Личность и темперамент. Теория психологических типов

Ещё один важный опосредующий фактор, стоящий между экспериментатором и испытуемым, называет Юнг. Это комплексы. Комплексы могут овладевать человеком, особенно, когда он предстаёт на испытании с экспериментатором. И выражается это в том, что человек, боясь выдать свой комплекс, пытается представить себя прямо противоположным образом. Возьмём те же опросники, так часто применяемые в психологии. Одновременно допустим, что человек испытывает комплекс по поводу своей необщительности. Тогда имеется вероятность, что на все вопросы, касающиеся общительности, он не даст объективного ответа. К выводам о влиянии комплексов на поведение испытуемого Юнг пришёл путём анализа практики применения своего ассоциативного теста. Тем не менее он не ставит под сомнение метод эксперимента в фундаментальном плане, а лишь говорит о его ограниченности [67, с. 124]. Когда исследователи строят свои теории, изучая определённую группу личностей, они могут на самом деле изучать просто их комплексы. Потому такие теории столь разрозненны. Теория Фрейда, согласно Юнгу, вызвала столь сильный «шторм негодования» именно потому, что задела комплексы других людей [там же, с. 135]. Но какой выход из всего этого? Юнг его не называет. Однако с фундаментальной позиции ведь это вопрос различения естественного и неестественного состояния. Если человек находится под властью комплекса, то это состояние неестественное, и на его основе нельзя делать выводы для построения теории. От различия же естественного и неестественного состояния наука Нового времени отказалась, чему последовала и «научная» психология.

Итак, признание существования психологических типов рождает для «научной» психологии ряд серьёзных проблем. Во-первых, если она признаёт существование типов, то должна в каждом своём исследовании делать уточнения. Она теперь не может говорить: «при работе с испытуемыми получены следующие результаты», а должна сказать (будем пользоваться терминологией Юнга) примерно следующее: «при работе с представителями интуитивного типа в экстравертной установке получены такие результаты…, а с представителями мыслительного типа в интровертной установке результаты оказались следующие…» – и так для каждого типа. Во-вторых, если каждый тип имеет тенденцию к компенсации (что утверждал Юнг) и может переходить на время в свою противоположность, необходимо научиться выяснять, находится ли он в стадии компенсации18 или нет. Всё это задевает методологические основы «научной» психологии. Ну и самое главное, следует отказаться от принципа детерминизма, который лежит в основе «научности» психологии. Вот чем должна пожертвовать «научная» психология, признавая типологию Юнга, или подобную, существующей!

1.4. Методология Юнга

В начале своей работы о психологических типах Юнг мельком говорит о трёх возможных путях подхода к психологическому изучению человека: биологическом, метафизическом и личностном [70, с. 35]. Но если развёрнуто посмотреть на эти три подхода, то получается следующее. При биологическом подходе человек предстаёт как чисто биологическое существо, и здесь, по большому счёту, вообще не может быть психологии, а лишь физиология. На метафизическом уровне объектом психологии становится душа, которую невозможно увидеть, но на основании её проявлений можно строить в воображении недостающую картину. И третий путь – вместо души объектом становится личность. Только на этом пути, согласно Юнгу, и можно построить объективную психологию. Однако сама по себе замена термина «душа» на термин «личность» вовсе не устраняет метафизический подход, ибо в понятие «личность» также можно вкладывать метафизический смысл. Также личность может сводиться и до уровня простого индивида как биологического существа, пускай и социализированного. Есть область физического и метафизического (трансцендентного) и третьего не дано. И каждый раз, когда мы ищем некоторую сущность, которая чувственно нам не дана, но о наличии которой есть основания судить по её проявлениям, мы имеем дело с метафизическим объектом. Таковым объектом являются и психологические типы. Собственно говоря, «метафизическим» в психологии, как уже говорилось, можно назвать всё психоаналитическое направление, т.е. теории Фрейда, Юнга и Адлера. Именно по этой причине, надо понимать, данное направление зачастую включают в число «философской психологии».

В отношении метода, на котором основана теория психологических типов, Юнг пишет:

«…я вынужден ограничиться изложением принципов, выведенных мной из множества единичных фактов, которые мне приходилось наблюдать. При этом речь идёт не об априорной дедукции, как это может показаться, а о дедуктивном изложении эмпирически приобретённых взглядов и прозрений (инсайтов)» [там же, с. 30].

При этом под априорной дедукцией Юнг, похоже, понимает дедуктивные положения, оторванные от опыта. Одним словом, он хочет сказать, что выведенные им положения основаны на опыте, но изложены так, что может показаться, будто бы опыт здесь ни при чём.

Когда мы имеем дело с любым теоретическим изложением, то всегда может возникнуть иллюзия, будто бы автор и пришёл к своей мысли в точности так, как всё описано: если он логически к чему-то подводит – думают, что это и было выведено логически; а если просто что-то утверждает, то считают, что это просто необоснованное постулирование. Но нет. Изложение итоговых результатов пишется исходя из представления о том, в каком порядке и в каком виде эти результаты следует представить читателю. Тем самым это изложение всегда отличается от того пути, каким сам исследователь пришёл к своим выводам. А сам этот долгий путь уже никому не интересен, даже самому исследователю. Интересен конечный результат. И этот результат должен содержать какие-то твёрдо установленные положения, которые всегда будут иметь априорный вид, апостериорное же знание – это первоначальные опытные данные, которые сами по себе ещё не содержат характер необходимости.

Прибавляя в конце своей книги определение терминов, Юнг комментирует наличие такого раздела следующим образом:

«…именно в психологических исследованиях даже самое бережное обращение с понятиями и выражениями не может быть чрезмерным, потому что именно в области психологии, как нигде, отмечается величайшее разнообразие в определении понятий, которое нередко является поводом для самых устойчивых недоразумений» [там же, с. 496].

Конечно же, он не может обойти стороной и экспериментальную психологию, полностью игнорирующую это и стремящуюся обеспечить порядок в своих исследованиях измерениями. Он задаёт вопрос:

«Но многое ли в области действительной психологии человека переживается и наблюдается как факт, доступный счету и измерению?» [там же].

Юнг вовсе не отрицает применимость в психологии количественных исследований, и даже указывает на свои работы об ассоциативном эксперименте как на пример этого. Он лишь говорит об ограниченности сферы, которая может подвергаться измерениям. Попытку свести всю область психологии к такой сфере он считает глубоко ошибочной и пишет, что «экспериментальной методике никогда не удастся достаточно правильно подойти к сущности человеческой души или хотя бы набросать приблизительно верную картину сложных психических явлений» [там же, с. 497]. И сейчас, спустя целый век после написания этих слов, можно констатировать, что Юнг в этом отношении был абсолютно прав… Когда же заканчивается сфера, доступная валидному измерению, порядок в исследованиях наводится как раз определённостью и точностью используемых понятий:

«Та определенность, которую мера и число придают наблюденному факту, может быть заменена только определенностью понятия, его точностью» [там же].

При этом Юнг отрицательно высказывается в адрес физиологической психологии Вундта, в которой отказ от прояснения понятий и был в полной мере реализован.

Одним словом, методологический путь Юнга при построении теории психологических типов выглядит в общих чертах следующим образом: путём интуиции, а также осмысления эмпирически наблюдаемого выявляются положения о существовании и особенностях психотипов, которые кладутся в основу построения теории; прояснение же понятий позволяет обеспечить порядок как при наблюдении, так и при теоретической работе.

1.5. Общая методология построения теории психологических типов

Каким методологическим путём руководствовались мы сами? Опишем его в общих чертах.

1. Поиск повторяющихся черт характера при наблюдении за окружающими людьми.

2. Выявление несовместимых и совместимых черт характера: какие черты могут в одинаковой мере присутствовать у человека, а какие исключают одна другую – чем больше развита одна, тем меньше развита другая.

3. Построение гипотез о структуре темперамента, которые проверяются всё тем же наблюдением за окружающими.

4. При встрече с труднообъяснимыми фактами поиск теоретического принципа, который бы мог это объяснить.

5. Построение теории, которая должна объединить как уже выявленные ранее теоретические принципы, так и наблюдаемые факты.

6. Устранение противоречий внутри теории, заполнение её «пустых» мест.

При всём этом дело вовсе не обстоит так, что только пройдя один пункт, следует переход к другому. В реальной исследовательской работе происходит постоянное движение от первого пункта к последнему, и обратно. Научная же психология со своей феноменалистской установкой никак не может выйти за пределы первого пункта, ибо, отказавшись от разделения поведения на естественное и неестественное, не может обнаружить полностью повторяющихся черт характера, в результате чего и объявляет, что никаких устойчивых черт не существует. Но тогда и не может быть никакой теории психологических типов, в подлинном смысле этого слова. Искать же нужно повторяющиеся естественные черты поведения.

Вместе с тем наблюдение за окружающим может быть эффективным лишь в случае, если это становится стилем жизни. Наблюдение же временное мало к чему приведёт. Чтобы добиться каких-то значимых результатов, нужно наблюдать за окружающими постоянно, всегда и везде. А это значит, что нужно максимально выключиться из отношений с ними и смотреть на всё как бы со стороны. Это и есть тот созерцательный и уединённый стиль жизни, которым шли настоящие философы. Таковыми были Кант, Шопенгауэр, Спиноза, Гераклит и др. Компанейский же человек, находящийся в постоянном взаимодействии с другими, не способен к глубокому наблюдению, ибо он находится внутри этих отношений, а смотреть на них нужно со стороны.

Хоть представленные в этой книге результаты и получены на основе почти тридцатилетних наблюдений за окружающими, читатель с этими окружающими не знаком. А потому приводить их примеры нецелесообразно. Примеры, иллюстрирующие тот или иной тип, должны быть общедоступны. Хорошим материалом здесь может послужить определение психотипов известных актёров, писателей, философов и т.д., одним словом, всех тех, кто находится на виду. И эта работа нами проделана, результаты её представлены в соответствующем разделе.

Представитель научной психологии, превозносящий экспериментальный метод, конечно же, потребует предоставить данные экспериментов, подтверждающих наличие данных типов. Но эксперимент в данном случае ничем не может помочь. Представим, что собрана группа людей, которым предлагается выполнить задания, одни из которых должны выполнять лучше экстраверты, а другие – интроверты. На основе этих заданий стоит задача определить, существует ли действительно у людей противоположность этих установок: экстраверты должны выполнить лучше одни задания, а интроверты – другие. Только вот нужно учитывать, что интроверт может на время стать экстравертом, а экстраверт – интровертом. Подобное мы встречаем повсеместно в различных областях деятельности. Например, экстравертное поведение требуется от эстрадного артиста, от преподавателя, от продавца, но только многие представители этих профессий являются интровертами, а во время своей профессиональной деятельности на время переквалифицируются в экстравертов. Возможность экстравертов и интровертов переходить в противоположный тип установки делает данные любого эксперимента, стремящегося выявить наличие или отсутствие данной типологической особенности, ничтожными. Экстраверт, перейдя в интровертное состояние, может выполнить работу интровертного типа не хуже самого интроверта, то же самое будет и при выполнении экстравертной работы интровертом. Вместе с тем переход в противоположную установку не может быть долгим, ибо организм будет требовать возврата в естественное состояние, однако времени проведения эксперимента всегда хватит, чтобы с успехом оставаться в состоянии неестественном. Тем самым, чтобы возникла сама возможность экспериментальной проверки, нужно отказаться от разделения естественного и неестественного состояния. Но тогда реальность будет просто подгоняться под возможности метода.

Кроме того, все основные понятия, характеризующие особенности психологических типов, должны существовать ещё до начала эксперимента. Чтобы изучать, скажем, экстравертов и интровертов, мы сначала должны сформировать смысл этих понятий, иначе мы просто не увидим объект изучения. Сами же понятия мы вывести на основе эксперимента не можем. Ни один эксперимент не ответит нам на вопрос, что является сущностью экстраверсии, а что – интроверсии. Он может лишь ставить вопросы о тех или иных особенностях экстравертов и интровертов при воздействии на них, а для этого само отнесение людей к экстравертам и интровертам должно быть уже определено.

Единственное, что может подтвердить или опровергнуть наличие психологических типов – это долгое, внимательное и компетентное наблюдение за поведением людей в разных условиях. Одним из сложнейших элементов такого наблюдения является умение определять, какой тип поведения для человека естественен, а какой нет. Например, неестественное поведение можно определять по излишнему напряжению, но это напряжение порой либо вообще нельзя увидеть со стороны, либо можно увидеть лишь очень хорошо натренированным глазом, умеющим фиксировать малейшие отклонения от нормы (присутствующие при излишнем напряжении). Особенно трудно различать естественное и неестественное поведение у лиц молодого возраста, ибо они обладают достаточным для незаметной компенсации запасом энергии. Но чем старше человек, тем труднее ему даётся переход в неестественное состояние, и тем легче это состояние выявляется.

2. Типы психологических установок

2.1. О психологических установках

Мышление, чувство, ощущение и интуицию Юнг называл психологическими «функциями». Когда же одна из этих функций дифференцируется, становясь доминирующей и оказывающей основное влияние на действия человека, речь уже идёт о психологической установке. Под установкой Юнг понимает готовность действовать или реагировать в определённом направлении. Поскольку каждая из четырёх функций может представать либо в экстравертном, либо в интровертном варианте, мы получаем тем самым восемь типологических установок. Если же учитывать и роль вспомогательной функции, то каждая из этих восьми установок раздваивается, и их уже образуется шестнадцать. Таким образом, психологические типы, обозначенные Юнгом, являются типами психологических установок. Наше понимание различения функций и установок аналогично, с тем только отличием, что у нас нет понятия «дифференциации» функции. С позиции Юнга, функции изначально находятся в слитном, недифференцированном, бессознательном состоянии, а потом одна из них дифференцируется, становясь сознательной. Эта функция и начинает играть ведущую роль в поведении человека; вспомогательную роль ей оказывает ещё одна функция (не являющаяся противоположностью первой), уже полусознательная, а две функции, противоположные этим, остаются в бессознательном или «инфантильном» состоянии. У нас же речь идёт лишь о том, что, когда одна функция развивается, она подавляет прямо противоположную. И эта развитая функция начинает оказывает настолько сильное влияние на поведение человека, что её уже можно именовать установкой.

Между тем отнюдь не любая психологическая установка является типологическим свойством. Понятие установки ввёл в психологию вовсе не Юнг. Как отмечает он сам, эти понятия были введены Мюллером и Шуманом. Но всё же ранее их обоих на подобный феномен обратил внимание Фехнер19. Этот феномен получил название иллюзии веса [56, с. 16]. Суть его в следующем. Человеку дают в руки два шара, из которых один тяжелее, а другой легче. Это повторяется несколько раз, причём тяжёлый шар даётся постоянно в одну руку, а лёгкий – в другую. А после уже дают шары одинакового веса, однако испытуемый говорит, что тяжелее шар в той руке, в которую ему давали ранее более лёгкий. Но почему же? Просто у него сформировалась установка, что в одну руку даётся всё время более тяжёлый шар, и мышцы этой руки готовятся к более трудной задаче, а когда происходит несоответствие ожиданиям, шар в этой руке кажется более лёгким. Сформировавшаяся привычка искажает восприятие. Опыты с шарами могут быть разного типа. Например, могут даваться равные по весу шары, но не равные по объёму, и задача испытуемого тогда состоит в том, чтобы определить бо́льший шар. Влияние предварительных (установочных) опытов, как правило, приводит к ошибочным выводам испытуемого.

Но установка может быть не только сознательной, что доказывал своими опытами Д. Узнадзе. Если установочные опыты проводить с испытуемым в состоянии гипноза, а по выходе из него дать в руки шары, то в подавляющем большинстве случаев испытуемый также совершает ошибки под влиянием этих опытов.

Получается, что человек смотрит на ситуацию через призму своего прежнего опыта, даже неосознаваемого. Такая установка лишь относительно устойчива и может под давлением обстоятельств то исчезать, то снова появляться, то частично изменяться.

С установками мы сталкиваемся и в психотерапии. Яркий пример тому – сеансы Кашпировского. Скажем, одной из составляющих этих сеансов является озвучивание людьми своих историй избавления от той или иной болезни. Для чего это делается? Здесь исходят из того, что когда про конкретную болезнь принято считать, что она неизлечима, то формируется соответствующая установка. Одного не смогли излечить, другого, пятого, десятого, тысячного… Отсюда следует индуктивный вывод, что это вообще неизлечимо. Но индуктивное обобщение ненадёжно, на этот счёт часто приводят пример с лебедями: долгое время встречали только белых лебедей, из чего сделали вывод, что все лебеди белые; но вот однажды узнали о существовании лебедей чёрных… Подобное исключение предполагается и в данном психотерапевтическом приёме, который и призван разбить укоренившуюся установку о неизлечимости конкретной болезни…

С установками мы встречаемся и в познавательной деятельности. Один из примеров – понятие причинности. Дэвид Юм считал, что представление о причинном характере связей явлений в окружающем мире есть не более как наша привычка при постоянном следовании одного явления вслед за другим заключать, что первое является причиной второго. Это можно трактовать как сложившуюся установку. Впрочем, с Юмом не был согласен Кант, для которого причинность была не опытным понятием, а априорным. Канта в этом вопросе поддерживал Шопенгауэр… Впрочем, если даже понятие причинности и происходит из опыта, то, укоренившись и став призмой, через которую происходит восприятие внешних данных, оно уже предшествует дальнейшему опыту. В этом смысле каждая установка предшествует опыту, человек воспринимает реальность через её призму. И трактовка опыта как раз во многом и зависит от имеющихся установок. Для того, кто постоянно поднимал правой рукой более тяжёлые предметы, они априори становятся легче, чем поднимаемые левой; для того, кто наблюдал, как непосредственно предшествующее является причиной последующего, первое и будет восприниматься как причина второго…

Типологические установки психики также можно назвать априорными. Возможно, они даны от рождения, а возможно, их формирование идёт вместе с формированием мозга. В любом случае, для взрослого человека они представляют собой устойчивую особенность психики, которая предшествует его действиям, то есть является априорной.

2.2. Критичность и позитивность

Психологическая функция мышления (das Denken), согласно Юнгу, противопоставляется функции чувства (das Fühlen). Это противоположности: мышление подавляет чувства и наоборот. Одно не может существовать рядом с другим – так считал Юнг.

Функция мышления, по Юнгу, состоит в «приведении данных содержания представлений в понятийную связь» [70, с. 538]. Это обозначается как апперцептивная деятельность. Под апперцепцией же понимается «психический процесс, благодаря которому новое содержание настолько приобщается к уже имеющимся содержаниям, что его обозначают как понятое, постигнутое или ясное» [там же, с. 500]. Если попытаться выразить всё это более простым языком, то можно сказать, что психологическая составляющая процесса мышления тесно связана с пониманием, ибо достичь апперцепции здесь как раз и означает понять. Тем самым, при выделении мыслительного психологического типа подчёркивается его более высокая, особенно по сравнению с противоположным типом, способность к пониманию.

Чувство же Юнг трактует как оценивающий процесс между эго и внешним содержанием, в результате которого данное содержание либо принимается, либо нет: в первом случае чувство будет иметь положительную окраску, а во втором – отрицательную. От чувств Юнг отличает аффекты и эмоции, понимая их как синонимы. Чувство отличается от аффекта меньшей силой, а достигая в своём усилении определённого порога переходит в аффект. При аффекте (эмоции) становятся заметными телесные иннервации, под которыми имеются в виду соматические проявления. Крайне высокую степень нервного возбуждения, которую в настоящее время и принято называть аффектом, Юнг относит к функции ощущения [там же, с. 503], совершенно не разъясняя почему.

В современной же психологии доминирующим является несколько другое разделение между чувствами, эмоциями и аффектами. Чувства характеризуются меньшей силой возбуждения, но большей длительностью. По мере увеличения силы возбуждения (когда появляются внешние соматические проявления) чувство переходит в эмоцию, которая, по сравнению с чувством, имеет значительно меньшую длительность: чувство может длиться даже годами, а эмоция – от нескольких минут до нескольких дней. При ещё большей интенсивности, когда возбуждение достигает такой степени, что человеку становится трудно контролировать свои действия, мы говорим об аффекте. Длится же аффект ещё меньше, нежели эмоция. Таким образом, в отличие от Юнга, здесь эмоции и аффекты различаются. Что же касается чувства, то его понимание в данном случае, можно сказать, совпадает.

Итак, согласно Юнгу, чувство как функция противоположная мышлению и как могущая принимать экстравертное или интровертное состояние – это оценка субъектом некоторого, имеющего отношение к нему содержания, не сопровождающаяся заметным нервным возбуждением. Однако как раз такое понимание чувства и делает невозможным противопоставление ему мышления! По причине низкой силы возбуждения чувства отнюдь не мешают мыслительной деятельности, и даже наоборот – могут её стимулировать. А вот эмоции уже начинают негативно сказываться на мышлении, лишая его тем самым объективности. В случае же аффекта мышление подавляется настолько, что человек перестаёт слышать доводы рассудка, совершая порой действия, о которых, возвратившись в спокойное состояние, начинает сожалеть. Мышлению мешает именно увеличение силы нервного возбуждения, которое, достигнув определённого уровня, начинает всё больше и больше сбивать мысль с верного пути. Тем самым мы находит в теории Юнга первую несостыковку: чувство как эмоциональное состояние малой интенсивности не может выступать в качестве функции, противоположной мышлению. Вместе с тем Юнг, отмечая, что чувство, как и понятие, может быть абстрактным, а также, подобно мышлению, может упорядочивать сознательное содержание, определяет его как функцию рациональную [там же, с. 580—581]. И тем самым ещё больше рушится противоположность между мышлением и чувством.

Отрицательное влияние чувства на мышление Юнг видит в следующим:

«Приобретая слишком высокую ценность, чувственно воспринимаемое постоянно проникает в психику, разрывая и разрушая функцию определённо-направленного мышления, основанную именно на исключении всего неподходящего» [там же, с. 54].

То есть, чувства придают воспринимаемому ценность и когда человек впускает это в мышление, то тем самым сбивает его с верного пути. Также Юнг отмечает, что чувства подавляются мышлением лишь в той степени, в которой мешают ему мыслить. Но отрицательные чувства (если мы имеем в виду именно чувства, а не эмоции и аффекты) не только не мешают мышлению, но даже наоборот: они являются просто необходимыми для критической мысли, во многом именно они обеспечивают критичность мышления. А вот положительные чувства способны лишать мышление критичности и тем самым делать его поверхностным.