скачать книгу бесплатно
Самка человека, или Конец жары. Роман в стиле импрессионизма
Вероника Айская
Её называют «Монахиней», но она не слышит, пока однажды…Неэротический роман о сексе. Или эротический роман о Боге.Об отношениях с Ним.История про то, как, сорвав позвоночник, можно вспомнить, что я – женщина. И что женщина – это не только набор духовно-нравственных установок, правил и норм и обязанностей, но – тело, естество, стихия…И что на Земле нас вообще только двое: мужчина и женщина.А всё остальное нами придумано…Роман-дневник, роман-впечатление, роман-размышление.
Самка человека, или Конец жары
Роман в стиле импрессионизма
Вероника Айская
Однажды я встретил маленькую зеленоглазую девочку
со светло-русыми волосами-косами. Она несла свечу.
Я спросил ее: «Что это за свет?»
Она же сразу задула огонь и спросила: «Скажи, куда он пропал, и я скажу, откуда он появится».
Мне иногда кажется, что я знаю эту девочку.
Да и ты, мне думается, тоже…
Вольная трактовка суфийских притч.
Ах, далеко до неба!
Губы – близки во мгле…
– Бог, не суди! – Ты не был
Женщиной на земле!
Марина Цветаева.
Целому морю – нужно все небо.
Целому сердцу – нужен весь Бог.
Марина Цветаева.
© Вероника Айская, 2021
ISBN 978-5-0055-2377-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Начало
Она лежала в комнате родительского дома. Одна, в большой и темной комнате. В деревенской, мягко беззвучной ночи. Было так тихо, что она слышала как, смыкаясь, стучат ее ресницы.
Изнутри разрасталась гудящая напряженностью плотно сжатая пустота… Пустота разносила и распирала всю её в шар, с угрозой лопнуть, но не лопающийся. Казалось странным, что она вмещается в кровать, в комнату, в дом. Все это оказывалось внутри «шара», но тот оставался пуст – невозможно, невероятно непереносимо пуст. Ее томила и давила эта невыносимая легкость пустоты. Она ждала, чем и когда это закончится, слушая надоевшую непривычность этого процесса, и, как всегда, не представляя, что же делать…
Пора бы уже заснуть. Но, днем прилежно забытое одиночество, нагло скуля, как деревенский пес, которого никто и не трогал, хотя никто и не снял с цепи, теперь распластало, расплющило ее по кровати.
Совсем некстати: утром рано вставать! – Ну, и что? И кого ты убеждаешь?
«…Ну, приди уже, пожалуйста!.. Сколько мне еще ждать?.. Как пусто Господи! Ну, тяжело это, Господи, а! Терпеть это! Миленький! Ну, нет больше сил уже! Ну, пошли мне мужчину, Господи!.. Или не Ты этим заведуешь?.. Или кого мне просить? Господи? Ведь я всего лишь женщина, я не могу уже одна! Совсем не могу!..»
И, как всегда, из неподвластной этому шару, где-то оставшейся территории себя, вытянув отчаянье, она разрыдалась, колебля раздувающуюся в никуда пустоту… Та стала медленно смягчаться, сокращаться и нехотя оседать, как хорошо подошедшее дрожжевое тесто от толчка лопатки…
***
Он детально измерил ее взглядом, словно бы между прочим, но не таясь.
– С удовольствием бы вас подвез, но, извините, дела! – элегантно развернулся в противоположную сторону, и уехал.
Она стояла на краю районного села, из которого теперь нужно добраться до областного города. А там до другого районного села. Всего км 180, не больше. Только автобус в область один, и в него уже не влезть: вчера была «Родительская», и толпы горожан стремились покинуть могилы предков.
Странно… увидев эту роскошную иссиня-черную машину, явно нездешнего места обитания, у дома недалеко от трассы, она была абсолютно уверена, что это – ура-ура! – Мироздание приготовило сюрприз! – для нее… Она пожала плечами.
Ей было комфортно – она оделась удачно по погоде. Весна холодная, сухая, с ветром, без дождя. Деревья и поля скучно голые, будто забыли, что зима позади, а не впереди. Но сегодня безветренно. И легкая, еле уловимая влажность. «Облачно, без прояснений». Абсолютно серая погода, когда затянувшееся предвосходное утро внезапно сменяется ночью, так и не побыв ни днем, ни вечером. Когда-то ее почти единственная любимая погода. Сейчас она и солнцу, впрочем, рада…. Но – хорошо. Еще бы дождя. Это – снаружи. Внутри – глубоко-наплевательское спокойствие, где-то даже нагловатое, и внешний дорожный мандраж придавал ощущение приключения.
Прополз туго набитый автобус. Прошли две женщины, посоветовали голосовать за АЗС, там лучше берут. Мимо проезжали переполненные попутки, все реже и реже. Походив туда-сюда, дошла до АЗС. Изредка проезжавшие селяне махали руками: едут не туда, куда-то в поле, – добрый знак заботы и сочувствия: «мы бы взяли…» – точная примета, что кто-то всё-таки подберёт.
– Ну, и вот! – усмехнулась она.
– Видно, мне придется-таки вас подвезти.
– Придется-придется, – она радостная открывала заднюю дверцу, – а куда вы едете? – спросила она для порядку.
– Я еду далеко, – подчеркнул он, как ей услышалось, со снисходительной иронией: мол, куда бы ты, девочка, по этим сельским просторам не ехала, мне все равно дальше.
– А куда? Мне до областного.
– Ну, значит, со мной вы доедете до N-ска, – менее самоуверенно назвал он город в 120 км отсюда.
(Ха-ха! «1:О» в мою пользу!).
От N-ска в область множество маршруток. Задача доехать решена, осталась еще одна важная – найти ночлег. Но времени теперь будет предостаточно. Можно расслабиться. Машина уютная и свежая. Может, даже удастся вздремнуть? Она нехотя припомнила минувшую полубессонную ночь, отзывавшуюся излишним сердцебиением и зябкостью…
Но… – можно было не смотреть и не говорить: их тела уже стянуло восьмеркой взаимного желания. Позабытое (а когда такое было-то? а было ли вообще?..) ощущение сладкой волной поднялось в ней сразу, еще в тот его изящный разворот, и теперь накатывало, растекалось по телу, заполняло, журчало в крови, смывая мягко уверенно все остальные впечатления.
Она смотрела в окно. Он задавал вопросы, обычные в подобной ситуации. В город – по делам или домой? По делам. С кем живете? С родителями. Родились здесь или приезжая? Приехали, лет 9 назад. Откуда? С Урала. Почему? Так, обстоятельства семейные…
Глаза в ироническом прищуре, губы в полуулыбке, как у Чичикова: хочешь, считай одобрительной, а можно – и презрительной. Тон покровительственно-приветливый. На левой ладони – многозначительно небрежно висят четки. Проезжая мимо церкви, он перекрестился будто совсем привычным движением. Она улыбалась про себя, наблюдая его игру в настолько успешного, что даже обогащенного глубиной и разнообразием внутренней жизни, человека.
Подробность его вопросов, перешедшая формальную вежливость, не совпадала с односложностью ее ответов.
В одном из сел он вышел у здания то ли ВД, то ли суда. Здесь уже была другая погода. Сквозь неплотные облака просвечивало солнце. Дальше березово-степная гладь переходила в большие острова ее любимых сосен, череду сопок и речек. Он вернулся в машину со словами:
– …Ваши голубые глаза, – начало она пропустила. Подумала, что у него самого голубые глаза. А ее сегодня и впрямь сияют лазурью – она отметила утром в зеркале – словно вопреки серому небу. Так обычно бывает после бани: ее пухлые щеки утоньшаются, глаза становятся больше, а после разового недосыпа приобретают особый глубокий блеск.
– Ну-с, и что же вы молчите? Рассказывайте что-нибудь.
– А что же вам рассказать? Может, вы тему предложите, завяжется беседа?
– Ну, мне сложно с вами беседовать, не видя вашего лица. – Он остановил машину. – Вы меня не поняли? – голос звучал властно. – Пересядьте вперед. – Ему явно хотелось повелевать. Ей, с каким-то наслаждением – подчиняться.
Она пересела. Однако беседы он не завел.
– Ну-с, я жду.
– Я так не могу: в одни ворота играть. Почему бы вам тоже что-нибудь не рассказать? …Если поговорить охота… – она хотела сказать, что диалог все же приятнее…
– Я не понимаю, кто кого везет? Я вас везу – вы должны рассказывать.
– А-а, извините, теперь поняла. – («Приоритеты расставлены») – …Стихи вам, что ли почитать?
– Почитайте стихи.
Она посмотрела на него, он не шутил. Даже ничуть.
– Выхожу один я на дорогу… – логично вспомнила она. Когда-то это стихотворение она помнила постоянно: оно было лейтмотивом ее состояния. Однако, видимо, ей неплохо удалось его изменить: порядком переврала все стихотворение, переместив в нем почти все двустишья. От удивления она то убыстряла темп, то останавливалась перед очередной строфой, не решаясь врать дальше. – …Ну, вот, в целом где-то так… – смущенно пробормотала она.
Он терпеливо и даже сосредоточенно слушал, словно она находилась на вступительном экзамене в театральное училище.
– Ну, хорошо. Только вот, с дикцией у вас что?
– С чем?! – она не знала, то ли смеяться, то ли плакать. На ее счастье, он опять остановился и вышел. Вскоре вернулся.
– Ну-с, и что дальше?
– Дальше чего?
– Что вы мне еще расскажете?
Ага, понятно. Действительно, скучать в машине он мог и один. С ее стороны требуется что? Развлекать по полной программе. «И чтец, и жнец, и на дуде игрец». Картинки из сельской жизни она ему рассказала, стихи худо-бедно, хоть и без дикции, прочитала. А вот дуды у нее нет.
– Может, вам сплясать? Только машину придется остановить, тут негде.
– Мне некогда.
Он замолчал. Как показала практика, скорее всего ненадолго. Она решила, что нужно «повернуться к нему лицом». Но для этого не играть в предложенную им игру. Может быть, человеку хочется общаться, но он не умеет по-другому. Она перестала глядеть в окно и развернулась к нему. Прямо, без иронии посмотрела в его прищуренные глаза, давая понять, что готова поддержать, и это ничем ему не угрожает.
– Давайте познакомимся, что ли? Вы уже час со мной едете, – предложил он, – Олег.
– «Ну, вы только минуту как до меня приспустились». Женя.
– Евгения, значит?
– Не Евгения, – она с привычным маленьким удовольствием дала ему паузу удивиться.
– …А кто?
– Жания. У меня мама – татарка, – сразу пояснила она.
– Да? А совсем не похожи. А папа? Русский?
– Русский. Он по родителям из казаков, уральских и донских.
– Интересная смесь получилась.
– Обыкновенная. Не знаю, как здесь, а на Урал столько всякого народа понаприсылали. Обычный винегрет. Только я, как раз таки один в один похожа на деда, вернее на его сестер – маминого папы, – не преминула подчеркнуть Жания. Он взглянул на неё повнимательнее, но ничего, видимо, не нашел, что по его мнению должно было подтвердить ее сходство с ее двоюродными татарскими бабушками.
– А мы здешние, сибиряки, крестьяне – сказал он с подчеркнутым достоинством: дескать, мы из простых и гордимся этим. – Бабушка немка, правда. Сибирская немка. Это было первое, что он в свою очередь сообщил о себе, кроме «Олега».
Так звали ее позапрошлую любовь… Все же, имена чем-то своим наделяют людей. Этим чем-то они были похожи.
– Вы почему не были замужем? – после паузы спросил он.
– Как-то не случилось…
– А что должно было случиться?
– Любовь, наверное.
– А что вы называете любовью?
– «Ну, дает!» …Расшифровывать этот термин считаю делом безнадежным. А позвольте встречный вопрос, вы женаты?
– Сейчас… – он запнулся – и взглядом тоже, и быстро поправился, однако она еще быстрее заметила. – Я свободен.
«Сейчас я свободен, – все понятно», – подумала она, что уже точно романтики из этого не получится… а так хорошо все начиналось.
– И что вы ни разу даже не пробовали?
– А что вы называете словом «пробовать»?
– Люди сходятся, не получается, расходятся.
– Не знаю… по-моему, человек не пирог…
– Так вы, наверное, просто не хотите замуж? Вы феминистка, может быть?
– О! – усмехнулась Женя, – Ну, уж нет, увольте! Я вообще никакая не «-истка» принципиально причем. Нет, почему же, я – за единство и гармонию двух начал – тоже принципиально, причем. И даже признаю, что у каждого начала – свои разные роли. И я хочу замуж, – во всяком случае, в этот момент она так искренно думала. В юности и очень долго Женя и правда не хотела замуж, но последние несколько лет она гордилась, тем достижением своего внутреннего развития, что она этого хочет, и даже может вот так откровенно это заявить.
– Ну, если б вы хотели, вы хотя бы пробовали.
– А как подолгу вы пробуете?
