Дефект

При попытке приподняться по всему телу молниеносно распространилась ноющая боль. Он стиснул зубы и сел на кровати, смотря на стену – совсем как Астэ недавно, и в том же самом месте. «Не могло это со мной случиться, – было первой мыслью. – Я не заслужил этого. Я же всегда был выше, чем человек».

«Не могло это с нами со всеми случиться…» – он чуть запрокинул голову, осознавая. Затем машинально провёл по ней рукой… и похолодел. На месте, где обычно струились волнами густые чёрные волосы, в этот раз была пустота; а обрывались они где-то на середине шеи.

«Нет, он не мог, – пронеслось в голове. – Я с ним такого не делал».

А когда в комнату неожиданно вошёл Астэ, Гэрету мгновенно стала ясна суть замысла. В руках у вошедшего была самая настоящая плётка из самых настоящих имперских волос.

«Вот так и выглядит полный провал, – подумал Гэрет. – И почему только я не погиб на войне…»

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Астэ.

– Какая разница… – пробурчал имперец.

Астэ пожал плечами.

– Да просто не хочу, чтобы ты до суда случайно умер.

Гэрет метнул на него злобный взгляд исподлобья.

– Вообще, – продолжил Астэ, – я не любитель таких вещей. Но в данном случае это дело принципа. Поэтому, как говорил один очень заносчивый имперец – раздевайся до пояса и ложись на пол.

То, что у Гэрета всё ещё нет сил блокировать боль, Астэ понял по тому, как он вздрогнул при первом ударе. Дальше он уже лежал смирно; когда на синеватых полосах стали выступать капли крови, он снова стал вздрагивать. Когда капли размазались по всей спине, и она вся приобрела практически однородный цвет, с каждым новым ударом Гэрет стал издавать какие-то сдавленные звуки. Астэ приходилось совершать над собой значительные усилия, чтобы сдерживать эмпатию. У него устали руки. Сделав небольшую паузу, он, как любил делать Гэрет, ударил затем особенно сильно и внезапно. Тот не удержался и вскрикнул.

Поскольку крики действовали Астэ на мозг – он это понял ещё во время того допроса, о котором потом долго вспоминал с содроганием, – им было решено, что этого, пожалуй, достаточно. Положив плётку на подобие прикроватного столика, он вышел из комнаты.

Думая над тем, стоит ли оставить Гэрету заживляющую мазь, он пришёл к выводу, что нет, обойдётся. Ему, в конце концов, не к восстанию по ночам готовиться, а просто ждать казни.

***

Вообще, перед полётом на планету Империи Астэ невероятно волновался. И он даже не мог объяснить, почему. Разумеется, самой по себе волнительной была предстоящая встреча с людьми его народа, но было ещё что-то. «Ну естественно, я ведь ни разу не был в других местах», – думал он.

Когда планета стала хорошо видна в иллюминаторе, сердце Астэ заколотилось. А когда он ступил на землю, его дух будто взлетел куда-то вверх и чуть было не вышел через голову. Этот момент он тоже запомнил на всю жизнь. Открывшийся вид поразил его до глубины души: на фоне фиолетового неба возвышались, будто лес, необычные, будто металлические, постройки разных форм – от округлых до острых. То тут, то там в воздухе будто плыли шаттлы. Ветер пронес мимо сорванные с какого-то дерева бордовые листья, а по бокам от места посадки был высажен газон красного цвета.

Пока Астэ стоял с полуоткрытым ртом, сзади тихо подошёл Лэнги.

– М-да-а… И как они тут живут, с такими-то цветами… – задумчиво протянул он.

Астэ повернулся в его сторону; в этот момент Лэнги даже как-то немного пожалел о своих словах.

– А я думаю, что мог бы ходить и без линз, – восторженно сказал Астэ.

– Но лучше не надо, – улыбнулся собеседник. – Ты нам ещё нужен.

– Очень надеюсь, – засмеялся Астэ и тепло посмотрел на Лэнги.

Со стороны космического корабля послышались голоса выходящих имперцев.

– Чёрт, ну наконец-то! То колония, то война…

– Я уж не думал когда-либо в жизни вернуться…

– А раньше прилетаешь – и столько шаттлов вокруг…

– Ты опять ноешь?

– Да отцепись ты уже от меня…

– Спокойно, спокойно, – повернулся к ним Астэ, опасаясь, что они передерутся.

Вряд ли возможно полностью и во всех красках описать чувства людей из народа Эа. А также чувства тех, кто за ними прилетел. У живших на планете Империи кожа была с заметным голубоватым оттенком, а под глазами красовались малиноватого цвета синяки. Выглядели они ещё более тощими, чем их собратья – скорее всего, связано это было каким-то образом с климатом.

Астэ не пришлось наблюдать момент, когда те впервые ступили на землю родины. Однако он успел перекинуться с ними парой слов. Оказалось, они помнили место своего появления на свет – очень смутно, будто во сне. Среди них ходили легенды об этой планете – в их воображении она рисовалась раем. Лучше всего им, конечно же, запомнился лес Рощ Жизни – в особенности эта мягкая густая трава наподобие мха, в которую наступал только что появившийся человек. Затем – люди вокруг, такие же, как и ты сам. Ты ещё не можешь говорить и понимать – это потом смутные картинки интерпретируются – но уже чувствуешь какие-то волны в воздухе, а ощущаешь себя где-то в голове, будто сквозь неё проходит единый для всех поток. А затем… люди в чёрном, так плохо вписывающиеся в окружающую обстановку. Впервые появившееся чувство страха, хотя тебе и не причиняют вреда. Ну а дальше воспоминания, само собой, рознились.

Астэ сложно было сдержать слёзы, слушая это всё. И ещё интенсивнее горел огонь ненависти к имперцам на фоне зародившейся уже давно и разрастающейся стремительными темпами острой национальной нетерпимости, буквально поглощавшей всё его сознание.

***

Огромный зал суда был залит светом множества ламп, находившихся, как имперцы любили делать, в колоннах сбоку либо в настенных панелях. В отличие от помещения заседаний правительства и обоих главнокомандующих, зал имел какой-то кремово-оранжеватый цвет, будто придуманный для того, чтобы люди чувствовали себя некомфортно. Однако колонны и панели иссиня-обсидианового цвета несколько сглаживали впечатление. Значительно улучшало вид ещё и обыкновение имперцев широко использовать драгоценные камни в интерьере – собственно, они и создавали янтарный цвет.

Всего процесс длился чуть меньше месяца, и объяснялось это несколькими причинами. Во-первых, имперцы сами по себе были немногочисленны, хоть и обладали огромными территориями. Они брали не количеством, а качеством – этот подход был всеобщим и универсальным. Во-вторых, подавляющее большинство боеспособного населения погибло на войне. В-третьих, основной целью процесса было не вынесение приговоров на основе имеющихся доказательств – таким, например, как Астэ, доказательства были без надобности – а выявление наименее потенциально опасных и наиболее гибких в плане сознания людей для продолжения жизни и развития Империи, уже с новыми порядками. Впрочем, «новые порядки» – это лишь громкие слова; никто их менять не собирался, всего-то навсего отменили рабство.

В связи с особенностями целей проведения процесса много и не болтали, как имперцы обычно любили. Однако везде находятся исключения.

В случае с Гэретом Астэ даже не сомневался, что того можно казнить без всяких судов – он был целиком и полностью безнадёжен: и дело было даже не в его убеждении в неполноценности Эа, а в том, что будущего у этого человека уже не было. Он жил в прежней Империи, и, пожалуй, если бы он остался в живых, то организовал бы какое-нибудь глупое и бесполезное Сопротивление – и чёрта с два он бы ответил, если бы его спросили, зачем.

Собственно, предположения Астэ подтвердились. Гэрет был непреклонен в убеждениях и всем своим видом показывал, что хочет, чтоб от него поскорее отстали. Однако в конце, когда ему перестали задавать вопросы, его мнение будто бы внезапно поменялось. Он попросил слова – довольно необычная просьба – и ему дали разрешение.

– Боюсь показаться резким, и не поймите меня неправильно – я не собираюсь сейчас начинать дискуссию по поводу расовой неполноценности – просто хочу сообщить вам, уважаемые, один забавный факт. Вы позволите? – его ухмылка явно предвещала что-то недоброе.

Получив молчание в ответ, он продолжил:

– Как вы считаете, кто вот этот вот человек? – он даже не повернулся в сторону Астэ, указав на него лишь головой, но поняли все.

– Вы считаете, что это некий посланный волей высших сил представитель вашего народа, призванный избавить вас от рабства?

Он насмешливо окинул всех взглядом.

– И как странно, что раньше таких не находилось! И как необычно, что вы все его слушаете и ему верите! Впрочем, – он усмехнулся, – ничего необычного нет.

После этих слов он кинул на стол, за которым сидели Астэ и его ближайшие подчинённые, документ. Затем сказал:

– Документ, конечно, можете прочитать, но вряд ли много поймёте. Облегчая вам задачу, разъясню: ваш обожаемый предводитель является экспериментальным образцом номер 3 класса «К» – что означает, что он третий по счёту среди тех, кто был искусственно создан в секретной государственной лаборатории на основе генов моего и вашего народа. Единственный выживший на данный момент. Иными словами – полукровка, который никак не может определиться, чем является. Считайте – просто дефект, отчасти обладающий нашими качествами и поэтому способный вести за собой людей. Могу продолжить – по характеристикам и так далее…

– Не стоит, достаточно.

Эти слова принадлежали Лэнги. Произнесена фраза была спокойным, ничего не выражающим тоном. Лицо его было каменным; пожалуй, только умея читать мысли, можно было понять, какие усилия этот человек прикладывает, чтобы сдерживаться. Он встал с места и ледяным голосом продолжил:

– Информация, сказанная Вами, и впрямь была полезной; очень сознательно было с Вашей стороны уведомить нас о лаборатории, в которой проводят столь извращённые эксперименты над людьми. Теперь, правда, Ваш приговор ужесточится; да и не только Ваш. Прочее, сказанное Вами, имеет мало ценности – мне жаль, что я не могу попросту выкинуть этот документ: он всё же входит в доказательную базу. Если Вы закончили, то можете покинуть зал. И ещё, мой Вам совет… – он посмотрел Гэрету в глаза. – Научитесь выражаться, когда находитесь в невыгодном для себя положении. А то Вам это неумение может как-нибудь не очень хорошо аукнуться. Впрочем, совет несколько запоздалый и уже вряд ли Вам пригодится…

Всё это время Астэ сидел, замерев. Слова Гэрета громом отдавались в голове; всё вокруг стало восприниматься как сквозь воду, а голова горела так, что казалось, будто она сейчас вспыхнет. Имперец вынул наружу то подсознательное, что было в Астэ всегда, но никогда, никогда не облекалось в слова и понимание. Если бы последний посмотрел вокруг, он бы увидел лица, полные искреннего недоумения и непонимания сути проблемы, обращённые на Гэрета. Но Астэ ничего не видел. «И всё-таки окончательная победа за тобой… – подумал он в сторону имперца. – Но всё же…»

Когда Гэрета собирались вывести, Астэ встал, слегка пошатнувшись, и сделал знак рукой остановиться. Затем он медленно подошёл к имперцу, заглянул ему в глаза и тихо сказал:

– Что ж, по крайней мере, я точно не являюсь позором для собственной нации, как ты неоднократно заявлял. И этого достаточно. Зато им являешься ты – и все те, кто проводил эти эксперименты. И я очень рад, что новый мир будет избавлен от таких, как вы.

Когда на сегодня с процессом было закончено, Астэ взял скоростной индивидуальный летательный аппарат для перемещения по планете и отправился в наиболее отдаленную от города точку, в красные «джунгли». Оказавшись в самой чаще, он вылез, упал в траву лицом и издал протяжный вой, заглушаемый почвой. Затем ещё, и ещё; каждый новый всё громче и длительнее.

«Это что, какая-то шутка?.. Почему именно Я?! Это не смешно… я… я всю жизнь ставил своей главной заслугой принадлежность к своему народу, который в итоге оказался не моим…»

Он вспомнил слово Гэрета «полукровка», и к завываниям добавились рыдания.

«Даже у этих, которых вскоре убьют, есть родина, есть принадлежность, был ориентир… А у меня… ничего нет!!!»

Трава под головой была уже ощутимо мокрой.

«Я ничто, я просто чья-то ошибка!!!»

Вскоре заболело горло, и он стал завывать тихонько. Спустя время, когда кончились и крики, и слёзы, он сел на колени, обхватив себя руками и низко наклонив голову.

«Исчезнуть… я хочу исчезнуть…»

Тут он услышал шум позади себя и резко обернулся. Буквально вплотную к его летательному аппарату припарковался ещё один, и оттуда практически вылетел Лэнги. Он стремительно подбежал к Астэ; на лице читалось откровенное, нескрываемое волнение.

– Астэ, я еле нашёл тебя! Зачем ты убежал, что случилось?

Взглянув в лицо сидящему, Лэнги вздрогнул. Тот непонимающе на него посмотрел, сразу затем отведя взгляд, и дрожащим, ещё срывающимся голосом спросил:

– В…в смысле – «что случилось»?..

Лэнги только глубоко вздохнул, взял Астэ за плечи и твёрдым голосом сказал:

– Послушай, Астэ. Люди смотрели на этого имперца – как его там, Гэрет звали? – как на идиота. Понимаешь, всем ровным счётом всё равно. Никому даже и в голову не пришло, что это может что-то значить. Все забыли об этом инциденте сразу же после того, как он вышел.

– К… как?.. – Астэ весь превратился в когнитивный диссонанс.

– Вот так. Какая кому разница, кем ты там по происхождению являешься? Все ценят результат.

У Астэ внутри будто бы всё перевернулось.

– И тебе, значит, тоже… без разницы?

Лэнги вздохнул ещё раз.

– Астэ, я тебе больше скажу. Я с самого начала знал, кто ты. Не говорил тебе этого, поскольку догадывался о твоих дурацких предрассудках, и надеялся, что ты не узнаешь…

Астэ отшатнулся.

– Но откуда?! И почему ты тогда… так помогал мне с самого начала?..

– Да потому, что меня не волнует, откуда ты такой взялся. Да будь ты хоть чистокровным имперцем. Твои намерения и идея, которую ты зажёг в сердцах людей, говорят сами за себя. И пусть ты даже не можешь сказать ни слова на наполовину родном языке – это ничего не значит, это всего лишь оболочка. А узнал я об этом просто потому, что имперец, у которого я жил, как-то упомянул при мне о секретных экспериментах над людьми, и об этих трёх экземплярах… По его описаниям я сразу догадался. Он, видно, работал в той лаборатории; он частенько приносил домой разное оборудование, и даже мог рассказать что-то из области химии, когда настроение хорошее было… Собственно, и волосы-то мне обрезали за то, что я как-то стащил что-то из этого оборудования; но это так, к слову… Зато теперь я могу делать для тебя этот успокоительный напиток; но я буду совершенствовать свои навыки в этой сфере, – он тепло улыбнулся.

– А яд ты тоже можешь сделать? – задумчиво спросил Астэ.

– Пока нет, – Лэнги отвёл взгляд в сторону.

Слова Лэнги немного успокоили Астэ – он-то решил, что ему теперь никто и в глаза не посмотрит – но внутри осталась тупая боль. Вся эта пустота, вся отчуждённость, ощущавшиеся годами, но заглушаемые, теперь будто вырвались из клетки и стремительно захватывали всё сознание. Пожалуй, конкуренцию им могла составить только ненависть к имперцам…

– Астэ, прошу…

Лэнги приблизился к нему вплотную и обнял.

«Если Она – божество, то ты, Лэнги, ангел», – подумал Астэ.

Часть вторая

Глава 1. Родину вернуть можно, а вот потерянный рассудок – нет

Вот-вот занимался рассвет; было ещё темно. Эйи вышел из дома и глубоко вдохнул свежий утренний воздух. Затем пошёл по дорожке, красно-оранжево-жёлтые камни которой уже давно были заменены на широкую чёрно-белую плитку. Вместо экзотических имперских деревьев были посажены местные, похожие чем-то на плакучие ивы; ночью их угловатые плоды источали мягкое голубое сияние.

Проходя по основной дорожке, Эйи всегда любил легко проводить рукой по цветам сбоку, с которых сейчас слетали капли росы. Он вышел за территорию дома и после примерно часа ходьбы оказался вне столицы. Да, ему повезло, и его дом находился как раз на самой окраине. Переезжать не хотелось – всюду можно было легко добраться на довольно быстроходных летательных аппаратах. К тому же пока цивилизация ещё только разрасталась, высока была вероятность увидеть эио-ом вблизи поселений.

Собственно, это было то, зачем Эйи совершал эту утреннюю прогулку. Взобравшись на небольшой холм, он призвал эио-ом. Он рисковал: вероятнее всего было то, что никто бы не прилетел – всё-таки эти животные обитали в горах. Однако в этот раз ему повезло.

Вообще, отдельную гордость Эйи составляло то, что он был способен, как и все Эа, подключаться своим сознанием к сознанию эио-ом. Его невероятно успокаивали эти животные – общепринятый факт о том, что люди и эио-ом положительно друг на друга влияют, явно не был лишён смысла.

Когда они долетели до ближайшего озера, Эйи мысленно остановил эио-ом. Животное зависло над водой на не очень большой высоте.

Поверхность воды была гладкой, как стекло. И вот в эту стеклянную гладь будто воткнулся острый предмет; отлетела пара осколков…

Вынырнув на поверхность, Эйи отряхнулся и поплыл. Благо, специальная одежда не отягощала руки и ноги, тем самым не затрудняя движение. Вода была настолько холодной, что он, казалось, не чувствовал тела. Над озером ещё висела дымка тумана, а в воде отражались горы – только рябь, создаваемая плывущим, могла немного исказить их силуэты.

Эйи всегда завораживали эти моменты: он чувствовал, будто рассекает телом тёмную поверхность воды; она тем временем обволакивала, струясь мягкими потоками вокруг. И пустота вокруг, а внизу – необъятная бездна. Казалось, так зачарованно плыть можно вечно.

Было ещё кое-что. Хотя с момента отмены рабства прошло уже достаточно времени, он каждый раз как впервые ощущал, что это его собственная, родная планета, и никто, никто не может забрать все эти природные ресурсы или ограничить пользование ими.

Лайи в последнее время был занят, как никогда. Поскольку теперь из-за необходимости передачи навыков и опыта их народу приходилось постоянно взаимодействовать с имперцами, его инициативой было создание международного языка, одинаково удобного для произношения обеим сторонам. Задача была нелёгкая.

– И охота тебе? – спрашивал Эйи, в это время с головой ушедший в организацию армии. – Всё равно спустя время они отсюда свалят, и общаться на международном будет не с кем.

– Хм-м, интересно, – Лайи хитро на него посмотрел, – а на каком языке будешь говорить ты?

Эйи покраснел.

– Или молчать будешь как рыба?

– Знаешь, после того выступления с тобой в качестве переводчика я, пожалуй, и правда буду молчать как рыба…

– А мне кажется, я был прекрасен, – Лайи сделал игриво-озадаченное лицо.

– Ты-то да… – вздохнул Эйи. – Ладно, понял. Не ною.

Немного погодя он спросил:

– Ну и как ты собираешься это сделать?

– Как и всё остальное – буду много общаться со специалистами из Империи. К тому же мне всегда была интересна эта тема!

– А есть вообще что-то, что тебе не интересно?..

– Да. Вспоминать прошлое на каждом шагу.

– Ты хочешь меня в этом обвинить? – Эйи невольно сжал кулаки.

– Да нет, нет. Правда не хочу, – Лайи грустно посмотрел в пол.

Каждый раз после таких упоминаний Эйи испытывал подобие отчаяния. Разве он виноват, что имперцы теперь не просто мозолят ему глаза – они буквально в них бросаются, вызывая такой прилив агрессии, что не было уже у Эйи такого состояния, когда бы успокоительный напиток Лайи полностью выходил из крови.

Пожалуй, он был единственным, кто, идя по главной площади, не испытывал радостного волнения при виде строящейся скульптуры, символизирующей дружбу народов. Как бы это ни было эстетически завораживающе на чертежах, он не мог восхищаться идеей, которую ненавидел. Разумеется, невозможно было не понимать, что знания имперцев нужны им на данном этапе. Именно поэтому Эйи терпел изо всех сил. Однако что-то ему подсказывало, что на этом всё вряд ли закончится…

Ещё более угнетающим был тот факт, что его чувств никто не разделял. Даже Лайи – он сочувствовал, он помогал, как мог, но не понимал. С другой стороны, Эйи было даже страшновато представить, что могло бы случиться, если б единомышленники нашлись…

С момента окончания процесса над имперцами он ни разу не видел Её во сне. Это был ещё один подавляющий фактор. Привыкнув, что всю жизнь его направляют, сейчас он ощущал смятение. Как долго Эйи ни молился бессонными ночами, как ни призывал хоть немного облегчить ненависть – бесполезно.

И однажды он решился на довольно масштабный шаг в попытке как-то привлечь внимание. Впрочем, дело было не только в этом. Во-первых, он осознавал, что, по сути, никак не отблагодарил Её за то, что всё это время Она вела его и всех к освобождению. Во-вторых, о Её существовании теперь знали многие. В общем, Эйи решил построить храм в Её честь.

Поскольку его отношение к этой идее было крайне трепетным, он сам взялся за то, чтобы сделать хотя бы примерные чертежи. Не имея никаких навыков, он работал в паре с одним из лучших имперских архитекторов на тот момент. Хорошо ещё, тот был крайне вежлив и доброжелателен…

Снаружи храм традиционно должен был быть полностью белым – за исключением разве что крыши, должной являть собой сплошной витраж. Внутри же свет, проходящий сквозь витражи по бокам, должен был окрашивать стены преимущественно в синий цвет – с почти постоянной солнечной погодой это не представило бы трудностей. Никаких искусственных источников освещения не предполагалось.

Не предполагалось и каких-либо вещественных изображений Её: Эйи чувствовал, что это было бы слишком громоздко, слишком не соответствовало бы Её божественной природе, тонкой, едва уловимой, и в то же время вездесущей. Проблема наличия непосредственно образа божества также должна была решиться за счёт витражей: представлялось, что на стене, параллельной входящему в храм, будет при помощи света создаваться Её образ. К нему вело бы несколько ступеней.

А вот по поводу материала, которым должен был быть выложен пол, Эйи ещё думал.

Как-то они с имперским архитектором – его звали Рэтт – сидели за небольшим столиком, обсуждая некоторые детали чертежей. Это, пожалуй, был первый имперец, который не вливал в себя кветт при первом удобном моменте: он же хлестал какой-то травяной напиток, видимо, изобретённый самостоятельно.

– Знаете, – начал Эйи, – я всё ломаю голову, из чего должна быть плитка на полу. Сначала думал – может, из драгоценных камней? Но потом как-то засомневался – это всё-таки имперский стиль…

– Дело даже не совсем в этом, – улыбнулся Рэтт, научившийся игнорировать то и дело вылезающие замечания, касающиеся разницы в этнической принадлежности. —Понимаете, если Вы собираетесь внутри делать храм полностью из местного белого камня, то пол из более яркой породы будет сильно выпадать из общей картины.

– Кажется, это как раз то, что я попытался Вам сказать, – прищурился Эйи.

– Немного не то, – снова улыбнулся Рэтт, – я говорю об эстетической несочетаемости.

– Естественно, оно эстетически не сочетается! – фыркнул Эйи.

– Так вот, – продолжил имперец, пропустив фразу мимо ушей, – поскольку плитка из драгоценных камней выглядела бы несколько вычурно на фоне остального, а нам нужно учесть как особенности культуры, так и назначение проектируемого помещения, предлагаю пол сделать чёрно-сине-фиолетовым. В этом случае посетитель будто бы шагнёт в космическую бездну, и к тому же – Рэтт улыбнулся – будет соблюдён стиль архитектуры Э-а.

Эйи серьёзно и как-то растерянно посмотрел на собеседника.

– У Вас отличное чутьё, – сказал он. – Думаю, это именно то, что нужно.

Имперец довольно улыбнулся и допил свой травяной напиток.

Волосы у Эйи уже отрасли настолько, что чёрный оставался исключительно на концах. Этим своим видом он начал традицию, которая не умерла и по сей день – точнее даже не он, а Лайи, который как-то раз пришёл с выкрашенными в тёмно-фиолетовый кончиками волос. Затем в знак солидарности так сделала ещё пара человек, и с тех пор у всех, кто работал в правительстве на высоких должностях, стало принято поступать подобным образом.

А однажды Эйи увидел человека с такими же чёрными глазами, как у него самого. Произошло это случайно: первый намеревался присесть отдохнуть у фонтана, а второй уже там сидел, задумчиво смотря на воду. Заметить столь мелкую деталь было не так-то сложно – чёрный цвет явно выделялся на фоне белоснежной кожи.

Первой эмоцией Эйи было потрясение, а затем ужас. Откуда он взялся? Неужели кто-то где-то ещё продолжает эти мерзкие эксперименты?! Он уже заранее приготовился стереть с лица земли этих людей и эту лабораторию. Однако доказательств пока не было, а подойти к тому человеку и спросить было бы верхом бестактности и, возможно, могло оставить тому травму на всю жизнь. Поэтому в первую очередь Эйи решил рассказать об этом Лайи.