Графиня с изъяном. Тайна живой стали

Этот разговор открыл мне глаза на нечто, о чём я никогда не задумывалась: мир за пределами аристократических кругов, где люди жили совсем иными заботами.

День пролетел незаметно, впервые за всё время в аббатстве я не чувствовала себя одинокой и никому не нужной.

Вечером, сразу после ужина, Розалинда, сказав нам:

– Я ненадолго кое-куда отлучусь, ждите меня в комнате Гвен, – куда-то испарилась.

Мы с Мари удивлённо переглянувшись, отправились в наше крыло.

– Как думаешь, куда она побежала? – спросила я, присаживаясь на край кровати.

– Не имею ни малейшего представления. Я её знаю не больше твоего, но отчего-то рядом с ней спокойнее. Меня ведь тоже задирали, – тихо добавила она. – Но таких, как я, тут много, мы стараемся держаться вместе, поэтому, наверное, аристократки не позволяют себе лишних вольностей к нам, простолюдинкам… Прости, что я никак тебе не помогала… Отчего-то я поверила в проклятье, на тебя наложенное…

– Не извиняйся, – криво усмехнулась я, – если бы я была на твоём месте, вероятно, тоже бы сторонилась.

Тут дверь резко распахнулась и в помещение вошла Роза. Её лицо было серьёзным, но довольным.

– Я всё рассказала матушке Агате, – объявила она с порога. – О том, как Беатрис и её подруги загнали тебя на башню и едва не столкнули вниз, – глядя мне в глаза, пояснила она.

– Что?! – в шоке ахнула Мари.

– И я о чём, – Роза села рядом со мной. – Подлые мерзавки! Матушка Агата назначила Беатрис и её компании жёсткое наказание: они останутся без ужина на три дня и получат дополнительный час работы в саду на неделю вперёд. А ещё настоятельница пообещала отписать их родителям.

– Ты не должна была… – начала я, но подруга перебила меня.

– Должна. Нельзя позволять таким, как Беатрис, издеваться над другими безнаказанно! Это неправильно.

В её голосе звучала железная убеждённость.

– Роза, а ты правда дочь герцога? – с моих губ вдруг сорвался давно зудевший в голове вопрос.

– Я бастард, – прямо заявила она, нисколько не смущаясь своего статуса. – Незаконнорождённая дочь герцога Рейнхарта Виндхольмского.

Я тихо ахнула. Герцог Виндхольмский являлся одним из самых могущественных людей в стране, командующим королевской гвардией, а также ближайшим советником Его Величества.

– Моя мать была служанкой в его замке – красивая, как грех. Он ею и воспользовался, а потом выгнал под дождь с пустыми руками, уже с животом, – продолжила Роза, не мигая, глядя в окно. – Когда она умерла в родах, меня взяла к себе хозяйка таверны. Герцог, конечно, знал обо мне, но и не думал признавать: у него и без меня хватает наследников – законных и мужского пола.

– Почему же тогда он вдруг передумал и вообще отправил тебя сюда? – удивилась я.

– Потому что королю срочно требуется дипломатический союз с северными варварами, хотя бы с одним из кланов, – Розалинда скривилась. – Вождь Свирепых койотов – Рангвальд Безумный поставил условие: он хочет жену из благородной семьи, близкой к королю…

И тут я всё поняла. Молча встала и обняла девочку, всего за день ставшей мне настоящей подругой.

– Никто из высоких лордов не отдаст свою дочь дикарю, – прошептала Роза, – но им не жаль меня… Я как раз то, что нужно. Достаточно благородна для союза, но не настолько ценна, чтобы плакать обо мне, если меня там убьют.

У меня сердце болезненно сжалось от её слов.

– Но замуж я пойду, только после того, как научусь хоть чему-нибудь. И вот я тут. Здесь я должна постичь все премудрости этикета, чтобы не опозорить корону на свадьбе с варваром. А если что-то сделаю не так, мою Элли и её семью, ставшей мне родной, повесят.

– Элли – это та женщина, что тебя воспитала?

– Да… Я не могу рисковать её благополучием. И жизнями её близких.

Я смотрела на Розалинду, поражённая её силой и в то же время уязвимостью. Несмотря на тяжёлую судьбу, она сохранила достоинство и готовность защищать других. Внезапно я почувствовала, что должна что-то сделать для неё.

– Я помогу тебе, – сказала я твёрдо. – Научу всему, что знаю о правилах этикета и поведения знатной дамы. Ты не совершишь ни одной ошибки!

– Правда? – лицо Розалинды просветлело. – Ты сделаешь это для меня?

– Конечно, – я почувствовала, что могу быть полезной кому-то впервые в своей жизни. И это чувство окрыляло.

– Я тоже помогу, – вызвалась Мари. – Чем-нибудь, – смущённо потупилась она.

Розалинда смотрела на нас с искренней благодарностью, а потом вдруг обняла сразу обеих.

– Спасибо, – прошептала она. – Что бы ни случилось, я рада, что у меня есть такие друзья.

Глава 9

Предрассветная тишина нарушалась лишь скрипом пера по бумаге. В моей комнате, освещённой единственной свечой, я заканчивала письмо для Розалинды.

"…и пусть прошло уже три года, я всё ещё жду хоть какой-то весточки от тебя, Роза. Мари обещала разузнать о твоей судьбе, когда устроится работать в королевскую канцелярию. Но до того момента ещё столько времени пройдёт… Потому я отправила это письмо твоему отцу, буду верить, на сей раз он снизойдёт и перешлёт послание тебе напрямую. Если честно, я уже со счёта сбилась, сколько этих писем было… И, увы, все они остались без ответа.

У меня всё те же вопросы: как ты? Как устроилась? Добр ли к тебе твой благоверный? Каждый вечер перед сном я молюсь о твоём благополучии…"

Я остановилась, глядя на ровные строчки. За пять лет в аббатстве я всё же научилась писать красиво.

Подумав секунду, спрятала незаконченное письмо в книгу, пусть пока полежит там. Я непременно его допишу, но позже.

Итак, я провела в аббатстве долгие пять лет. Вчера мне исполнилось шестнадцать. Столько времени минуло с того дня, как отец сослал меня прочь и заточил в этих серых стенах. Из всеми зашуганного, одинокого ребёнка я выросла в девушку, научившуюся любить и принимать себя такой, какая есть.

Я встала со стула и, пройдя к полке, взяла с неё небольшую шкатулку. В ней лежали все мои сокровища: маленькая кисть для рисования, вышитый шёлквый платочек – два подарка от Розы, железная заколка, плетёный из трёхцветных нитей браслет, брошь из тонкой меди – от Мари.

И… единственное письмо Розалинды. Его я получила через неделю после её отъёзда. Оно лежало на самом дне, бумага была затёрта от бесчисленных перечитываний.

Послание пришло из замка герцога Виндхольмского, перед тем как Розу отправили на земли её будущего мужа. В нём подруга описывала пиршество у отца, делилась переживаниями перед предстоящим путешествием.

«… герцог устроил приём в мою честь, – писала она своим размашистым почерком. – Представляешь, Гвен, меня, таверную девчонку, вдруг все называют 'леди Розалиндой'и кланяются. Но я вижу их взгляды: в их глубине я читается насмешка, все эти люди знают, кто я на самом деле. И что никогда не стану им ровней…

… Жена отца выглядит так, будто проглотила жабу, её лицо особенно кривится в жуткой гримасе, когда она вынуждена представлять меня своим высоким гостям. А сам герцог… Он словно делает одолжение короне, жертвуя 'ненужным довеском'. Все притворяются, лицемерят… будто этот брак – честь для меня. Есть у меня крепкое словцо для всех них… Но не стану. Ты верно тогда сказала, не стоит опускаться до их уровня.

Вот вроде и всё. Ах да, уже через три дня за мной приедет эскорт моего будущего мужа. Два десятка всадников, говорят, они даже днём не снимают своих костяных масок. Свадьбу проведут на территории варваров…

Гвен, мне страшно, но я не покажу им своего страха. Уроки, что ты давала мне, не пропадут даром, я буду держать спину прямо и говорить учтиво, как настоящая леди. Я напишу тебе ещё, как только представится такая возможность…, береги себя, ты необыкновенная, знай это и никогда не сомневайся в себе и своих силах».

Но письма из её нового дома так и не пришли. Ни единой строчки за три года. Мы с Мари часто говорили о Розе, строили предположения, почему она не пишет. Может, там нет гонцов? О самом страшном старались не думать.

Помню день нашего с Розой расставания, словно он был вчера.

За Розалиндой в аббатство прибыли лучшие рыцари её отца в сияющих доспехах. Они заявились ранним утром. Подругу нарядили в платье из дорогого шёлка, расшитое серебряной нитью. Её короткие волосы, отросшие за два года, убрали в элегантную причёску. Она стояла перед воротами монастыря бледная, такая хрупкая и прекрасная… Но с гордо поднятой головой.

– Не смотри так, словно провожаешь меня на казнь, – сказала она мне тогда, пытаясь улыбнуться дрожащими губами. – Варвары не кусаются, я думаю.

– Тебе должны были позволить хотя бы увидеть его портрет, – ответила я, сдерживая слёзы.

– Какой портрет? Эти варвары считают, что рисовать чьё-то лицо – значит, красть часть его души. По крайней мере, ходят такие слухи, – она попыталась рассмеяться, но смех вышел надломленным.

Нам дали всего несколько минут на прощание. Роза крепко обняла меня и прошептала:

– Не позволяй им загнать тебя в угол. Ты сильнее, чем думаешь, Гвен. Сильнее их всех.

С этими словами она уехала, оставив меня с пустотой в сердце. В тот день я словно потеряла часть себя.

Закрыв крышку шкатулки, отогнала грустные воспоминания. Встала и подошла к окну. Небо, как всегда, было затянуто пеленой, сквозь неё едва пробивался рассвет.

Сегодня ещё один грустный день – пришёл черёд Мари покинуть аббатство. Мы обе неделю назад закончили обучение. Ей пора отправляться в королевскую канцелярию, отрабатывать свой долг стране. Моя же судьба пока оставалась неизвестна.

После отъезда Розы наша дружба с Мари стала ещё крепче. Мы сплотились и преодолевали трудности вместе. Впрочем, к нам никто не лез, понимая, что мы не дадим себя в обиду и не станем молча терпеть издевательства.

Тут вспомнилась Беатрис. Блондинке пришлось задержаться в аббатстве ещё на год, поскольку её престарелый жених внезапно скончался.

– Видимо, Всевышний услышал её молитвы, – шепнула мне тогда Роза.

Но радость Беатрис была недолгой. Её отец, барон Оствик, быстро нашёл ей новую партию – ещё одного богатого старика, на сей раз лорда восточных границ. И этот старик по слухам являлся настоящим тираном и садистом. И это её сломило: из надменной, уверенной в своей власти стервочки, она превратилась в тихую, замкнутую девушку с вечной тенью страха в глазах.

Однажды я случайно увидела её в часовне, когда зашла туда перед сном. Беатрис стояла на коленях у алтаря и плакала, не сдерживая рыданий.

– Пожалуйста, не надо, – шептала она сквозь слёзы. – Не отправляй меня к нему. Пусть лучше я стану монахиней, чем его женой.

Я тихо отступила, не желая нарушать её уединение. В тот момент я ощутила странное сочувствие к своей бывшей мучительнице. Судьба играла с нами по-разному, но одинаково жестоко.

Вскоре за Беатрис приехала свита её нового жениха. Хмурые воины в тяжёлых доспехах, с гербом медведя на щитах. Она покинула аббатство, не попрощавшись даже с теми немногими подругами, что у неё остались. Просто села в карету и отбыла прямо в замок будущего супруга. Последнее, что я запомнила – её бледное лицо, напоминающее восковую маску.

В дверь постучали.

– Гвен? – Мари заглянула в мою комнату, прерывая поток воспоминаний. Её светлые волосы были аккуратно заплетены в косу, а в руках она держала небольшую сумку с вещами.

– Привет, – улыбнулась я ей, и, подхватив завёрнутый в тряпицу подарок, направилась на выход. Я приготовила для Мари картину – миниатюрный пейзаж Аббатства под лучами яркого тёплого солнца. За годы обучения мой талант к рисованию раскрылся полностью. Сестра Бертрада говорила, что такого дара она не видела ни у кого из учениц за все свои годы преподавания.

Мы медленно шли по коридорам, и каждый шаг отдавался эхом потери, где-то глубоко внутри меня. Вскоре ещё одна моя подруга уедет, и из тех, кто был мне дорог, не останется никого.

– Обещаешь писать? – спросила я, когда мы вышли во двор, где уже собирались остальные выпускницы.

– Клянусь, – Мари крепко сжала мою руку. – И я попытаюсь узнать что-нибудь о Розе. Уверена, у меня будет доступ к документам, возможно, там есть информация о землях её мужа.

– Спасибо, – благодарно прошептала я.

Мы остановились у пышного куста, в стороне от других девушек.

– Знаешь, я так боялась этого места, когда приехала сюда, – призналась Мари. – Полагала, благородные девицы съедят меня живьём. Кто бы мог представить, что именно здесь я найду настоящих друзей.

Помолчали, каждая думая о своём.

– А ты? – наконец спросила Мари. – Что будет с тобой после моего отъезда? Родные написали тебе ещё что-нибудь? – в её голосе слышалось нешуточное беспокойство о моей судьбе.

Я вздохнула, не пытаясь скрыть тоски:

– Последнее письмо из дома я получила полгода назад. Ты его читала.

– Ага. Сухие строчки вежливости от родного отца: «Надеюсь, ты здорова. Кевин вырос на два пальца. Абигейл талантлива во всём. Погода стоит хорошая». И ни слова о том как ты сама, и когда ты, его старший ребёнок, сможет вернуться домой. У меня до сих пор нет приличных слов, только плеваться хочется, – мигом нахмурилась подруга, её лицо забавно сморщилось, и я не, не выдержав, рассмеялась.

– А что говорит мать-настоятельница? – не отставала Мари.

– Намёки. Всё те же. Полагаю, сегодня-завтра они оформятся в конкретное предложение.

– Стать послушницей, а затем учительницей рисования? – проницательно хмыкнула девушка. – И ты согласишься?

– Не знаю. Нужно подумать, – я пожала плечами. – Но совершенно точно, я не готова провести всю жизнь в этих стенах.

– Всё будет хорошо, Гвен, – Мари не стала сдерживаться и порывисто меня обняла. – Ты талантливая, умная. И непременно найдёшь свой путь.

Раздался колокол, созывающий всех на утреннюю молитву перед отъездом выпускниц. Мы поспешили к часовне, где матушка Агата произнесла долгую речь о важности образования, смирения и служения высшим целям. Я слушала вполуха, продолжая думать о том, что опять останусь одна.

Официальная церемония завершилась и Мари, прежде чем забраться в скромную повозку, которая должна была доставить её и ещё трёх девушек в столицу, негромко меня попросила:

– Не забывай меня, Гвендолин, – в её больших светло-голубых глазах стояли непролитые слёзы.

– Ни за что, – ответила я, чувствуя, что тоже вот-вот и разревусь. В голос. – Это тебе! На память обо мне… – и протянула ей свою картину.

– С-спасибо, – шмыгнула носом подруга, а после, тряхнув кудрями, бодрее, чем нужно, воскликнула: – Не грусти, родная! Моя матушка как-то сказала: любой конец – начало чего-то нового. Мы обязательно встретимся снова! – и буквально влетела в транспорт, чтобы я не увидела, как она плачет.

Повозка тронулась с места, Мари, прижимая платок к глазам, высунулась из окошка и помахала мне рукой. Я стояла совершенно неподвижно, провожая тоскливым взглядом экипаж, пока тот не скрылся за поворотом дороги.

Глава 10. Греймур

Вернувшись в свою комнату, я долго сидела у окна, глядя на мрачное небо. Забавно, пять лет назад я думала, что умру здесь от одиночества. Потом судьба сжалилась надо мной, и я нашла друзей. Теперь я снова осталась одна. Круг замкнулся.

Я достала мамин кулон из-за ворота платья и задумчиво повертела его в руках. Все эти годы я продолжала ходить на астрономическую башню, в основном одна. Странное свечение кристалла иногда появлялось, но никогда больше не было таким ярким, как в первый раз. При этом нахождение подле телескопа всё так же приносило мне облегчение от физической боли. И непонятная магия прибора многажды лечила меня от простуды. При этом никак не помогала ни Розалинде, ни Мари, даже если я давала им свой кулон. Почему так оставалось тайной.

Посидев так ещё немного, пошла переодеваться: жизнь в аббатстве шла своим привычным чередом, и работу в саду никто не отменял…

Три дня после отъезда Мари прошли в странном оцепенении. Я по инерции что-то делала, ела, спала… Вечерами много рисовала, пытаясь сохранить на бумаге лица Розы и Мари, боясь забыть их черты.

На четвёртые сутки, когда я возвращалась из библиотеки с книгой о звёздной картографии, меня застал необычный шум во дворе. Из окна галереи я увидела отряд всадников в цветах моего отца, с гербом Леваньер на стягах.

Сердце замерло на мгновение, а затем забилось с удвоенной силой, ладони мигом вспотели, по спине пробежала волна мелкой дрожи.

В голове взметнулся ворох самых разных мыслей. Неужели отец наконец-то решил забрать меня отсюда? Неужели мне позволят вернуться домой?

Надежда, такая яркая, такая безграничная затопила всё моё существо. Как бы там ни было, я соскучилась по дому. Так хотелось узнать, как там моя няня Марта? Я писала домой, но ответа ни разу не получила.

Я, как могла, поспешила по коридору в сторону лестницы, но не успела я спуститься на первый этаж, как меня перехватила запыхавшаяся послушница Кэтрин.

– Леди Гвендолин! Матушка-настоятельница требует вас к себе немедленно!

Её голос звучал непривычно взволнованно.

– Что-то случилась? – мигом напряглась я, но девушка лишь покачала головой:

– Я не знаю деталей. Поспешите, пожалуйста.

Пока шагала в восточное крыло, понапридумывала ворох причин приезда сюда людей моего отца. И лишь одна нравилась мне больше всех: меня заберут домой!

Свернув за угол, увидела высокого воина в доспехах с гербом нашей семьи у дверей кабинета настоятельницы. Когда я подошла, он вдруг низко поклонился: с таким почтением, какое обычно оказывали только дамам высокого ранга. Вот это подобострастие отчего-то встревожило ещё больше.

Матушка-настоятельница Агата встретила меня с печатью скорби на морщинистом лице:

– Присядьте, дитя моё, – сказала она.

При моём появлении ещё один человек, находившийся в помещении, мигом встал и учтиво склонил голову. Высокий, широкоплечий, с тёмными волосами, с проседью на висках, и умными карими глазами. Я не знала его, видела впервые.

Я, стараясь скрыть дрожь страха, прошла вперёд и медленно опустилась в предложенное кресло.

– Ч-что случилось? – я не смогла скрыть нотку паники.

– Леди Гвендолин, – вместо Агаты заговорил незнакомец и поклонился вновь. – Позвольте представиться – капитан Генри Торбен, командир личной гвардии вашего отца. И, боюсь, я привёз печальные вести.

Время вокруг меня вдруг замедлилось. Я смотрела на его губы, произносящие слова, но мой разум отказывался воспринимать их смысл.

– Несколько дней назад враги прокрались ночью в замок Леваньер. Предатель в наших рядах открыл им врата. Ваш отец умер в собственной постели – ему пронзили сердце. Та же судьба постигла и вашего брата, лорда Кевина, – он запнулся, увидев выражение моего лица, но всё же, помедлив секунду, договорил: – Мы успели спасти вашу мачеху и сестру. Сейчас леди Морана и леди Абигейл в безопасности. Им не успели причинить вреда, но они безутешны в своём горе.

Я не знала, что сказать и как реагировать: в душе взметнулся ворох противоречивых чувств.

– А… а люди в городе? Не пострадали? – спросила я механически.

– Есть погибшие. Спалили половину нижнего квартала. Но мы сумели потушить пожар и отбросить напавших к границам.

А после короткой паузы заявил:

– Леди Гвендолин, вам необходимо собрать вещи. Наш путь лежит в столицу. Поскольку вы старший ребёнок графа Эдмунда и являетесь его наследницей, то вас призывает к себе Его Величество. Он озвучит свою волю и решит… – капитан смолк, явно не зная, какое слово подобрать.

– Вашу дальнейшую судьбу, – вместо него договорила матушка-настоятельница. – Дитя моё, теперь ваша жизнь в руках не только Всевышнего, но и короля нашего.

Я оторопело смотрела в окно, где с приближением вечера серая пелена постепенно превращалась в чёрное, бездонное море.

Отец мёртв. Кевин, мой младший брат, тоже.

Меня вызывают на аудиенцию к Его Величеству.

Я вдруг стала графиней?!

Что за шутка тёмных сил?

Вся эта информация напугала до икоты, до панического ужаса. Я не хочу, я не могу… Слишком большая ответственность. Но и отмахнуться от наследства, а значит, остаться здесь, в аббатстве навсегда я тоже не хотела.

– Когда леди Леваньер нужно быть готовой к отъезду? – повернулась к капитану настоятельница, видя моё состояние, она взяла решение насущных вопросов на себя. – Немедленно?

– Нет, преподобная матушка, в ночь выступать не станем. Но на рассвете, леди Гвендолин, вы должны быть готовы, – снова посмотрел он на меня своим нечитаемым взглядом.

Я заторможенно кивнула и с трудом поднялась. Казалось, мне на плечи кто-то положил булыжник с меня весом.

– И ещё раз, примите мои соболезнования, – чуть мягче добавил он.

Ничего ему не ответив, направилась на выход, стараясь не шаркать ногами. Ныла левая часть тела. Я ощущала, как внутри меня поселился холод. И пусть отец никогда не любил меня, я всё равно хорошо к нему относилась. А Кевина так и вовсе было жаль – бедный мальчик, он ведь только начал жить…

– Леди Гвендолин, я пошлю к вам сестру Жюльетту, она поможет собрать вещи, – донёсся в спину полный сочувствия голос монахини.

– Я справлюсь сама, благодарю, – отказалась я и вышла в тёмный коридор, слабоосвещённый единственной масляной лампой, висевшей на стене неподалёку.

Лишь оказавшись в своей комнате, я позволила себе тихо расплакаться.

Подойдя к окну, посмотрела на антрацитовое небо, а солёные капли текли по щекам, не желая останавливаться.

Судьба совершила неожиданный поворот, и отныне мой путь лежал прочь отсюда, к неизвестному будущему. Где-то там, в большом мире, была Роза, сражающаяся со своими демонами, и Мари, начинающая новую жизнь.

А меня ждала столица, решение короля, и путешествие назад, на родные земли.

"Девочки, держитесь. И я вместе с вами буду стараться, барахтаться,"– подумала я, сжав мамин кулон в руке.

А небо, как всегда, хранило молчание, скрывая свои тайны под завесой пелены.

Я провела часть ночи, перебирая свои немногочисленные вещи. Что взять с собой в новую жизнь? Книги, подаренные сестрой Бертрадой? Акварельные краски и кисти? Маленькую шкатулку с сокровищами, оставшимися от подруг? В конце концов, я отложила лишь самое необходимое: две смены одежды, письмо Розы, серебряную заколку и кисть от Мари. Всё остальное казалось теперь таким незначительным. Сон не шёл. Когда колокол пробил полночь, я накинула плащ и бесшумно выскользнула из комнаты. Ноги сами понесли меня по знакомому пути – к астрономической башне. В последний раз. Освещая себе путь горящей масляной лампой, я осторожно поднялась по полуразрушенным ступеням и вскоре очутилась в помещении с телескопом.

Села на давно принесённый сюда плед и бессильно прислонилась спиной к стене. Прикрыла опухшие от пролитых слёз веки. Мысли текли вяло от одной темы к другой. Жива ли нянюшка? Как меня встретит Морана? Какая Абигейл, такая же злая, как мачеха? Помнят ли меня люди, живущие в замке? Будут ли смотреть с тем же презрением, что и много лет назад? Измученная переживаниями, сама не заметила, как уснула.

Разбудил меня гомон, шедший со двора. Интересно, что случилось? С трудом пошевелила одеревеневшими конечностями. Почему я тут, а не у себя в комнате? Этот вопрос заставил меня замереть на месте. Воспоминания вчерашнего вечера обрушились все разом, приводя в чувство: отец и Кевин погибли, и теперь я наследница Леваньер!

А значит, внизу суматоха из-за меня – воины ищут пропавшую юную графиню!

Кряхтя, как старушка, с трудом встала – затёкшее тело не желало слушаться. Медленно подошла к телескопу и прижала раскрытую ладонь к мерцающему тёплому металлу, постепенно волна облегчения охватило всю меня, унося с собой боль и согревая моё замёрзшее за ночь тело. Через пять минут я была готова к спуску и встрече с людьми отца.

Во дворе аббатства царила тревожная суета. Воины метались между строениями, громко перекликаясь друг с другом. Капитан Торбен, заметив моё появление, устремился навстречу, маска отстранённости треснула, и я увидела на его лице искреннее облегчение.

– Леди Гвендолин! Хвала небесам, вы нашлись! – он, опомнившись, вежливо поклонился. – Мы обыскали почти весь монастырь, боялись худшего.

– Простите за причинённое беспокойство, капитан Торбен. Мне нужно было побыть в одиночестве, – ответила я, стараясь держаться с достоинством.

Вскоре к нам подошли монахини, желавшие со мной проститься, в том числе и сестра Бертрада.

– Тебя ждёт большое путешествие, леди Гвен, – улыбнулась она, но её глаза были полны тихой грусти. – Берегите себя, не давайте себя обижать. И… рисуйте, Гвендолин, – добавила она тихо, взяв мои руки в свои. – Ваш дар к краскам особенный. То, как вы изображаете мир… В этом что-то есть. Некая магия.

Я стиснула её пальцы, не в силах вымолвить слова благодарности.

Матушка Агата подошла самой последней.