Истории одного города…

Наконец-то из коридора донёсся глухой звук открывающегося замка и едва ощутимый сквозняк пронёсся от входной двери в зал, где приласкав её, вырвался в раскрытою створку окна. Вслед за ним, стараясь двигаться как можно тише, в комнату вошёл её любимый, не спеша, словно растягивая удовольствие, а она оставалась бездвижной, стараясь не выдать собственное волнение.

–Доброе утро. – прошептал он, обнимая её за талию.

–Доброе утро. – ответила она, прикрыв глаза от удовольствия.

Он нежно целует её в шею и прижимает к себе ещё крепче: – Как спалось самой прекрасной девочке в мире?

–Ты же знаешь, без тебя всегда плохо, – отвечает она, повернувшись к нему лицом.

Они встречаются взглядом и утопают в любви пылающей в них. Потом он целует её в губы так, будто это их последний поцелуй и они таят в объятиях друг друга.

–А как вел себя наш ангелочек? – прервавшись на миг интересуется он, проведя крепкой широкой ладонью по её щеке.

В одно мгновение окружающий её мир меркнет вместе с нахлынувшими воспоминаниями, оставляя после себя лишь резкую боль, пронзившую её словно разряд тысячи молний. Вцепившись в подоконник, Катенька едва сдерживается от падения и тут же застывает в немом оцепенении.

Только тогда, когда её пальцы посинели от напряжения, она приходит в себя и тут же бросается к детской комнате.

* * *

То разделяясь на десяток самостоятельный стонов, то сочетаясь в одном монотонном рёве, по окраине города разносился вой клаксонов. Ещё недавно это могло означать многое, например движение свадебного кортежа или приветствие футбольной команды, но сейчас это говорило лишь об одном – в разбитые районы везут запасы воды и пищи.

В ответ на оглушающие звуки дворы полнились людьми и даже бродячими животными, по-видимому ожидающими, что и им что-то перепадёт. Не остались в стороне и Катины соседи, хотя в их районе этот рёв был едва слышен. Сначала по одному, а после и целыми семьями, они выходили из своих подъездов, радужно приветствуя друг друга.

Катенька заметила их из окна детской комнаты, когда одергивала шторы, но особого значения этому не придала вернув своё внимание кровати, где мирно сопя, спала её шестилетняя дочь – София. Присев на колени, молодая мама поправила сползшее на край одеяло и нежно поцеловала её раскрасневшуюся щеку. В ответ девочка отвернулась к стене, уткнувшись лицом в лежавшую рядом куклу.

–"Ну конечно, как всегда вместе…" – довольно улыбаясь, подумала она – "Прям не разлей вода…"

Стараясь не потревожить дочь, Катенька отодвинула её верную подругу в сторону и убрав сползшие на лицо золотистые кудри снова поцеловала.

–Как же сильно я тебя люблю, моя Софи! – шептала она, поглаживая сжатые в кулачки ладошки, – Больше жизни люблю, мой ангелочек!

Её лицо сияло от счастья так, как может сиять лицо матери, впервые увидевший своё дитя и в тот же миг осознавшей, что уже не сможет прожить без него. Ей так хотелось прижаться к ней, утопить в океане своей любви и ласки, бесконечно повторяя свои признания, но потревожить сон девочки она так и не решилась. Оглянувшись по сторонам, Катенька лишний раз убедилась в безопасности девочки и только тогда покинула комнату, намеренно оставив дверь открытой.

Истратив последние запасы воды, она окунулась в заполненную до краев ванную и прикрыла глаза, ощущая неудержимую слабость во всем теле. Отбросив все удручающие её мысли, Катенька покорилась этим влажным объятиям и кажется, отключилась всего на миг, как вдруг почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд. Нехотя приоткрыв глаза, девушка тут же окаменела от ужаса – с противоположной стороны ванны погружённая в воду, на неё смотрела София. Золотистые кудри девочки были испачканы жирными пятнами крови, а глаза заполнены пылающей огнём мглой.

–Почему ты оставила меня, мамочка? – прошептала она сквозь зубы и потянулась к ней, достав из воды окровавленные ладони.

Катенька попыталась вырваться из объятий ванной, но тело её совсем не слушалось, тогда она взмолила о помощи, стараясь кричать как можно громче, однако кроме едва различимых писков, ничего не смогла выдавить из себя. Девочка приближалась вcё ближе, будто растягивая удовольствие, а Катенька слабела на глазах. Наконец, она сдалась, окунув комнату в былое затишье.

Черноглазая девочка, так сильно похожая на дочь, внезапно остановилась. До Катеньки ей оставалось всего – ничего несколько сантиметров.

–Зачем ты оставила меня, мамочка? – повторила она, впиваясь взглядом в огромные, полные страха глаза Катеньки и тут же вцепилась в её горло.

Вскочив из ванной, словно ошпаренная, Катенька прижалась к двери, тяжело откашливая мыльную воду, её тело судорожно дрожало. Озираясь по сторонам она пыталась найти ужасное подобие своей дочери, но темнота была пуста, как и ванная в которой все произошло.

–Это был сон… просто ужасный сон, – успокаивала себя Катенька, все ещё настороженно осматривая комнату. – Блин, я же никогда не спала в ванной…

Стараясь не шуметь, она на цыпочках подошла к детской, оставляя после себя мокрые следы на полу. Её малышка все ещё спала, уткнувшись лицом в подушку. Увидев её Катенька с облегчением выдохнула свои страхи и вернулась в ванную, чтобы закончить начатое.

– "Это надо же, ни разу не засыпала… А тут раз… Такого ужаса я никогда не видела…" – размышляла хозяйка, с зубной щеткой во рту. Её размытое отражение в зеркале скрывало все те эмоции, которые бурлили в ней, словно лава в вулкане. – "Довели всё– таки… Своей войной проклятой… Эх-х, был бы жив Геночка… Он бы обязательно увёз нас куда-нибудь, лишь бы подальше от всего этого дурдома." – продолжала возмущаться она, не заметив, как в входящую дверь постучали. Только тогда, когда стуки стали громче и настойчивее, девушка обратила на них внимание:

– “И кому это не спится?!” – ополаскивая рот после зубной пасты, удивилась она.– “Так и Софийку разбудят…”

Накинув халат и укутав мокрые волосы полотенцем, Катенька подошла к двери и заглянула в глазок, после чего недовольно щелкнула замком.

–Катюша, доброе утро! – тяжело дыша поздоровалась Зоя Михайловна, тучная пожилая соседка по тамбуру.

–Здравствуйте, тетя Зоя. – равнодушно ответила хозяйка.

–Ну как ты тут? Держишься? – поинтересовалась названная гостья.

–Все хорошо. Спасибо.

–Наконец-то я тебя застала. Как не постучу, никто не отзывается. Уезжала куда-то что ли?

–Да нет… Дома была – безучастно ответила Катенька.

–Ну да ладно, – отмахнулась рукой гостья. – Ты прогуляться не хочешь? Там такая чудная погодка… Все наши, кха… кха…, собрались, – предложила она прерываясь хриплым кашлем.

“Нашими” тётя Зоя в последнее время называла соседей по дому, не покинувших свои имения.

–Нет. – Cухо ответила Катя. – Мы пока дома посидим.

–Мы? – удивилась Зоя Михайловна и снова протяжно закашлялась.

–Да, мы. – Подтвердила девушка, не обращая внимания на удивление гостьи. – София ещё спит. Да и мне нужно завтрак готовить, так что… Да и к стати, бросайте уже курить тёть Зоя.

После этих слов и без этого большие глаза соседки расширились до неузнаваемости. Она попыталась что-то сказать, но никак не могла остановить злосчастный кашель.

–Ладно, тёть Зой, я пойду… – оборвала беседу Катенька и захлопнула дверь.

Возможно, она бы и обратила внимание на довольно странное поведение соседки и эти непонятные выражения "Наконец-то застала" и "Мы?", но ей действительно нужно было браться за завтрак, поэтому списав все на старческий маразм, девушка занялась любимым делом.

Напевая мотив любимой песни она так увлеклась готовкой, что и не заметила, как шлепая босыми ногами об пол, в кухню зашла София с любимой куклой в руке.

–Доброе утро, мамочка! – поздоровалась она, щурясь от солнечных лучей заливавших комнату.

–Ой! Доброе утро, солнышко! – немного опешив, ответила Катенька и тут же, отложив готовку, подошла к дочке. – Напугала меня. И почему ты босиком по холодному полу ходишь?

–А я не нашла тапочек, – оправдалась девочка, обняв мамины ноги.– Мы с Дашей искали, искали… и не нашли.

–Ну, ничего, мой ангелочек, – подняв её на руки, заверила Катенька, мы сейчас пойдём и вместе поищем.

Поняв, что ругать её никто не собирается, София лишь крепче прижалась к матери и неустанно целовала её, пока они шли в детскую.

–А что это там пахло, мамочка?

–Ты заметила всё– таки?

–Угу… – протянула девочка.

–Это мамочка приготовила тебе сюрприз. Угадай, что? – раззадоривала её Катенька.

–Ну, не знаю… – подыграла София, давно догадавшаяся, о чем идёт речь. – Может блинчики?

–Конечно блинчики, – подтвердила она, усаживая дочь на кровать. – Ты увидела, что ли? Так быстро угадала.

–Ура! Мы с Дашей любим блинчики. – хлопая в ладоши обрадовалась София.

–Ага, особенно Даша. – сыронизировала мать, доставая из под кровати разбросанные тапочки. – Только для начала кое-кому нужно умыться и почистить зубки…

–Хорошо мамочка, – перебила её девочка, спрыгнув с кровати. – Только Даша пойдёт с нами.

–Кто бы спорил, – улыбнувшись согласилась Катенька и взяв Софию за руку повела в ванную.

Совсем скоро любящая мать и не менее любящая её дочь со своей куклой-подружкой сидели за столом небольшой, но уютной кухни.

Разыгравшееся солнце веселило их своими юркими лучами, снующим то по стенам, то по столу хозяйки и дарило непередаваемое чувство, пробуждающее в Катеньке надежду на то, что всё совсем скоро вернётся на свои места. Вот только одно её смущало и когда они были в ванной, где беззаботно шутили друг на другом нарочно брызгаясь водой, и сейчас , за столом с ароматными блинами, – ей все время казалось, что все это когда-то уже происходило с ними, что это какое-то дежавю. К тому же и в глазах Софии она не замечала прежней искры, словно угасающая пламя она исчезла во мраке ночи, оставив вместо залы глубокую печаль, ограненную пустотой.

Убрав со стала она взялась за мытье посуды, а София, приставив стул к окну, вскарабкалась на него и усадив Дашу на подоконник, принялась разглядывать двор.

–Мамочка, там столько деток гуляет… – с сожалением заметила она.

–Не грусти солнышко , я сейчас закончу и мы тоже выйдем прогуляться , – попыталась подбодрить Софию мать , но девочка словно не слышала её, только бормотала что-то не разборчивое себе под нос.

–Что ты там говоришь? Здесь вода шумит, я не расслышала.

–Слишком поздно… – уже громче повторила девочка, не отрываясь от окна.

Катенька застыла с тарелкой в руках. Никогда прежде она не слышала от неё такого отчаянного безразличия, от чего не смогла подобрать нужных слов, однако едва она собралась с мыслями, как из коридора донёсся глухой стук в дверь.

–Я на минутку, хорошо? – отложив тарелку, предупредила она Софию, но так и не сумела покинуть комнату.

Поднявшись на табурет, девочка повернулась к ней лицом. Крохотные слёзы стекали по её щекам и падая на кожаную обивку стула разлетались по сторонам.

–Не оставляй меня, мамочка! – взмолилась София, – Прошу тебя, не открывай двери…

–Ну что ты… что ты, милая? Я ведь на минуту всего… – подбежав к дочери, принялась успокаивать её Катенька.

–Не оставляй меня, мамочка! – Безустанно твердила девочка, будто заезженная пластинка.

–Я никогда не оставлю тебя, – шептала Катенька, прижав к себе дочь. – Слышишь? Никогда…

Но, как назло, в двери продолжали стучать. С каждым разом все сильнее и сильнее, отчего Софии становилось ещё хуже. Её маленькая тело охватила жуткая дрожь. Она то и дело пыталась вырваться из материнских объятий, постоянно твердя: – Не оставляй меня… не оставляй меня.

Приложи в ладони к лицу дочери, Катенька склонилась и попыталась заглянуть в её глаза, чтобы казаться убедительней:

–Софи… – начала она, но оборвалась, заметив, что успокаивает не дочь, а ту самую девочку из сна, что приснился в ванной.

–Там так холодно, мамочка… И совсем никого нет… – Загадочно говорила черноглазая Софи – не оставляй меня, мамочка…

Застывшая от испуга Катенька ничего не отвечала. Последнее что она почувствовала – это неимоверная слабость в ногах. Мгла из Софииных глаз перешла на неё, проникая безболезненно в её сознание через взгляд и увеличиваясь стократно с каждым ударом сердца, которые доносились все реже и реже. Спустя мгновение Катенька потеряла сознание.

* * *

Очнулась хозяйка квартиры от залпов оружия, содрогающих оконную раму. Ужасная головная боль прижимала её к кровати. Единственное, на что ей хватило сил – это оглянуться по сторонам.

–Ну, слава Богу! – обрадовалась Зоя Михайловна, расположившись на том же ложе у ног девушки. – Что ж ты пугаешь старуху то? Всю ночь ждала, пока ты очнешься.

–Что произошло? – едва слышно прохрипела Катя . – Где я?

–Не волнуйся, родная, ты дома. – объяснила старуха. – Мы с Гришей Семёновым нашли тебя на кухне, без сознания.

–На кухне… – повторила за ней Катенька в недоумении.

–На кухне, – подтвердила соседка, – прям на голом полу. Ты так странно вела себя вчера утром, что я решила вновь заглянуть, но на стуки в дверь ты не отреагировала. Я испугалась– не случилось ли чего. Хорошо, что Гриша спускался, из 124 квартиры, вот и помог, значит, двери сломать.

–Сломать?.. – переспросила девушка, все ещё не понимая, что произошло.

–Ну да. Ты не волнуйся, уже и починили, пока я с тобой тут возилась.

–А где София, Зоя Михайловна, – щурясь от боли, поинтересовалась Катенька. – Где моя девочка?

–Ох, доченька ты моя, – придвинувшись ближе, выдохнула старуха, – запамятовала видимо, от горя то. Нет с нами Софии, больше месяца уж нет…

– Как это? Как нет? – выкрикнула Катенька, пытаясь подняться. – Что вы говорите, Зоя Михайловна.

От волнения лицо Катеньки раскраснелось, а головная боль стала совсем невыносимой.

–Где моя дочь? Говорите, прошу вас, – вымолвила она сквозь слезы. – Почему вы молчите?

Не выдержав, разрыдалась и Зоя Михайловна. Сжав трясущиеся руки Катеньки в своих ладонях, она долго не могла подобрать слов. Лишь по-матерински ласково заглянув в глаза девушки, с трудом выдавила из себя несколько фраз:

–Как бомбить начали, наш район-то, так и зацепило Софийку осколками…

Убежище

Узкий проход, идущий между несущими стенами подвального этажа, разделяющими его на десяток комнат, пригодных лишь для обитания комаров и прочей нечисти, был пропитан зловонной сыростью и непроглядной тьмой, однако только он мог привести чету Ломакиных к единственной освещенной комнате расположенной в глубине строения и выдающей себя едва различимым силуэтом двери, очерченной вырывающимся наружу светом.

Глава семейства – Глеб Васильевич, двигался первым, держа в правой руке небольшой, размером с зажигалку фонарик, освещающий им путь блекло-молочным светом, а левой придерживает спортивную сумку, висевшую у него на плече. Будучи профессиональным строителем он машинально высчитывает пройденное им расстояние от круто-спадающей бетонной лестницы, соединяющей первый этаж и подвал, до конечной цели. Несколько минут назад он делал тоже самое, когда вел семейство вдоль высокого фундамента этого дома, больше напоминающего цокольный этаж старинных застроек, под кананадой оглушительных взрывов содрогающих землю, которые доносились отовсюду вместе с ослепляющими вспышками яркого света. Вслед за ним, без конца чихая, шла его супруга Ольга – хрупкая женщина тридцати лет. Пустынные комнаты вторили ей короткими отголосками, угасающими где-то в их пугающей глубине. Она так же несла сумку на плече, но уже обычную женскую, а свободной рукой держала руку их двенадцатилетнего сына – Артёма. Он замыкал цепочку и время от времени ударялся о спину матери, не успевая реагировать на ее команды.

Склоняясь к земле при каждом ударе снаряда, вздымающем кирпичную кладь стен, они двигались словно на ощупь, впитывая страх витающий в воздухе будто губка воду. Страх размывающий грани реальности подобием действия слабого наркотика или хорошей порции алкоголя. Единственное, что успокаивало – это приближающийся силуэт двери.

Наконец, старший Ломакин уткнулся в неё носом и прошептал: "Стойте." Окинув броским взглядом ржавое, покрытое влагой дверное полотно, он робко коснулся приваренной ручки, ощутив ее холод и лёгкое сомнение где-то в глубине души в правильности своих действий, ведь никогда прежде он здесь не был , зная о его существовании лишь по слухам, но внезапно серия ударов, раздавшихся так близко, что где-то позади них какой-то хлам с грохотом рухнул на землю, ускорила его и он тут же потянул её на себя.

* * *

Прищурив отвыкшие от яркого света глаза он вошёл внутрь и немного сдвинулся в сторону , освобождая проход жене и сыну. Едкий запах костра лёгкой тюлью парил над комнатой и тут же окружил внезапных гостей, вырываясь из оков комнаты в распахнутые двери. Будто бы по немой команде все трое прикрыли нос рукавами.

–О-о, не волнуйтесь! – обратился к ним незнакомый, но вполне дружелюбный голос.– Совсем скоро вы привыкните к чаду. В конце концов это тоже, что провести ночь у костра. Поверьте моему опыту! Да и он всё же лучше, чем та гнилая сырость сквозь которую вы пробирались.– Со знанием дела закончил незнакомец, нарисовавшись перед их прозревшими глазами, наконец привыкшими к свету.

Этим незнакомцем оказался мужчина, на первый взгляд лет шестидесяти, с весёлым взглядом и жирными казацкими усами, одетый в шапку ушанку и почему-то в женский полушубок.

–А вот если прикрыть двери, то и чад перестанет на вас тянуть. Поверьте моему опыту!– всё с тем же присущим ему знанием дела добавил незнакомец и пристально осмотрел гостей, остановив взгляд на главе семейства.

Пока Ольга прикрывала двери Глеб попытался осмотреть помещение, смущённо отводя взгляд от взгляда незнакомца, но в очередной раз уткнувшись в него сказал:– Здрасьте!

–Здравствуйте!– повторили за ним жена и сын.

–Нет, ну это же точно вы!– вместо приветствия ответил он и довольно затряс Глеба за плечи. – Это точно он, поверьте моему опыту!– обратился он к кому-то позади себя.

–Простите, мы знакомы?– растеряно обратился Глеб к незнакомцу, сдвинувшись немного в сторону, словно прикрывая семью от незнакомого чудака.

–Ну что вы…– начал было тот объясняться, но был прерван очередной кананадой, разорвавшихся снарядов и как-то сразу поменявшись в лице добавил:– Не переживайте. В наше время растерять память совсем не удивительно, не так ли Глеб Васильевич ?

Услышав своё имя, Ломакин на мгновение вошёл в ступор, удивлённо вскинув брови.

–Что же это я,– продолжил незнакомец,– уже давно за полночь . Вам с семьёй давно пора отдыхать. Я думаю, что там, за колонной, ещё найдётся пару свободных коек, – по-хозяйски указав рукой куда-то в глубь комнаты закончил незнакомец и развернувшись пошёл прочь.

Ещё несколько секунд супруги провожали его взглядом, а потом, переглянувшись, приступили к осмотру помещения. Оставляя лишь узкие проходы, в метрах пяти от них, были расставлены самодельные койки и стандартные кровати с металлическими и деревянными быльцами, заканчивая свой след где-то в глубине комнаты. На каждой из них возвышался холм из вещей или одеял, скрывающий под собой мужчину или женщину, а иногда и ребёнка. Но среди этого спящего царства были и бодрствующие люди– они собрались у большой самодельной буржуйки, согревающей, а заодно и зачадившей это помещение.

Выбрав направление семейство двинулось в глубь” царства холмов” и остановились лишь в самом его конце. Там, куда едва пробивался свет от лампы над входной дверью.

Сдвинув пару кроватей вместе, Глеб получил из них одно большое ложе.

–Cадитесь,– сказал он жене,– я сейчас достану одеяло.

– Я положу куртку вместо подушки, а ты ложись сыночек.– перехватив эстафету обратилась Ольга к сыну. – Только разуйся, хорошо?

Мальчик выполнил просьбу матери и она укрыла его одеялом, протянутое Глебом.

–А ты?– Спросил её Глеб.

– Я прилягу рядом,– ответила она,– А ты укройся курткой.

–Ладно, разберёмся,– ответил Глеб,– Ложись скорее.

–Кто это был ?– прижимаясь к сыну спросила она,– Кажется он тебя знает.

–Не знаю я,– недовольно ответил Глеб.– Я сейчас вас укрою.

Присев на край кровати он первым делом подметил про себя, что здесь гораздо прохладнее, чем при входе и что скорей всего причиной тому была та самая буржуйка. Еще он чувствовал жуткую усталость, но от чего-то совсем не хотел спать. Закрыв глаза Ломакин отстранился от реальности, отсек не прекращающийся снаружи грохот, пытаясь услышать свой внутренний голос и понять, что делать дальше, но вдруг в какое-то мгновение услышал, казалось немые до этого момента голоса кроватных холмов. Где-то слева, видимо ближе к входу, кто-то протяжно храпел и этот храп выливался в простую незамысловатую мелодию. Всего в нескольких коек от него слышался плачь и всхлипывания, приглушенные толи подушкой, толи одеялом. А в самой гуще тьмы добрым нежным голосом какая-то незнакомка читала молитву. Даже неразборчивый спор заседателей у камина, к которым отправился чудак в женском полушубке, тоже был ему слышен.

Однако еще большей неожиданностью для Глеба оказались внезапно всплывшие из воспоминаний картины прошлого, в которых он не просто знакомится, а довольно свободно общается с тем самым незнакомцем в леопардовой шубе.

– «Я вспомнил!» – вскрикнул он про себя подскакивая с места – Я вспомнил! – уже вслух повторил он и вскинул руки к верху, как обычно делают болельщики на стадионе, невероятно довольный собой.

Ему тут же захотелось сообщить жене, но тут его снова осенило – вспомнив, где он находиться и почему, Глеб освети фонариком семью, снова поправил на них одеяло и тут же направился к компании знакомого незнакомца, ведомый жутким желанием поделиться с кем-то этой новостью и окончательной бессонницей.

Сегодня особенно часто бьют…– сказал старик, сидя на старом пластмассовом ящике для бутылок. – Неужто пытаются прорваться? А, Глеб Васильевич? – резко обернувшись, обратился он к выбирающемуся из кроватного леса Ломакину.

Оцепенев от неожиданности, тот лишь растерянно пожал плечами, глядя на неопределенную улыбку старика.

– Вот и я теряюсь в догадках… – поворачиваясь на место, закончил он.

Не понимая, что теперь его больше будоражит – или воспоминания, или странное предчувствие старика, обнаружившего его еще на подходе, Ломакин не спеша обошел восседающую на ящиках компанию и остановившись спереди слева от них тут же обратился к старику:

– Семен Аркадьевич, представляете, я все вспомнил!

– Что же вы вспомнили, Глеб Васильевич?

– 2009 год. Наше знакомство. Ваша библиотека…

– Ах это… ну что вы! Не стоило так себя утруждать, – наградив Глеба своей бессменной улыбкой заверил старик и подняв кочергу с пола принялся дробить ею жар в большой самодельной буржуйке, пламя которой окрасило его лицо багровым цветом.

– Да нет… Не то, что бы… Ни с того, ни с чего… – пытаясь подобрать слова, что-то невнятное затараторил Глеб, но тут же осекся, уловив на себе взгляды остальных членов «буржуйской» компании, полные явного недоумения.

– Может чаю, дорогие мои? – обратился к присутствующим Семен Аркадьевич, привлекая к себе внимание и тем самым выручив старого знакомого. – Чай сейчас будет очень кстати, поверьте моему опыту!

Присутствующие тут же оживились, засуетились и уже через миг у каждого из них в руках оказалась чашка, кроме старухи, сидевшей в противоположном от Ломакина крае и все время трусившей головой, как при дрожи.

– Глеб Васильевич, а вы? – обратился к нему старик в полушубке.

– А мне и не с чего, Семен Аркадьевич. – смущенно ответил Глеб Васильевич .

–Да вы присаживайтесь, что ноги бить. Вон ящик, в углу. За вами. – предложил старик и добавил – нашему брату, я имею ввиду славянину, было бы что, а во что он всегда найдет! Поверьте моему опыту…

Ломакин снял со стопки такой же, как и у остальных присутствующих, ящик из под пивных бутылок и перевернув его присел с краю. Тем временем Семен Аркадьевич заканчивал разлив чая сидевшим по правую руку от него, а закончив развернулся к левой стороне. В руках он держал большой заварник для чая, объемом не меньше литры, и не отводя глаз от протянутых к нему чашек, продолжил свое нехитрое дело. Когда из присутствующих чай был разлит всем, кроме Глеба и старухи, он протянул Ломакину чашку со ловами:– Прошу Вас!

В этот момент Ломакин отрешенно глядел на лапти дыма, периодически вырывающихся из стыков труб, и самой буржуйки, и делал вид что ему безразлично действие компании.

– О, спасибо! – тут же поблагодарил он и только теперь заметил, что из заварника ему наливают не чай , а прозрачную жидкость с резким запахом спирта.

– Понимаете, Глеб Васильевич, запасы иссекают, – начал объяснять Семен Аркадьевич, отвечая на немой вопрос в его глазах, – вот мы и решили с друзьями выпить такой себе «саке». Результаты тот же , а расход меньше. Поверьте моему опыту.