Выносящая приговор

–– Дарья, прекращай! – прервал меня Смолов, жадно затянувшись сигаретным дымом. – Хорошо. Я помогу, но только знай: делаю я это нехотя.

–– Расскажи мне о клубе, – попросила я, с благодарностью глядя на друга.

–– Я, конечно, не так много знаю о нем, как бы тебе того хотелось, ведь «Кайман» закрыт для посторонних. Туда попадают лишь лучшие из лучших (если говорить о спортсменах). Владелец лично отбирает кандидатов в члены, присматривая их на соревнованиях, некоторых даже привез из-за границы (переманил из иностранных клубов), правда, они потом делись непонятно куда, но это не столь важно. Я знаю, что там крутятся баснословные деньги, а за каждую победу в клетке боец получает щедрое вознаграждение…

–– Данила получал деньги за победы? – перебила я Стаса, пораженная его словами (брат жил за счет родителей: они оплачивали его обучение в институте, арендованную квартиру и услуги тренера в этом самом клубе. Ни о каких гонорарах и выплатах мы и знать не знали).

–– Наверняка получал.

–– А кто владелец клуба?

–– Курганов Руслан Юрьевич, – сказал он с долей неуверенности, – хотя официально он всего лишь генеральный директор, а владелец якобы живет за границей и его имя держится в тайне.

–– «Якобы»?

–– Думаю, что этот Курганов и является владельцем «Каймана», вот только у него есть – какие-то неясные для меня – причины скрывать этот факт. Несомненно, во всех документах фигурирует подставное лицо, – хмыкнул Смолов, выпустив белый дым в сторону приоткрытого окна.

–– И какие могут быть причины?

–– Откуда же мне знать? – скорчил он недовольную мину, от чего-то раздражаясь. – Спроси у мужа.

–– А муж-то тут при чем?

Я даже испугалась его странного предложения, прекрасно понимая, что если мой «любимый» супруг узнает о моей затее, то… А после этого «то» уже не будет ничего, ну, ничего хорошего уж точно не будет.

–– Он же у тебя ФСБешник, – произнес Стас так, будто бы Макар был вором в законе, а не борцом с этими самыми законными ворами. Эта злоба в его голосе мне не очень-то понравилась.

–– И что? – скрестила я руки на груди, щурясь от негодования, которое пыталась взять под свой контроль.

–– Ничего, – недовольно буркнул он себе под нос и с какой-то нервозностью воткнул недокурок в пустую пепельницу.

Глядя на него с подозрением, я допила свой остывший кофе и, вернув чашку на стол, спросила:

–– Это все, что ты знаешь о клубе?

Голос мой заметно вибрировал от напряжения, вызванного плохим поведением Смолова. Он вмиг уловил в нем шипящие ноты гнева, что и предопределило дальнейшее настроение разговора.

–– Не всё, – усаживаясь ровно в кресле, начал он как-то высокомерно, с вызовом, что ли, – но прежде, чем сунуть свою известную всему городу физиономию в клуб, получи на это разрешение товарища Курганова.

–– А это еще для чего? – нахмурилась я, почему-то испытывая страх от одной мысли о встрече с этим таинственным Кургановым.

–– Я же сказал: клуб закрыт для посторонних. Да тебя даже на порог не пустят, особенно если узнают, – злобно хихикнул Станислав, раздражая все больше и сильнее.

–– Вообще-то, я – журналист!..

–– Поздравляю! – перебив, воскликнул он – я вздрогнула. – Конечно, такой себе аргумент, о-очень, знаешь ли, сомнительный, – протянул Смолов, попросту издеваясь надо мной. – «Кайман» – частная собственность и владелец вправе решать, кто будет посещать его, а кто, нет.

Высокомерно хмыкнув, я поднялась с кресла и направилась к выходу. Необходимо было досрочно прервать беседу, ведь могло все окончиться плачевно: взаимными обидами и несколькими днями обоюдного молчания, а я не любила этого.

–– И еще, не забудь спросить разрешения у своего неадекватного муженька, чтобы он не бегал снова по офису в параноидальном припадке в поисках заговорщика и предателя, – вдогонку кинул он.

–– «Снова»? – переспросила я, обернувшись. – Ты это о чем?

–– А ты вроде бы не догадываешься, – вздохнул он, понимая, что сболтнул лишнего.

–– Он был в издательстве?.. Когда?

–– Ты лучше спроси, когда его тут не было?! – снова разозлился на меня Смолов. – Наверняка нашпиговал здание всякими шпионскими штучками, чтобы рожей своей брутальной не светить лишний раз, ведь уже даже новые сотрудники узнают и здороваются при встрече, а то, не ровен час, гляди, спины гнуть начнут в реверансе и шляпы приподнимать. Да эти же ФСБешники – параноики!

–– У тебя температура?

–– Это у тебя температура. Ну, или у твоего благоверного, – огрызнулся он, скривившись. – Скоро тебя на поводок посадит, как болонку, дабы ты ненароком в чужой кабинет не забежала, а то мало ли что… мало ли тут у нас кобелей на самовыгуле… – как-то манерно произнес друг, используя весь свой актерский талант, которого было многовато, как для обычного журналиста.

–– Что?

–– Да ничего! – недовольно бросил он, уткнувшись взглядом в экран ноутбука. – Ты извини, мне статью сегодня надо сдать, – сообщил Смолов, вежливо намекая на то, что мне пора бы убраться из его кабинета прочь, дабы не раздражать своим присутствием.

Хмыкнув напоследок, я вышла в длинный коридор, хлопнув дверью, чтобы дружок уж наверняка понял, что я в негодовании.

Я прекрасно знала, что Макар в последние годы – особенно – стал невыносимо ревнив, но о том, что он в чем-то подозревает Стаса и меня, не догадывалась. Мы со Смоловым знакомы много лет и никогда я не давала повода мужу подозревать меня в изменах, по крайней мере, с ним – уж точно. Но, похоже, Макар не нуждался в поводах, просто не веря и не доверяя мне по умолчанию.

Следующим утром я таки решила испытать удачу на прочность и встретиться с загадочным и двуликим Кургановым, дабы получить разрешение на посещение клуба. А цель посещения была достаточно примитивной и легкоузнаваемой: сколько бы Макар не убеждал меня в том, что правоохранительные органы активно ищут убийцу Дани, я прекрасно понимала, что это совершенно не так. Я уже давно осознала, что смогу и сама найти эту зверюгу, с особой жестокостью и хладнокровием лишившую молодого перспективного спортсмена жизни. Так вот, начать поиски я решила именно с клуба. Данила много лет являлся его членом и посещал практически каждый день, но при всем при этом я о «Каймане» абсолютно ничего не знала. А ведь у меня давным-давно закралась мысль, что причиной убийства брата могло стать именно его членство.

Дождавшись, пока Макар уедет на работу, я подошла к шкафу-купе и, раздвинув в стороны двери, внимательно осмотрела свой не по-женски скромный гардероб. Желание выглядеть легкомысленно и даже слегка глупо (а лучше не слегка), дабы не вызывать никаких сомнений в своих безобидных намерениях, заставило меня остановить выбор на короткой юбке цвета розовой пудры и такого же оттенка коротком жакете, из-под которого виднелась белоснежная полупрозрачная блуза с тремя расстегнутыми верхними пуговицами. Я очень надеялась на то, что Руслан Курганов не является постоянным читателем газеты «В курсе» и моя физиономия, как выразился Смолов, ему не знакома. Ежели это не так, то у меня могут возникнуть трудности.

Покрутившись у зеркала, я нанесла макияж: искусно изобразила черные стрелки на верхних веках, придала ресницам пышности при помощи туши и покрыла губы розоватым блеском, который сделал их более пухлыми и соблазнительными. Сунув ноги в сапоги на высоком каблуке, я накинула на плечи куртку и опять же, повернувшись к зеркалу, осмотрела собственноручно созданный образ. Признаюсь честно, меня он совершенно не обрадовал (а даже немного шокировал), и был абсолютно чуждым: так отвратительно, неприлично и пошло я еще никогда не выглядела. Какой лукавый бес дернул меня купить этот откровенный костюм, и когда именно это произошло – так и осталось для меня величайшей тайной. Раскинув русые пряди по плечам, я все же довольно улыбнулась, ведь первоначальная цель была достигнута: выглядела я достаточно молодо и легкомысленно. «Надеюсь, этому Курганову нравятся глупые, наивные девицы?» – полюбопытствовала я и, подхватив ключ от машины, наконец-то вышла из квартиры.

Купе остановилось напротив непримечательного здания из красного кирпича, заняв свободное парковочное место под высоким фонарем. Сунув в карман удостоверение журналиста, я направилась уверенной походкой в сторону входа. С трудом распахнув тяжеленную зеркальную дверь, я с горем пополам протиснулась в узкую щель и попала в просторный холл, воинственно посмотрев на хромированный турникет, безосновательно преградивший мне дорогу. Справа от входа за столом восседал мужчина в черной форме охранника. Он поднял на меня удивленный взгляд, после приподнял правую бровь и замер в ожидании.

–– Доброе утро! – улыбнулась я улыбкой невинного ребенка. Мужчина кивнул в ответ, оставив на своей физиономии невежливое недовольство с оттенком удивления. – Я журналист газеты «В курсе», – похвасталась я своим красивым удостоверением. – Могу ли я увидеть Руслана Юрьевича Курганова?

–– Чисто теоретически – можете, – довольно улыбнулся охранник своему же тупому остроумию и с насмешкой посмотрел на меня, вызывая неприятные чувства. – Вам назначена встреча? – выдержав короткую паузу, поинтересовался он, рассматривая мой костюм, выглядывающий из-под расстегнутой куртки, будто нашкодивший ребенок из-под стола.

–– Нет.

–– Тогда я, увы, вынужден вас огорчить, – начал мужчина, – Руслан Юрьевич не принимает без предварительной записи.

–– Понимаете, – улыбка стала еще шире, – я должна поговорить с ним прямо сейчас. Дело не терпит отлагательств.

–– Понимаю.

Он несколько долгих минут смотрел на меня с заметным подозрением, и это показалось странным.

–– Так я могу встретиться с ним? – догадавшись, что эта пауза не случайна, я смутилась (похоже, мужчина принял меня за глупую дурочку и попросту глумился надо мной).

–– Я же ясно, кажется, сказал, – закатил он глаза, утомившись от моей непонятливости, – по предварительной записи!

–– Черт, – театрально изобразила я отчаянье, припудренное испугом. – Ну все, теперь меня непременно уволят.

–– Ну ладно, сейчас попробую вам помочь, – сжалился охранник и потянулся к мобильному. Он пару раз коснулся сенсорного экрана большим пальцем и прижал его к щеке. Несколько слышимых даже мне гудков – и мужчина сказал: – Руслан Юрьевич, тут, внизу, журналист какой-то там газеты – не помню названия – требует немедленной встречи с вами и пытается проникнуть в здание, – протараторил он в микрофон, а я аж рот раскрыла от услышанного. – А я так и сказал… Да вы что, Руслан Юрьевич?! Нет, конечно! Ну, на журналиста она не очень-то и похожа, но удостоверение соответствующее имеется, – внезапно замолчал он, уставившись на меня, а я уставилась на него, пребывая в полнейшем шоке. – Да, она, – кивнул охранник в подтверждение словам, – вам не послышалось. Нет, я ее раньше никогда не видел. Хорошо. Понял.

Опустив телефон на стол, он поднял на меня глаза, пытаясь рассмотреть фигуру, спрятанную под курткой (не знаю, может быть, он навскидку пытался понять, представляю ли я угрозу для его шефа, а, может, думал, что заметит кобуру подмышкой?). Из-за его затянувшегося молчания я настроилась на обреченный вздох, но он наконец-то произнес:

–– Поднимайтесь на третий этаж. Черная дверь – в самом конце коридора.

Я стояла неподвижно, пытаясь поверить своим ушам, а мужчина тем временем уже освобождал мне проход нажатием кнопки на панели, расположенной прямо перед ним. На дисплее турникета вспыхнула ярко-зеленая стрелка, при этом он умудрился как-то забавно пикнуть, а затем еще и щелкнуть. Толкнув хромированную трубу вперед, я кивнула охраннику и, мысленно расхваливая себя за изобретательность и прекрасный актерский талант, направилась к лифту.

Стоило мне оказаться на третьем этаже, как я сразу же заметила слева цель – черную глянцевую дверь. От чего-то странное волнение возникло во мне, мешая расслабиться и ощутить любимую мною самоуверенность, придающую силы. К двери я подошла тихо, – практически подкралась на цыпочках – словно опытный домушник, и так же тихо постучала, но на мой стук никто не отреагировал должным образом: ни тебе «Да-да, войдите», ни «Проходите, пожалуйста», ни банального «Кто?» не прозвучало в ответ.

Ждать приглашения я не стала, поэтому опустила серебристую ручку и вошла в просторный кабинет. За длинным столом, разместившимся прямо напротив входа, сидел мужчина в черном классическом костюме и белоснежной рубашке, исподлобья наблюдая за мной. Его галстук цвета темного шоколада подчеркивал карий оттенок глаз, привлекая к ним особое внимание.

Стараясь не поворачиваться к мужчине спиной (береженного бог бережет!), я прикрыла дверь, продолжая нагло рассматривать объемное, большое туловище, наглядно демонстрирующее его прежнюю жизнь. Телосложение Курганова просто кричало о его спортивном прошлом, а возможно и о настоящем тоже. Широкая грудная клетка раздувалась от неспешного, глубокого дыхания, а плечи практически полностью скрывали спинку большого офисного кресла. Гладковыбритое лицо особо не привлекало к себе внимания, демонстрируя недобрый взгляд. Короткие смоляно-черные волосы блестели в свете солнечного луча, воровато вползающего в окно и кротко касающегося его маленькой – в сравнении с торсом – головы.

–– Доброе утро, – произнесла робко я, наконец-то очухавшись от поразившей меня картины, и, чтобы не терять времени даром, достала из кармана удостоверение. Оказавшись у стола, я сунула его Курганову прямо под нос, а спустя секунду, захлопнула как-то демонстративно, что ли, быстро вернув в карман. Думаю, он и прочесть-то ничего не успел, но синюю печать заметил однозначно.

–– Доброе, – произнес холодно мужчина, пристально гладя мне в глаза. – Присаживайтесь, – мельком взглянул он на кресло, у которого стояла я, продолжая осматривать безразличное, лишенное всякого интереса лицо.

Я стянула куртку с плеч и, устроившись в кресле, опустила ее на колени, тем самым прикрыв подол неприлично короткой юбки, которая вызывала даже во мне смущение и стыд, хотя раньше я не страдала от подобных недугов.

–– Меня зовут Дарья Сереброва, я журналист газеты «В курсе», – сказала я, прислушиваясь к необъяснимой дрожи собственного голоса.

–– Да, я умею читать, – сообщил Руслан, а я растянула губы в глупой улыбке, желая избавиться от маски испуга, прилипшей к коже. Она парализовала мышцы, позволяя физически ощущать ее наличие. – Чем могу быть полезен?

–– Мне заказали ряд статей о клубе… – бодро начала я свою придуманную заблаговременно речь, но Курганов тут же беспардонно меня перебил:

–– Кто заказал? – приподнял он черные брови чуть выше обычного их положения, делая вид, что удивлен, хотя его лицо все еще было облачено в безразличие, словно в балаклаву.

–– Министерство физической культуры и спорта области, – не думая ни секунды, ляпнула я первое, что пришло в мою глупую голову, а Руслан нахмурился.

–– Зачем? – ничуть не веря в мою ложь, спросил он, откинувшись на высокую спинку кресла (хотя нет, он все же был выше спинки).

–– Чтобы привлечь интерес молодежи к спорту, рассказать об успехах ваших бойцов и о мастерстве тренерского состава… – опять же воодушевилась я, но, так и не окончив предложение, резко замолчала, ощущая неудобство под его недоверчивым взглядом.

–– Какое дело Минcпорту до наших бойцов? – нахмурил брови Руслан еще сильнее. – На соревнованиях они не представляют ни область, ни страну.

–– Нет? – зная, что раньше было по другому, я удивилась, поспешно копаясь в голове в поисках весомых аргументов. – Но ведь ваш клуб достаточно известен как в России, так и за ее пределами…

–– И что? – спросил он безо всякого интереса, так и не обнаружив в моих словах ни йоты логики.

–– Послушайте, Руслан Юрьевич, – понимая, что убедить Курганова у меня не получается, я решила воспользоваться последним шансом, – вероятнее всего, это проверка моего руководства (я слышала, они всегда так поступают с новыми сотрудниками), но, если я не сдам статьи в срок, меня попросту уволят.

–– И что?

–– Ничего, – разозлившись, буркнула я, понимая, что мой план летит к черту на рога. – Извините, что отвлекла вас от работы, – сказала я, поднимаясь с кресла и сжимая все сильнее пальцы, впивающиеся в мягкую ткань куртки.

–– И вы вот так просто сдадитесь? Отступите? Где же ваша журналистская хватка? – неожиданно спросил Курганов, остановив меня в полушаге от выхода. Я обернулась. – Присядьте, – кивнул он на то же самое кресло, рассматривая мою фигуру, облаченную в зефирно-розовое безобразие.

Вернувшись на место и прикрыв подол курткой, я с ожиданием посмотрела на гендиректора. Наклонившись вперед, он облокотился о глянцевую столешницу и, мельком глянув на наручные часы, сказал:

–– Я готов вам помочь, только при условии, что все ваши статьи в первую очередь будут ложиться на мой стол.

–– Для чего? – испугалась я, ведь даже не собиралась ничего писать и уж тем более сдавать материалы в печать, понимая, что упертый главный редактор никогда на это не пойдет.

–– Для того, чтобы городские сплетни не появились в прессе. Или вы хотели печатать провокационные статейки на страницах вашей желтой газетенки? – спросил Руслан прямо в лоб, глядя на меня с подозрением, а я растерялась от его прямолинейности. – Ну? Так что? – поторопил он меня, желая услышать решение немедленно.

–– Я согласна, – вынужденно ответила я, понимая, что теперь необходимо уговорить отца напечатать хотя бы одну оду клубу, о котором он даже говорить в его присутствии запрещает (а так как папа является владельцем и по совместительству главным редактором газеты, я не могла без его ведома сдать в печать ни одной статьи).

–– Хорошо, – кивнул Руслан и, выдвинув верхний ящик стола, достал красную папку. – Я выпишу пропуск, чтобы вы могли беспрепятственно посещать клуб, и поставлю в известность администратора, а уже он познакомит вас с нашими именитыми тренерами, – медленно говорил гендиректор, шурша бумагами в поисках неясно чего. – А вот с бойцами вам не стоит общаться, – как-то оригинально зажав ручку в пальцах, сказал холодно и угрожающе (как мне показалось) он.

–– Почему нет?

–– У них нет времени на эти глупости, – недовольно глянул на меня Руслан. – Их задача – подготовка к турниру, а не пустая болтовня. Тем более что каждый тренер может рассказать о своих подопечных достаточно для того, чтобы вы могли написать о них… – внезапно он замолчал, а после, почесав висок, продолжил: – Ну, то, что вы там писать собрались, – почти что получилось объяснить у него. – Позвольте ваш документ.

Курганов протянул ко мне руку, размером походившую больше на лапу йети, а я замерла от ужаса и на всякий случай перестала дышать, прикинувшись неживой, но вовремя опомнившись, принялась искать в карманах куртки корочку, чтоб от долгого ожидания он не переменил своего решения. Наконец-то удостоверение было найдено, и я поспешила передать его гендиректору. Он заполнил бланк пропуска и, поставив свою размашистую подпись и круглую печать, поместил темный взгляд на мое напряженное лицо.

–– Буду с нетерпением ждать вашу статью, Дарья Александровна, – с узнаваемой насмешкой сказал Курганов, явно желая продемонстрировать мне свои немаленькие сомнения в моем умении писать статьи (а может быть, и писать в принципе). Он вложил пропуск в удостоверение и протянул его мне.

–– До свидания, – тихо сказала я, понимая, что гневная дрожь в голосе, вызванная его насмешливым тоном, становится слышимой.

Подскочив с кресла, я поспешила к выходу. Эта спешка была вынужденной мерой: зная себя, чувствуя и понимая сигналы организма, я была уверена в том, что еще несколько минут – и невежа-гендиректор узнает, что я представляю из себя на самом деле и уж тогда точно не пустит меня даже на порог клуба.

–– Всего доброго, Дарья Александровна! – опять сделал он акцент на обращении, будто насмехаясь надо мной.

Выскочив как ошпаренная в коридор, я содрогнулась в злобной конвульсии и, закрыв за собою дверь, процедила сквозь зубы: «Придурок».

Уж очень мне не понравился этот Курганов. Самоуверенный, наглый мужлан, изображающий из себя вельможу. Наверняка всего несколько лет тому назад, он махал кулаками на ринге, а сейчас делает вид, что с рождения занимает место на царском троне.

Недовольно фыркнув всего раза два-три, – тем самым установив рекорд по сдержанности – я покинула здание клуба, направившись в издательство. Передо мной стояла еще одна нелегкая задача – уговорить отца напечатать хотя бы несколько статей о «Каймане». Но это было уже куда проще.

Всем известно, что отцы влюблены в своих дочерей до нездорового безумия. Вот и мой папочка был в некоторой степени безумен от любви ко мне. Все детство он потакал моим капризам, взращивая во мне монстра. Монстр вырос – капризы тоже. Отец страдал от капризного монстра, но по-прежнему любил его без памяти (хотя последние годы, мне кажется, делал вид, что любит). Да и к тому же актерский талант никогда меня не подводил. Самое действенное оружие (практически летальное, крупнокалиберное, дальнобойное) – слезы. И как бы папа не артачился, стоило смахнуть соленую каплю со щеки, как его мужское черствое и ледяное сердце таяло прямо на глазах, смягчаясь. Вот и в этот раз вооружившись до зубов, я отправилась к отцу.

Первые полчаса он изображал из себя строгого редактора, затем – такого же строгого отца, после стал больше походить на папу, но все еще не очень сговорчивого и доброго. «Ну, сам напросился», – подумала я, всхлипнув от фальшивого отчаянья. Всего один залп – и безоговорочная капитуляция, сдача в плен и легкая победа (но, как говорится, легких побед не бывает!).

Понедельник. Вечер. Я с гордо поднятой головой вошла в теплое помещение клуба и, заприметив внимательно наблюдающего за мной охранника, – абсолютно незнакомого, лысоватого и видимо напряженного, походившего на цепного пса, – покрутила перед его серой морщинистой физиономией новеньким пропуском. Мужчина для чего-то раздул ноздри, словно пытался уловить запах свежей печати, и, скорчив неприятную гримасу, неохотно устранил преграду в виде турникетной трубы.

Администратор «Каймана» познакомил меня с Яном Ветровым. Ян Ветров – старожил клуба, старший тренер, который знал каждого бойца лично, поэтому уверенность в том, что знал он и Данилу тоже, воодушевляла, ведь избрание верного пути для движения к желанной цели являлось приоритетом, так как движение по пути ложному только бы попусту потратило ценное время, которого у меня оставалось все меньше и меньше. Ян – довольно-таки общительный мужчина, но крайне осторожен в выборе тем для разговора и разборчив в вопросах, на которые готов был давать искренние ответы. Некоторые – особенно неудобные – вопросы оставались и вовсе без внимания, некоторые удостаивались сухих кратких ответов, а вот на приятные – непосредственно касающиеся его работы – отвечал вполне охотно и даже порой излишне эмоционально, но, как правило, эти вопросы были заданы мною лишь для того, чтобы не вызывать подозрений, поэтому ответы я слушала не очень внимательно и без особого интереса.

Стоя у ринга, мы наблюдали за тренировкой юных бойцов. Ян, периодически отвлекаясь от процесса, что-то рассказывал мне, а я, пристально глядя на низкорослого парня, ловила себя на мысли, что он чем-то похож на моего любимого маленького братика, который так страшно окончил свою спортивную карьеру в ненавистном мне клубе.

Как-то следователь имел неосторожность проболтаться, что, по его мнению, брата убил вовсе не случайный залетный хулиган, а, вероятнее всего, профессионал, а еще вероятнее – профессиональный боец. Он даже осмелился поделиться со мной предположением, что Данила погиб на арене во время боя и, скорее всего, какого-то неофициального, подпольного, без правил. Ведь если бы это произошло во время соревнований, то, во-первых, ему бы непременно оказали первую помощь, после чего доставили бы в больницу, а во-вторых, ни один судья не допустил бы подобного. Но его предположения и догадки так и не стали материальны, оставшись устным творчеством (то бишь сказкой) талантливого, но продажного либо трусливого следователя. В деле появились какие-то вымышленные персонажи, нереальные события, большинство фактов приобрело научно-фантастический окрас, в общем, дело стало походить на «сборную солянку» из произведений братьев Стругацких, а вскоре, дабы никто не помер со смеху, прочитав эту околесицу, его отправили в долгий ящик, как говорится, с глаз долой.

Теперь у всех на слуху – да и на языке тоже – был какой-то жестокий гастролер, разбойник с большой дороги, а именно: с федеральной трассы М5, ведь тело Данилы я обнаружила в двух километрах от «Урала». Я всегда жалела о том, что решила принять участие в поисках, лишив себя навечно крепкого сна и заменив его жуткими кошмарами: забитое до смерти тело брата, погребенное под полусгнившей листвой и ободранными с деревьев сучьями, и лицо, которого попросту не было… маска… черная маска из засохшей крови и грязи, которая каждую ночь стоит у меня перед глазами, накручивая жизненный пробег, что стремительно приближает к смерти.