скачать книгу бесплатно
– Расход в магистральных трубопроводах резко упал, – пояснила я. – Магия идет самотеком, и кое-где переходит в газовую фазу. Ну, а когда такая ядреная смесь попадает в открытые розетки… сам представляешь.
– Вообще-то нет, – хмыкнул Хотен и положил на руль правую руку с зажатыми в ней корочками. – Я все-таки не по технической части.
И правда. Что-то я одичала за полгода в компании инженеров.
– Газу свойственно расширяться и заполнять весь доступный объем. Даже если он – чистейшая магия. В розетках газа недостаточно, чтобы магия кристаллизовалась при низком давлении, но такой выброс в помещении все равно приводит к резкому падению температуры на несколько дней, – стараясь не вдаваться в детали и не сыпать терминами, сообщила я. – А поскольку Первое месторождение – самое крупное, речь идет о заморозках в нескольких городах, куда ведут магопроводы от него. Причины изменения расхода еще выясняют, но уже очевидно, что часть потребителей придется переключить на другой источник, станция подключения пойдет под замену, а диаметры труб от нее нужно уменьшать. Пять-шесть месяцев работы, я бы сказала.
– Месторождение иссякло? – предположил Хотен и затормозил перед пограничниками.
– С чего бы? – удивилась я. – Это же не золотая жила. Магия не иссякает.
Пограничник предсказуемо устрашился предъявленной ему корочки, но все равно дрожащим голосом попросил записаться в журнал и Хотена, и меня. Пришлось прервать разговор (кажется, мы опять съехали на обсуждение работы, вот неожиданность-то) и вылезти из теплых автосаней ради очередной бюрократической проволочки. Снаружи я сразу же прониклась жалостью ко всем потребителям, подключенным к Первому, и запись вышла слегка подпорченной трясущейся от холода рукой.
Но я все-таки не удержалась и пролистнула журнал назад, пока не наткнулась на строчку: «Найдён Лом, гостевой визит, принимающая сторона – Агний Лиховских. О возможных последствиях контакта с магией предупрежден». Надпись походила на раздавленного в лепешку ежа – каждая буква неприступно топорщилась острой иглой. Последний человек, который приходил в голову при виде подобного почерка, – это Найдён, с его вечными упоительными историями, толстыми свитерами и неизменной грелкой, прикрученной бинтами к голому телу.
– А кто такой Агний Лиховских? – предсказуемо заинтересовался Хотен, заглянув мне через плечо.
– Начальник первой смены шахтеров, наверно, – я пожала плечами и отложила ручку. – Найден говорил, что шел побеседовать с ним насчет найма на работу, значит, пропуска у него еще не было, и сотрудником он записаться не мог. Надо будет напомнить ему, чтобы отметился в журнале как порядочник, а то будут проблемы с выездом.
Хотен машинально кивнул и отвлекся на громкую трель переговорника. Взглянул на экран – и жестом велел мне возвращаться в автосани, а сам еще добрую четверть часа выплясывал вокруг, напрягая пограничников, хмурясь и ругаясь в трубку.
– Что-то случилось? – настороженно спросила я, когда он все-таки залез в тепло и законопослушно потянулся к ремню безопасности.
– Лют звонил, – хмуро буркнул ревизор, но, не увидев и тени понимания на моем лице, снизошел до объяснений. – Это член комиссии, занимается делом о попытке подключения к магистральному трубопроводу. Кстати, дай-ка мне номер Найдена, надо бы с ним переговорить как со свидетелем.
– У него переговорник сперли, – напомнила я. – Вряд ли он мог где-то здесь купить новый. Он что, единственный свидетель?
– Единственный живой, – уточнил Хотен и стартанул в открывшиеся ворота. – Его напарника тоже вморозило в общую скульптурную композицию вместе с собственно обвиняемыми. Глыба льда размером с половину станции подключения вышла. Чтобы выжить при таком раскладе, нужно быть Найденом, – он чуть усмехнулся.
Меня передернуло.
Чтобы смеяться над таким раскладом, наверное, нужно быть ревизором.
В полукилометре за воротами действительно начиналась весна.
Хотен подъехал к самому краю снежного покрова так, что еще десяток сантиметров – и с возвращением назад в городок могли бы возникнуть крупные проблемы; бросил парку прямо в салоне и выпрыгнул наружу, тут же удивленно охнув и отскочив в сторону. Не сразу сообразив, в чем дело, я повторила его ошибку.
Снег был талый, и из-под него кое-где проглядывали подснежники, презревшие привычное течение времени. Красоту я предпочла оценивать уже после прыжка «в весну», на относительно сухую землю. А потом обернулась – и невольно нахмурилась.
До Малых Буйков было рукой подать. Какая-нибудь пара недель – и морозное пятно доберется до полей, загубит урожай и начнет подкрадываться к домам.
Мы все-таки опоздали.
– Морщины появятся, – напророчил Хотен и провел пальцем у меня между бровей, разглаживая сердитую складочку. – Брось. Поселок живет не столько земледелием, сколько рыбными прудами, а они с другой стороны. Время еще есть. Завтра сдашь свою трассировку, а я побеседую с главой комиссии по согласованию, чтобы проект быстрее пустили в работу.
– Не вздумай! – напряглась я. – Нет уж, пусть проверяют нормально, этой магистрали еще несколько десятков тысяч человек магией снабжать!
– Тогда тем более не хмурься, – хмыкнул ревизор. – А то я не выдержу и пропишу всем люлей. К тому же… я тебе этого не говорил, но наверху все равно уже прикидывают размеры компенсаций жителям Малых Буйков. Никто там с голоду не помрет, даже если морозное пятно доберется до рыбных прудов.
– А от холода? – хмуро уточнила я.
Хотен закатил глаза и отвесил мне смачный щелбан.
– Все, что ты можешь для них сделать, – это выпустить трассировку. Но ты так или иначе собиралась сделать это завтра. А сегодня у тебя выходной, осмелюсь напомнить, и в Малых Буйках есть относительно пристойное кафе. Идем.
Я выдавила из себя виноватую улыбку и взяла его за руку. Свидание, да… кажется, у меня полгода их не было. Отделаться бы еще от мысли, что я и этого не заслужила!..
Возле поселка и правда одурительно пахло цветущей черемухой: два невысоких деревца, густо увешанных пушистыми белыми соцветиями, росли по обе стороны от дороги и создавали впечатление почетного караула на воротах в май. Вечернее солнце уже не грело, но щедро рассыпало золотистые блики в молодую листву, и та играла всеми оттенками зеленого.
Контраст с моей привычной обстановкой был оглушающим, и меня не оставляло ощущение нереальности происходящего.
– Вот это жизнь! – заулыбался Хотен, прислушиваясь к птичьему щебету.
Я задумчиво кивнула, соглашаясь, и тут же мотнула головой, прогоняя непрошенные мысли. Реально-нереально – разберемся позже: если утром обнаружу на носу веснушки, значит, все было наяву, если нет – попрошу Любовь Казимировну на всякий случай перепроверить проект трассировки. Мало ли что.
– Погуляем? – неуверенно предложила я, оглядываясь на черемуху. – Пахнет волшебно…
– Мне рассказали про одно место, где тоже волшебно пахнет, – усмехнулся ревизор и свернул на боковую улочку, слегка затененную ровным рядом молодых берез. – Лично я намерен для начала там поужинать.
Я пожала плечами и согласилась, позволяя вести меня куда угодно.
Поселок был не настолько мал, чтобы все жители знали друг друга в лицо, и на нас почти не обращали внимания. Оно и к лучшему: пока Хотен не размахивал корочками, отпугивая излишне любопытных, от нас никто не шарахался и не пялился с суеверным ужасом. Впрочем, нет, ладно, на меня – пялились. Но весеннее солнышко должно было решить проблему с бледной, как у покойницы, физиономией буквально за полчаса-час, так что я не заморачивалась и с удовольствием крутила головой, рассматривая улочку.
Здания – в основном типовой застройки, квадратные, приземистые и невысокие; скупость в архитектурном оформлении скрадывалась живыми изгородями из шиповника, березами в непременных сережках, рано зацветшей вишней и всенепременной черемухой, пропитавшей воздух сладким ароматом. Для меня так пахла весна – хоть в родном Штильграде она и наступала гораздо раньше.
Владелец намеченного Хотеном кафе оказался не промах, и на маленьком уютном участке перед зданием (серым, квадратным и двухэтажным, кто бы сомневался) установил несколько столиков под простеньким матерчатым навесом. Ревизор, поймав мой алчущий взгляд, понятливо хмыкнул, но сначала все равно затащил меня внутрь – заказывать. Из прохладного сумрака здания я вырвалась сразу же, ткнув пальцем в первые попавшиеся строчки меню: сюрпризом будет – и заняла угловой столик поближе к зеленеющим кустам.
Кажется, мне нужно было вырваться из Временного городка не меньше, чем Хотену. И уже за эти несколько сворованных часов чужой весны можно было влюбиться в него заново.
Сказкам, увы, свойственно заканчиваться.
Моя прервалась на следующее утро. За время моего отсутствия отдел нормоконтроля нашел еще несколько ляпов и прислал дополнительные замечания, а сверху (как нельзя вовремя) красовалась служебная записка от строительного отдела, по обыкновению, севшего балкой перекрытия на трубы и требующего немедленно (а лучше позавчера) перечертить одну из камер.
– Что вы там за балки такие приняли… – жалобно простонала я, цапнула записку и пошла к строителям.
– Ратиша, ты ли это? – удивилась Велислава, оторвавшись от голографа с чертежами и увидев меня в дверях.
«Значит, все-таки веснушки», – хмыкнула я про себя и тут же заявила, помахав служебной запиской:
– Не я, но узел трубопроводов почему-то переделывать мне. Почто такая несправедливость, не объяснишь?
– А, это, – чуть нахмурилась соседка. – Вчера пришло указание усилить перекрытие. Вроде как в перспективе там будет еще одна дорога для грузового транспорта, только не спрашивай, зачем.
– У меня такое чувство, как будто наверху твердо решили не дать нам выпустить проект вовремя, – проворчала я и, сложив служебную записку в карман, велела: – Показывай, что тебе там мешает. Прикинем, куда и насколько сдвигать трубы.
Велислава бодро кивнула и потянулась к голографу, приближая нужную область. А я – как какая-нибудь бессмысленная светская сплетница – вместо чертежа уставилась на тонкое запястье подруги, которое украшал резной деревянный браслет. Новый и, похоже, ручной работы: крупный семилепестковый цветок, так удачно вписанный на место бывшего сучка, что казался проросшим прямиком из мертвой древесины, как живая аллегория торжества творчества над смертью и тленом.
– Так, – сказала я и гнусно ухмыльнулась.
Велислава проследила мой взгляд… и покраснела, как восьмиклассница на сельской дискотеке.
– Он еще и по дереву режет? – рассмеялась я, заработав недовольный взгляд начальницы отдела, и тут же притихла, с невозмутимым лицом усевшись перед объемной моделью будущей магкамеры.
– Разве что шнурочки сам не плетет, – умиленно поведала Велислава, покосившись на браслетик, и непреклонно ткнула пальцем в балку перекрытия, которую пересекал подсвеченный красным трубопровод. – Вот. Миллиметров двести вниз – и я снова тебя люблю.
– Двести – мало, там еще изоляция. Если она перетрется, любить меня будет не за что, – вздохнула я, перекидывая себе данные. – Твой папа знает?
– Еще чего не хватало! – окончательно смутилась соседка. – Не вздумай ему ляпнуть! Он же его четвертует и уволит!
– А если пара-тройка упоительных историй и собственноручно приготовленный ужин? – предположила я.
– Тогда я тебя четвертую и отпинаю, – ласково пообещала мне Велислава. – Найд милый, но с семьей его знакомить – боже упаси! «Мама, мне нравится мальчик, ему двадцать восемь и у него грелка под мундиром, а еще он помрет из-за невозможности нормальной врачебной помощи»… нет уж. Я слишком молода для серьезных отношений.
Я невежливо прыснула, получила свой причитающийся пинок от Велиславы и уничижающий взгляд – от начальницы отдела и гордо удалилась перечерчивать камеру. За очередную задержку в выпуске, разумеется, мне полагался пинок и уничижающий взгляд еще и от Малуши Путиславовны, но она только грустно посмотрела, как я выясняю отношения с голографом, и молча удалилась в свой кабинет.
Сработало не хуже, чем у Беримира. К вечеру я все-таки сумела прийти к консенсусу с Велиславой, нормоконтролем и здравым смыслом – и выпустила-таки эту разнесчастную трассировку. Только легче уже не стало никому: ближе к четырем часам в бюро заявился ревизор третьего чина Хотен Верещагин собственной персоной, и к формальному концу рабочего дня персонал пребывал в панике и отчаянии.
Это я могла позволить себе с чистой совестью уйти домой в положенные пять часов: теперь моя работа заключалась в согласовании трассировки со всеми заинтересованными и авторском надзоре за строительством (которое еще не началось). А вот у конструкторов аврал только начинался, и, по-хорошему, им следовало задержаться, чтобы поспевать за графиком выдачи документации. Но работать сверхурочно под носом у ревизора было все равно что расписаться в собственной неорганизованности и срыве сроков…
Я сделала что смогла: без десяти пять ненароком попалась Хотену на глаза и осторожно намекнула, что даму сердца неплохо бы проводить до дому. Ревизор хмыкнул, давая понять, что мой маневр не остался незамеченным, но покорно свернул подрывную деятельность и пошел греть автосани. А я отправилась за верхней одеждой – и попалась на глаза уже Малуше Путиславовне.
Начальница хмурилась так, будто наш отдел действительно сорвал сроки.
– Ратиша, завтра нужно будет съездить к станции подключения, – проинформировала она меня. – Сама Любовь Казимировна не может, у нее проект дублирующей подстанции в разгаре, а ты как раз освободилась. Там что-то с секущей арматурой не так, травит потихоньку. Оперативный персонал утверждает, что проблема в проекте. Глянешь, соответствует ли вообще собранная станция документации и что может быть не так. После обеда соберем оперативку и будем разбираться.
– Понятно, – безропотно согласилась я.
Завтра начальница поймет, что, пока Хотена было кому отвлекать, работалось гораздо проще. Но это будет завтра…
Глава 4. Snowed under with work
(англ.) быть заваленным работой
Станция подключения стояла в самом сердце холодного пятна, и моя утренняя подготовка к поездке вызвала у Хотена нервный смех. Я пожала плечами и продолжила наматывать шаль на поясницу. Это он тут горячий парень, рискнувший спуститься в шахту без шерстяных гамаш, а я, пожалуй, пас.
Согласно порядку выездных проверок, с утра мне полагалось заехать в бюро, чтобы отметиться на вахте, забрать проект станции подключения и встретиться с сопровождающим из числа уполномоченных лиц: вывозить документацию единолично инженеры не имели права. Я ожидала увидеть кого-нибудь из «старожилов» местного участка – младшего сына капитана Волкова или городового Квитуна; но, разумеется, кому могла выпасть поездка в самую холодную точку Временного городка, как не Найдену Лому?
Мне показалось, что найденыш как-то напрягся, увидев вместо Любови Казимировны меня, но заговорил он как ни в чем не бывало.
– Не смейся, – попросил он вместо приветствия. – Я единственный в участке остался без напарника и на патрулирование не гожусь, пока не найдут замену. А вот в сопровождающие меня выписали за милую душу, и да, грелку я уже примотал заранее.
На этой благой вести я не выдержала и пренебрегла первой рекомендацией, чуть не выронив бесценную папку с чертежами.
– Капитан прознал-таки про Велиславу? – предположила я, так и не справившись со смехом.
Найден развел руками, но комментировать свою личную жизнь не стал (как и интересоваться, откуда я о ней узнала) и дисциплинированно сопроводил меня до служебных автосаней. Ошалевший взгляд вахтера, явно не разделившего мою радость при виде порядочника с неповторимым украшением через половину рожи, мы предпочли дружно проигнорировать.
Охранник на воротах станции подключения тоже рассматривал Найдена как чрезвычайно подозрительную личность – даже погоны городового низшего оклада не успокоили его мятущуюся душу, и найденышу пришлось предъявлять удостоверение, невзирая на то, что в пропуск были вписаны два человека, и никаких сомнений в том, кто из нас кто, быть не могло.
– Все нормально, – сказал найденыш в ответ на мое недовольное ворчание, пока я парковалась на специально отведенной площадке. – Я бы скорее насторожился, если б он меня не перепроверил. Я ведь и правда произвожу впечатление милого домашнего мальчика, только когда валяюсь в отключке, – ехидно добавил он. – Иначе шиш бы ты меня подобрала!
Я собралась было возразить, хоть для этого и пришлось притормозить и повернуться к пассажирскому креслу, но быстро растеряла все аргументы.
Слишком загорелая для жителя Временного городка кожа, искривленная шрамом усмешка, темная вчерашняя щетина, еще больше подчеркивающая увечье, и тяжелый взгляд орехово-карих, как у кочевников из-за Серого хребта, глаз. И что-то в позе – напружиненной, настороженной, словно он в любой момент готов броситься…
Мне стало не по себе.
Тем вечером, когда я его подобрала, он и впрямь производил совершенно другое впечатление. Тогда из-под слишком легкой шапки выбивались темные пряди, припорошенные инеем, а ресницы казались белыми; переохлаждение живо сравняло его цветом со старожилами, а уж поза… ну какая там поза может быть у оглушенного человека, валяющегося в сугробе?
Да и потом, когда он перебудил весь дом, отдавив Тайке лапу. Сидел, растерянный, весь в бинтах, и слушал Беримира, судорожно соображая, где и как оказался. Когда вымаливал у собаки прощение, отдавая ей лакомые кусочки из собственной тарелки. И когда замкнутый, вечно напряженный Беримир вдруг стал называть его Найдом и запросто выпрашивать для него грелку, хотя до сих пор всегда старался выдерживать со мной вежливую дистанцию, чтобы не расстраивать Ведану…
– Где вообще твой инстинкт самосохранения, Тиша? – задумчиво поинтересовался Найд, словно мог слышать мои мысли, и вылез из автосаней, не дожидаясь ответа.
И правильно. Вряд ли он был бы адекватным.
На станции нам предсказуемо не обрадовались. Персоналу было выгоднее, если бы виноватым признали проектное бюро, – а какой им интерес в том, что инженер лазит по отсекам и выискивает недочеты и ошибки?
Сопровождающий из числа работников станции, назвавшийся Дареном, сначала хмурился и огрызался на любую обращенную к нему реплику. Но не прошло и четверти часа, как они с Найденом поотстали, обмениваясь разными версиями теорий о сущности магии и истории ее появления. Я только пожала плечами (ну, Найден же, чему тут удивляться-то?) и пошла дальше вдоль аккуратного ряда основного оборудования.
Никаких несоответствий проекту я не видела. Станцию собирали педантично и основательно. При правильном обслуживании она должна была простоять не меньше гарантийных тридцати лет. Но возле каждой запорной арматуры и правда ощущалось заметное понижение температуры. Посомневавшись, я все-таки стянула варежку и протянула руку – от редуктора тянуло таким холодом, что прикасаться уже что-то не хотелось.
– Не трогайте! – опомнился сопровождающий, отвлекшись спора о теории спящих драконов, и в три прыжка догнал меня. – Это же для ремонта счетчиков, а при работе линии должно быть полностью открыто! – и тотчас стушевался, вспомнив, кому это рассказывает.
– Я знаю, – немилосердно подтвердила я, поспешно натягивая варежку. Говорить получалось с трудом: лицо замерзло, но разматывать шарф с шеи, чтобы прикрыть физиономию, я не рисковала. В блоке с основным оборудованием в принципе бывает холодно, но неисправные задвижки делали ситуацию невыносимой.
– Кажется, ты ей льстишь, – со смешком заметил Найден, с задумчивым видом обойдя редуктор. – Чтобы сдвинуть эту махину, нужно быть… гм… – теперь стушевался он.
Я снова пожала плечами.
Да, чтобы сдвинуть редуктор задвижки диаметром в мой рост, нужно быть как минимум не моего роста. А в идеале – не моего пола и не моей профессии. Но стесняться этого я определенно не собиралась.
– Я ее не сдвину, но технически Дарен прав, – справедливости ради заметила я. – Доступ к арматуре получают после аттестации на оперативника, которой у меня нет. Прошу прощения, я не собиралась ничего трогать. Просто хотела понять, насколько все плохо. Раз уж не могу понять почему…
И как у Хотена так легко получается находить нарушения?
– То есть с нашей стороны все в порядке? – воспрял духом сопровождающий.
– До сих пор было, – я с намеком посмотрела дальше, на следующую секцию регулировки давления, до которой еще не добралась. Но она все равно «после себя», и на предыдущие по ходу задвижки влиять не должна… – И еще я хотела бы взглянуть на протоколы испытаний и паспорта задвижек. Если можно, снять копию. В бюро планируется провести совещание и проверку всей документации.
– Включая проектную? – дотошно уточнил Дарен.
Кажется, он участвовал в сборке лично.
– И ее тоже, разумеется, – подтвердила я. – Распорядитесь насчет протоколов и паспортов? Не хотелось бы терять время, здесь очень холодно, – и, обреченно вздохнув, отошла на пару шагов, чтобы сделать снимок первой на моей памяти безукоризненно собранной станции подключения.
Дарен кивнул и взялся за рацию и вроде как заговорил – я видела, как двигаются его губы, но почему-то ничего не слышала.
И пять мучительно долгих секунд раздумывала, чем это может быть вызвано.
