Война, которой не будет?

Враз пересохшим языком шепчу какую-то херню: – мы же не в любовь играем, а помогаем друг другу избавиться от вожделения.

– да помогаем. Только так не очень удобно. Можно повернусь? Оооой.

– тебе больно? Остановиться?

– да, в смысле нет. Продолжай, пожалуйста без слов.

А какие слова когда уже поплыл. Отхлынули мы друг от друга, опустив глаза разбежались и до того пока домой со своим семейством не уперся старались взглядами не встречаться.

А потом. Где-то через недельку. Привез к теще Светку. – мать посиди с ребенком, а то мне на службу, Галка где-то на коем-то симпозиуме воспитателей дошкольного образования загуляла.

– ладно. Пусть моя крохотуля хоть вообще у меня живет, мне только в радость.

И без паузы – На чекушку дашь?

– на, только без фанатизма, в смысле не увлекайся слишком, за дитём приглядывай и еще и моей сладенькой мороженку купи.

– тады мы прям щас улетим.

– ну, с тобой-то все ясно, но ты Светик за бабушкину метлу покрепче держись.

– бабуля, за какую метлу папа говорит?

– это у него юмор такой – солдафонский. Ничо, щас мово борща попробует и враз полюбит тёщу. – Ната, покорми зятя.

Наташа, молча, наполняет тарелку еще дымящимся супом, да только руки мелко дрожат.

Трогаю ее тихонько. Напрягается но придвигается ко мне. – ведь ничего же не было?

– ничего и не было. А давай еще разик ничего не было.

Недолго молчит, но потом прижимает мою голову к своему животу – я только об этом последнее время и думаю. Хочу тебя, аж скулы сводит. Твоя же Галка сука. Живи с ней, раз уж так сложилось, а люби только меня. Люби когда только захочешь.

А потом. Потом она однажды пришла вся в белом. Юбочка такая воланом, водолазка обтягивающая. Говорит зашла попрощаться.

– как же попрощаться, когда словно невеста. Фаты только не хватает. – притянул ее к себе. Вот и трусишки так же в тон.

– Дурак, я не шучу, я насовсем. И не трогай меня. – попробовала отодвинуться, но я уже влез всей мордой. Благо, низенький пуфик как раз скорректировал мой рост под это дело. Отодвинул узкую полоску шелковистой материи и языком грубо впился в клитор.

Новая попытка отодвинуться – Я же не мылась. Но сопротивление уже подавлено и вместо того чтоб оттолкнуть накрывает меня юбкой и прижимает затылок так, вот-вот расплющит моё лицо.

– Ой девочка, ты так придушишь.

– а ты не лезь куда не положено. Действительно задушить тебя готова. Решительно отодвигается, но только для того чтоб с треском оторвать что-то на юбке и стащить через бедра вместе с трусиками. Потом тоже с треском стаскивает водолазку. Тащит через голову так, что летят искры статического электричества. Или это у меня из глаз от моего напряжения?

С себя в это время успел скинуть штаны с труселями только до колен. Всё так же не приподнимаясь с места притягиваю к себе. Она садится принимая меня в себя. А я пытаюсь справиться с лифчиком, но семейная жизнь не вырабатывает данного навыка…..

Нет, хватит этаких воспоминаний. Еще немного и трусы нодоть менять. Тем более закончилось все анекдотом. Застукала нас моя дочурка неслышно проскользнув в комнату. Я подскочил как ошпаренный, мол напугал ребенка. Про Наташку подумал, чтоб та провалилась в тар-татары. Штаны натягиваю и ко кровиночке моей. Дрожащим от волнения голосом – не бойся солнышко. Никто никого не обидел. У взрослых такое случается, это такие игры, в которые детям подглядывать не надо.

Папа, я знаю, я так уже видела, когда мама с дядей Лешей такое делали».

Наташка, она как-то рассказывала, что на моей свадьбе так наревелась аж лицо опухло, свою сестренку родную удавить готова от ревности была. А я? Дурак я. Не понял тогда. Даже боялся её чувств. Меня ж в ней совсем другое интересовало. А девочка с раздвоенности такой прям чахнуть начала. Сорвалась, улетела в какие-то дальние края. Я чуть ли не рад был, что так все кончилось и не прознал никто. Только позже в башке по местам вставать стало и с того только тоска. И с бывшей женой, хоть вроде бы не враг ей, и после развода помочь чем могу никогда не отказывал, но горше чем враги. Впрочем, это уже по второму разу….

Танки конечно старинные, но как красиво подходили. Умели разрабатывать технику в Империи. Даже Ханьская перепроэктировка и сборка им не повредила.178 И когда два дымовых столба выросли прямо перед их носом, они не сбавляя скорости, только слегка крутанули хищными стволами и как по команде изрыгнули пламя из всех орудий и вдвое большего числа пулеметов. Вперед сквозь дымзавесу. Только две ракеты вырвались им на встречу. Одна сразу смертельно ранила первый танк, но вторая только сорвала с борта противо-кумулятивную защиту. Глядя на это, Шурка зло матюкнулся. Рванул машину из-под маскировочной сетки. Нет, не так устраивали они засаду с покойничком Лие, который, конечно же, имел меньший опыт общения с «малышками», но видимо нашел способ действовать более правильно. Но эта мысль и на доли секунды не оторвала внимания от задачи, выполнение которой давно доведено до автоматизма. В прицеле борт ближнего танка – пуск ракеты. Куда попадете смотреть некогда – новая цель – дальний БТР. Еще пуск. Пашка чего-то замешкался с ближним к нему танком. Тогда, на – ракету ему в бочину. Как красиво когда цель настигают две ракеты с разных бортов. Башня подлетает легко, словно подпнутый мячик. Но боезапас надо бы расходовать более разумно. Снабжение наверняка проблемотично. А танк не добитый Батей, уже крутит башню. Еще пара секунд и вопрос встанет кто кого. Нет, ракета очевидно быстрее – и куда надо, прям под основание башни. Пропорхала она из-за спины пущенная дрожащей девичьей рукой – Ай да Катуха. Три танка и БТРы чадили, добавляя еще копоти к унылому пустынному пейзажу. Четвертый – безбашенный почему-то гореть не хотел и куда-то неторопливо полз, ну хоть угрозы не представлял и на том ладно. Теперича он и без орудия снабженного лазерным дальномером, и без пулеметов, и без непригодившегося прибора ночного видения, да и без экипажа. Это не особенно трагично для почти полутора миллиардного Джуньхуа, но невосполнимо именно для этой машины.

Услышав подкатывающую сзади коляску. Шурка, не уполномоченный правами командования, распорядился Катюше снимать сетки недавней засады. А вырулившему вдалеке Павлу замахал руками, мол посмотри что там с Батей. Сам же осторожно направился к кострам, распространяющим тошнотворную вонь горелых механизмов и плоти. Вот она совсем близко эта недавно такая страшная армада. Армада, конечно, только в сравнении с четырьмя нелепыми колясками и управляющих ими людишками. Ровно столько было в экипаже каждого танка. Шурка уже решил было подсчитать, сколько жизней они отняли за максимум пяток минут, как вдруг понял, это не он ступает на грунт, а тот на него… Земля поднялась впереди стеной во всю Землю. И понеслась эта стена навстречу со скоростью каблука опускающегося на букашку. Тоесть невероятно медленно, но убежать не успеешь, зато вагон времени, вспомнить …, ну что к примеру? Да ничего! Потому, как скорость эта намного выше скорости света, ошибочно принимаемой за непревзойденную. Потому, как сам свет исчезает. Нет, не становится темно. Просто объявляется безо всякого света. И где-то глубоко в себе затухающими импульсами … – Знаете, что такое скорость….

1.

Знаете, что такое скорость? Не на болидах несущихся по гладкой трассе. Не на ралли, когда колдобины опасны, но все ж за ветровым стеклом, за дугами безопасности и под надзором сотни глаз. А вот так, когда трава почти щекочет нос. Когда горизонт, то чуть дальше носков ваших ботинок, но вот вдруг вы отрываетесь от земли, и взлетаете, открывая далекий виднокрай. И мотор неистово ревет, и бешено вращаются колеса. А земля послушно уплывает из под ног. Сереющий горизонт убегает далеко, сливаясь в дальнем мареве с сизым небом. И люди и редкие кустарники, разбрызганные по округе, приобретают свой настоящий – мелкий вид.

От непередаваемого чувства полета Шурке хотелось петь во всю глотку родившиеся стихи. Поэму о том, что только кретин может бояться высоты, убивает-то не высота, а потеря оной. Вот только что подумает о его вокале мелюзга, прижавшаяся сзади теми прыщами, которые вместо грудей, – тоже мне инструкторша по планеризму. И кстати, почему нельзя петь при отсутствии слуха, – голос то у меня нормальный, а как я пою, слушать не собираюсь, а и услышу, дык оно все одно лучше звучит чем в исполнении большинства поп стар. А у меня хоть попа не старая, но зато Песня рвущаяся из груди не искажена наложенной фонограммой. Она, эта деваха, которая не дает вволю порулить и своим присутствием мешает песне, могла б быть почти красавицей. Ну почти, коли б не тяжеловатая нижняя челюсть, указывающая на обладательницу, способную если захочет, достичь любых высот, в смысле целей. Короче, флиртуют с такими женщинами не часто. Может быть, поэтому таких вот дамочек чаще всего встретишь главными бухгалтерами, или даже руководителями учреждений. И эта все время пытается взять управление парусом на себя, мол, еще не научился чувствовать воздух. Как его еще лучше почувствовать, когда всю сознательную жизнь ветер в голове. Пашку так не зажимает, и не потому, что тот единожды звезданутый офицерскими знаками отличия, а потому, как на двух ногах. Ну да ничего, пройдет с полгода и никто не заметит отсутствия ступни, если, конечно обувь не снимать. Судя по кинам, в европах туфли не разувают даже во время сэкса. У нас, паскудно иной раз, как на Квазимоду смотрят, когда, приходится передвигаться опираясь на палочку. Пусть и неплохо тросточка выглядит, и электрошокер в ней так ладно разместился, но все одно костыль…

Как и все? И весь полет? Так пяти минут никак не прошло. Да причем здесь горючее, ежели его при взлете в два раза больше расходуется. Ну и мымра ты Катюха, патронов к пулемету тоже больше не дам. Учись стрелять без патронов, для убедительности можешь пиф-паф своими нервными губешками изображать. Правильная присказка у маво деда была: – «Бог создал три страшных зла – чёрта, бабу и козла». Присказки у него длинные были, жалко все не запомнились, но в этой продолжение не забыть: – «А им в насмешку три ударника – меня, вахтера и пожарника». Да, касаемо меня, главный дедов прикол не забыть. Мальцом еще интересуюсь: – деда, ты яблоньки садишь, а когда яблочки появятся?

– Лет через пяток, не раньше.

– Так ты, пока они созреют, уже умрешь.

– А ты когда вырастешь приезжать сюда будешь?

– Каждое лето.

– Вот, чтоб люди говорили – какие вкусные яблоки растут рядом с домом этого обормота.

По приземлении Шурка попытался браво выпрыгнуть, из «малышки», но трудно оказывается, оттолкнувшись только одной ногой на нее и приземлиться. Все-таки притопнул протезом твердый грунт чуть сильнее чем предполагалось. Едва не рухнул от острой боли. Нечего выёживаться, если не все колючки затвердели. В пол оборота глянул, заметила ли пигалица. Та потупила взгляд и типа сосредоточенно трет пальчиком на панели приборов, чтоб значит не выказать сочувствия. От этого раздражение еще только усиливается. А что ты хотел? Чтоб заохала и бросилась поддерживать? Так вообще бы прибил.

Почему Сашка нервировал при виде этой хрупкой и не самой смазливой девчонки, направленной с ними на задание, он не мог объяснить даже сам себе. Наверное, потому как приключеньице ждет, с которого наверняка нет возврата. Своей обреченности не боялся. Повезет выжить, – будем жить. Батя уже старый холостяк, еще может бы и женился на какой ни будь вдовушке, которых нынче пруд пруди, но потомства, по крайне мере своего семени, вряд ли дождется. Пашка, обрадованный отпрыском от не самой добропорядочной девочки, с которой имел соитие один только раз без контроцептива, тоже до сих пор не знает, пучиться ему от счастья или пока воздержаться. Еще и семейка у пассии такая, что младшие офицерские чины не котируются. Хочешь детально рассмотреть потомство, – срочно становись генералом, – можешь даже посмертно. А эта, дельтапланеристка, только вот с курсов благородных девиц, куда с ними за компанию? Штабные сволочи, не могли чтоль мужика отыскать разбирающегося в компьютерных программах и с навыками планериста. О, надо бы как-то к ней с Пахой, в групповуху пристроиться. В смысле, они практикуются в балакании на ханьском. Может и мне успеет пригодиться такой навык.

Екатерина, чувствуя неловкость, (тебя с чего-то считают вроде как виноватой, а ведь вины то никакой нет), чтоб разрядить обстановку, (сделай первой шаг навстречу и у оппонента в подсознании отложится позитивное предрасположение), спросила: – скажите, Александр, Вам приходилось убивать человека?

– Да я танк, кучу БТР и даже вертушку ханей спалил – буркнул угрюмо ковыляющий Шурка.

– Нет, танк и вертолёт я понимаю, они тоже с экипажем были, но это другое. Когда в них стреляешь, то видишь перед собой машину, а вот живого человека убить трудно?

Взглянув в наполненные христианским трепетом глаза девчонки, потрепанный вояка, придав голосу немного ужаса и еще толику пафоса, почти прошипел: – Конечно трудно… Ты не поверишь насколько живучая скотина этот человек. Он ползет на тебя гад, а ты его навскидку короткой очередью. Ты попал в него, видишь дергается от боли, но еще пытается ползти. Тогда очередь, чуть подлиннее и прицеливаешься боле тщательно. Смотришь, а эта сволочь распотрошенная словно соломенная кукла после занятий по ножевому бою, только окровавленная, еще скребется. Мертвеющей рукой к автомату тянется, чтоб тебя с собой на тот свет прихватить…. Тут лучше всего в упор в голову, чтоб мозги подальше разбросало, – без мозгов он еще некоторое время прожить может, но уже не так опасен.

Теперь уже Шурка идет, весело похрамывая и мурлыча какой-то мотивчик. А девушка плетется, спотыкаясь на ровном месте. – Да, верно написано в пособии призывников по правам военнослужащего – «Друзья необходимы для твоего выживания – они дают противнику альтернативные цели».

2.

Поздно вечером, когда Шурка колунил179 в охранении, к нему почти бесшумно подошел Пашка.

– 

Таак, рядовой, что за сон на боевом посту?

– 

Никак нет, ваше благородие, я бдю!

– 

Тогда, Маасква, почему не реагируете на приближение старшего по званию.

– 

Так меня Марфуша предупредила, когда ты к кургану только подходить начал. Я среагировал, и подстрелил тебя еще тогда, как ко мне почти неслышно,ты стадом диких буйволов, карабкался. Из-за собственного грохота ты ни окрика «стой», ни предупредительного выстрела в воздух не услышал, и даже, похоже, не понял

, что почти минуту как убит. А почему Москва?

Пашка покосился на звереныша, грозно скалящего острую мордочку из под полы бушлата друга. Это могло бы показаться комичным, но протяни руку, и острые зубы так вонзятся в пальцы, смешно не покажется. Ласка охраняла своего большого, но глупого друга не шуточно. Большого, понятно почему, а глупого потому как норовит сунуть под нос что-то малосъедобное, типа давешних сосисок. А в них таких гадостей понапихали, не всякая собака проглотить решится, пусть по природе и падальщица. От теплых же, так нежно пахнущих кровью мышей, воротит нос. Кто не любит свежепрожареного стейка «розен-блю», т.е. с кровью, только тот кто не пробовал, а тут такая свежатинка, мясцо еще чуточку трепыхается. Совсем нюх потерял друган, да и со слухом видимо не лады. Вот и сейчас, его полусонного едва не захватили врасплох. Впрочем, поскольку тревога оказалась ложной, то можно и дальше отправляться на охоту. Для друга моего друга не в напряг притащить мыша пожирнее.

Проводив взглядом растворившегося в сумерках мелкого хищника Павлуха на три четверти тона потише промямлил: – Масква – столица. Сто рож и сто лица это ж одно и тоже. А ты чего пререкаешся со старшими по званию? Сам говорил – перед начальством оправдываться бесполезно.

– Ой, ё ёй, похоже, у нас чуйство юмору к ночи не вовремя проснулось. Но все одно, не надо больше меня лимитой180 обзывать, и не сторож я, а часовой. Сторож, он честно на посту, за копеечную зарплату спит, а часовой пашет как потерпевший, за ту же работу получая так себе одежку, да еще так себее жрачку и во исполнение какого-то долга. Мне вот, например, чегой-то никто ничего не задолжал. И перед тобой я не оправдываюсь, а излагаю голые факты. Знаешь любимое америгосское выражение – фак ты, причем у нас еще и голые.

– Тебя опять на понесло на?

– Согласен, сызнова не к месту раскизделся. Меня, пока младшее командование не приволокло вдохновение посещало, послушай, какую замечательную арию Юлька из Вероны для своего Ромки исполнит:

Мне не надо ничего от тебя, просто изредка коснуться рукой.

Мне не надо ничего от тебя, просто знать, то, что ты есть, что ты мой.

И пускай, потом разлюбишь меня, и пускай, потом упрешься к другой.

То, что есть сейчас со мной у меня, это то, что будет вечно со мной….

– Ты, это чего? Ты на службе или где? Бдить должен или всякой сочинительской ерундой заниматься?

– Господин микромайор! Мой нтилект позволяет мню делать несколько дел одновременно. Слыхали, наверное, про такого вождя мирового пролетариата как Виленин. Так он одновременно пил морковный чай закусывая ржаным сухарем, читал газету и беседуя с ходоками обдумывал новую статью про то кому что делать. Я не настолько подкован, но тоже могу, допустим, тужась на унитазе курить, читать и еще и прихлебывать пивко. И еще….

– Все-все достаточно. Уел. И сейчас не больно-то до твоей лирики, сейчас больше на меланхолию пробивает.

– О, меланхолия! Это, заметьте, по вашему желанию, сколь угодно, вот например:

                  Обещает всем весна, а как иначе то?

            Но не факт, что для тебя хоть что-то сбудется.

            То иллюзия, что, где-то, много значишь ты.

      Для других твоя история забудется.

– 

Ну, ты меня совсем достал, – «твоя история забудется».

– 

Не придирайся к словам, прекрасно понимаешь, это я не про тебя, а скорее уж про себя. Твои-

то похождения, говорят, долго по штабам вспоминать будут. Поведай, наконец, чего натворил?

– 

На какой такой конец тебе поведать?

А Батя, старый п..ду

н, всем успел наплести.

– 

Ну не всем, а только мне, и не всё, а только то, что ты опять был в залёте.

– 

Конечно не всем, но если из нас четверых, не считая твоего хорька, трое знают, то это как?

– 

Во-первых, у меня не хорёк, а ласка – Марфушенькой зовут, сколько можно повторять, чтоб не обзывал мою животину. Во-вторых, из этих троих один ты сам. А в-третьих, рассказывай всё как на духу, раз уж все равно приперся.

А чё рассказывать. В телефонном разговоре проговорилась мне мать, что заходила к ней моя подружка, (как разыскала то), и сообщила будто не столь давно стал я папой. От Масквы до Казани всего каких-то восемьсот километров. Дисциплинка у нас на командирских курсах строгая, но отдельные товарищи умудрялись почти по неделям пропадать, лишь бы кто-то прикрыл задницу, отметив посещение занятий. Вот и я решил, по-тихому, в самоход смотаться. Дня за три рассчитывал обернуться. Отпуск то все равно, ни при каких обстоятельствах не дадут. Ксиву181, и одёжку штатскую (джинсу штатовскую) один корешок одолжил. Прикатил я значит в родной город и даже мать, не повидав, к Гуле кинулся. А там ее папашка даже на порог не пустил. Он же скорее всего и в ментовку, как на дезертира капнул. Ну, чего он со мной так? Шурка объясни, – ведь я же люблю её, и отец её ребенка к тому ж.

– Понимаешь…. Представь, что ты вождь индонезийского, или там еще какого океанского племени. Ты видишь, что бледнолицые, приезжающие на твой остров, всегда без спросу брали любую женщину, и тащили в кусты. Мнение родителей или мужа, да и самой молодки их не интересовало. Что с ними поделаешь, обычай у них такой. Но, они ведь гости. И вот ты однажды приехал в их Европы. И тебя буквально затащила на себя одна некрасивая и даже страшная, нет просто страшно некрасивая девица. И тут отец её, изображая еще более страшную ярость, говорит, мол ожидает тебя мучительная смерть на костре. Ну, в крайнем случае, ты можешь на ней жениться, если уступишь тому папаше сбор жемчуга за последние этак двадцать лет….

– Знаю, Саня, тебя не переслушать. И причем тут все это? Я ж с тобой о своей женщине советуюсь.

– Да понимаю ты не вождь зулусов. Просто, как всегда излишне многословно, пытаюсь выразить, что обычаи одних, не всегда понятны и приемлемы для других. Короче для папы подружки ты не кошерный или как там у вас? Не халяль? Но всё-всё, я уже заткнулся и весь сосредоточенное внимание.

Пашка немного угрюмо посопел, настраиваясь на волну воспоминаний. – Не стал я тогда скандалить с её предком, убрался на улицу. Видимо прав ты. Для него я не халяль. Потом потоптался немного под окнами любимой, думаю, вдруг да выглянет. Голову к верху задрал, вокруг ничего не вижу. Тут меня под белы ручки и скрутили незаметно подкатившие стражи порядка. Я, как мама учила, все честно рассказал, и потом три дня по каталажкам чалился. Когда на учебке губу182 схлопотал, то от всяких разных мыслей чуть не повесился. А тут, вроде бы со страху, раз могут расстрелять как дезертира, сам помереть должён, а мне всё как бомжу ипотека. Нет вру. Первые часа четыре чуть не помер – оттого, что курить хотел. Закинули меня поначалу в ментовской обезьянник и оставили до прибытия служилых из комендатуры, со скованными за спиной руками. Чего не звезданет в голову, когда там звенящая пустота. В куртешке, в карманах и сигареты и зажигалка неотобранные остались, но как закурить когда в «браслетах»?. Я сигарету и зажигалку выцарапал, а как закурить? Пахитоску183 на лежак кинул, потом встал на колени и губами ухватил. Лавку, отполированную арестантскими задницами, правда всю исцеловал. Но прикурить-то как? Хорошо, в кармане билет сохранился. Я его за спиной поджег и опять же на лавку кинул, от него прикурить успел и даже пару затяжек сделать, прежде чем пожарная сигнализация сработала, и ко мне дежурный ворвался. Смотрит, как я пытаюсь остатки сигареты за раз выкурить, смотрит на наручники за моей спиной. – Да как ты, гадёныш, задымить умудрился? А я гордо так – я ж не абы как, а в шпионской школе учусь. Там много на какие гадости натаскать могут. Хорошо, что за мной самый раз конвоиры армейские прибыли, иначе бы мне доходчиво объяснили – в отличие от разведчиков милиционеры бьют, может и менее профессионально, зато любимому делу отдаются со всей ответственностью….

На четвертый день приехал за мной Батя и молча, с комендантской охраной до поезда проводил. Только в купе снял с меня очередную «нежность»184 и выставил на столик бутылку водки. За ней родимой и объяснил, что нет у меня другого выхода, кроме как с вами прямиком в какой-то ад податься. Согласился я, не особо объясняя, с тобой и с ним я готов попробовать у самого чёрта зад побрить. Только думаю, как тебя-то он сумел обратно в армию впихнуть? А тут вот, еще и выяснилось, вместо взыскания мне как бы досрочные экзамены оформили, и звание хоть неполное, но дали. Ну, это уже генералы постарались, – очень важен, видать наш рейд. Так, не слишком переживая, я сплошные плюсы имею. Одно только жаль, ни мать, ни Гулю не повидал. Да и на малого, хоть разок бы взглянуть хотелось. – Вдруг действительно на меня похож?

Что-то я разговорился, почти как ты. Твоя история говорят вообще роман приключенческий. Ну-ка колись.

– 

Вот Батя, старый п..дун, всем успел наплести….

А рассказывать особо нечего. Выписывали меня из госпиталя с мало скрываемой радостью. Я там от скуки доходягам лекции по истории отчизны вздумал повествовать, а начальство не знало, как на это незапланированное мероприятие реагировать. Веришь, в восьмиместную палату ко мне до сотни человек набивалось. Не веришь? Ну и правильно. От всех врачей тогда, конечно кроме хирурга, я получил вожделенное – здоров. Прям щас хоть в космонавты, хоть в подводники на те самые подводы. А с моим пусть невесть каким, но боевым опытом, армии без меня ну никак. Оно, как наш трудовик в школе говаривал: – До станков я вас не допущу, пока технику безопасности не будете знать как мои четыре пальца. Или еще проще на Руси говаривали, за одного битого двух небитых дают. Только с хирургом на такие темы даже разговаривать бесполезно. Его резюме на меня – урод второй группы и точка. Ну, в его обрезательной медицине, я может, и недостаточно хорошо поднаторел, поскольку лишь раз на операции был, да и то под наркозом, вот спорить и не стал. Просто подпись подделал. Некрасиво скажешь? Так ведь для пенсионного фонда державы сэкономил. Или глядишь, какого-нибудь чиновника на заслуженный отдых досрочно отправят. Тот в свою очередь взяток больше брать не сможет. Это ж какая сумма в масштабах страны набегает? Как нет экономии? Аа, вместо него новый сядет, еще более голодный. Да ты прав у данной гидры вместо одной попавшей под сокращение головы, откуда-то полторы ставки для двух новых найдется. Придется родине опять обжимать вдов да сирот. Но я не о том. Короче, пришел я с подписанным всеми направлением на выписку, под светлые очи главврача нашего отделения. Выбрал момент, чтоб в кабинете кто-то был, и не обратил он внимания, как до его стола прихрамываю. Он, выпнув предыдущего посетителя, принялся на меня орать, чего, мол, Вы рядовой к почти генералу без доклада смеете заваливаться. Контуженный на всю голову совсем на госпитальной лафе, про армейскую субординацию забыли? Я покивал немного, в знак согласия и осознания собственного ничтожества, а затем направление на выписку об стол грохнул. Продолжая заниматься моим воспитанием, он бумажку подписал не глядя, и уже руку с печатью приподнял. Но тут, толи вспомнил, каким-то образом мою культю, толи подпись хирурга не понравилась. Отставил от штампик в сторону, да как зарычит. Это кто, мол, тут годен для дальнейшего прохождения службы!? Я, конечно, сам рычу – Вы, мол, обязаны подписать! Ну а он, – С каких это бровей, я полковник, стал обязанным рядовому, или у Вас, любезнейший, происхождение особенно благородное? Нет – отвечаю, – происхождение самое подлое185 и даже малодушное186. Понял я одно, перекричать его не удастся. Бесполезно кому-то доказывать отстаивая свою ущемленную правоту. У каждого есть такая своя пасконная оберегаемая от чужих прищепок. Но, помнится, мама как-то выговаривала: – сынок, имей совесть. Вот в этот раз и решился я её поиметь. Было у меня для этого в заначке одно радикальное средство. Выменял я у одного гаврика газовый наган, перекроенный под мелкашечный патрон, и даже один заряд к нему. Достал я это чудо очумелых ручек. Раз, говорю, не подписываешь мне вольную, то я сам себе ногу прострелю. И бабахнул по протезу. Он вроде бы врач, а с недавних пор еще и военный, только нежным как курсистка оказался. Сначала умолк и чуть побледнел, когда я наган вытащил. После выстрела слегка побелел и высунулся за край стола посмотреть на чуток дымящуюся дырку в моём казенном тапке. А потом вообще за сердце схватился и пошатываясь к окну направился. Мне бы помочь ему, ну галстук там ослабить, водички подать. А я, скотина неблагодарная, посмотрел, – мужик здоровый, на пол в падучей опускаться не торопится. Оружие ему в корзину для бумаг бросил, печатью, непредусмотрительно на столе оставленной по своему бегунку стукнул и хромобегом на выход. Через задний ход в одной пижаме, но с медалькой на лацкане. Частника на жигуленке за двойную цену словил, и пока до части ехали, все оглядывался, нет ли погони. Да только кому я нужен. Матери, правда, из госпиталя почти через месяц позвонили, сообщили, мол я выписался, а вещи свои не забрал. Она и ответила, прям щас, все бросит и за моим рваным бушлатом примчится на личном Боинге, пусть только взлетно-посадочную полосу во дворе оборудуют.