные операции. А если мне по сходной цене продадут пару истребителей вертикального взлета-посадки, то я могу даже вести маленькую частную войну.

Вот что значит детская дружба с Его Величеством! Шучу…

Затем я приобрел вертолеты. Компания Сикорского под видом гражданских продала мне два своих гиганта восемьдесят девятой модели в варианте для поддержки специальных операций, то есть с радарной системой от истребителя, штангой для дозаправки в воздухе, комплектом оборудования для обеспечения возможности полета в кромешной тьме, аппаратурой РЭБ. Не было только оружия и турелей под него – но это дело легко поправимое. Покупали, покупаем и будем покупать…

Стрелковое вооружение, включая легкие и тяжелые пулеметы, мне, только что ставшему дилером бельгийской FN и богемской «Заводы Шкодовы», и вовсе проблем не составило.

Зачем мне такая махина? А вы знаете, что происходит в Мексиканском заливе? Там нефтяные вышки, а боевики стараются напасть на них. Таскают наркотики. С западного побережья Мексики рекой течет амфетамин и синтетические наркотики с Гонконга, попадается даже героин. В Мексике особо ширяться некому, денег нет, поэтому вся наркота идет в Штаты. Поговорить с нужными людьми, пара презентаций, пара счетов на Багамах, где их не достанет Служба внутренних доходов САСШ, немного пообщаться со службами безопасности нефтяных компаний – и вот тебе контракт на обеспечение безопасности в зоне Залива. Или несколько. Такие тяжелые вертолеты мне не нужны, куплю несколько легких, поставлю пулеметы, несколько снайперов с тяжелыми винтовками, легкие пулеметные и артиллерийские катера – вот тебе и дело. Дел вообще полно, только успевай поворачивайся.

Но сначала надо сделать то, ради чего все это сделано.

В Бейрут, город, где я не был почти тринадцать лет, я прибыл рейсом авиакомпании «Пан-Американ» из Майами. Когда огромный, двухпалубный «МакДонеллДуглас» начал разворачиваться над заливом, чтобы занять место на посадку – к глазам подступили слезы. Но я сдержал себя.

Офицеры не плачут. Это память сочится из глаз.

Аэропорт восстановили полностью. Тогда – в девяносто втором – за него шли тяжелые бои, аэропорт был нужен как плацдарм для высадки. Сейчас был построен дополнительный, третий терминал, сверкающий на солнце причудливыми гранями огромного стеклянного кристалла. И лишь большой, рубленный из русской березы крест у самой длинной полосы, встречающий и провожающий самолеты, напоминал здесь о крови, которая была пролита.

Со своим дипломатическим паспортом я прошел таможню по зеленому коридору. Работал кондиционер, в самом здании аэропорта, в посттаможенной зоне шла бойкая торговля – Бейрут. Глядя на веселых, уверенных в себе людей, трудно себе представить обгорелые развалины и страшный трупный запах, который висел над городом подобно смогу.

Диспетчер на автостоянке махнул жезлом, очередное такси ловко остановилось рядом со мной.

Я посмотрел на часы – время еще было.

– На бульвар Кайзера Вильгельма. И можете не спешить, сударь.

Шофер тронул машину с места.

Наверное, это судьба. Ее злая насмешка. Такси застряло в пробке как раз на Аль-Рашидин. У того места, где я не хотел бы оказаться никогда. У того места, которое я просто не мог пропустить, посетив Бейрут. Я сам не хотел идти туда – меня просто понесли бы туда ноги.

– Получите, сударь. – Я хлопнул шофера по плечу, протянул стодолларовую купюру. Поездка стоила не более тридцати, если перевести на рубли.

– Премного благодарен, сударь, сейчас…

Не слушая шофера, я вылез из машины, сильно хлопнув дверью. Пошел по тротуару – точнее, не пошел, ноги меня понесли. Это не отговорка – мол, я не хотел, ноги сами принесли. Хотите верьте, хотите нет, но это так и есть.

Аль-Рашидин, девятнадцать. Высотка, выделяющаяся даже на фоне высотной застройки побережья.

Начало пути…

Я не ошибался, не врал себе – это начало пути, оно здесь. Оно не в Санкт-Петербурге, не в Кронштадте, не в Севастополе и даже не в той крепости крестоносцев Бофор, в которой я встретился с советником Бергеном и согласился шагнуть за грань. Из офицера русского флота – стать офицером разведки и убить ублюдка, десять раз заслужившего смерть. Оно здесь, на Аль-Рашидин, девятнадцать, где я предал сам себя, предал женщину, которую любил, предал свое будущее. Ничего уже не изменить. Все, что произошло с тех дней девяносто второго года, это мой путь. А Юлия – моя плата.

За все надо платить. За все.

Но если ничего не изменить – почему же так больно? Почему же до сих пор так больно?

Если хочешь идти – иди…Если хочешь забыть – забудь…Только знай, что в конце пути…Ничего уже не вернуть.

Эту песенку в последнее время часто крутили на разных радиочастотах. В отличие от обычной танцевальной музыки она поражала какой-то глубиной…

Не дает до утра спатьСнег растаявший, он – водаТы одно лишь должна знать.Я люблю тебя – навсегда…Если хочешь идти – иди…Если хочешь забыть – забудь…Только знай, что в конце пути…Ничего уже не вернуть.

Да, точно. Ничего – не вернуть. Слишком поздно.

Совсем рядом, это уже местный колорит, такая экзотика считается нормой в самых богатых кварталах – с тележки торговал торговец. Бейрут оставался многонациональным городом – и торговец был армянином. Смуглый, горбоносый, он заворачивал в тончайший армянский лаваш свежеизжаренную на жиру баранину, щедрой рукой добавлял зелени и предлагал это прохожим. Опасно для здоровья: море холестерина, подозрительное, не прошедшее ветеринарный контроль и… удивительно вкусно.

Я купил большой лаваш с мясом, умял его прямо здесь, у тележки, только так поняв, как я голоден. Это у меня бывает с тех пор – могу двое суток вообще ничего не есть, потом как начну… Тут же заплатил за еще один лаваш с мясом. Армянский торговец смотрел на меня добрыми черными глазами.

– Вкусно, ара?

– Вкусно, сударь. Спасибо вам…

Простые слова, на которые можно дать простой ответ, но торговец пристально всмотрелся мне в глаза – и лишь молча кивнул. Протянул мне вторую лепешку.

Почему я не пытался найти Юлию? А зачем? Чтобы было, еще больнее? Я отрекся от всего, что было – вот и все.

До порта я добрался пешком, пройдя по бульвару Корниш. Добраться до него иным способом вышло бы медленнее, бульвар, ярмарка тщеславия – всегда забит машинами, особенно сейчас, днем. От блеска зеркальных панелей на небоскребах режет глаз.

В порту у меня проверили документы. Пропустили – дипломатический паспорт и княжеский титул все-таки дают некоторые привилегии, как ни говори. Серо-стальные фрегаты у причала, чуть подальше – высокий, словно рубленный топором строгий силуэт крейсера УРО[38]. Чуть дальше – желтые стальные цапли кранов… а вон, кажется и мой новый корабль. И правда – ну какой я, к чертям, адмирал без корабля. Хоть на старости-то лет судном покомандую.

С высокого борта контейнеровоза на берег были скинуты сходни, видимого поста не было, но это не значит, что его нет, просто выставленный пост – явный признак боевого, а не гражданского судна. Прошелся неспешно – на вид все прекрасно сделано. Для начала – ничего не заметно, ничего не бросается в глаза, а дальше посмотрим.

Надо будет пару учений провести. Ночью. Как в Атлантику выйдем, так и отработаем основные действия…

Стоило мне только ступить на палубу – как чертик из коробочки, откуда-то выскочил дежурный. В робе моряка торгового флота – но с автоматом на груди.

– Сми-и-ирна! – зычно прокричал он, как полагается по уставу. – Адмирал на палубе!

– Вольно, вольно… Так весь порт поднимете. Это вроде как секретная операция, господа.

– Извините, господин вице-адмирал.

– И я вице-адмирал в отставке.

– Так точно, господин вице-адмирал в отставке.

Поняв, что бесполезно, я лишь махнул рукой в сторону надстройки.