Даже если ты меня ненавидишь

Нет, иногда его терзает Аделина, но лучше бы не трогала. Никогда. Мать мечтает вырастить из младшей сестры великого музыканта и меняет ей частных педагогов, пытаясь найти того, у которого наконец получится невозможное.

– Мам, ну я же совсем немного. Мне иногда надо…

– Что тебе надо, Ами?! – повышает голос. – Все, что тебе сейчас надо, – это готовиться к Кубку и закрыть все свои долги в колледже. Я сейчас сама за тобой приеду.

– Ну ма-а-ам…

Она отключается, а я, обреченно вздохнув, ставлю на бордюр стакан с чаем, чтобы спрятать в рюкзак медведя. Возвращаюсь к входу в Ледовый. Приходится ждать. Стою на месте и уже без настроения.

Мама иногда водит сама. Отец недавно поменял ей машину. Она важно паркуется, перекрывая часть въезда на территорию дворца, и недовольно смотрит на меня, жестом показывая, чтобы я поторопилась.

– Привет, – выдохнув, сажусь вперед.

– Что это за дрянь? – Мама забирает у меня стакан с остатками чая.

– Вкусно, – тихо отвечаю.

Брезгливо поморщившись, она снимает крышку и заглядывает в стакан так, будто там кошачья моча вместо чая.

– Выброси, – возвращает стакан мне.

Выбравшись из машины, доношу его до урны и возвращаюсь, вновь устраиваясь рядом с мамой.

– Ты, – выворачивая на дорогу, она снова смотрит на меня, – вчера не нагулялась?

– Мы весь вечер просидели в квартире, – напоминаю ей о поездке в гости к семье нашего дяди. – А я хочу…

– Даже не начинай, – небрежно отмахивается мама.

Отвернувшись к окну, решаю не продолжать этот бессмысленный разговор. Все равно есть только мамино мнение. Она называет это заботой о нас и нашем будущем.

В полной тишине въезжаем в Красные Зори. Сворачиваем на нашу улицу. С сожалением смотрю на то, что было домом Калинина. Там уже никого нет. Ни рабочих, ни того парня. Надо перестать о нем думать! Ну это же правда ерунда. Он такой весь из себя… А я… другая. Просто другая, и все.

Поднимаюсь к себе в комнату. На ужин позовут немного позже. Есть время, чтобы переодеться и глянуть расписание занятий на завтра. Вынимаю из рюкзака медведя и сажаю на кровать, а сама в бриджах и тунике устраиваюсь за ноутбуком.

– Точно, с последней пары мне завтра придется уйти, – заключаю, сверяясь с расписанием тренировочного дня.

Дверь нагло распахивается.

– Уйди отсюда, – ругаюсь на Аделину, опять ввалившуюся в мою комнату без разрешения.

– А я сегодня две пятерки принесла, и мама разрешила мне в выходные поехать с подружками в столицу, – хвастается она.

– Все равно выйди отсюда, – швыряю в нее ластиком.

– Ой, а что это за уродец? – Подбегает к кровати и хватает моего медведя.

– Не смей! – подскакиваю со стула. – Отдай сейчас же! – требую я.

– А если не отдам? – дразнит сестра, отпрыгивая к дверному проему.

Оказываюсь рядом и выдергиваю игрушку из ее рук. Ада ударяется локтем о косяк и начинает орать. Скорее всего, удар пришелся на нерв, но она все равно переигрывает. Боже, мне иногда кажется, что ей семь!

– Дура! – топает ногой. – У меня теперь синяк будет. Ма-а-ам!

– Я тебя сейчас прибью, – шиплю на сестру.

– Мама, меня Ами ударила и угрожает теперь! Мам, я ее боюсь! – Истерично вопя, это четырнадцатилетнее капризное недоразумение опять бежит жаловаться.

Ей просто в кайф, когда мне достается. Она так самоутверждается. Через пять минут мама приходит ко мне в комнату.

– Что произошло? – спрашивает у меня как у старшей.

– Ничего. Она просто вламывается. Можно мне замок на дверь? – спрашиваю я.

– Тебе есть что скрывать от семьи? – Мать недовольно хмурит брови.

– Я не хочу, чтобы Аделина сюда входила, – объясняю ей элементарные вещи.

– То есть младшая сестра хочет твоего внимания, а ты за это ее ударила? – все переворачивает родительница.

– Да не трогала я ее! Аделина сама локтем долбанулась!

Лучше бы головой!

– Что за выражения, Амалия? – Мама меняется в лице.

– Забери у нее этого уродского медведя, – ноет Ада. – Она меня из-за него… – Трет локоть, который уже давно прошел.

– Откуда это здесь? – Мать брезгливо, двумя пальцами, берет мою игрушку за ухо.

– Не забирай, пожалуйста. Я купила. Он мне нравится, – сочиняю на ходу.

– Купила? Это?

– Мама, оставь… – тяну руку, чтобы забрать.

– Безвкусная дешевка. Ей место на помойке, а не в нашем доме. Тебе же не пять лет, Амалия. Не надо тащить сюда всякую гадость. И извинись перед Аделиной, – требует она.

– Я не виновата ни в чем, – зло смотрю на довольно улыбающуюся сестру. – И мне нравится мой медведь. Верни, пожалуйста.

– Извиняйся, – требует Ада из-за плеча матери.

– Не заставляй меня ждать, – добавляет родительница.

– Я извинюсь, если ты вернешь мою игрушку, хоть я ни в чем не виновата и ударилась эта… сестра сама, – выпаливаю на одном дыхании.

– Хорошо, – соглашается мать.

– Аделин, извини за то, что ты ударилась, – без особой радости проговариваю я.

Мать кидает медведя на мою кровать и добавляет:

– Завтра утром сама выбросишь. Хочешь игрушку? Я закажу тебе в приличном магазине, – разворачивается и уходит.

Ада показывает мне язык и тоже наконец сваливает. Закрываю за ними дверь, чувствуя, как внутри все дрожит от обиды и несправедливости. Забираю медведя, сажусь на подоконник. Прижав игрушку к себе, виском прислоняюсь к оконному стеклу и смотрю на другую сторону дороги, откуда сейчас в ответ на меня и посмотреть некому.

Так одиноко…

Глава 7

Данте

Трек к главе – Eminem «Lose Yourself»

Надо бы лечь спать. Я чертовски устал за последние сутки, а завтрашний день обещает разорвать меня изнутри, так что силы точно бы пригодились, но не спится. Полистав книжку, продолжаю игнорировать сообщения от Даны. Я был бы совсем не против, чтобы со мной поиграли ее умелые руки и губы. Секс стал бы отличной разрядкой, и наверняка после него меня бы точно вырубило, но я не готов слушать, а просто приехать и заняться делом Дана не может. Особенно после ссоры в раздевалке «Клетки». Сначала обязательно будут надутые губы и вынос мозга. Не хочу. Потом. Может быть, завтра или… Да, пусть приезжает утром. Люблю утренний секс.

Или черт с ней? Заменить не проблема, просто… Просто тянет туда, куда не должно. Куда точно лезть нельзя. Так и не ответив Дане, сажусь и кидаю телефон рядом.

«Ну и пошел ты! Козел!» – загорается на экране.

«Окей», – отвечаю ей.

Неплохая мысль. Прокачусь, пожалуй. Она пишет. Не понравился мой ответ. Усмехнувшись, закидываю ее в ЧС до утра, надеваю штаны, футболку цвета хаки, косуху, шнурую ботинки и выхожу на улицу. Ночная свежесть пробирает до мозгов. Днем уже довольно тепло. У Калинина я спокойно хожу без майки, а по ночам температура резко падает. Март всегда контрастный. Завтра может долбануть мороз и выпасть снег, а потом снова будет тепло.

Включаю в старенькой «бэхе» Эминема. Криво усмехнувшись, покачиваю головой под ритм трека и выезжаю из своего гетто в сторону центра. Развлечений в городе не так уж и много, и, как только позволяет погода, народ собирается на улице. Парочки, шумные компании, пьяные гопники. Кого тут только не встретишь!

Выхватываю знакомые рожи. Они меня тоже замечают. Орут, придурки, руками машут, привлекая внимание. Ищу место, где можно встать. Парни направляются навстречу. Пересекаемся у бордюра. Продолжая криво усмехаться, смотрю на тех, кто кинул меня во время пожара, физически ощущая, как тяжелеют взгляд и кулаки.

– Данте, я думал, тебя того… посадили, – пряча от меня взгляд, говорит Серега. – Но я… это… рад, что все обошлось. Как ты отмазался?

Его словарный запас поражает разнообразием. Забавляет.

– Дан, ты же… это… – продолжает оправдываться Серый, – знаешь, у меня матушка там, все дела. Мне нельзя попадаться. Ты извини, что так вышло. Давай, может, забудем, а? Мы же друзья.

– Да? – Мне реально смешно. – Ну давай забудем. – Улыбка превращается в оскал. Делаю шаг к пацанам. Они пятятся, а Серега не видит этого и остается совсем один.

Вот такая дружба. Хватаю «друга» за футболку, дергаю на себя.

– Д-дан-те, хорош! – нервничает он.

– По двенадцать с половиной миллионов с каждого, и мы забудем. – Перекрутив его футболку, пережимаю воротом горло, стреляя взглядом в остальных.

– К-какие… Откуда у меня такие бабки? Ты в себе?! – бесится Серый, открывая рот в попытке нормально вдохнуть.

Разворачиваю «друга» и роняю лицом в капот своей «бэхи», разбивая нос и слушая хриплый стон. Заламываю руку, давлю ладонью на затылок, чтобы не поднялся.

– Вы меня кинули, – склонившись, громко рычу ему в ухо. – Я такое не прощаю. Мне плевать, где ты будешь эти бабки доставать. Но ты мне их отдашь, Серый. Иначе я сдам тебя…

– Мне нельзя в ментовку, Данте, – дергается он.

– А я тебя не ментам сдам, Серег. Я отдам тебя людям Калинина. И ты начнешь умолять о том, чтобы тебя посадили. Услышал?! – Еще раз прикладываю его о капот. Встряхиваю, разворачиваю разбитой рожей к себе, смотрю в поплывшие глаза. – Ты меня знаешь, Серый: если я сказал, то сделаю.

– З-знаю, – сглатывает он, пытаясь стереть кровь из-под носа, но только размазывает ее рукавом над верхней губой и по щекам.

– Отлично вам потусить, друзья, – выплевываю, глядя на застывших парней.

Отшвырнув от себя Серегу, возвращаюсь в машину, делаю музыку громче и медленно еду вдоль прогулочной аллеи, разглядывая симпатичных девчонок, сменивших джинсы на юбочки.

Знаю я, что эти уроды не найдут бабки, но хочу, чтобы боялись. Пусть каждый день ходят теперь и оглядываются на любую проезжающую тачку. Деваться им отсюда некуда. Мы тут все так или иначе застряли по своим причинам. Семья, учеба, девочка, отсутствие денег для переезда и далее по списку.

Уезжая из центра, катаюсь по районам и решаю заехать туда, куда меня реально тянет. Проблем с въездом на территорию поселка Красные Зори не возникает. Музыку делаю тише и сворачиваю прямиком к участку Калинина. Глянув на окна дома напротив, включаю фонарик на мобильном и отправляюсь бродить по завалам. Тут стало гораздо свободнее. Обхожу линию фундамента по кругу, пинаю то, что попадается под ноги. Пожарные лазили уже, что-то забрали, но мне результаты экспертизы, конечно, никто не озвучит.

Только я же не за этим приехал. Душа требует прекрасного после той грязи, что регулярно творится в «Клетке». А «прекрасное» наверняка спит. Темно у нее. Я посижу тут немного и домой. В машине оставаться не хочется. Присаживаюсь у знакомого столба. Упираюсь в него затылком и глубоко дышу свежестью и хвоей. Здесь много деревьев, кустов, цветов, пруд недалеко и особенно чувствуется запах весны. Его не перебивает выхлопом многочисленных машин центра.

Смотрю на темные окна. Их слегка засвечивает фонарем, и глазам требуется время, чтобы привыкнуть к такому освещению и начать отчетливо ловить контуры рамы, занавесок.

Шторы шевелятся, разъезжаясь в стороны.

– Ау. – Жмурюсь от ударившего по глазам яркого белого света мобильного фонарика. Он неуклюжим зайцем скачет по стеклу, пока его хозяйка устраивается на подоконнике.

Часто моргая, разгоняю пятна перед глазами и снова смотрю в окно. Хрупкий силуэт с рассыпавшимися по плечам рыжими волосами обнимает какую-то игрушку. Может быть, это даже мой подарок, но отсюда не разглядеть. Маленькая Ами подтягивает к себе коленки и, повернув голову, смотрит в окно. Не знаю, видит ли она меня. Наверное, видит, потому что я ощущаю ее взгляд будто прикосновение. Теплое и приятное.

Так и сидим, глядя друг на друга. Что мне с этим делать, понятия не имею. Мне просто хорошо. Это слишком редкое состояние, чтобы от него отказываться. Кайф от этой девочки живет глубоко внутри. Я поймал его сразу, и меня больше не отпускает.

Тянет поискать о ней что-то в сети. Раз фигуристка и тренируется в нашем Ледовом, значит, на сайте точно должна быть вся информация. Но, с другой стороны, зачем обламывать самого себя? Узнавать ее случайно, лично гораздо приятнее. И цвет глаз я хочу увидеть вживую, а не на фотографиях.

Дурак. У меня нет доступа в башню этой принцессы. И нет права тянуть ее в свой мир. Она в нем не выживет. Я-то с трудом вытягиваю, все время меняясь физически, в голове, а она просто маленькая девочка, привыкшая жить в комфорте и достатке. Однажды все это у меня будет. Образование, квартира – не здесь, в столице. Вот тогда я смогу ей что-то предложить, а пока только себя в качестве сталкера, охотящегося за солнцем.

Мы уже долго так сидим. У меня затекли ноги, а она ерзает на своем подоконнике. Упрямые оба. Никто не уходит первым. «Что подарить тебе в следующий раз?» – едва шевелю губами. Она прикладывает ладошку к стеклу, будто закрывая меня ей. Убирает, трет щеку и слезает с подоконника, скрываясь за занавеской. Жду еще немного – мало ли, вдруг вернется? Нет. Огонек ушла спать, да и мне пора сваливать отсюда. Разминаю ноги, возвращаюсь к машине и, еще немного покатавшись, еду к себе. Устроившись на кровати, открываю баланс своей карты, прикидываю, что куда потрачу. Часть бабок будет отложена для выплаты долга, еще кусок улетит в копилку для оплаты универа за второй курс. Надо обновить защиту к следующему бою. И еще масса расходов. Мать его, как это все разгрести?!

Глава 8

Данте

С утра чертовски хочется секса. Адски, до зубовного скрежета! Дана бы точно сейчас пригодилась. Вынимаю ее из ЧС, слушаю, как бесконечно вибрирует телефон от ее попыток звонить и писать. Неугомонная! Но в ее голове у нас отношения, хотя я никогда ничего ей не обещал.

«Если ты не будешь дергать меня весь день, вечером заеду», – кидаю ей голосовое. Иначе с ума сойду. Тут и так налетело со всех сторон. Если я еще и с сексом обломаюсь, точно кого-нибудь грохну.

Вместо того чтобы качать одну руку, выхожу в шортах во двор и нагружаю обе на своих тренажерах, работая на всю верхнюю часть тела. После лезу под контрастный душ. До вечера мне этого хватит.

Привычно за завтраком смотрю расписание на сегодня, еще раз прикидывая планы на весь день. Мне ко второй паре. Как раз успею заскочить к своим. Собираюсь. Слышу, как скрипит калитка. Подхватив рюкзак и надев кепку козырьком назад, выхожу на улицу и встречаюсь взглядом с нерешительным Серегой.

– Чего надо? – усмехаюсь, остановившись в паре шагов от него.

– Поговорить можем? – Смотрит на меня исподлобья, пряча руки в карманах и звякая там мелочью.

После нашего вчерашнего «разговора» он прилично отек и посинел в районе переносицы, под глазами. А я даже не старался – так, предупредил. Мы же «друзья».

– Я вчера тебе все сказал, Серый. Сегодня мне некогда. Свали. Сам, – подчеркиваю.

– Дан, – как обычно, сокращает он сразу и от имени, и от прозвища. Когда мы с Даной вдвоем, выходит смешно. – Дан, ну ты же это… Ты знаешь, я никогда не соберу такие деньги.

– Кто из вас поджег дом Калинина? – перебиваю его бесполезное нытье.

– Чего? – Бедняга чуть глазные яблоки руками не поймал от возмущения.

– Не вы? – хмыкаю, поигрывая ключами от тачки.

– С чего бы? Мы же там все вместе тусили. Тебе на твоем ринге по башке дали, что ли? – заводится он.

– Не ори! – Морщусь, подкидывая ключи в воздух. Ловлю, сжимаю в кулак. – Я просто спросил. Нет – значит, нет. Насчет денег все остается в силе. Если тебе больше нечего мне сказать, выйди отсюда к чертовой матери. Вход теперь платный. Двенадцать с половиной лямов.

– Дан, у меня же…

– У меня тоже. Не начинай, Серег. Последнее китайское. Дальше буду больно бить. Не так, как вчера, – на полном серьезе предупреждаю его.

Тяжело сопя, «друг» уходит с моего двора, а я запираю вагончик, калитку и открываю ворота, чтобы выгнать «бэху» на улицу. Опускаю стекла, впуская в салон свежий воздух. Устроив локоть на двери, еду на Смоленскую. Ничем не примечательный старый район с панельными домами, магазинами, остановкой. Проезжающему мимо не за что зацепиться взглядом, а я здесь рос какое-то время, до интерната. Ну и прибегал иногда. Мелкий был, домой тянуло. Мама, папа, все дела, а у них ограничение родительских прав, так что меня находили и возвращали в интернат. Как, собственно, и с улицы, куда я тоже частенько сваливал. В нашем спортивном зале на матах ночевал, пока тренер не выяснил, как я туда забираюсь. Просто. Через окно в раздевалке. Все знали, что там форточка под потолком оставалась открытой для проветривания. Взрослому в нее не пролезть, а пацану, да еще и замотивированному спортсмену, как нечего делать.

Въезжаю во двор. Торможу у подъезда. Двери поменяли, а толку? Все равно всегда нараспашку. Чем ближе подхожу, тем отчетливее улавливается специфический запах, свойственный старым подъездам и квартирам, в которых живут алкаши.

Мне прямиком в одну из таких, расположенную на первом этаже. Тоже наследство. Чье именно, я уже и не помню. А может, не знаю. Звоню. По топоту ног догадываюсь, что пацаны опять не в школе. Открывает старший из моих младших братьев – Ромка. Ему скоро восемь, заканчивает первый класс. Из-за его спины выглядывает шестилетний Мишка.

– Даня приехал! – радуется он.

– Здорóво, здорóво! Дайте войти только, потом будем руки пожимать. – Делаю шаг в прихожую, окончательно теряя способность глубоко дышать.

Здесь все пропиталось характерной вонью дешевого бухла, далеко не всегда чистых человеческих тел, рыбных закусок и прочей дряни, от которой тянет блевать. Каждый раз, как в первый, мне требуется время для адаптации.

Оглядываюсь. Тот, что называется моим отцом, спит, уткнувшись мордой в стол. Вытянутые треники, съехавшая с плеча неопределенного цвета расстегнутая рубашка.

– Мать где? – спрашиваю у братьев.

– На работе, – хором отвечают они.

– Нормально, – киваю.

Она техничкой подрабатывает в местной аптеке. Когда не пьет. Сейчас вроде притормозила. Ждет четвертого. У нас с пацанами должна родиться сестра. Я, когда узнал, был в шоке. Орал как бешеный. Взбесили! Куда еще рожать? Сюда? Вот в эту помойку? Если бы не братья, никогда бы я сюда не сунулся. Нет у меня к этим людям ни жалости, ни сострадания, ни тем более любви. Все давно сдохло, еще в собственном детстве. Может, и оно тут тоже как раз нестерпимо воняет. И самое смешное, что меня тогда забрали из семьи, а этих двоих не забирают. Я несколько раз сам просил.

– Рома, ты почему не в школе? – не спешу доставать подарки.

– Мы проспали, – сдает их обоих Мишка, при этом явно недоговаривая.

– Ясно. Ты вот так же хочешь жить? – киваю на отца, снова обращаясь к Ромке. – Мы как договаривались? Ты учишься, я плачу за секцию по боксу.

– Я не хочу в эту дурацкую школу ходить. – Брат опускает голову и смотрит себе под ноги.

– Почему? – Присаживаюсь перед ним на корточки и касаюсь подбородка, чтобы смотрел на меня.

– Там одни дураки. Они меня обзывают, – всхлипывает он.

– Что говорят? – Большим пальцем стираю с его щеки след от шариковой ручки.

– Что я вонючка и бомж, – поднимает на меня обиженный взгляд.

Мишка трется возле меня, тоже расстраиваясь из-за брата.

– Шли их всех на хрен, – серьезно говорю Ромычу.

– Так нельзя говорить, – надувает он губы.

– Я тебе разрешаю. Можешь так и передать. Старший брат разрешил. А если еще раз будут обзываться, я сам приду и всех их туда пошлю, – подмигиваю ему.

– Правда придешь? – с надеждой смотрит на меня.

– Я вас хоть раз обманул? – Притягиваю к себе Мишку и взъерошиваю его русую макушку. Братья трясут головой. – Ну вот. Так что завязывай с забастовкой. Окей?

Поднимаюсь, протягиваю Ромке руку.

– Окей, – все еще дуется он.

– Молодец. Я подарки вам привез. Сейчас.

Достаю из рюкзака игрушки. Братья забирают яркие коробочки, довольно рассматривают. Из кухни раздается невнятный пьяный говор. С Мишкиного плеча сползает рубашка. А там синяк со следами пальцев.

– Ах ты ж тварь такая! – выдыхаю я. – В комнату оба. Брысь! – рявкаю на пацанов.

Смываются и плотно закрывают дверь.

Подхожу к отцу, хватаю его за волосы и прикладываю рожей о стол. Шикарный из меня получается будильник! Это животное тут же очухивается, ошалело на меня смотрит.

– Ты?

– Я. Какого черта ты Мишку трогал опять? Герой? – толкаю отца в плечи.

– Тебе какое дело? Орет он тут, – трет разбитый нос. – Лучше бы денег родителям подкинул. У тебя мать беременная. Ей там надо… всякое…

– Задницу свою подними и заработай.

– Поучи меня еще, – вякает это бухое тело.

Резко толкаю его в лоб. Он ударяется затылком о стену и отрубается. Ненавижу!

Выдохнув и все еще дыша через раз, возвращаюсь к пацанам.

– Себя надо защищать, – говорю обоим.

– А тренер говорит: если не в зале, то драться нельзя, – важно отвечает Мишка.

Одно из первых правил, которому учат всех «боевых» спортсменов.

– Тренер прав, но я сейчас не про бокс, а про самозащиту. Посмотри, – показываю Мишке на его же синяк. – Вот так быть не должно. Ясно? Так, ладно, – притормаживаю. – Забыли пока этот разговор.

Не могу я им нормально объяснить, что нашему отцу можно отвечать на применение физической силы. Это расходится с правилами их тренера. Надо сначала с ним все обсудить. Да и мелкие они, а я всегда пытаюсь как со взрослыми говорить.

Даю обоим денег. Равные суммы. Братья прячут, и я знаю, что до родителей эти деньги точно не дойдут. Мы немного возимся с ними. Просят показать стойки, удары. Хвастаются, чему успели научиться.

– Парни, мне ехать пора. В выходные, наверное, теперь смогу к вам вырваться. Ромыч, насчет школы я не шутил, – напоминаю ему. – Мишка…

– Защищаться? – спрашивает у меня, доверчиво глядя в глаза.

– Не нарываться. С защитой мы что-то решим, – снова треплю его по волосам.

Пацаны провожают меня до двери. Отец вроде оклемался, и я ухожу. На улице долго дышу, стоя у своей машины и глядя на пыльные окна родительской квартиры. Матери еще нет. Уходить каждый раз стремно, но мне действительно пора.

Глава 9

Амалия

– Разумовская, ты куда так торопишься сегодня? – вытирая влажные после душа волосы, спрашивает наша Оля Василевская, одна из моих главных конкуренток за медали от школы Розы Марковны Таль. – Обычно торчишь здесь до упора, а сейчас вон, собралась уже.

– Дела, – пожимаю плечами, стоя перед большим зеркалом, висящим на стене у входа, и поправляя свободную белую тунику с открытым плечом.

– Признавайся уже, появился кто-то, да? – не отстает Оля, оказываясь у меня за спиной и помогая вытянуть косу из-под лямки рюкзака.

– Спасибо, – разворачиваюсь к Василевской. – Отец приехал. – Почти не лгу.

Папа и правда звонил. Сказал, что ждет меня дома.

– Да брось, а то мы не видели, как ты сегодня каталась. Чуть ли не под потолок прыгала. Наверное, из-за папы, – не верит Оля.

– Прыгала я так, потому что меня Роза Марковна на индивидуалке гоняла. Ты же ее знаешь. Пока до идеала не доведет, не отпустит. Ушла. Всем пока! – Машу девчонкам, поправляя рюкзак.

На выходе из раздевалки врезаюсь прямо в Натана. Он ловит меня за плечи и обаятельно улыбается, заглядывая в глаза.

– Осторожнее, убьешься, – проводит по мне ладонями почти до самого запястья и прячет руки в карманы.

– А чего ты здесь ходишь, Нат? Это женская раздевалка, – напоминаю ему.

– Ты сегодня классно откатала, я видел кусочек программы. – Делает вид, что не слышал моего замечания.

– Спасибо, – отвожу взгляд к стене с пожарным щитком. – Оля еще сушится. Здесь жди, – снова смотрю на сына наших хореографов.

– Слушаюсь и повинуюсь, – кривляется он.

Позер и бабник. Не люблю его ни за то ни за другое. Не то что… кто? Тот, за кем можно только наблюдать, кусая губы и задерживая дыхание? Много я о нем знаю, конечно! Но из головы не выходит.

Вчерашний его образ остался в сознании. Странный парень зачем-то приехал ночью к дому Калинина. Сидел у столба и смотрел на мои окна. Такой большой, сильный и одинокий. А я? Я зачем-то ждала его, не выпуская из рук подаренного медведя. Глупо же. Вероятность его визита была минимальной. И скорее всего, я все сама себе придумала. И про подарок якобы от него, и про то, что приехал ко мне, но мы сидели и долго смотрели друг на друга. У меня до сих пор такое ощущение, что я побывала на свидании.

Вероятно, это самое странное свидание в мире. И пусть. Мне хочется быстрее попасть домой. У меня щекотка в животе от ощущения, что я опаздываю на собственный подоконник, ведь меня там могут ждать. Сердце бьется сильнее, а щеки горят от этих странностей. Запрыгиваю в машину к дяде Лене, роняю рядом рюкзак и нетерпеливо постукиваю ногой по полу. Дурочка! Они разберут завалы, и он исчезнет. Что ему там делать? Может, он и не видит меня, а приезжал потому, что попросил Калинин. В этом ведь гораздо больше логики. Правильнее было бы прекратить думать о нем. Да и мама, если вдруг узнает… Страшно представить, что она сделает. Все это правильно, но вопреки собственным доводам пересаживаюсь к другому окну машины.