Сны

– Говорят, что часто люди живут без любви и ничего.

– Вот именно, Андрей…ничего! Это ничто, пустота. И со временем она лишь усиливается, разрастается, как какая-нибудь ржавчина, разъедает всё, что попадётся. И саму душу человека.

– И что же делать?

– Вот и я задумался – что же мне делать с этим пониманием?

– Что-нибудь придумали?

– Нет, Андрей. Ничего я не придумал и пошёл в храм, к батюшке. В данном случае, к отцу Александру.

– А можете сказать, что он вам посоветовал?

– Вы поразитесь оригинальности совета… Он сказал, таким приказным тоном – семью не бросать! А я не об этом спрашивал. Для меня проблема не в том, чтобы бросать или не бросать семью. Понимаете? Я ощущал такой жуткий тупик. И совсем не знал из него выхода. Никакого. Выхода, как говорят, экологичного для всех. Просто не знал!

– И что он больше ничего не сказал?

– Как же, сказал…Иди, говорит, читай молитву Богородице. Чтобы тебя бесы перестали одолевать. Мол, когда детей делал не думал о любви какой-то там? А теперь вдруг вспомнил и сбежать хочешь. Жена, мол, без тебя не выдержит. Ты возьмёшь грех на душу? С чего он взял, что она не выдержит? Может она только и мечтает, что избавиться от несчастья? И может быть грех как раз в том, что я её как бы держу и не отпускаю, не даю ей по-настоящему счастливой стать. Ну, я этого разумеется, отцу Александру не сказал. Но крепко задумался. А он видимо решил, что я проникся и говорит, так уверенно – вот, говорит, иди и молись теперь. Избавляйся от влияния чертей.

– И всё?

– Всё.

– А вы?

– Пошёл. И молился. И плакал. И дышать не мог. И…очень хреново было…

– Помогло?

– Это ж не таблетка. Да и…нет, не помогло. Прорыдался, пар выпустил. На минуту-другую полегчало, а потом снова колбасить начало. Я в тот день не помню сколько в храме провёл. Потом выхожу, без сил уже, встречаю на улице отца Александра. Он спрашивает – ну как, мол? Я говорю – плохо, батюшка. А он – ну ничего-ничего, это черти тебя крутят, пройдёт.

– Прошло?

– Да нет же, Андрей, конечно не прошло. Я, знаете ли, когда ещё при смерти был, мне один экстрасенс сказал, что у меня программа любви не заложена – не умею любить, не знаю как. Мол, над этим надо работать и всё такое. Я тогда и молился постоянно, просил, чтобы Бог меня любить научил. Наверное, Он мне именно эту жену и послал для учения. Это единственное объяснение, которое представляется мне вполне обоснованным и логичным. Иного я не нашёл. Но самое противное, что оно, это объяснение, ничего не объясняет и ничуть мне не помогает. Не добавляет оно мне сил продолжать обучение, если это вообще оно. Я вот думаю иногда – а если это ошибка и не происходит никакого обучения? Не так же учатся любить. А тогда как? Если необходимо научиться принимать ближнего, а жена это ближе всех ближний, то другого лучшего пути и нет как-будто. Легко любить, когда тебе всё нравится в человеке, когда ты очарован и тому подобное. А вот когда человек достаёт тебя, раздражает, не совпадает с тобою во всём, и у него по отношению к тебе то же самое… Вот поди тогда попробуй!.. Может это и есть самое ценное? Когда я вдруг пойму, что…нет, почувствую, что всё – принимаю этого человека таким, какой он есть здесь и сейчас. Но что мне для этого нужно сделать? Какими качествами обзавестись? Каким я сам должен стать? И, самое главное, на что или кого я могу опереться при взгляде на себя и того человека, которого я должен принять со всем его содержимым?.. А с другой стороны я думаю – жизнь-то уходит. И вместо того, чтобы развиваться, расти, реализовывать свои способности, обретать счастье и дарить его другим людям, приносить пользу, я вынужден быть тем, кем я не могу быть вот для этого конкретного человека. А ведь и у него требования могут меняться. И меняются. Он хочет чтобы я был таким и таким. Вёл себя так и так. Он хочет, чтобы я давал ему то-то и то-то. И в особенности ту самую любовь, которой у меня к нему нет. Ну нет! Если речь идёт о жене, твоей паре, я же не могу быть парой для всех женщин Земли. Я не могу подходить всем и любой из них. Почему я должен тратить время своей жизни и силы для того, чтобы одна из них, не являясь подходящим лично мне человеком, была довольна мною. А поскольку она меня тоже не любит, то по определению, как говорится, она не будет мною довольна никогда! Понимаете, Андрей? Никогда! И получается, я обязан теперь прожить с нею всю жизнь, которую я на данный момент ощущаю как единственную, до конца. А что будет в конце? Я вдруг узнаю, что надо было послать к чёрту условия этого уравнения, задать свои условия и решить его раз и навсегда. И чтобы всем по возможности было хорошо. Ну, по крайней мере, лучше, чем было. Но нет…моя, например, жена хочет продолжать страдать и мучиться. И только лишь потому, что у них в семье не принято разводиться. Не принято! К тому же, и церковь против разводов. Получается, если ты ошибся, то давай теперь страдай до конца дней своих. Так тебе и надо. Раньше надо было думать… Вот прямо, как отец Александр мне сказал…почти тем же тоном. И проблема не решена. Никак. Вот потому я, Андрей, и сомневаюсь – идти к настоятелю или не надо, бессмысленно. Подозреваю, что он мне скажет нечто похожее…разве что в другой форме.

– Как же вы живёте с этим?

– Так и живу, Андрей. Так и живу… Транслирую, так сказать, в окружающее пространство флюиды несчастья. Единственное, что хоть как-то меня уравновешивает, – решение, которое я принял сам – делать то, что считаю нужным, полезным, интересным. Делать то, что меня вдохновляет. Идти своей дорогой. Делать свою жизнь более осознанной и осмысленной. Превращать несчастье в счастье. Это меня поддерживает…пока.

– А храм? Поддерживает?

– Дорогой Андрей, я скажу вам так… Храм – это то, что создают люди. Это от мира сего. Мира суетного. А вот причина, по которой храм создаётся – вот это настоящее. Эту причину, точнее ПЕРВОпричину я очень хорошо чувствую и только ради неё сюда прихожу. И причина эта никак не связана с местом, количеством золота и украшений, богатством конкретного храма, не связана даже с людьми приходящими сюда. Она существует сама по себе, она вечна. Люди уходят, меняются, а ПЕРВОпричина остаётся. Почувствуйте и вы её, Андрюша. И вам станет намного легче. Гарантирую!..

Михаил шумно вдохнул воздух:

– Эх! Хороший денёк, чудесный! Пойду я, пожалуй!

Он встал и протянул руку Андрею:

– Будьте здоровы, Андрей! Будьте здоровы! И счастливы!..

Ладонь у Михаила была тёплая, мягкая и в то же время упругая. От неё исходила надёжность и уверенность. Андрей почувствовал, как это передаётся и ему, перетекает в его ладонь.

– Спасибо! – улыбнулся Андрей.

– Увидимся! – весело сказал Михаил и пошёл неспеша к калитке.

– Конечно! Всего доброго! – Андрей, рассеянно глядел вслед своему собеседнику.

Думать ни о чём не хотелось. И самое главное о своём очень важном вопросе, с которым он явился к настоятелю.

«Господи! Исцели мою жизнь!…»

«Откуда это?» – снова попытался вспомнить Андрей. Он посмотрел на бытовку настоятеля. Дверь была по-прежнему заперта. Народу там много – человек десять мужиков. Судя по виду, строителей. Может у них там совещание важное. Наверное. Раз так долго сидят. А может вообще не надо туда идти? В смысле, к настоятелю. Сам отвечай на свои вопросы. Ничего серьёзного у тебя нет и никогда не бывает. Всегда навыдумываешь себе бог знает что… А потом бежишь со страхом узнавать плохие новости. И ни разу, заметь, ни разу твои дурные ожидания не подтвердились. Всегда оказывалось, что твоя беда вовсе и не беда, а так… маленькая проблемка. Или недоразумение. И что если бы ты дал себе труд, совсем небольшой труд подумать, рассмотреть, заметить, то не надо было бы чего-то, как правило неизвестно чего, страшиться. Просто разобрался и решил. И всё! Вот соберись, подумай и реши. Давай!

Андрей встал и медленно пошёл к дому.

***

– …смотря на что направлен этот предмет. Если на бизнес, значит будет разрушаться бизнес. Если этот предмет направлен на личную жизнь, то у этого человека не будет складываться личная жизнь.

– А, говорят ещё, если привораживают, мужчину или женщину, то когда приворожили, тогда человек всё равно не будет счастлив, когда спадает эта пелена, ну вот мужчины чаще спиваются.

– Эээ…конечно. Конечно.

– То есть, на чужом несчастье не построишь счастья. Всё-таки здесь нужно смотреть человек по судьбе или нет, а потом делать какие-то действия, иногда, вот, к вам обращаются по привороту, к примеру?

– Да, очень много, сейчас, особенно в последнее время очень много вот таких телефонных звонков – да? – именно приворожить человека, особенно молодая пара, где-то, большая часть – да? – отношения человек не хочет создавать – да? – соответственно он прибегает к каким-то магическим воздействиям, вот, чтобы для того чтобы приворожить молодого человека или уже мужчину…

…говорят о том, что это лимитированное количество! О том, что сейчас начнутся настоящие, марафонские соревнования! По какой цене? За что мы боремся? Нам однозначно нужно знать! Чтобы звонить и звонить!..

***

По ночам стройка подсвечивалась прожекторами. И если поначалу зрелище было не из приятных – напоминало в сильно укрупнённом масштабе операцию хирурга, разве что к счастью крови не было – то теперь глаз радовался. Андрей правда не понимал до конца чему именно. Ничего особенного в этом архитектурном ансамбле не замечалось. Башня, конечно, внушительная, если учесть ещё, что будет какой-то купол сверху. Все же остальные строения по сравнению с ней смотрелись малоросликами, аккуратными, но неинтересными созданиями – одноэтажные коробочки. Тоже белые. Башня прорастала из них покровительственно и в то же время опиралась на их приземистую основательность. Мелкие уже были с собственными крышами, вставленными окнами, в которых по вечерам загорался свет. Малорослики выглядели довольными и важничали, плавно открывая и закрывая двери за деловито сновавшими туда-сюда людьми. Башне же было всё равно. Она спокойно и величественно возвышалась над всем этим бытом и своим видом словно говорила – вы можете суетиться, но у меня иное предназначение, я рождена для великой миссии, вот увидите…

Синий забор как-то незаметно – должно быть ночью – убрали и теперь постройка могла порисоваться круглой площадью, ограниченной другим, художественно-кованным, забором, вымощенной серо-розовой плиткой, со своими дорожками и своим же узким тротуаром, узость которого впрочем не помешала вместить в себя массивные деревянные скамейки. У стен мелкоты, внизу, по всей видимости планировались газоны – сверху хорошо были видны широкие земляные отступы, размеченные правильными квадратами под будущие посадки. Отступы временно принимали на себе паллеты с остатками кирпичей и какие-то пластиковые короба неясного назначения, слегка колыхавшиеся под порывами ветра. При всей неестественности этих сооружений, слепленных словно из разных деталей от разных конструкторов, что-то было в них такое, от чего Андрей не мог отвести взгляд. Он неясно ощущал в себе отголосок какого-то чувства, уже испытанного им ранее, но что сопутствовало этому чувству, когда оно возникло, в ткань какого события было вплетено, Андрей не мог уловить. И ещё, одновременно с желанием спуститься и войти в одно из этих зданий – больше всего в башню, – он смутно ощущал какой-то страх. Что-то тянучее, нытливое, как мультяшная жвачка, которая всё тянется и не рвётся, оттаскивая героя назад, не давало прямо сейчас выйти из дому и пойти туда.

«Теперь уже можно будет спросить что это, – подумал Андрей, глядя как крупный мужчина затаскивает в башню чем-то туго набитый мешок, видно тяжёлый. – Вот просто подойти и спросить, чего такого? Не побьют же. Можно даже издалека, из-за забора».

«Ну, это уж ты не заговаривайся. Кому ты нужен – бить тебя за вопрос?»

«А если это какие-нибудь сектанты? Может они сразу на мне применят психотропное воздействие. Может стоит мне заговорить с ними, как тут же что-то включится, какая-нибудь программа, они скажут кодовое слово и всё…я как крыса в сказке пойду за дудочкой. И потом не выпустят меня никогда».

«Да, у тебя брат богатая фантазия. И всё дурная. И вообще не о том думаешь. Возьми, чтобы не мусорить голову, пойди спустись и заговори».

«А чего заговаривать? Видно, что это церковь».

«Не церковь, а храм».

«Ну, храм, какая разница?»

«Большая. Храм безопаснее звучит».

«Не чувствую разницы».

«Давай, давай, спускайся».

«Да иду я, иду…»

Снизу всё выглядело диковиннее чем из окна девятого этажа. А башня, казалось, строго, немигая следила за приближением Андрея своими чёрными узкими проёмами-глазами, расположенными на самом верху. Подходя ближе Андрей всё же решил на всякий случай действовать издалека – бережёного бог бережёт. Однако, когда он оказался на расстоянии предполагаемой слышимости, как нарочно, деловое снование прекратилось и никто ниоткуда не выходил и не входил. Андрей постоял в нерешительности, помялся и пошёл вдоль мощёной круглой площади поглядывая не покажется ли кто-нибудь. Никто не показывался. Андрей, по нетронутому строительной грязью фундаменту нового забора, медленно обошёл территорию два раза. За этой условной границей было спокойнее и создавалось впечатление, что Андрей смотрит через волшебный барьер в какой-то иной мир или измерение.

В некоторых окнах малоросликов горел свет, но там уже повесили занавески и они были задвинуты, так что не было видно что происходит внутри. Осенние сумерки наступали быстро, и становилось так же быстро холодно. Где-то раздался металлический щелчок и загудели-зажглись прожектора на высоких столбах по краям площади, ярко осветив её. Свет разрезал башню напополам и сделал её менее угрожающей. Андрей решил пройти ещё один круг и возвращаться домой. Может в другой раз повезёт? Вдруг он услыхал, как где-то что-то хлопнуло, и раздались отдалённые оживлённые голоса. Это происходило внутри, за домиками, в той части где они примыкали друг к другу, однако пока Андрей поспешным шагом огибал их, голоса смолкли и вновь на круглой площади воцарилась тишина. Андрей заметил, что стоит у высокой калитки. Он уже проходил мимо неё, но тогда она была заперта. Теперь же калитка была приоткрыта. Андрей зачем-то потрогал её. Кованное, ещё не покрашенное, железо было ожидаемо холодным и шершавым. Андрей тихонько двинул калитку дальше от себя и сделал шаг…

– Простите, вы не подскажете, который час? – раздалось сзади.

Андрей обернулся и увидел пожилого мужчину в сером костюме с галстуком и берете. Мужчина улыбался так открыто как будто они были знакомы а Андрей просто не узнал приятеля. От этой улыбки Андрей смутился и неловко переступил вперёд, он уже стоял на границе выложенной плитки и теперь оказался вновь по эту сторону.

– Часы имеете? – снова спросил мужчина, улыбаясь.

Андрей машинально похлопал себя по карманам. Телефон он не взял, а часы не носил уже давно.

– Нет, честно говоря, не знаю… – Андрей соображал сколько сейчас может быть времени.

– Вы хотели зайти? – спросил мужчина кивая на башню.

– Ну, да… – неуверенно ответил Андрей и посмотрел назад, как бы удостоверяя общую тему разговора.

Мужчина подошёл поближе:

– Я вот тоже думаю, зайти-не зайти?..

– А вы случайно не знаете, что это такое? – спросил Андрей, надеясь, что сейчас его любопытство будет удовлетворено и не надо будет ждать когда кто-нибудь выйдет.

Мужчина пожал плечами:

– Очевидно, что это храм. Вот только не знаю какой.

– Странно, – поддержал Андрей, – никакой информации нет. Обычно же щит вешают, там всё написано… Я с самого начала стройки смотрел – ничего не было.

– Да-а… – Мужчина подошёл совсем близко и встал рядом с Андреем, глядя на постройки. – Может они специально так сделали?

– Кто?

– Заказчики.

– Зачем?

– Чтобы вы заинтересовались и вошли.

– Для чего им это?

– Не знаю. Просто предположил. А вы как думаете?

– Я тоже не знаю, – Андрею было стыдно признаться незнакомцу в своих сомнениях.

– А посмотреть-то хочется? – спросил мужчина улыбаясь. – Правда же, так и тянет туда?

– Да, – признался Андрей. – Тянет.

– Так может, войдём, посмотрим?

– Давайте, – согласился Андрей.

– А вдруг там какие-нибудь сектанты сидят?

Андрей почувствовал, что краснеет:

– Вы так думаете?

– А что? Сейчас же всё можно. Были бы деньги – строй что хочешь. Вот поднакопили средств и построили. Для дальнейшей вербовки… О, да вы, смотрю, замёрзли совсем. Давайте пройдёмся кружочек? Вот там как будто почище. Может кто выйдет. Согреемся пока.

Мужчина деликатно взял Андрея под локоть и они пошли в некотором отдалении от забора, там где «почище».

– Знаете, молодой человек, когда я был в вашем возрасте, у нас жизнь протекала намного медленнее. Не появлялось с такой взрывной скоростью так много нового, как теперь. Мы не были избалованы выбором. Я уж не говорю о том, что многим из нас приходилось работать с малолетства. Какой уж тут выбор? Да и не из чего было. То ли дело сейчас… Вот мне любопытно. В моё время церкви не то что не строили, сносили даже те что были. Поэтому и мысли не было о том, чтобы пойти в храм и всё такое. Больше того, порой это было попросту опасно. А вот вам, скажите, нужен храм? Вообще. Скажем, как… – незнакомец задумался, подыскивая слова, – ну, я не знаю, место отдохновения души, хотя бы… Или просто для тишины и раздумий…м?

– Я, честно, не знаю, – признался Андрей. – Мне всегда бывало страшно…в храмах.

– Неужели? – удивился мужчина.

– Как ни заходил, так сразу же уйти хотелось. Неприятно как-то…

– Странная реакция. А как вы считаете, чем она вызвана? Не разбирались?

– Нет, для меня это было не существенно.

– А вот если бы, предположим, вам сказали, что если вы не придёте в храм, то погибнете? Что тогда?

– В каком смысле «не придёте»? Насовсем, что ли?

– Н-ну…да, насовсем, если хотите. Да, вот сказали вам…простите, как вас зовут?

– Андрей.

– А я Юрий Николаевич, очень приятно… Так вот, вам говорят: уважаемый Андрей, скоро конец света, если желаете быть спасённым, вам надлежит явиться с вещами в такой-то храм и остаться в нём навсегда. Это абсурд, разумеется, но всё же, представим себе. Вы их спрашиваете: а это надолго – конец света? Вам отвечают: надолго, веков на десять, точно… Но погибнете-то вы сейчас, вскорости и в данной жизни. Что вы предпримете?

– Приду, наверное. Жизнь-то важнее.

– Даже зная наперёд, что вам придётся прожить остаток дней в мучениях, ведь вы даже выйти не сможете, а находиться внутри вам невмоготу.

– Ну, это уж совсем как-то жёстко получается. Даже библейский потоп когда-нибудь закончился и все вышли наружу.

– Верно. Но тот же источник уверяет, что Господь все воды уже вылил. Что означает только одно – никакого потопа больше не будет. Уготовано нечто иное.

– А что? – наивно спросил Андрей.

– Вот это-то и неизвестно. Но по логике можно предположить, что следующий конец света будет покруче предыдущего. Что у нас есть в арсенале? Например, ядерная война. Ну, не война, конечно, а пара-тройка взрывов – кто сколько успеет. Вы же в школе учились, знаете наверное, что в таком случае наружу как раз выходить не придётся лет неизвестно сколько – сто, двести или больше. То есть, лично вы проведёте остаток своего существования взаперти, в том месте, которое вы терпеть не можете…

– Жутковатую перспективу вы нарисовали, – улыбнулся Андрей.

– Да, может быть, но вполне вероятную. Здесь, конечно, присутствует элемент слабоумия присущий всем гипотетическим конструкциям. Тем не менее…Вот вы подумали, взвесили и решили – вполне логично и обоснованно – что жизнь дороже и хоть и в мучениях, но лучше бы её продолжить. Но тут, когда вы уже направили свои стопы туда, – Юрий Николаевич показал на башню, – к вам вдруг подходит некто и говорит: уважаемый Андрей! Если вы пойдёте со мной, я вам покажу такое место, где вы сможете укрыться от грядущего события и выжить. У вас, естественно, перехватывает дыхание от перспективы иного выбора, но тут некто продолжает: однако…вы должны знать, что ввиду определённых обстоятельств и условий – например, сильной радиации – вы не проживёте долго! Зато…вы сможете прожить жизнь свободного… Подчёркиваю СВОБОДНОГО человека! Каков тогда будет ваш выбор, дорогой Андрей? Это уже Я вас спрашиваю.

Андрей остановился.

– Вот! – воскликнул Юрий Николаевич довольно. – Уже хорошо. Вы остановились.

– Просто вы меня озадачили, – задумался Андрей. – А может я и в храме смогу стать свободным?

Юрий Николаевич добродушно улыбнулся.

– Ну, Андрюша, вы же сами мне сказали, что вам там плохо! Это во-первых. А во-вторых, вы, как я надеюсь, образованный молодой человек…во всяком случае, точно информированный, вы догадываетесь, что в храме не бывает свободы. Как говорится, по определению.

– Почему же?

– Потому что там правила и ограничения устанавливаете не вы, а кто-то другой. Вы обязаны их соблюдать, чтобы быть принятым общиной. Многие из этих правил, бесспорно, достойны уважения и им стоит следовать, но далеко не все для вас приемлемы.

– Например?

– Пожалуйста. Например, вы убеждены, что своё тело нужно уважать и в разумных пределах заботиться о нём, ведь это ваш, если так можно выразиться, носитель. А в храме вам говорят, что тело ваше грязно, что у него грязные желания, что оно изначально лениво и его НАДО усмирять. Надо спать поменьше, работать побольше, стоять долгие, многочасовые службы, морить его постом, короче всячески воспитывать. И по одному только этому вопросу у вас возникает неразрешимое противоречие, внутренний спор. Вы можете прожить с ним всю жизнь, до конца, но так и не успокоить его, не довести до истины. Можно лишь отчасти смириться с ним, но гармония-то нарушена, и она непременно будет стремиться восстановить равновесие, поскольку это суть самой жизни. И потом, согласны ли вы дорогой Андрей пойти на то, чтобы изо дня в день по многу часов, бОльшую часть дня и ночи отдавать ритуалам, обрядам, священным действам и молитвам на иностранном, для вас, языке? Я не говорю, плохо это или хорошо, но соответствует ли такой образ жизни лично вам, как уникальному Божьему творению, созданному, между прочим, по образу и подобию? И согласны ли вы забыть себя совсем?

– То есть, вы считаете, что в храме нет духовного роста?

– А что такое духовный рост, по-вашему?

– Я ещё серьёзно не размышлял на эту тему…ну, наверное, это – становиться тоньше, возвышеннее, тренировать чувствование…

– Слабовато, – оценил Юрий Николаевич. – Но… с чего бы ни начинать, главное – начать! То, о чём вы сейчас упомянули, вы не сможете сделать без того, чтобы заглянуть внутрь себя. А как вам это удастся, когда ваш ум и речь заняты – опять же – чужими словами на непонятном языке? И даже если вы выучите этот язык, он всё равно не станет вашим. Хотя бы просто потому что вы на нём не говорите и не думаете. Следовательно, даже те скромные и, простите, детские понятия, которые вы пока что вкладываете в слово «духовность», вы не сможете реализовать. А почему? Потому что вы не будете обладать свободным выбором вашей свободной воли. Ясное дело, что это страшно – самому принимать решения, самому ставить ограничения, следить за из соблюдением. Но ведь это и отличает свободного человека от зависимого и безвольного. И, кстати, не забудьте ещё фактор борьбы, неминуемый в той предположительной ситуации, которую я обрисовал вначале…

– Борьбы?

– Да-да, борьбы. За вас, дорогой Андрей. Ведь, кроме вас-то есть ещё как минимум две стороны – тот некто, кто зовёт в храм и тот некто, кто зовёт в обратную сторону. Не так ли?

– А вы полагаете, они преследуют какую-то выгоду?

– Конечно! Вы молоды, но не настолько же, чтобы быть наивным, как первоклашка.

– Но в храм-то предлагают от чистого сердца.

– Вы уверены? Сможете это различить и гарантировать?

– Н-ну…

– В том-то и дело. Если постараться быть объективными, мы не можем гарантировать чистоту помыслов ни товарища из храма, ни товарища условно с противоположной стороны.

– Как же тогда быть?

– А это решать вам. Так вернёмся к вопросу о свободе выбора? Вы знаете, что это?

– Да, конечно.

– Не спешите с ответом, Андрюша, это вовсе не очевидно. Слова вы слыхали, безусловно, но вот смысл их в чём?

– Ну, я в данном контексте понимаю, что речь идёт не о выборе колбасы.

– Совершенно верно. Не буду вас мучить и спрошу конкретнее, откуда берётся свобода выбора?

– Как это откуда?.. В какой-то момент я понимаю, что могу выбирать…

– Вот вы помните, когда вы это поняли?

– Нет. Может, когда выбирал куда пойду после школы учиться.

– А до этого?

– Вы про детство?

– Да.

– Так в детстве подобными вопросами не задаёшься – ты просто знаешь, что ты хочешь. Сразу.