Даже если ты меня ненавидишь

У дома Калинина стоит его автомобиль. Игорь Александрович выходит со двора не один. У его собеседника сегодня вместо банданы кепка, надетая козырьком назад, все те же грубые ботинки и штаны, обтянувшие мощные бедра. Он кажется мне невероятно большим и сильным. Парень задерживается взглядом на нашей машине. Его отвлекает Игорь Александрович, тот кивает, что-то показывает жестами, а дядя Леня въезжает в наш двор. Папина машина стоит, уткнувшись бампером в ступеньки. Выбираюсь на улицу и, повесив рюкзак на одно плечо, спешу в дом.

– Наша чемпионка вернулась, – улыбается отец, устроившийся в гостиной с телефоном. – Как тренировка?

– Привет, – машу ему ладошкой. – Хорошо.

– Мама жалуется на ваше с Аделиной поведение и твою успеваемость. – Его взгляд становится привычно строгим.

– Я все исправила, – переступая с ноги на ногу, отвечаю отцу. Еще этот дурацкий рюкзак съезжает с плеча и ударяет меня по ноге.

– Ами, надо сразу делать на «отлично», тогда не придется ничего исправлять, – абсолютно серьезно говорит он.

– А если не получается сразу? – натягиваю лямку рюкзака обратно на плечо. – Если это вообще не мое, пап? Я хочу в спортивный универ. Мое место там! – Осмелев, пытаюсь до него достучаться.

– Амалия, ну это же смешно. Зачем мне в компании тренер по фигурному катанию? Если ты проседаешь в учебе, мы можем исключить остальные нагрузки, и ты сосредоточишься только на ней. – Отец поднимается с дивана.

Я резко начинаю ощущать себя маленькой и беззащитной, хотя он даже голоса не повышает.

– Что ты имеешь в виду? – Собрав в кулак всю силу воли, поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

– Мне кажется, что все очевидно, Ами. – Отец подходит ближе, берет меня за подбородок, гладит пальцем по щеке. – Может, пора завязывать с фигуркой? Я горжусь твоими достижениями и медалями, но, повторюсь, они не сделают из тебя хорошего экономиста.

– Нет, – упираюсь я. – Не забирай у меня лед, пожалуйста.

– Тогда учись хорошо, ладно? Я не хочу больше слушать про проваленные контрольные и прочую ерунду. Ты знаешь, дочь, я максималист. Если медаль, то золото. Если оценка, то «отлично». У Разумовских только так, – ласково проводит по моим волосам. – Переодевайся, приходи ужинать. Я по вам соскучился.

Кивнув, убегаю к себе, радуясь, что по дороге мне не встретилась Аделина. Сегодня сестра будет вести себя идеально. При отце у нее разве что крылья за спиной не вырастают и не начинает светиться нимб над головой.

Проверяю свой тайник. Медведь и личный дневник на месте. Иду к окну. Осторожно выглядываю из-за занавески, но там только машина Калинина и никого не видно. Вздохнув, быстро переодеваюсь. Спускаюсь в столовую, а у нас гости. Сам Игорь Александрович заглянул.

– Добрый вечер, – приветствую соседа и друга семьи.

– Привет, красавица, спортсменка, чемпионка, – улыбается он. – Дела у тебя как? Не всех еще победила?

– Нет, – улыбаюсь в ответ.

– Какие твои годы! – смеется Игорь Александрович, явно пребывая в отличном расположении духа.

– Игорь, – зовет его мама, пока Ада обиженно сопит в мою сторону, – разрисованное животное на твоем дворе не опасно для окружающих? У него вид как у уголовника. Весь в наколках, – кривится она.

– Не переживай. Если что, у меня есть строгий ошейник, – смеется Игорь Александрович. – А если серьезно, мощный паренек. У меня на него большие планы.

– Ты, главное, держи его в узде, – просит мать. – У меня две дочери. Я опасаюсь за них.

Хочется закатить глаза и поскорее выйти из-за стола. Так говорить о человеке, будто он и не человек вовсе, а действительно пойманный в капкан зверь или же раб, купленный на невольничьем рынке! Звучит ужасно.

И как только нам разрешают уйти, я первой покидаю столовую, ссылаясь на усталость и режим. За окном снова никого, и чувство полета окончательно пропадает. Я шмякаюсь о свою реальность, обнимаю подушку и крепко зажмуриваюсь, чтобы поскорее уснуть.

А утром у нас редкий завтрак с папой, и он вызывается подвезти меня в колледж сам. По дороге делится планами о том, как летом я приду к нему на практику. Немного задеваем тему спорта. Я киваю и иногда поддакиваю. Он высаживает меня недалеко от учебного корпуса, желает хорошего дня и уезжает по своим делам.

Мне везет – последнюю пару отменяют, и я иду в парк, чтобы позаниматься на свежем воздухе без жужжания Ады или матери над ухом. Устраиваюсь с учебником на скамейке под раскидистым деревом, которое уже совсем скоро полностью покроется зеленью. Вчитываюсь в материал, не обращая внимания на окружающих. Легкий ветер играет с волосами и пытается перевернуть страницу. Прижимаю ее пальцами и замечаю вырастающую надо мной тень. Удивленно поднимаю взгляд. Мальчишка лет двенадцати, наверное. Раскрасневшийся, растрепанный, с маленьким цветным букетиком в руке.

– Ты чего? – настороженно спрашиваю у него.

– Вот. – Он смешно вытягивает руку с букетом. – Просили отдать.

– Мне? – захлопываю учебник.

– Ну не мне же, – фыркает мальчишка.

– Спасибо, – забираю у него цветы. – А кто передал? – Оглядываюсь по сторонам, но не вижу ни одного знакомого лица.

– Он просил не говорить, – заявляет «курьер», разворачивается и удирает со всех ног.

Подношу цветы к лицу, вдыхаю мягкий сладковатый аромат и глупо улыбаюсь. В голове только одна мысль – о том, чей подарок зажат у меня в руках. Снова оглядываюсь, на этот раз в сторону дороги, и сердце опять стучит сильно-сильно, будто хочет выпрыгнуть из груди. От обочины на другой стороне проезжей части отъезжает знакомая мне старенькая черная машина с наглухо закрытыми окнами.

Глава 10

Амалия

Я не знаю, как перестать улыбаться, глядя на этот букетик. Особенно после того, как он обрел хозяина. Странного, большого, сильного, опасного. Но ведь злые люди не дарят розовых медведей и такие милые цветы. А может, это совпадение? Мало ли, зачем он оказался возле парка. Конечно. Он же не мог знать, что я там буду. Я сама-то не знала, пару ведь отменили внезапно. Ищу объяснение нашим столкновениям и этим подаркам. Так сложно поверить, что это все для меня. От него. А если нет? Если я и правда ошибаюсь? Лучше сразу вытравить из головы такие мысли, чем потом сильно разочароваться. А то будет что-то из серии: «Сама придумала – сама обиделась». Парень и знать меня не знает, не думает обо мне, а я тут сочиняю.

Но мишка есть. Я прижимаю его к себе, снова уткнувшись носом в макушку. Того специфического запаха совсем не осталось, он теперь только в моей голове. Уснуть так и не смогла. Выучила все, что задали, посмотрела фильм, послушала музыку. Бесполезно. На тумбочке у кровати стоят цветы, и я смотрю на них, опять улыбаясь. А ведь на подоконник не пошла… Боже, как это глупо! Но не пошла. Запретила себе. Искусала губы от любопытства. Приехал или нет? Не знаю, что с этим делать. Со мной никогда ничего подобного не приключалось.

Сквозь щель между плотными занавесками видно, что на улице светает. Теперь уже можно даже не пытаться поспать, и я лезу в тайник за дневником. Подложив под спину подушки, сажусь, скрестив ноги, устраиваю между ними мишку и, раскрыв тетрадь, долго смотрю на пустые странички. Рука сама выводит сердечко в центре, а внутри вопросительный знак. Как могут звать такого, как он? На свободном месте выписываю в столбик мужские имена, примеряя их на татуированного парня. Ярослав… Тимур… Руслан… А может, вообще Николай или Максим?

– Не-е-ет, – поморщившись, зачеркиваю последнюю строчку.

Отступаю от списка и пытаюсь нарисовать рядом череп. На его теле набиты такие. С большого расстояния разглядеть их подробнее сложно, да и художница из меня так себе.

Интересно, что бы сделала со мной мама, если бы я пошла в тату-салон и набила себе хоть что-нибудь? Маленькое, незаметное под костюмами для выступлений, иначе и Роза Марковна со мной что-нибудь сделает. Рассмеявшись, хлопаю себя ладошкой по лбу и качаю головой. Понятно же, что ничего такого я не сделаю. Но очень и очень заманчиво.

Захлопнув дневник, прячу его обратно в тайник вместе с медведем. Еще раз глянув на букет, выбираюсь из постели. Раз уж рано встала, можно устроить легкую пробежку по пустым улицам. Собираю волосы в пучок, переодеваюсь в спортивный костюм и все же раздвигаю занавески. Ни-ко-го. Если бы он вдруг там оказался в такое время, точно было бы крайне странно. И даже пугающе.

Спускаюсь на первый этаж. Так хорошо, тихо в доме. Выхожу на улицу. Глубоко вдыхаю прохладный влажный воздух, пропитанный хвоей, разминаюсь и выбегаю за территорию. Сворачиваю по дорожке сразу в сторону пруда, периодически поглядывая за пульсом на смарт-часах. Оббегаю его по специальной беговой дорожке и, сбавив темп, возвращаюсь к дому.

– Только не говори, что ты заболела. – Мама ловит меня на лестнице.

– Не заболела. С чего ты взяла? – удивленно смотрю на нее.

– Глаза странно блестят. Показалось, наверное, – внимательно рассматривает меня.

– После пробежки, скорее всего, – пожимаю плечами и ухожу к себе.

Приняв душ, ладонью вытираю запотевшее зеркало и смотрю на свои розовые щеки и улыбающиеся губы. Глаза и правда блестят. Это все бабочки под кожей виноваты. Они никак не угомонятся.

За завтраком мама придирчиво меня рассматривает.

– Нет, не нравишься ты мне, – заявляет она. – Запишу тебя на сегодня к нашему терапевту.

– Со мной все нормально, – уверяю ее.

– Не спорь, пожалуйста, – морщится мама. – А то голова с утра будет раскалываться.

Умолкнув, допиваю свой чай без сахара и ухожу из-за стола. Дядя Леня уже ждет. Подмигнув, снова всовывает мне в ладошку карамельку и открывает дверь машины.

Всеми силами стараюсь не смотреть в сторону дома Калинина.

– Быстро они все разобрали, – говорит дядя Леня.

– В смысле «разобрали»? – ухватившись за спинку его сиденья, подтягиваюсь ближе.

– Да там же целая бригада работала у него, – спокойно отвечает он. – Все большое вывезли. Мусор только остался. Сгребут его лопатами. За пару-тройку дней уберут. Считай, чистый участок. Можно строить заново.

Вот и решится проблема с метаниями у подоконника. Странный парень исчезнет, и бабочки в моем животе впадут в спячку. Только от этой мысли вдруг начинает щипать в носу. Уткнувшись взглядом в почти идеально чистое стекло, теперь думаю, что зря не пошла ночью к окну. Вдруг он все же приезжал и это был последний раз?

– Ами, приехали, – доносится до меня голос водителя.

Я и не заметила, утонув в своих бесконечных сомнениях.

– Спасибо! – Привычно ответив дяде Лене и спрятав карамельку в рюкзак, отправляюсь на пытки, то есть лекции.

Какой-то умник часто ставит нам физкультуру первой. Я привычно жду, когда девочки переоденутся и уйдут из раздевалки. Захожу в числе последних, в итоге опаздывая на занятие. Преподаватель привык, и мне за это ничего не будет. Здесь я вхожу в число лучших, что сильно не нравится некоторым особам.

Нам выдают баскетбольный мяч, делят на команды и дают старт игре. Для этого вида спорта я слишком маленького роста, всего метр пятьдесят пять. Сама не забрасываю, только делаю передачи. Наша команда зарабатывает первые очки. Мяч оказывается у соперников. Я разворачиваюсь и отбегаю к краю, чтобы не мешать тем, кто выше.

Встаю спиной к стене и получаю прямиком твердым баскетбольным мячом в лицо. В голове от боли маленький взрыв, в глазах вспыхивают звезды, из носа течет кровь.

– Вы что творите?! – рявкает преподаватель.

Девочки смеются и всем своим видом показывают, что это была случайность.

– Ами, ты как? – Ко мне подходит одна из девочек моей команды.

– Нормально, – шмыгнув носом, предплечьем вытираю кровь с губ и подбородка.

Поднимаю мяч, отскочивший от меня к скамейке, и со всей силы швыряю его обратно. Он попадает в зачинщицу всех издевательств надо мной. Она резко перестает улыбаться.

– Да я придушу тебя сейчас, Разумовская! Ты сдурела?! – взвинчивается она.

– Сама ты сдурела, – всхлипнув, ухожу из зала в туалет.

Долго умываюсь холодной водой, зажимаю пальцами переносицу, стараясь остановить кровь. Дуры! По щекам текут слезы. Сейчас опухнет все, а мне на лед сегодня. Роза Марковна совсем не обрадуется моему виду и состоянию. Руки дрожат. Зря я ответила. Теперь еще хуже будет. Но так достали, сил уже нет. И никто не слышит, никто не защищает, только сама. А сама… да не получается у меня! Их много, а я… Снова и снова поливаю лицо холодной водой, чтобы успокоиться. Мой учебный день сегодня точно окончен. Зато глаза больше не блестят, и можно не ходить к семейному терапевту с мамой.

Нервно улыбнувшись, просачиваюсь в раздевалку. Быстро переодеваюсь и, стирая ладонями слезы, позорно сбегаю из колледжа. Посижу в парке, книжку почитаю или…

Набираю тренера.

– Разумовская? – удивляется Роза Марковна.

– Здравствуйте, – шмыгаю носом.

– Ты плачешь, что ли?

– Роза Марковна, а у вас же сейчас младшие тренируются, да? – задаю ей встречный вопрос, медленно двигаясь по тротуару в сторону ближайшей остановки.

– Да, – подтверждает тренер. – Начали только.

– Можно я приеду посмотрю? – выдыхаю, остановившись у пешеходного перехода. Смотрю по сторонам. Из-за слез вижу только силуэты притормозивших машин.

– Вот нужна ты мне тут в качестве зрителя! – хмыкает Роза Марковна. – Детей отвлекать.

– Поняла, – перебегаю через дорогу.

– Что ты поняла, Разумовская? Сопли вытри и приезжай. Хореографический зал свободен. Самостоятельно потренируешься. – Как всегда, строгая и бескомпромиссная.

– У меня с собой нет формы, – признаюсь ей.

– Так себе аргумент для отмазки от дополнительной тренировки, – усмехается тренер. – Бегом в Ледовый! – командует она и сама сбрасывает звонок.

Глава 11

Амалия

Прыгнув в подходящий автобус, расплачиваюсь с кондуктором, забиваюсь в угол недалеко от двери и достаю из рюкзака маленькое зеркальце. Раскрываю. Охнув, осторожно касаюсь пальцами переносицы. С шипением отдергиваю руку от ссадины.

Добравшись до дворца, бегу в ближайший туалет к зеркалу побольше.

– Мамочки… – всхлипнув, снова трогаю лицо. Оно припухло в месте ушиба, под глазами красные разводы. Совсем скоро они превратятся в синяки.

Все это выглядит просто ужасно. Будто я лицом асфальт пропахала, не меньше. И голова болит все сильнее. Это же за гранью! Неадекватные! Хочется что-нибудь поколотить от отчаяния. Но вместо этого ищу в рюкзаке тональный крем и старательно маскирую следы на лице. Ссадина все равно никуда не девается. Ужасно!

Взяв себя в руки, отправляюсь в царство четы Павелецких – хореографический зал. Бросив рюкзак, обувь и куртку в угол, встаю перед зеркалом. Разминаюсь, начиная с кистей, ступней, постепенно подготавливая все тело к прыжкам и изгибам.

Включаю музыку на телефоне. Сначала просто слушаю трек, покачивая головой. Начинаю плавно двигаться. Подняв руки, провожу пальцами одной по кисти другой. Легко опуская их, отвожу правую руку в сторону. Наклоняюсь туда же, как дерево от порыва ветра.

Прикрыв глаза, скольжу носками по полу, представляя себя на льду. Разворот, нога уходит в сторону, чтобы толкнуть тело в прыжок. Шаг, толчок, еще один прыжок в два оборота. Отличный каскад. И я снова ухожу в танец, отклоняясь назад. Выпрямляюсь, закручиваюсь волчком. Мягко опускаю руки. Открываю глаза только тогда, когда заканчивается музыка. Улыбаюсь, глядя на свое отражение в зеркале. Так гораздо легче. На время случившееся в колледже перестает занимать мое внимание. И даже головная боль почти не мешает.

Сменив музыку на более динамичную, отхожу к противоположной стене и работаю только над прыжками, взмывая над полом и глухо приземляясь обратно.

– Неплохо, неплохо, – от двери комментирует Роза Марковна.

Не заметила ее. Заканчиваю упражнение и разворачиваюсь к тренеру.

– Та-ак. – Она меняется в лице.

Поджав губы, идет прямиком ко мне. Хватает за подбородок, всматривается в ссадину, пальцем трет тоналку и закатывает глаза.

– Это что, Амалия?

– Ничего, – отвожу взгляд, все еще тяжело дыша после тренировки.

– Разумовская, мы не в детском саду. И не надо мне рассказывать, что ты споткнулась!

– Не буду, – поднимаю на нее нерешительный взгляд.

– Скажи мне, ты чем думаешь? А если у тебя сотрясение и ты мне сейчас здесь от нагрузок сознание терять начнешь, а?! – повышает голос Таль.

– Нет у меня сотрясения, правда. Все хорошо. А это… случайность, – пытаюсь оправдаться.

– Марш к медикам!

– Роза Марковна…

– К медикам, я сказала! И без официального допуска ко мне даже не подходи, – подталкивает меня к выходу.

Сворачиваю за вещами. Обуваюсь, вешаю рюкзак на плечо, куртку на предплечье и послушно иду в медкабинет. Вопреки собственным словам тренер идет за мной. И к местному врачу мы тоже входим вместе. Тоналку приходится смывать.

– Твою ж… – тихо ругается Роза Марковна. – Кто тебя так, Ами? Наши?

– Нет, – кручу головой, но врач удерживает меня за затылок и заглядывает в глаза. – На физре в колледже мячом попали в лицо, – приходится признаваться.

– Попали? – хмыкает тренер, явно не особо веря моим словам. – Что там, Вероника?

– Сотрясения нет, но два-три дня я бы понаблюдала, – заключает врач.

– Нет, не надо. Со мной правда все нормально, я могу тренироваться, – тараторю, задержав дыхание до жжения в легких.

– Пять, – глянув на меня, отвечает Роза Марковна.

– Что «пять»? – не понимаю.

– Пять дней у тебя на восстановление под регулярным наблюдением Вероники Филипповны.

– Но у нас же…

– Пять дней, Разумовская, – не дает договорить тренер. – Мне трупы на льду не нужны. Не было никогда, и, знаешь ли, не хочется начинать. Уровень у тебя хороший. Быстро нагонишь пропущенные дни.

Отворачиваюсь, злясь на идиоток, запустивших в меня мячом, и на себя за то, что не смогла увернуться и теперь придется пропустить столько тренировок. Да еще и сидеть все это время дома с матерью и сестрой. Звучит как настоящая катастрофа.

– Вер, выйди, – просит тренер.

Унося за собой шлейф из лекарств и духов, Вероника Филипповна оставляет нас вдвоем, плотно прикрыв за собой дверь.

– И чего опять глаза на мокром месте? – смягчается Роза Марковна. – Ами, пойми, я не могу рисковать тобой, репутацией школы, своей свободой в случае, если с тобой что-то случится.

– Я понимаю. Честно, – стараюсь смотреть только на нее.

– Матери твоей я сама позвоню.

– Спасибо. – Это спасет меня от лишних объяснений, хотя упреки все равно будут.

– «Спасибо»! – передразнивает тренер. – Я понимаю, что сложно защищаться от толпы, которая бросает в тебя камнями. С одной стороны прикрываешься – с другой все равно прилетает. Но ты не сдавайся, поняла? Сдашься – толпа победит. Ты на лед зачем выходишь? Живешь здесь по двенадцать часов периодами?

– Ради победы, – тихо отвечаю ей. – Ради предстоящих соревнований, а потом… я хочу на Олимпиаду.

– Вот и там, – Таль кивает на дверь, – тоже олимпиада. Длинная такая, в целую жизнь. И там тоже надо уметь побеждать.

– Я стараюсь. Но на льду пока получается лучше, – снова отвожу взгляд.

– Бесспорно, – смеется она, коснувшись моего подбородка и развернув к себе лицом.

Разглядывает, качает головой. В нашем тесном мирке тоже все непросто. В борьбе за медали внутри одной школы чего только не происходит. И подставить пытаются, и с коньками всякое делают. Но здесь я как дома, в своей тарелке, и до сих пор у меня получалось с этим справляться. А вот воевать там, сразу по всем фронтам, как выразилась Роза Марковна, против толпы у меня никак не получается.

– Все. – Роза Марковна расправляет плечи. – Лирическое отступление закончилось. Бегом домой. Завтра к врачу, потом ко мне отчитываться.

Тренер уходит. Возвращается врач. Выдает мне специальную мазь, чтобы снять отек и чтобы синяки быстрее сходили. Блистер с таблетками от головной боли. Одну пью сразу, вторую по инструкции надо выпить перед сном.

Открываю дверь. По коридору несется эхо мужских голосов вперемешку с грубоватым, громким смехом. Поправив рюкзак и особо не глядя по сторонам, иду туда. Сворачиваю за угол и сталкиваюсь с кем-то мощным и твердым. Он ловит меня, не дав отскочить назад.

Горячие ладони сжимают мои руки чуть выше локтя. Сердце тут же начинает стучать сильнее. Ноздри за секунду улавливают знакомый запах, только теперь его много, он концентрированным облаком окутывает меня сразу со всех сторон.

Мой взгляд стреляет на руки в татуировках, крупные вены под кожей на предплечьях. Спотыкается о мощные грудные мышцы, обтянутые серой футболкой, и застывает на опасных серых глазах. Мимо нас проходит вся его компания. Очень взрослые мужчины с большими хоккейными баулами.

– Данте, не тормози, – зовет его один из них.

«Данте?» – отпечатывается в моей голове. Это его имя? В жизни бы не угадала. А кожа под его ладонями скоро воспламенится. Он почему-то не отпускает, а мне безумно волнительно, но не страшно. Вот он, весь из себя такой огромный и страшный, а рядом с ним ни грамма не страшно. Как такое может быть?

– Осторожнее, Огонек. – Приятный, низкий голос становится последней каплей.

Я до этой секунды и не знала, что мурашек у человека может быть так много. Они стремительно разлетаются в разные стороны, на мгновение останавливая дыхание…

Глава 12

Данте

Я сейчас разнесу к чертовой матери эту вселенную за синяки на лице своей девочки! И это не лед! Это точно удар. Когда долго бьешь людей, начинаешь на автомате различать детали. И вспыхнувшая в груди злость за доли секунды трансформируется в ярость, обжигающую легкие.

Огонек смотрит на меня, испуганно распахнув глаза. Серые, с едва заметным переходом к голубому при игре света. Теперь я знаю… Она топит меня в своих глазах. Таких наивных, чистых. Между нами секунды. Один вдох, медленный выдох. Мои пальцы непроизвольно сжимаются крепче в попытке погасить собственную ярость. Огонек вздрагивает. Открытые предплечья в мурашках. Идиот! Еще больше ее пугаю!

Оглушенный грохочущим в груди сердцем, резко убираю от нее руки и ухожу за командой Ночной лиги. Брат Ильхана на удивление легко подстроился под меня сегодня. Наверное, потому, что вечером я должен быть в «Клетке».

Захожу в тренажерку. Мужики переодеваются, а мне надо куда-то деть злость. Размашисто пересекаю зал, набрасываюсь с кулаками на боксерский мешок и вваливаю по нему серию быстрых ударов под жалобный лязг цепей, на которых он подвешен. Снаряд не выдерживает моей дури. Срывается, падает, поднимая в воздух облако пыли, и получает еще несколько ударов ногами.

– Твою мать!.. – раздается сбоку.

Вдыхаю в себя пыль. Горло начинает драть. Иду к кулеру, выпиваю пару стаканов холодной воды. Разворачиваюсь к мужикам. Они всей командой пялятся на меня.

Да, все так! Я превратил себя в машину, в гребаное чудовище, чтобы выживать в этом гребаном мире. А что делать Огоньку? Она же без брони совсем. Так вообще живут? Мне хочется стать ее броней, даже если у нас никогда ничего не получится. Без «если». У меня Дана, потом будет кто-то другой, когда я окончательно устану от нее. И чтобы доказать себе это, вынимаю телефон из кармана и пишу своей типа девушке короткое сообщение: «Поехали со мной в "Клетку" сегодня».

Дана не боится всей этой грязи. Она с удовольствием возится в ней вместе со мной. Пусть будет пока. И мне плевать, что для нее я буду сволочью, удерживая в груди солнце, подаренное Амалией. Я его чувствую, а Дану нет.

– Разминаемся, – хрипло командую мужикам и наливаю себе еще воды.

– Знаешь, а пожалуй, посмотрю на тебя на ринге сегодня, – говорит брат Ильхана.

Вот только Дауда мне не хватает! Если ему зайдет бой, он легко объединится с Ильханом в попытке привязать меня к «Клетке». Сам по себе клуб ему, может, и неинтересен, а вот бабки, которые можно получать с бойца, он с удовольствием положит на свой счет.

Жестко усмехнувшись, решаю показать хоккеистам-любителям совсем другой темп тренировок. Чтобы мышцы горели и чтобы смотреть на меня с переоценкой, как на товар, Дауду было некогда.

Гоняю их так, что здоровые, крепкие мужики к концу тренировки превращаются во взмыленные тряпки. Устали, все чаще ошибаются. Это наша последняя встреча. У них игра через пару дней. Как раз успеют восстановиться, и тело будет готово к жестким атакам хоккея.

Получаю деньги, жму им руки и, подхватив свои вещи, выхожу в коридор. Кручу головой из стороны в сторону, пытаясь прикинуть, куда мне сейчас двигаться. Тренер Огонька вряд ли что-то мне скажет. Еще и вопросы девочке задавать начнет. Мой бы начал. Он о нас вообще много всего знал, даже когда мы не говорили. И не сдавал никогда эти мальчишеские секреты. Как все происходит в мире Амалии, я не знаю. Рисковать не буду. Может, эгоистично, из страха потерять шанс быть рядом, хотя бы на расстоянии.