Россия всегда права!

Конечно же, разведчиков сначала накормили. Они питались практически всем, что было в джунглях, – съедобными растениями, мясом животных и птиц, они могли нырять в притоки Амазонки в поисках рыбы и находиться под водой без дыхания больше тридцати минут. Все это они узнали у окрестных индейских племен и теперь поступали точно так же, потому что в гостях у хозяев следовало вести себя как в гостях, а не как дома. Это были существа, очень хорошо умеющие мимикрировать, приспосабливаться к окружащему их миру.

После этого их провели к вождю. Вождей племени они стали выбирать тоже, подражая местным индейцам, хотя выборный вождь вступал в свои права только при непосредственной опасности, угрожавшей их роду, а без этого – каждый жил сам по себе. Они помнили – и не терпели никакого угнетения.

– Приветствую вас, братья мои! – сказал вождь, ничем не отличавшийся от окружавших его сородичей. – Какие пути привели вас в нашу обитель?

– Люди прилетели снова, – сказал разведчик не только для вождя, но и для всех остальных, – война будет.

Война – генетическая память сохранила весь ужас войны на их прародине, откуда они вынуждены были спасаться. Это был мирный и поразительно развитый народец – и так было до того, пока в воздухе не появились мечущие смерть стальные птицы. Их кораблям, исключительно гражданским, торговым – пришлось прорываться через блокаду, чтобы бежать, спасая остатки своего народа и ища себе новое пристанище. Прорвались немногие.

– Люди ищут мира?

– Люди пришли с птицами. Люди ищут беды. Нельзя ходить к большой птице…

Племя загомонило, настороженно переговариваясь. Они помнили ту ночь, когда боги, разгневавшись, швырнули на землю одну из птиц, мстя за беду, которую она несет. Те из разведчиков, которые ходили к птице, вернулись со страшной вестью – птица та самая! Люди не знали, какую беду несут эти птицы! А они знали, потому что именно такие – сожгли их родину невидимым огнем, от которого не спрятаться! И если появилась одна птица – значит, будут и другие, обязательно будут!

И потому – люди не должны ходить туда, где лежит на земле эта проклятая большая птица! Ведь у них все тоже началось с того, что одна из них упала на землю…

Они лишились своей земли из-за того, что проявили любопытство и пошли к большой птице. Ради того, чтобы это не повторилось, они готовы были на все…

04 сентября 2005 года

Утром мы все были живы. А ближе к вечеру беспилотный летательный аппарат, один из тех, которые доставили на вертолете и которые можно было запускать просто с руки, как дети запускают воронки, нашел очаг радиационного заражения.

Мы все – командный состав – скопились в палатке, рассматривая экран, на котором плыла черно-белая, передаваемая с аппарата картинка.

– Что с радиацией? – задал вопрос Ругид.

– Посмотрите на растительность, сэр. Никогда такого не видел.

Листвы в этом районе на деревьях-великанах почти не было. Точнее, она была, но на картинке она была показана не темно-серым, как обычная листва, а почти белым цветом. Оставалось только догадываться, каков их цвет в действительности. Более того – через листья почему-то были видны и ветви деревьев, потрясающе искореженные, сплетенные друг с другом.

– Подними повыше…

Аппарат поднялся выше – и мы увидели, что он находится почти над самым центром пораженной местности. Она выглядела довольно-таки обычно – вот только цвет листвы был другой, темнее.

– Господа, радиационный фон намного выше нормы. До тысяч бэр, на поверхности будет еще больше.

Мы переглянулись. При таком уровне радиации высадка десантной группы с вертолетов исключалась полностью. Нужно будет доставлять, а возможно, и заказывать роботы для наземных исследований. Какие – просто представить себе не могу, учитывая, что в зоне заражения – джунгли и к источникам не подступиться…

Решили сами с этим не рисковать и передоверить дело специалистам. Которых нужно было доставить сюда с борта нашего «авианосца».

Вечер 05 сентября 2005 года

И сам понять не могу, как я тогда остался жив. Как мы тогда все остались живы…

Ближе к вечеру, по самой границе светового дня, вертолет доставил приданную нам спецгруппу Министерства энергетики САСШ. Первым делом они замерили уровень радиации на месте лагеря, потом проверили аппарат, который вернулся из зараженной зоны, начали его обрабатывать спецсоставом для дезактивации, который они привезли в больших пластиковых бочках. Потом, посчитав уже нахватанные нами бэры, сказали, что не позднее чем послезавтра все, у кого нет специальных костюмов повышенной защиты, должны будут покинуть лагерь. Вне зависимости от того, удастся ли к тому времени что-то сделать с источником.

Конгрессмену сказали о том, что ему крайне желательно покинуть лагерь прямо сейчас. Он категорически отказался.

Ближе к вечеру мы еще раз запустили аппарат, на сей раз с доставленным тем же рейсом чувствительным магнитометром: он не просто фиксировал наличие той или иной массы металла, но позволял потом с помощью специальной компьютерной программы построить трехмерную модель того места, которое было исследовано. Уже потемну расшифровали и проанализировали данные, это теперь было намного проще, чем раньше, потому что все данные были в цифровом виде. Получилось, что перед нами была большая масса металла и несколько фрагментов поменьше. На компьютерной реконструкции это выглядело как фюзеляж и обломки крыльев. Видимо, пилот попытался даже в критической ситуации посадить машину на джунгли и она не падала неконтролируемо и с высоты.

Что делать дальше, мы решительно не знали. Не существовало роботов, которые могли бы работать в двухъярусных джунглях, а человека туда не пошлешь из-за высокой радиации. Был вариант – каким-либо образом доставить туда бетон и сделать что-то вроде саркофага, но это было можно сделать в цивилизованной стране, а не здесь.

Выставив караульные посты, легли спать…

Ночь на 05 сентября 2005 года.

Место и время неизвестны

Темень хоть глаз выколи. Запах гари, разложения, дерьма – обычный запах беды. Скачущий свет фонарей, красные и зеленые точки лазерных прицелов на двери. Привычная тяжесть автомата в руке…

– Вспышка, и заходим. Все вооруженные люди являются противниками. Огонь без команды.

– Так точно!

Где это? Тегеран? Бейрут? Варшава? Белфаст?

Короткая перегруппировка – кто-то толкает меня в плечо, и я занимаю место сразу за группой вскрытия двери. Они сами внутрь не пойдут – внутрь пойдем мы.

Оглушительный грохот «Сайгака» – на том месте, где только что был замок, в двери появляется рваная, ломаная дыра.

– Бойся!

Ослепительный, проникающий даже сквозь веки свет, громовой удар «Зари».

– Пошел!

Кто это кричит? Я?

Господи – это же Бейрут! Аль-Рашидин, девятнадцать! Квартира, которую я знаю, как свои пять пальцев!

Дым, пыль, отброшенный в сторону журнальный столик. Господи, да какого хрена мы сюда вломились!

– Ни с места! Вакиф ална батуха![43]

Лучи фонаря высвечивают Люнетту, она в одной ночнушке, с бессильно опущенных рук на пол капает тяжелая, черная кровь. Какой-то уродливый, непонятный пояс на ее талии – пояс шахида!

– Не двигайтесь! Все будет нормально!

Я знаю, что это значит. Улучить момент и выстрелить в голову, чтобы не дать нажать на кнопку. Что это все означает?! Как она тут оказалась, ее не должно здесь быть!!!

– Не двигайтесь!

– Не стрелять! – каркаю я пересохшим горлом. – Не стрелять!

Люнетта смотрит на нас как зомби, совершенно без выражения.

– Люнетта! Это я! Дай мне свои руки! Дай их мне! Зачем ты это сделала?!

Она протягивает свои руки, в безжалостном свете фонарей я вижу глубокие, черные раны на запястьях. Просто невероятно, как она еще стоит на ногах.

– Люнетта! Это я, Александр! Все будет хорошо, слышишь! Дай мне свои руки!

Губы едва шевелятся – но я складываю слова, угадываемые по движению губ. Не будет…

Бросок вперед – и я прижимаю Люнетту к стене, не давая ей ничего сделать. Краем глаза вижу тень в самом конце длинного коридора – и я кажется, знаю, кто это. Разум отказывается поверить в увиденное.

– Стреляйте!

Вспышка!

В следующий момент я понял, что сижу на кровати и что-то кричу, кричу что-то страшное на арабском. Сердце, наверное, под двести ударов в минуту, адреналин бьет просто фонтаном…

А это еще что…

В палатке – какой-то туман, белесый, мутный, хорошо видимый даже в темноте. От этого тумана хочется спать…

Туман??!

Поднялся – с трудом, ноги как деревянные, кружится голова. Пошел к выходу, на выходе наткнулся на кого-то – запнулся и упал. Поднялся с трудом – я уже понимал, что происходит что-то неладное и туман этот убивает нас.

Нет часовых. Не сработает система оповещения. Мы беззащитны – перед ползущим из джунглей туманом.

С трудом сохраняя равновесие, наклонился, поднял пулемет, которым был вооружен часовой у нашей палатки – «М60Е4». Перекинул ремень через плечо – и открыл огонь по деревьям, по джунглям, обступавшим нас.

– Подъем! Подъем, мать вашу! Тревога!

Пулемет выхаркнул последнюю пулю и замолк, я бросил его, пошел обратно в палатку. Там у нас лежали индивидуальные дыхательные комплекты – на случай чрезвычайной ситуации – если не поможет кислород, то я знаю, что поможет…

Адреналин! У нас есть и адреналин, он есть в любой аптечке! Адреналин может заставить биться сердце, даже если оно пробито пулей!

Господи, адреналин, где он…

Когда реанимировал уже третьего – в палатку кто-то сунулся. Я повернулся, хватанул висящий на боку пистолет, включил подствольный фонарь – Ругид. Лицо какое-то красное, нездоровое.

– Свои, свои!

Я опустил пистолет.

– Не спится?

– Точно. Что в вашей палатке?

– Плохо… А вы?

– Сердечное принимаю…

Понятно…

Откачать не удалось семерых. Пятерых наших и двоих североамериканцев. Вот так вот, не в бою потерять семь человек – от этого хотелось выть.

Схема реанимации простая – кислородная маска и укол адреналина. Если успеешь. Действие почти мгновенное… к концу спасательной операции первые спасенные уже помогали реанимировать остальных. Работали в кислородном оборудовании, чтобы снова не надышаться…

Подали сигнал срочной эвакуации. Здесь больше нельзя было находиться…

Уже под утро, когда над Амазонией вставало солнце и все вокруг как бы посерело перед рассветом, я решил сделать обход периметра. Перезарядил тот самый пулемет, пошел к деревьям. Было такое ощущение, что за нами постоянно кто-то смотрит, хотелось как тогда – дать длинную, злую очередь по деревьям. Деревьям, у которых есть глаза…

Вот тогда-то я его и нашел. Сначала показалось – обезьяна, убитая обезьяна. Потом дошло – как убитая обезьяна может бытьодетой?

Это был индеец, но индеец племени, которое не было описано в справочнике, я это знаю, потому что читал справочник по дельте Амазонки. Поражал его рост… сантиметров семьдесят, не более. И тем не менее – это был человек, с двумя руками, с двумя ногами, с головой, такой же человек, как и мы. Пуля ударила его в грудь и пробила насквозь – поэтому-то он не смог убежать и остался здесь. Но самое главное – на нем была одежда. Причем одежда, какой не было ни у одного индейского племени Амазонии – куртка с короткими рукавами и штаны. И материал, из которого все это было сшито, очень сильно походил на материал, из которого шьют армейскую форму.

Безумие какое-то…

Подцепив убитого мною индейца за куртку, я потащил его ближе к палаткам. Не оборачиваясь и держа джунгли под прицелом пулемета. Чувствовал – нельзя оборачиваться…

Примерно через полчаса прибыл эвакуационный вертолет…

Пытаться вытащить обломки мы не стали. Слишком велик риск.

21 сентября 2005 года.

Южная часть Атлантического океана,

Бразильские территориальные воды.

Ударный авианосец «Рональд Фолсом», ВМФ САСШ

Флагман ударной авианосной группировки «Янки», контр-адмирал ВМФ САСШ Тад Брюэрти, сидя в своей флагманской каюте в корме огромного авианосца – здесь меньше всего слышны шум реактивных двигателей и грохот катапульты, – с удивленным раздражением читал срочную и совершенно секретную радиограмму «Только для адмирала», адресованную ему из Норфолка. Он перечитал ее, а потом еще один раз. И так ничего и не понял.

– Сэр! – сказал начальник разведывательной части на авианосце, намекая на то, что нужно либо отдать бланк, либо писать ответ.

– Занесу, отдам, – не терпящим возражений голосом сказал контр-адмирал.

И в самом деле – полная ерунда.

Извилистыми коридорами авианосца, где можно плутать весь день, он пробрался на нулевую палубу, отвечая на приветствия палубных техников и летного состава, который вместе с техниками проверял находившиеся на нулевой палубе самолеты. На лифте поднялся в штаб управления летными операциями, находящийся на самом верху острова, палубной надстройки авианосца.

– Адмирал в штабе! – крикнул один из офицеров.

– Вольно. Посторонним покинуть помещение.

Когда приказание было исполнено – адмирал протянул шифровку Чаку Догеру, боссу по летным операциям.

– Ты что-нибудь понимаешь? Лично я – ни хрена.

Догер, пожилой, в аккуратно отутюженной форме афроамериканец, прочитал радиограмму, присвистнул.

– Нормально. Нас сменят через двадцать два дня, а у меня и так в казематах уже мышь повесилась. Надо заказывать срочную доставку, сэр, иначе остаток похода мы просто будем загорать тут на солнышке.

Волнение летного босса было вполне понятно – только через двадцать два дня «Джон Адамс» должен был сменить «Рональда Фолсома» на позиции «Янки» – со свежей командой, свежей техникой и полными артиллерийскими погребами. А на «Рональде Фолсоме» пять самолетов стояли на приколе из-за того, что были израсходованы даже запасные моторы, которые взяли в поход, в артиллерийских погребах было и в самом деле хоть шаром покати. Точнее, противокорабельные ракеты, которые должны быть в арсенале на каждом авианосце, – они-то как раз были нетронуты, равно как и ракеты типа «воздух – воздух». А вот с вооружением класса «воздух – земля» было скверно. Управляемых бомб JDAM весом в одну тысячу фунтов – самый расходный тип боеприпаса – не осталось вообще, последние израсходовали на прошлой неделе. Пятисотфунтовые подходили к концу, осталось немного на две тысячи фунтов, но их применять в городах, в опасной близости от дружественных сил, было просто опасно. И это несмотря на то, что в нарушение регламента, выходя из Гуантанамо, они взяли на борт вдвое меньше вооружения класса «воздух – воздух» и «воздух – корабль» за счет этого грузя в перебор самую ходовую номенклатуру «воздух – земля». Огромные авианосцы, гордость флотов всего мира, предназначенные для того, чтобы топить в открытом море суда противника всех типов и классов, атаковать друг друга, выродились в плавучие аэродромы, безопасные, потому что они в открытом море и их не обстреливают из миномета. Деквалифицировались и летчики: еще в начале века самолеты главного противника как минимум по разу в день пытались прощупать ПВО авианосца… сейчас же русские, североамериканские, римские корабли расходились в океане контркурсами, часто даже без облета друг друга… у каждого были свои дела, и это было намного важнее, чем играть друг у друга на нервах. Американцы вляпались в Бразилии, а русские – на Востоке, и некогда гордые альбатросы, летчики палубной авиации, тупо доставляли к цели бомбу за бомбой, ведя затянувшуюся и всем уже поднадоевшую войну.

– Значит, мы не сможем выполнить приказ?

– Никак нет, сэр. Можете вызвать Руки, но я и без этого скажу: нечем. Нужна срочная доставка… как можно более срочная. Термитных бомб я почти и не брал, нужны также на тысячу фунтов и на пятьсот.

– То-то нам эту срочную доставку сделают. Сам-то веришь? – по-простецки спросил адмирал одного из офицеров, с которым он начинал еще помощником летного босса на «Форестолле».

– Тогда никак, сэр. Нужно передать наверх – у нас нет вооружения для выполнения подобной задачи.

– Нет вооружения…

Через два часа пришла ответная радиограмма. Как и прошлый раз, срочно, секретно, но задача принципиально другая. Теперь им предписывалось использовать свои самолеты для миссии воздушного патрулирования и прикрытия к востоку от зоны удара. По-видимому, с запада должны были прикрывать палубные эскадрильи Седьмого флота САСШ.

– Все о’кей, сэр?

Контр-адмирал, последний раз садившийся за штурвал палубного истребителя-бомбардировщика восемь лет назад, показал большой палец. Активировал систему дыхания – и в легкие с шипением потекла воздушная смесь из баллона.

Один из матросов палубной команды показал вперед, и в этот же момент катапульта авианосца со свирепой силой бросила самолет «F/A 18D» вперед. Серым пятном по правую руку мелькнул остров, они разгонялись по первой, длинной дорожке. Оторвавшись от палубы, самолет на мгновение клюнул вниз, но работающие на форсаже двигатели подхватили стальную птицу и потащили вперед и вверх со свирепой силой укрощенного человеческим гением огня.

Взлетели…

Зачем контр-адмирал Брюэрти решил лететь на задание, пусть и в учебном кресле двухместного самолета-спарки, тем более что врачи категорически запретили ему полеты на реактивных самолетах? Может быть, потому что контр-адмирал не понимал, какая чертовщина происходит в его зоне ответственности – а их учили, что в твоей зоне ответственности ты отвечаешь за все.

А может, он просто соскучился по небу. Кто знает?

– «Дог[44] два-один» – всем «Догам», занять эшелон пять тысяч, курс на триста тридцать, ориентируйтесь по мне. Верхний край на четырех тысячах.

Адмирала охватило то редко появляющееся у него в последнее время чувство восторга от свободного полета в воздушном океане – то самое, какое возникло у него, когда он еще мальчишкой сел за штурвал «Тайгер Мота». Если бы не та дурацкая автокатастрофа, после которой ему оставалось только что отправлять самолеты в полет, а не летать на них самому…

Остроносые, вытянутые в стрелу «Шершни» пробили верхний край облачности – и вышли в бездонный, залитый светом солнца океан. Внизу ничего не было, кроме мягкой ваты облаков, вверху – ничего не было, кроме бесконечности, солнце светило, разбивалось тонкими разноцветными лучиками на темном забрале шлема. Контр-адмирал начал подпевать – как он всегда это делал в кокпите самолета…

«Дог» – ведущий заложил широкий вираж, меняя курс с трехсот тридцатого на сто восьмидесятый, тот же самый маневр повторили и все самолеты группы «Дог», идущие оборонительным строем. Контр-адмирал еще раз взглянул на солнце – и тут увидел приближающиеся со стороны севера точки. Каждая из них уже была размером с большую муху и продолжала расти.

Точек было много. Очень много.

Наверное, даже во время празднования дня авиации в Барксдейле не увидишь такого зрелища. Двенадцать машин – эскадрилья, три эскадрильи – группа, две или три группы – стратегическое авиакрыло. И таких авиакрыльев тут было, по меньшей мере, два – контр-адмирал догадался, что подняли в полном составе второе и пятое авиакрылья с базы ВВС Барксдейл и Андерсен. Может быть, подтянули и триста шестое…

Бомбардировщики шли красивым, закрытым строем, и небо дрожало от слитного рева сотен турбин.

– Вот это да, сэр! – крикнул его пилот, пристраивая истребитель по краю оборонительного строя бомбардировщиков.

Бомбардировщики неутомимо шли на неведомую цель, расположенную где-то в непролазных джунглях Амазонии, они прикрывали их фланги. И не было на земле силы, способной их остановить…

13 июня 2012 года.

САСШ, Лос-Анджелес.

Район Монтеррей-парк

Его разбудило солнце. Солнечный луч, подкравшись к нему по чисто вымытому полу, сначала робко коснулся щеки, потом пополз дальше, дальше – и наконец добрался до глаза человека, лежащего на полу. Человек пошевелился…

Что происходит? Что вообще, черт побери, происходит?

Пульсирующая боль в голове не утихала, кто-то светил ему фонарем в глаз. Черт… это те самые полицейские… копы, как их тут называют.

Но он же не за рулем? За рулем Джек… и почему его так развезло? Что с ним вообще происходит, они что, попали в аварию?

Да, наверное. Джек сел за руль и повез показывать им Голливуд. Кажется… он выпил не меньше полбутылки текилы. Чертова текила… опасная штука, кактусовый самогон. Край широкого стакана – мексиканцы называют их кабаллито – нужно смочить и обвалять в соли. Потом…

Черт, почему ему так светят в глаза. Больше же, идиоты…

Гардемарин Флота Его Императорского Величества Вадим Островский дернулся и пришел в себя, лежа на полу какого-то здания…

– Черт…

Он попытался подняться – и обнаружил, что не может этого сделать. Но руками он мог шевелить… и, ощупав свою гудящую голову, обнаружил, что на голове откуда-то взялась шишка. Видимо, они крепко грохнулись где-то вчера, он набил шишку и ничего не помнит.

– Парни… Черт…

Где он? Наверное, его принесли сюда и положили, чтобы он отоспался. Просто пришел в себя, да…

Тогда почему не на диван? Почему его бросили на пол? Неужели…

Он с трудом повернулся и сфокусировал зрение на стене, потом попытался сосредоточиться – ему это удалось, сознание возвращалось к нему. И тут он увидел, что его не положили на диван потому, что этого дивана просто не было. В этой комнате вообще не было ни дивана, ни кровати, ни какой-либо другой мебели.

Черт, да что же это такое? Их что, забрали в полицию?

Он попытался встать – и на этот раз ему удалось это сделать, хотя для этого ему пришлось встать на четвереньки, а штормило – как в северных морях, короткая и жестокая волна, бьющая в борт. Поднявшись по стенке, он увидел то, что не видел до этого, – и от этого стремительно протрезвел. Ледяной холод вполз в душу.

Стол. Стоящий примерно в метре от окна… примерно то же самое сделал бы и он, если… Черт, неужели он что-то натворил?

Да нет, быть не может. Такое не натворишь ни с какого бодуна.

Стол, большой письменный стол, совершенно не подходящий для этой комнаты, скорее для офиса, небольшой стол для совещаний. На нем – матрац и впереди – что-то вроде подушки. Но это не подушка, Вадим теперь хорошо знал, что это такое. Мешок с песком, с него предпочитают стрелять североамериканские снайперы еще со времен гражданской войны. По центру мешка углубление, на столе, выдаваясь вперед стволом, лежит винтовка. Снайперская винтовка. Только сейчас он увидел три гильзы, одна лежала совсем рядом с ним, на полу, две другие в углу. Полуавтоматическая снайперская винтовка, у нее гильза выбрасывается далеко, замучаешься искать, если надо.

Держа равновесие, гардемарин подошел ближе к столу и посмотрел на винтовку. Это была одна из моделей, используемая русскими морскими пехотинцами, полуавтоматическая винтовка Драгунова, но не старая, а последнего образца. Стальной складной приклад с поворотной щекой, длинный, тяжелый, консольно вывешенный ствол, заканчивающийся на конце коротким цилиндром пламегасителя, армейский двухканальный прицельный комплекс «день – ночь» с расширенным полем зрения и увеличением до шестнадцати крат, сбоку – лазерный прицел для использования вместе с ночным каналом прицеливания. Рядом – распотрошенная пачка финляндских снайперских патронов «Лев» – не гражданская, яркая – а та, которая идет на снабжение армии, с гарантированной сохранностью патронов в течение двадцати пяти лет. Это не гражданская винтовка – у гражданской другой пламегаситель и не может быть такого прицельного комплекса. Да и патроны – армейские.

Так что же он натворил…

Он начал вспоминать, вспоминать то, что было вчера, после того как они поехали отметить окончание спецкурса, «уцелевшие», впервые за долгое время в городе, двадцатилетние пацаны с тренированными инстинктами убийц. Воспоминания прервал рокот вертолетных лопастей – это встряхнуло его как ничто другое, вертолет – главный враг боевого пловца, от него не скрыться, это вбили в его голову намертво. Вертолет – значит, надо или бежать, бежать как можно быстрее, или забиться в какую-нибудь нору и ждать.

Бежать!

Может быть, этого делать не стоило, но он это сделал. Взял снайперскую винтовку, выставил прицел на минимальное увеличение, приложился от окна, чтобы понять, что все-таки произошло. Половодье огней, синих и красных – полицейские мигалки и мигалки карет «Скорой помощи» – сказали ему все, что он должен был знать.

– Метров семьсот, если не больше. Неплохая дальность для полуавтоматики… – машинально оценил он.