Олька

– Манола Бланик.

– Маноло, – автоматически поправила она и укусила мороженое, слезы почему-то продолжали наливаться в глазах.

– Маноло? – он хохотнул, бросив на нее удивленный взгляд, в выдохе чувствовался алкоголь. Теперь его забота стала понятна. Просто он выпил и теперь клеился к понравившейся девочке.

Она никак не могла его определить. Обычный, короткие волосы с начинавшимися залысинами, серые глаза, синий пиджак с белыми пуговицами. Пиджак был неплох. Хорошо было бы увидеть его часы. Кристина говорила, что человек обычно определяется по часам. Подделки, висящие как камень на руке, носили клерки, перебивающиеся от зарплаты до зарплаты. Огромные, из блестящего цыганского золота – признак полной несостоятельности владельца. Как финансовой, так и умственной.

Часов было не разглядеть. Он повертел в руках сломанную обувь. И обозначил как бы про себя.

– Без вариантов. Сдох ваш Бланик.

Олька пожала плечами, это она и сама знала. Он поднял взгляд от туфли, резко уперся в ее глаза. Секунду помедлил, принимая решение, а потом извлек из кармана телефон, пожилого пенсионера с отбитым краем экрана и полез в интернет. Странная ситуация начала забавлять Ольку. Стараясь не залезть пальцем в тушь, она вытерла слезы.

– Подождешь минут двадцать? – спокойно перейдя на ты, произнес он.

Серые глаза сузились, он ждал ответа. Олька молча кивнула, мороженое у нее еще было.

– Тридцать шестой же? – он кивнул на туфли.

– Да, – подтвердила Олька, втайне гордившаяся маленькими ступнями.

– Сейчас приду, – поднявшись с лавки, он отошел на десяток шагов, а потом обернулся. – Только дождись! Я быстро!

Подождешь минут двадцать? А куда было деваться? Он шагал к выходу, словно шел по мягкому матрасу – все ее догадки были верны. Немного выпил и воображает, что убивает драконов и спасает девственниц. Ничего удивительного. Олька отвела глаза и вздохнула. А потом выкинула его из головы, все равно не вернется. Забудет или его примет полиция, такие дела были сплошь и рядом.

Она куснула мороженое и вытянула ноги, заложив одну за другую, любой ситуацией можно наслаждаться. В самом деле: ничего не могло длиться вечно, ни горе, ни радость. Все когда-нибудь должно закончиться. Даже если ты потомственный неудачник и не разгибаешься, существуя в нищете всю свою жизнь, даже если ты он. В любое мгновение все может поменяться. Вот только когда – неизвестно. Нужно уметь ждать.

Проглотив мороженое, она покопалась в сумочке, вспомнив про шелест денег. Ведь кто-то настойчиво писал ей, пока она выбирала купальники.

«Все в силе, персик?»

Ну вот. Теперь будет писать каждый день. У Вагита всегда так. Он сойдет с ума, если она не поедет, и дело вовсе не в большой любви. Дело в билетах. В четырнадцати жалких тысячах рублей, которые тот потеряет. Интересно, что он наплел жене? Наверное, сказал: поеду договариваться о поставках. Или ничего не сказал, своей грузной, тяжко вздыхающей женщине.

Хотя нет, скорей всего что-то солгал, она вообразила их разговор, густой низкий голос с комичным акцентом.

– Куда ты собираешься?

– Надо ехать, Манана. Деньги сами собой не появятся, – и тяжело сопит, словно удерживает на плечах все печали мира. Волосатый атлант с тремя фруктовыми палатками. Каждый раз, отсчитывающий Олькин гонорар с видом мученика, отрывающего от себя самое дорогое – свою веру. Обжигающийся, на ее беззаботной манере скомкать деньги и сунуть в сумочку. Как будто если их смять они потеряют собственную ценность, пропадут, испарятся к черту, превратятся в фантики от конфет. Эта ее безалаберность причиняла ему почти физическую боль. Чтобы как-то облегчить его страдания Олька обычно целовала его в лысину на прощание. Бонусом, совершенно бесплатно.

Деньги сами собой не появятся. Ага, конечно.

«Все в силе, персик?»

Дурацким персиком была она, Олька раздумывала что ответить. Двадцать тысяч сегодня и пятьдесят за отдых. Потное волосатое тело и лысина. Последняя возможность Вагита заняться любовью с молодой девушкой. Показать всем голодным, раздевающим ее взглядами мужчинам, что она только его. Рыжая соблазнительная девочка с глазами кошки. Хоть и на время. На строго определенное оплаченное время.

Все в силе, персик? Что ему ответить? Она рассматривала педикюр, шевелила пальцами ног – идеальный кроваво красный лак, курортное исполнение. На одной чаше весов – две недели у моря с пыхтящим Вагитом и пятьдесят тысяч, на другой – шанс. Который, возможно, случится вот-вот. В следующее мгновение. Что-то ее беспокоило, как кошку перед грозой. Что-то неуловимое, чего она не могла до конца понять. Да хрен с ним, ответит позже.

Сейчас ее волновали другие насущные проблемы. Надо набрать Кристине, пусть привезет что-нибудь из своей обуви. Хотя у той был тридцать девятый. Она в них утонула бы, как ребенок в маминых туфлях. Вторым вариантом было хромать босиком, чего совсем не хотелось. Совсем-совсем. Олька нахмурилась. И принялась набирать сообщение.

«Крис, привет. Застряла в Зарядье. Сломалс…»

– Вот!

Олька вздрогнула, как у него получалось подобраться незаметно? Словно сгущался из воздуха в одно мгновение. Он держал в руках пару розовых вязаных кроссовок с яркими красными шнурками.

– Слушай, тридцать шестой еще надо поискать. Слишком маленький, – он ей подмигнул и ухмыльнулся. Видно было, как алкоголь накрывал его все больше. Лицо вспотело, а глаза блестели. У Ольки даже мелькнула раздраженная мысль: «Вот прилип, блядь», но вслух она ее не высказала.

– А у меня денег нет, – ответила она, предполагая, что будет дальше. Сейчас он начнет клеиться, занесет какую-нибудь пошлость, вроде – отдашь натурой. И получит перцем в лицо. А потом уедет в обезьянник на пару суток, а может и дольше, как повезет. Что взять с пьяного? Нащупав в сумочке перцовый баллончик, она на всякий случай уточнила:

– С собой нет.

На удивление он просто махнул рукой, поставил обувь перед ней и присел рядом.

– Отдашь, когда появятся.

– Странный вы какой-то. Подходите к незнакомой девушке, покупаете обувь просто так, – она посмотрела в его глаза. Жесткие, несмотря на опьянение. Без той обычной алкогольной дымки, фокусировавшиеся в один момент. Странно смотревшиеся на спокойном лице. Взгляд, словно выстрел, точно разговаривая с ней, он параллельно просчитывал варианты, строил планы, что-то прикидывал. Хотя возможно он просто думал о своем.

– Можно на ты, – он улыбнулся и, уловив ее мысли, отрицательно помахал руками, – Ааа! Понимаю. Все не так, как ты думаешь. У меня сегодня хорошая сделка прошла, немного отметили с партнерами. Пару бокалов пива. Просто хочу сделать доброе дело. Ведь никто не запрещает делать добрые дела?

В пару бокалов пива Олька не верила, а все остальное ей неожиданно показалось правдой. Очень странной – но правдой. Все-таки, кто он такой? Может это и был ее шанс, который она так долго ждала? И кроссовки он купил красивые, прямо такие, какие ей понравились.

– Нет, конечно, – согласилась она.

– Глеб, – сказал он.

– Олька, – представилась она, рассматривая обувь

– Рыжая Олька, – определил он и откинулся на спинку лавочки, заложив локти на спинку. – Там еще носочки, без них неудобно надевать.

Тут она впервые ему улыбнулась, все продумал. Решил проблемы разом. Покопавшись в обуви, она вынула пакет со следками.

– Так, все-таки, доброе дело? – спросила она, надевая носки.

– Ну, да, – безмятежно откликнулся Глеб, по-прежнему безо всякого интереса смотря на нее. Олька даже скосила глаза – грудь была на месте, хорошая такая высокая грудь третьего размера. Чуть тяжеловатая для ее фигуры, но это делало ее еще привлекательней.

– Странно.

– Ничего странного, добрые дела совершают даже последние мерзавцы, – сказал он и вытянул ноги устраиваясь удобнее. – Хотя они так не считают.

– Что не считают?

– Себя мерзавцами. Знаешь, главное отличие мерзавцев от … – он замялся, пощелкал пальцами, но так и не смог подобрать определение. Олька ему помогла.

– От других?

– Да, от других. Главное их отличие, что они никогда не признаются, что являются мерзавцами. Ни один. Плетут что-то, типа они… эти вот… другие. Оправдываются за себя. Мерзавцы всегда врут, но с ними приходится иметь дела.

– А ты? – глупо спросила Олька, тут же сообразив, что ляпнула лишнее.

– Я? – он искренне расхохотался и прищурил глаза. – Смотря, с какой стороны посмотреть. Никогда об этом не задумывался. Но доброе дело же сделал?

– Сделал, – согласилась она завозившись с шнуровкой. Размер был ее, хотя розовый цвет не подходил к черной юбке с белой блузкой. Ну и фиг с ним. Кроссовки ей нравились. Прямо очень. Красные шнурки, она прищурилась от удовольствия. Красивые вещи Ольку радовали всегда.

– А ты где работаешь, Олька?

Она немного помедлила, раздумывая – что ему сказать? В голове проносились тысячи вариантов, естественно ни один из них не был правдой. Ей не хотелось быть пойманной на лжи, пусть даже и такой пустяковой. Так и не определившись с самой удобной ролью, она ответила расплывчато.

– Да, так, в офисе. Куда пошлют.

– Прекрасное занятие, – одобрил он и мечтательно проговорил за ней, – куда пошлют. Самый важный человек, получается.

– Ага, – сказала она, вздохнула и посмотрела на противоположный берег Москвы-реки. Солнце уже готовилось к вечеру, медленно оседая за дома. Дрожало над горизонтом, всем своим видом показывая, как устало за день.

– Удобно? – спросил Глеб и кивнул на кроссовки, – а то я наспех выбирал, не было времени особо, взял те, что подошли по размеру.

– Не то слово, спасибо! – ответила Олька, думая, что нифига не наспех, раз подумал о следках. И вообще он странный. Совсем странный. Как себя с ним вести было загадкой. Ей стало неудобно.

– Пожалуйста, – он помолчал, а потом неожиданно произнес, – Ладно, мне пора.

– А деньги? Как тебе их вернуть?

– Давай свой номер, созвонимся, как тебе будет удобно.

– Ой, а я телефон посеяла сегодня. Новый еще не купила, – соврала Олька и отрепетированным много раз движением откинула рыжую прядь со лба. Такой прием обычно срабатывал, она это знала. Еще можно было поморгать глазами, как бы в замешательстве. Изобразить дурочку. Он повернул к ней голову и опять полоснул глазами, выражение на его лице не изменилось. Молча полез во внутренний карман пиджака, помедлил, но потом почему-то вынул руку и запустил в боковой. Достал сигаретную пачку и оторвал клапан.

– Есть чем писать?

Ручка у Ольки была, он старательно вывел десять цифр и приписал: «Глеб»

– Позвонишь, когда сможешь?

– Конечно, – соврала она еще раз. Как его определить? Нищета на мнении, мелкий надуватель щек или шанс? Который должен все поменять в ее жизни, сломать все, что у нее было, а взамен подарить счастье. Ничего было не понять. Глеб поднялся, ему пора было уходить.

– А который час? – с надеждой спросила Олька.

– Блин, часов нет, – немного растеряно признался он, – Не ношу, мешают. Около пяти, наверное. А! Подожди.

Он вынул телефон

– Шестнадцать сорок семь

Шестнадцать сорок семь, еще десять минут и ей тоже было пора уходить. И часов у него не было, она смотрела, как он шел к выходу. Смотрела, пока он не исчез за зеленью, облитой тенями. Она посидела еще десять минут, рассеяно разглядывая прогуливающихся людей. Всех вперемешку: мамаш с колясками, командировочных, безошибочно определяющихся по раздутым планшеткам с вещами и документами, клерков, только выскочивших из офисов, спешащих куда-то, будто заводные игрушки, завод которых еще не иссяк. Смотрела на мосты, на реку, на город, по-прежнему топтавшийся за границами парка. Бессмысленную суету, в которой не было абсолютно ничего ценного для нее.

Глава 4. Вечер трудного дня

– Малой двойку по биологии притащил, – затянувшись, Кристина выпустила серый дым. – Надо идти учить уроки, а то на второй год останется. Мой, мудак, нажрался опять и завалился спать, на ребенка ему плевать. Вот что с ним сделать?

– Выгнать нахер, Крис, – сделав глоток кофе Олька отставила чашку. В ее сумочке лежали смятые двадцать пять тысяч. Пять она получила бонусом за домашнюю заготовку про больного отца. Припомнив обычные для случайных друзей разговоры, она хихикнула про себя. Все было как всегда. По одному и тому же сценарию.

– Ты кончила?

– Конечно, сладкий, – ложь была одним из обязательных условий оплаченного времени. Таким же товаром для тех, кто хочет ее слышать. Удивительно, но ее еще можно было продать, по цене пять тысяч за больного отца, двадцать за оргазм. Вот правда никогда ничего не стоила. Потому что была никому не нужна – мелкая разменная монета, сдача со стоимости вранья.

Друзей Кристина нашла неплохих. Щедрых и веселых. Сумевших договориться с охраной «Файф сизонс», что само по себе было невероятным. Те даже бровью не повели, когда они всей компанией поднимались в номера. Так и стояли истуканами, потея в обязательных темных пиджаках. Крис даже пристала к одному, требуя ей прикурить.

– Молодой человек, угостите огоньком! – услышав в ответ раздраженное шипение, она громко расхохоталась.

Пока она сама развлекалась в соседнем номере с двумя, Олька была с третьим. Самым молодым. С обручальным кольцом на безымянном пальце. Худощавым и безликим. Еще одним неуверенным в себе бедолагой, который ей не запомнился. Он много рассказывал о себе: деньги, должность, машина, жена – дочь мэра, бизнес. Чужие деньги, будто это что-то означало. Что-то очень серьезное. Олька все пропустила мимо ушей. Абсолютно все. Он тоже продавал свое время, но дороже и оптом и был абсолютно неинтересен. Хорошо обеспеченное тестем пустое место.

– Слушай, я тут буду через пару месяцев, может, созвонимся? – поглаживая ее грудь, предложил он. Прикосновения были приятны, Олька прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась.

– Конечно, милый, – его визитку она выкинула в урну у входа.

Они с Кристиной отработали полную программу: ужин, виски, номер, громкие оргазмы, пошлые разговоры за жизнь: зачем ты этим занимаешься, ведь с твоими данными все могло бы быть по-другому. Как по-другому? Предложение давно обогнало спрос. Бесповоротно изменив все. Любовь, ложь, красота – вдруг резко упали в цене. Инди перестало быть доходным занятием, им занимались все кому не лень, продавая время и ложь за копейки. А то, что случайные друзья потратили на них такие деньги, было скорее исключением, чем правилом.

По дороге домой они забрели в пустую кафешку, выпить кофе и поболтать. Багровая темень лилась с неба на улицы разрываемая упорным светом городского освещения. Кофе был горьким. Они были одни.

– Выгонишь его, ага, – пьяно хохотнула Кристина. – Синяк, сука, но свой. Если бы не пил. Вот что ему надо еще?

Если бы не пил, в ее голосе прорезалась тоска, затянувшись раздражающим кислым ментоловым дымом, она продолжила.

– Дура ты, Олька. Ребенку семья нужна. Когда родишь своего, тогда и будешь выгонять нахер. Хоть каждый день. Все равно это когда-нибудь закончится.

– Что все?

– Друзья, работа. Выйдем в тираж, а что дальше? Ты думала, что дальше? Вот реально, думала?

Она серьезно посмотрела на Ольку, совсем неожиданные для отчаянной Кристины мысли наложили на лицо тени. В уголках глаз пролегли усталые морщинки. Когда-нибудь это все закончится. Чувствуя, как ее мягко обволакивает выпитый недавно виски, Олька хлебнула кофе и глянула на сонную улицу. Внизу живота разливалась тянущая сладкая боль. Ей хотелось. Сильно хотелось. Одна из проклятых обязательных издержек профессии. Когда хочется мужчину, но вокруг только друзья.

Ты кончила?

Она вздохнула, нет, не кончила.

– Девочки скучаете? Может по винцу? – молодой лопоухий бармен, нарисовался перед столиком. – Я угощаю.

По причине позднего времени, персонал уже разошелся, и он был тем самым несчастным, которому было поручено закрыть заведение после ухода гостей. Одним из той категории вечно помыкаемых и молодых, всегда назначаемых на неприятные или утомительные работы. В руке бармен держал самую дешевую бутылку вина, которую мог безболезненно и незаметно для начальства списать. Три бокала стеклянным веером были зажаты в другой. Олька посмотрела на него и промолчала. Сузила кошачьи глаза и приподняла уголки губ в улыбке. Стекло отсвечивало желтым светом ламп.

– Вот только тебя нам не хватало, милый, для полного счастья. Сидели и думали, когда же ты подойдешь, – аккуратно стряхнув пепел на пол веранды, произнесла Кристина. – Тебя как звать?

– Артем, – он поставил бутылку на стол, грустно проводил взглядом серые крупинки и присел к ним. Убирался в кафешке тоже он.

– Ты откуда?

– С Выхино, – откупорив бутылку, бармен разлил вино, – А вы?

– А как ты в эту пердь добираешься ночью? – не ответив на вопрос, протянула Кристина, приняв бокал. – Поезда хоть ходят туда?

– Друг сейчас заедет, он на машине, – он натянуто улыбнулся. – За встречу?

– Давай, – Кристина немного наклонилась и оттянула двумя пальчиками бейдж на его рубашке, – Артем Коновалов.

– Ага. А вас как зовут, девчонки? – поинтересовался он и сделал глоток.

– Анжела, – представилась Кристина, потом откинулась на стуле, демонстрируя грудь и точно выверенный промежуток между обтягивающей блузкой и юбкой. В нем мелькала уже начинающая расплываться вязь татуировки, опоясывающей талию. С трудом оторвав от нее взгляд, Артем обратился к Ольке.

– А тебя как?

– Сабина, – перед тем как ответить, она сделала небольшую паузу, ситуация ее забавляла. Вино было отвратительным.

– Может потусим где-нибудь, девушки? Сейчас Андрюха заедет, поедем в клуб.

– В Выхино? – уточнила Кристина.

Начав подозревать, что над ним издеваются, бармен заерзал на стуле. Он бросил тоскливый взгляд на бутылку, в которой оставалось меньше половины, на почти нетронутый Олькин бокал, на грудь Кристины и ничего не ответил.

– Ну, так куда двинем, красавчик? – собеседница изучающе его осмотрела, – У тебя уши горят. Ругает кто-то.

– Тут рядом есть, – промямлил он и беспомощно коснулся пальцами уха, проверяя, не врет ли она.

– А что, твои подружки тебе уже надоели, Артемка?

– Какие подружки?

– Ну, правая и левая.

Задохнувшись, он не нашелся, что ответить, ошеломленно сидел с открытым ртом, пока Кристина ласково его разглядывала. Затем резко, со скрипом отодвинув стул, Артем поднялся и, не оборачиваясь, деревянной походкой отправился к себе за стойку.

– Ну, что ты обиделся, милый? – спросила Кристина в его спину, тот не обернулся.

– Зачем ты с ним так? – в голосе Ольки не было ни малейшего осуждения, только любопытство.

– Ненавижу, – глухо произнесла Кристина, допив бокал, поставила его на стол и раздельно повторила, – ненавижу.

– Господи, Крис, ты только что с двумя мужчинами была. Что ты можешь ненавидеть? – Олька накрыла ее руку своей и погладила. – Дурак он еще молодой. Ну, клеился и клеился. Каждый второй клеится, что теперь всех ненавидеть?

Бармен волком смотрел на них из-за стойки. Торчал неподвижной серой тенью, за которой блестели в зеркалах освещенной витрины бутылки.

– Те двое мою ненависть оплатили, Ольк. Всею до копейки. Ты, прям, как мать Тереза, – подруга наклонилась и поцеловала ее. – Слушай! Может тебе занятие сменить? Будешь лечить больных инди, которые ненавидят свою работу. Купишь себе белый халат, очки и стетоскоп. К тебе очередь будет стоять, если ты сможешь хоть что-то с этим сделать.

– Да это все есть. И халат, и стетоскоп, – хихикнула Олька, – кое-кто любит в доктора поиграть, Крис.

Та молча кивнула, докурила, и они попрощались. Перед уходом Кристина покопалась в сумочке и оставила тысячу на столе. Компенсация за ненависть, подаяние от больной инди, которая думала – что дальше?

– Это тебе на новых друзей, Чебурашка, – бросила она в полумрак, – а то старые оказались сволочами.

Бармен за стойкой не пошевелился.

– Созвонимся.

– Если что появится, я тебе наберу, – она смотрела ей вслед, Кристина шла прямо, чуть покачивая сумочкой. Шла учить биологию с сыном.

– Ненавижу, – проговорила Олька про себя, пробуя это слово на вкус. Ненависть горчила.

Две остановки на полупустом, сонном метро, потом три квартала по улицам в теплых пятнах фонарей. Людей на улицах было мало, они тенями пролетали мимо. Ни разговоров, ни обычных обрывков фраз. Почти полная тишина. Олька привычно вытянула голову, но рыжая башня, днем торчавшая над старыми крышами, утонула в слепых городских сумерках.

Ничего не было видно, она на мгновение замедлила шаг, а потом решительно повернула в темный проулок. Помыться и спать. В сладкий запах цветов.

– Добрый вечер, красавица, – под домом маячила худая дядь Женина тень. Этим вечером он вооружился мухобойкой и затаился на лавочке у подъезда, поджидая Кисю Писю, словно индеец маниту стерегущий бледнолицих на тропе войны. Фонарь над входом в подъезд обливал его светом, вырывая из ночных теней редкую шевелюру и впалые щеки. Сосед был настроен решительно.

– Привет, дядь Жень, – краем глаза Олька видела его коварного недруга, который не мигая, наблюдал из кустов.

– Не видела пидараса этого мелкого? – чтобы скрасить томительные засадные минуты ее собеседник запасся двумя сиськами духоукрепляющего крепкого пива и сейчас стремительно приближался к стадии разумного мха. Как ракета на керосиновой тяге к границе обитаемого космоса, за которой были только космическая темень и безмолвие. Половина расстояния уже была пройдена, в полторашке плескался мизерный остаток, а язык еле ворочался. Мутные глаза, казалось, смотрели в разные стороны.

– Какого? – на всякий случай уточнила Олька, в окне Димочкиной квартиры шевельнулась занавеска. Хотя, возможно, ей просто показалось. Время было совсем позднее.

– Кота, бль! – громко обозначил дядь Жень и покрутил мухобойкой. Коварный Кися Пися за его спиной развернулся и уплыл в темень.

– Не, не видела.

– Плохо, – вздохнул собеседник, а потом безошибочно определил, – Выпивала, чтоль?

– Немного, с друзьями. Вы тоже, смотрю, пьете?

Ответить тот не успел. Скрипнула оконная рама и в отворенном окне образовалась недовольная хозяйка Малого Строченновского.

– Женька! Давай заканчивай, полудурок лохматый. Надоели уже с этим котом! Хули ты тут маячишь полночь? Ты на часы смотрел?

– А пусть не гадит! – огрызнулся Олькин собеседник. – Весь коврик мне засрал.

– Гадит не гадит, спать иди, – твердо произнесла Алла Матвеевна, – вот надерешься, кто тебя домой нести будет?

Нести его домой действительно было некому, не дохлой же Ольке? С этой идеей дядь Жень спорить не стал, лишь буркнул что-то примирительное и засобирался домой. Задетая ногой открытая полторашка, укатилась под лавку разбрызгивая остатки пива.

– Пидарасы, бль! – сокрушенно пожаловался дядь Жень неизвестно на кого.

Олька пожелала ему спокойной ночи и поднялась к себе.

Из окна плыли тени, дальние фары машин отражались решетками оконных рам на стенах и потолке. Свет в квартире включать было лениво, она сидела за кухонным столом, покрытым липкой клеенкой в порезах над рюмкой коньяка.

Ты думала, что дальше? Кристина боялась будущего. Конечно, Олька ничего не думала, и все эти страхи были далеко от нее. Дальше, потом, затем, через время – эти категории казались глупыми. Зачем думать, если все что дальше неизвестно? Завтра случится ее шанс, все поменяется, она будет счастлива. Хотя она и так счастлива. Наверное. За стеной тихо бормотало дядь Женино «Кино».

– И если есть в кармане пачка

Сигарет, значит все не так уж плохо на…

Дядь Жень принимал свое лекарство от тоски. Одна сигарета у Ольки была, но курить не хотелось. Она сидела голая и задумчивая, прислушиваясь, как внизу живота пульсировало тягучее сладкое тепло.

«Ты кончила?»

Господи, как он был глуп, этот случайный друг. Выпив, она пошлепала в душ. Обнаженная, почти в полной темноте, из-за которой тело отсвечивало голубым. Немного задержавшись в прихожей, где на коврике валялись розовые вязаные кроссовки с красными шнурками. Валялись рядом с ее старыми, белыми сквозь потертый верхний слой кожи, которых пробивалась темная основа. Откровенно говоря, их уже давно пора было выкинуть, но она все никак не решалась. Так и не найдя ни времени, ни денег чтобы заехать за новыми. Но теперь все изменилось, утром они отправятся в помойку. Хотя. С этим можно было повременить, мало ли что будет завтра? Вот туфли на шпильке теперь были нужны. Без них никак нельзя было работать. Олька тронула подарок босой ногой. В темноте они казались серыми. Даже последние мерзавцы совершают добрые дела. Интересно кто он такой, этот Глеб? Тоже последний мерзавец, наверное.

Расслабившись под теплой водой, она попыталась мастурбировать, догнать то время, которое подарила, но ничего не получилось – возбуждение уже безнадежно прошло. Испарилось где-то по дороге между кухней и ванной комнатой. Прямо перед ковриком в прихожей.