Гнев Тоурба

Внезапно один из смотрителей отделился от остальных и, подойдя к помосту, нагнулся на короткий миг, посмотрел на огонь и ушёл. Из-за спин впереди стоящих я не разобрала, что именно он сделал. Затем по одному другие смотрители подходили и повторяли то же самое. Я не помнила всех тонкостей ритуального сожжения, описанных в книгах, и, понимая, что рано или поздно очередь дойдёт до меня, я сместилась к краю толпы, чтобы рассмотреть, что они делают, и повторить без ошибок.

Смотритель, из-за которого я выглянула, заметил меня. Он изумлённо дёрнул своими посеребрёнными бровями и отступил, приглашающим жестом указав на кострище. Я запаниковала, не имея представления, что должна сделать, но с другой стороны от помоста вперёд вышел Дарет. Наши глаза встретились, и он ободряюще улыбнулся. Напряжение тут же схлынуло, и я неспешно зашагала к квадратной плетённой корзине, стоящей между смотрителями и погребальным кострищем. Именно к ней подошёл Дарет, наклонился и достал веточку лавра, чтобы бросить в огонь. Она тут же вспыхнула, выпуская струю белого дыма. Дарет озадачено опустил взгляд на мои руки. Я сбилась с шага и тоже посмотрела на веточку в моей ладони. Очевидно, среди присутствующих у меня одной уже был лавр. Подходить к корзине для меня не было никакой надобности, я развернулась к костру. Жар обжигал кожу, я бросила веточку в огонь. Дарет вернулся на своё место, и я поспешила назад, чувствуя на себе любопытные взгляды.

Оказавшись за спинами смотрителей, я посмотрела на Васу, держащего шест. Он выглядел сосредоточенным, постоянно поглядывал на огонь в чаше на пике. Кожа его напряжённых рук блестела от пота. Было видно, что возложенная на него ответственность держать свет, указывающий путь душе брата Бахтира, не давала ему ослабить бдительность. Я прокрутила в голове наш с ним разговор, врученная им веточка оказалась лишь поводом подойти ко мне и заговорить. Но зачем ему это?

– Возрадуемся же, братья и сёстры! – ликующе воскликнул Киран, выдернув меня из размышлений. Он вскинул руки к небу, потрясая ими. – Да обретёт брат Бахтир вечный покой и радость в небесных чертогах. Возрадуемся!

Следом за ним остальные смотрители тоже протянули руки к небу и громко заголосили, это походило на восхваляющий клич, как если бы их брат одержал самую важную в своей жизни победу. Я поражённо обвела их взглядом и наткнулась на глаза Элаизы, направленные на меня. Она тоже тянула руки и кричала, но её брови сошлись на переносице, а взор прожигал во мне дыру. И я тут же осознала свою ошибку.

Я стремительно подняла руки и заголосила в унисон дружному хору, подстраиваясь под тональность, чтобы мой голос не выделялся и не привлекал внимание. Посматривая на смотрителей, мне оставалось только надеяться, что никто не заметил моей заминки.

Всё же мне нужно держаться подальше от смотрителей. Быть поближе к Дарету. Только рядом с ним я в относительной безопасности. Я допускаю слишком много ошибок, и кто-нибудь рано или поздно непременно заметить их.

Внезапно сильный порыв ветра ударил меня волосами по лицу и взметнул широкую юбку моего платья, плотно облепив тканью ноги. Смотрители сразу же замолкли, их руки опустились, прикрывая лица от поднятой в воздух пыли. Возгласы волной прокатились среди собравшихся: теперь это было не ликование, а тревога. Пока я пыталась справиться с волосами, кто-то предупреждающе вскликнул. Обернувшись на звук, я шарахнулась в сторону от снопа искр и горящих веток. Затем рядом закричали, в следующий миг чьи-то руки подхватили меня за талию. В локте прострелила боль от удара об землю, но тут буквально в шаге от моих ног со звоном упал шест с чашей. Факел в ней всё ещё горел, огненный рой взвихрился, опалив подол юбки. Руки исчезли с моей талии, и Дарет быстро похлопал ткань, туша остатки искр. Потом схватил меня за руку, рывком поднял на ноги и повёл прочь от костра

– Что за напасть? – возмутился Дарет, затем резко развернул меня к себе, осматривая с ног до головы. – Ты цела?

– Да, со мной всё хорошо, – заверила я, не обращая внимание на пульсирующую боль в локте.

– Хорошо. Оставайся пока здесь, – велел он и поспешил к другим смотрителям.

Я проводила его взглядом, он направился прямиком к Элаизе, которая помогала кому-то из смотрителей подняться на ноги. Дарет коснулся её плеча и также осмотрел с головы до ног, убеждаясь в её невредимости.

Столь короткий, но мощный порыв ветра буквально разворотил кострище, разбросав горящие ветки в разные стороны. Многие смотрители ошарашенно застыли, кто-то тряс головой, сжимая её руками, кто-то смотрел в чернеющее небо, видимо ища там объяснения случившемуся. Кожей ощущая сгущающийся в воздухе суеверный ужас, я вскинула взгляд и уставилась в черноту.

Капля ударилась о мою щеку, я смахнула её пальцами и растёрла влагу между подушечками. С дурным предчувствием посмотрела на погребальное кострище и разбросанные вокруг него горящие ветки. Киран раздавал указания, пытаясь успокоить не на шутку встревоженных смотрителей. Ища среди них Дарета, мой взгляд невольно зацепился за одиноко стоящую фигуру на границе тени. Его глаза подсвечивались холодным синим отсветом, пока он неотрывно наблюдал за переполохом вокруг погребального кострища.

В следующий момент небо, казалось, разверзлось и дождь лавиной обрушился вниз. Я прикрыла глаза ладонью, но всё было тщетно: за стеной воды я не видела даже кострища, не говоря уже о фарухе. Дождь нещадно обжигал кожу, пронзал насквозь, словно каждая капля была отдельной стрелой, несущей наказание небес.

Глава 12. Хариндер

– Почему ты здесь? – Голос Дангатара Фурош взмыл вверх и, ударившись о высокий сводчатый потолок, громогласным градом осыпался на Хариндера, стоило ему переступить порог.

Кабинет советника встретил его привычной суровостью. Высокие стеллажи, доверху забитые книгами, уходили ввысь, но за их тёмными спинами скрывался холодный, неподатливый камень стен. Дангатар терпеть не мог беспорядок. Всё вокруг – каждая вещь, каждый резной завиток на мебели – было воплощением незыблемости, порядка, власти.

Хариндер бывал здесь не раз – в детстве сидел на краю массивного стола, болтая ногами, и наблюдал за строгим профилем отца, склонённого над пергаментами. Позже – стоял у этого же стола с поникшей головой, выслушивая хлёсткие слова, которые оставались в памяти не хуже ударов.

Здесь никогда не было места для иллюзий.

Подойдя ближе, Хариндер остановился на красочном островке света, проникающего сквозь высокие витражные окна и раскладывающего узоры на каменном полу, подобно бликам на воде.

Серебристые брови отца изогнулись, съехавшись к переносице.

Хариндер не стал тянуть с ответом.

– Амалаиза Сибоа сбежала.

Дангатар откинулся на высокую спинку кресла, сверля сына недоверчивым взглядом.

– Ноар Сибоа и все слуги были допрошены. Как выяснилось, она была наказана и не покидала своей комнаты девять дней. Её исчезновение обнаружили только прошлым вечером. Нас не оповестили в надежде найти её до нашего прибытия. – Хариндер замолк, сцепил руки за спиной и добавил: – Она покинула родовое поместье предположительно шесть-семь дней назад.

– Признаться, не ожидал от Индевера подобного, – растягивая слова проговорил Дангатар. – Я думал, он просто чересчур привязан к дочери после смерти жены и поэтому противился отпускать её. Теперь же трудно назвать его радеющим отцом.

Хариндеру не терпелось закончить этот разговор и вернуться к заданию, от которого его отвлекла навязанная отцом помолвка с дочерью Сибоа, что в итоге стоило ему напрасно потраченного времени, но предпочёл промолчать: в уголках глаз Дангатара пролегли морщинки от прищура зарождающегося раздражения. Предчувствуя приближение дополнительных хлопот из-за сбежавшей невесты, Хариндер сжал челюсти.

– Что ж, с ним я разберусь сам, – заговорил советник после недолгого размышления. – А ты заткни всех, кто был в сопровождении. Помолвка состоялась. Твоя невеста вкусила пряного вина из твоих рук. Ты привёз её в родовой дом, консумировал брак, а затем отправился на службу по срочному заданию.

Слова отца стали для Хариндера неожиданностью. Конечно, он предполагал, что за нарушение договорённости тот пожелает призвать род Сибоа к ответу: прикажет выбить из слуг признание о причастности Индевера к побегу дочери, велит отправить поисковой отряд за несостоявшейся невестой, чтобы затем притащить обоих на плаху к Цитадели, и, возможно, захочет самолично огласить приговор на Праведном суде, что происходило лишь в исключительных случаях. Но он точно не ожидал, что глава влиятельного рода решит скрыть от всех оскорбление, нанесённое низшим родом Сибоа. Со дня, как отец сообщил о выбранной для него невесте, Хариндера нисколько не заботило, что она из низшего рода, хотя на самом деле должно было бы вызвать вопросы, ведь все его старшие братья привели в родовое гнездо Фурош жён исключительно из высших родов. Но он ни о чём не спрашивал отца, как всегда приняв его волю, однако сейчас ему всё же стали интересны причины.

– К чему всё это? У тебя какие-то дела с ноаром Сибоа?

Дангатар нахмурился. Похоже, и для него любопытство обычно покорного и безразличного ко всему сына стало неожиданностью. Он подался вперёд, уложив ладони на столе перед собой, и несколько мгновений раздумывал, постукивая пальцами по дереву.

– Всё, что тебе нужно знать, это то, что единственная твоя задача сейчас найти Амалаизу Сибоа и сделать её своей женой.

Хариндер расцепил руки.

– Моя первоочерёдная задача убить тварь, нападающую на жителей Паскума. Я и так потерял много времени, упустил след, вынужденный вернуться в Вошасу ради этой помолвки. Теперь мне придётся начинать всё с начала: с очередного нападения на обоз или ферму. Там снова кто-то погибнет. А ты говоришь мне отправиться за девчонкой? Она определённо не желает этого брака, раз решилась на побег. И очевидно глупа, чтобы осознавать последствия своего поступка. И как я, по-твоему, должен сделать её своей женой?

Советник и бровью не повёл на выпад Хариндера, казалось, пока его сын говорил, он прибывал в глубоких размышлениях, тщательно просчитывая дальнейшие действия.

– Отбери лучших следопытов из своего отряда и отправь на охоту за зверем. Тебе же предстоит куда более важная охота. Когда найдёшь свою невесту… – Дангатар взмахнул рукой в направлении сына, – воспользуйся всем, что есть в твоём распоряжении. Неважно как ты это сделаешь: соблазнишь, обхитришь, или вскружишь ей голову обещаниями сладкой жизни. Есть только одно условие: когда ты привезёшь её в Вошасу, ты должен стать для неё всем. Единственным выбором. Единственной опорой. Единственной истиной. Тебе понятны все детали твоего “первоочерёдного” задания?

Хариндер порывисто шагнул вперёд.

– Эта тварь убила Макира, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Я вспорю ей брюхо собственными руками.

Дангатар согласно качнул головой.

– Хорошо. Я понимаю твоё стремление поквитаться за товарища. Это, безусловно, благородно, но сначала ты должен привезти сюда Амалаизу Сибоа. И только после этого можешь отправляться на охоту за зверем. Очерёдность именно такая.

Злость, обжигающая, как ледяная вода, растеклась по жилам. Однако Хариндер не моргнул, не дрогнул, не подал виду.

– Зачем тебе нужна дочь винодела? Что ты приобретёшь от нашего брака?

Дангатар устало прикрыл глаза и потёр переносицу.

– Ты задаёшь слишком много вопросов, Хариндер. Это на тебя не похоже.

Он убрал руку от лица и посмотрел на сына тяжёлым и обжигающе холодным взглядом.

– Ты ставишь под сомнения мои приказы?

Хариндер всегда следовал воли отца, пусть тот не хотел раскрывать всей сути его дел с родом Сибоа, но Хариндер никогда не подвергал сомнению его решения. И даже сейчас видя строгий, прямой взгляд отца, он подсознательно знал, что по каким-то причинам сбежавшая девчонка важнее бесчинствующего на землях Паскума зверя. Хариндер с усилием подавил вспыхнувшее противление от замелькавших в голове картин растерзанного тела друга и рыдающей над ним жены, прижимающей к груди младенца: челюсти сомкнулись так плотно, что заныли скулы.

Невеста и её нелепый, бессмысленный побег отрывали его от более важного для него дела. К вечеру он бы мог уже отправиться на север по тракту, где видели зверя в последний раз. Дня через три он бы мог уже идти по следу, быть близко, чувствовать дыхание твари… но теперь вынужден тратить время на поиски глупой девчонки, решившей поиграть в беглянку.

В груди заклокотало: но не горячее, бездумное, а ледяное и выверенное. В этом гневе не было места вспышкам безрассудства, только холодный расчёт. Мысли стали ясными, почти отстранёнными.

Сбежавшая невеста не была его целью. Она была препятствием, которое он должен устранить, чтобы вернуться к настоящей охоте.

– Я всё понял, отец. – Хариндер почтительно склонил голову, принимая приказ советника.

– Я и не сомневался в тебе, сын, – голос Дангатара смягчился. – Ты всегда умел правильно расставлять приоритеты.

– Тогда выдвинусь на поиски немедленно. – Хариндер поднял голову, но когда уже собрался развернуться и покинуть кабинет советника, тот его остановил словами:

– Возьми с собой пару товарищей из отряда. Большая группа солдат привлечёт любопытные взгляды. И ещё не забудь в Вошасе Шу.

Хариндер вскинул брови:

– Разве фаруха-охранница не привлечёт внимание?

Впервые уголок губ Дангатара дёрнулся в намеке на улыбку.

– Просто пусть повяжет фису с именем. – Он пожал плечами и развёл лежащие на столе ладони в стороны. Затем указательный палец взлетел вверх, и он добавил: – С ненастоящим именем.

Хариндер снова кивнул – коротко, ровно настолько, чтобы нельзя было усомниться в его покорности, – а затем, не говоря больше ни слова, развернулся и зашагал к двери, скрывая за выверенной сдержанностью зудящее желание ослушаться отца в этой части его приказа.

Звук его шагов отражался от стен, отзываясь глухим эхом по каменному коридору. На ходу одной рукой он торопливо расстёгивал пуговицы парадного белого кителя – плотная ткань сковывала движения, а высокий ворот душил, напоминая ошейник. Второй рукой Хариндер провёл по лицу и пальцами зачесал упавшие на лоб волосы назад.

Из-за дальнего поворота впереди показалась фигура в белом облачении. Даже не вглядываясь в лицо, Хариндер знал, кто это: за ним следовали служители-стражи. Он тут же пожалел о своём небрежно распахнутом кителе, но поправлять внешний вид уже не имело смысла. Центрион Хугэ шагал неторопливо, в его поступи ощущалась безмолвная решимость, лишённая сомнений и колебаний.

Тёмные глаза Центриона устремились на Хариндера. Он застыл, едва ощутимо сжав пальцы. Затем шагнул в сторону, отступая к стене, и, едва справившись с внутренним напряжением, коснулся правой рукой груди и протянул обе вперёд, развернув ладонями вверх. Жест был не просто знаком почтения – он означал безусловную преданность и готовность принять волю божественного создания.

– Указующий путь, – поприветствовал он, склонив голову.

Длинные широкие одежды прошелестели мимо, оставляя за собой тонкий аромат мирры и пряных древесных смол.

Хариндер опустил руки и, подняв голову, посмотрел вслед удаляющемуся Центриону. Он ни разу не слышал его голоса – ни слов, ни звуков. Его молчание относилось не только к Хариндеру: людей, разговаривающих с ним или слышавших его речь, можно пересчитать по пальцам руки. Одним из них был его отец, к которому Центрион несомненно, и направлялся.

Однако это знание не освобождало Хариндера от сжимавшегося в груди тугого узла. Нет, он не считал себя более достойным, чем другие, и уж тем более не видел себя избранным, кто посмел бы заговорить с посланником Тоурба, но всё же… Всё же его жизнь, само его существование было связано с Центрионом Хугэ. Эта невидимая нить, протянутая между ними, всякий раз натягивалась под рёбрами, стоило Хариндеру случайно встретить Центриона в коридорах Цитадели – словно напоминание о том, что однажды было даровано и не может быть забыто.

Последний из служителей-стражей исчез за углом, Хариндер стоял ещё несколько мгновений, не в силах сдвинуться с места. В ушах отголоском звучало эхо шагов. Он провёл рукой по лицу, сбрасывая оцепенение, и глубоко выдохнул.

Пора.

Как бы ни сжималось внутри, на это не было времени.

У двери в его кабинет неподвижной статуей стояла Шу. Там, где он и велел ей дожидаться. Даже заслышав приближение Хариндера, фаруха смотрела прямо перед собой, не шевельнувшись. Край белой фисы опускался почти на уровень её молочно-голубых глаз, но, кажется, совершенно ей не мешал.

Хариндер с детства восхищался фарухами: сила, ловкость и выносливость, казалось, впитывались ими с молоком матери; острое зрение, способное разглядеть жилку на крыле стрекозы за полторы сотни шагов и для которого ночная тьма не преграда, а всего лишь другой оттенок света; пронзительный слух, способный уловить шелест травы под ногами подкрадывающегося противника на фоне грозы и нюх хищника, рассказывающий целые истории от одного дуновения ветра: кто примял траву, о какое дерево он тёрся, чего испугался, спешно покинув лежбище, и куда направился. Когда отец приставил к нему фаруху-охранницу, сначала Хариндера это задело. Он вполне способен сам себя защитить, и Дангатар знал об этом лучше кого-то бы ни было. Поэтому истинная цель подосланной к нему фарухи была столь очевидна, а недоверие отца пропитано кислым разочарованием. Дангатар не потрудился объяснить причин, лишь пожал плечами на претензии, заверив, что его поступок обусловлен искренней заботой о сыне. Хариндер довольно быстро смирился со следующей по пятам фарухой, особенно когда её превосходящие человеческие, сверхвосприимчивые органы чувств стали полезными. Она помогала ему и его отряду выяснять детали преступлений, допрашивать подозреваемых, выслеживать пустившихся в бега насильников и убийц. На фоне приносимой ею пользы Хариндер смирился с её слежкой за ним и докладами его отцу.

Но в этот раз Шу его подвела, и он был неимоверно зол, хотя и понимал, что должен злиться совершенно на другого человека. Она упустила зверя, по следу которого он её отправил. Трудно было поверить, что фаруха могла потерять след. С её-то нюхом. Причина определённо была в другом: очевидно, отцовские приказы превалировали над приказом Хариндера, что не позволило Шу продолжить искать зверя и вынудило вернуться к нему.

– Найди моего заместителя и передай, чтобы явился ко мне, – распорядился Хариндер, проходя мимо Шу.

– Слушаюсь, господин! – тут же ответила она, коснувшись подбородком ключицы и направившись прочь по коридору.

– Шу! – окликнул он. Фаруха застыла на месте и на пятках развернулась лицом к нему. – Шу, когда выполнишь первое указание, собирайся в дорогу и жди меня в конюшне.

Взор её глаз на краткий миг скользнул по лицу Хариндера, и она снова низко опустила голову, согласно кивнув. Ещё одно тихое “слушаюсь, господин” донеслось уже через закрытую дверь кабинета.

Стянув с плеч парадный китель и швырнув его на спинку кресла, Хариндер прошёл к столу. В нижнем ящике среди прочих документов он отыскал некогда брошенный туда вытянутый футляр из красного дерева, покрытый тонкими переплетающимися резными узорами, с ромбовидными навершиями из песчаной бронзы. Внутренняя замшевая подкладка бережно хранила в своих объятиях рулон тончайшей выделанной кожи. Хариндер извлёк его и бросил футляр на стол. Позолоченный утяжелитель скользнул вниз, развернув портрет. Взгляд Хариндера прошёлся по линиям, вырисовывающим черты юного лица. Изображённая девушка, безусловно, была красива, но для него она являлась лишь досадливым препятствием. Хариндер подошёл к стене за его столом и поверх огромной карты Паскума повесил полотно портрета.

Пока он переодевался, сменяя парадные белые одежды на более практичную форму, его глаза то и дело обращались к портрету. Не было нужды закреплять в памяти внешность беглянки, он прекрасно запомнил её лицо в тот первый и единственный раз, когда развернул врученный ему отцом портрет его невесты. Тогда он лишь коротко скользнул по нему взглядом, дабы ублажить желание отца, но этого было вполне достаточно. Сейчас же он смотрел в её серые глаза, нарисованные художником довольно достоверно, и пытался понять, что могло сподвигнуть девчонку на столь глупую выходку. Она не могла не знать о последствиях. Причины её побега подсказали бы куда она отправилась, но образ Амалаизы Сибоа не давал даже туманных ориентиров, а возвращаться в поместье и снова допрашивать его обитателей – Хариндер не желал терять на это время. Он выслеживал людей и с гораздо меньшим количеством известных. Ноа знатного рода, пусть и из низшей знати, но всё же юная особа, явно не обладающая навыками для долгих скитаний вдали от привычных удобств родового поместья.

Хариндер встал напротив портрета, застёгивая серебряные пуговицы чёрного кителя и холодно произнёс:

– Мотыльку, пленённому светом, не ускользнуть в темноту.

В дверь коротко постучали, и, не дожидаясь разрешения Хариндера, пришедший переступил порог его кабинета.

– Почему ты здесь? Ты же должен сейчас пировать в поместье твоей невесты, – удивлённый голос заместителя и друга Хариндера раздался позади.

– Планы изменились. Выбери пару самых неболтливых из отряда и запрягайте лошадей в дорогу. Выдвигаемся немедля, – не оборачиваясь, отдал приказ Хариндер.

– А как же твоя помолвка? Или ты решил оставить свою наречённую в первый же день? И почему только двоих?

– Мы отправляемся на охоту. – Хариндер обернулся и посторонился, открывая взору друга портрет. – На охоту за моей невестой.

– Это же…?

– Да, Ирош, ты всё правильно понял. Это и есть моя невеста.

Глава 13

– Разве сейчас время для празднований? – Я скользнула взглядом по смотрителям, разливающим что-то по деревяным кружкам из больших глиняных кувшинов.

– Осторожно с такими речами, – процедила Элаиза, внезапно возникшая за спиной. Я обернулась: она пристроилась боком к Дарету, протянув ему одну из кружек. – Каждый смотритель и служитель радуется за вознесшегося брата. И каждый из нас желает, чтобы в честь нашего вознесения пировали без устали.

Я знала, что смерть посвятившего свою жизнь служению Священному Зверю – благословение Тоурба, но что это значило на деле, не понимала. Ликующий крик у погребального костра был неожиданностью, но пир сразу же после сожжения тела… Это не укладывалось в голове.

Лицо Элаизы напомнило о дне, когда размытым взором от не прекращающихся слёз я наблюдала за носильщиками, несущими в направлении склепа обернутое в белый саван тело мамы. Несмотря на жаркий день, холод сковывал конечности. Единственное тепло исходило от руки отца, поддерживающего меня за плечи. Весь мир тогда сузился до огромного комка боли, разрывающей меня на части.

В груди кольнуло, я опустила взгляд, провела ладонями по юбке сухого платья и сместилась по другую сторону от Дарета, чтобы не видеть Элаизу.

– Не начинай, Эла, – протянул Дарет и ударил своей кружкой об её, расплескав немного напитка. – Здесь только мы. Братья слишком заняты выпивкой, да и Иза говорила тихо, если кто-то и смог бы подслушать, то у него должен быть поистине фарухский слух.

Слова Дарета напомнили мне о фарухе, и я невольно оглянулась. Быстро излившись дождём, облака рассеялись, уступая место приглушённой синеве светлеющего неба. Поэтому окрестности вокруг едальни, откуда вынесли столы, были хорошо просматриваемы.

Фаруха нигде не было. Но его ведь…

– О, ты ещё без выпивки? – Дарет привлёк моё внимание, и я отпустила мелькнувшую в голове мысль. – Как же так, Эла? Ты не позаботилась о нашей Изе. – Он с напускным осуждением глянул на подругу.

Та хмыкнула, отвернулась и сделала глоток. Дарет покачал головой и неожиданно протянул свою кружку мне.

– Вот, возьми.

Я обхватила её обеими руками, а он направился к столам, оставляя нас с Элаизой наедине.

«Надо было самой сходить за выпивкой», – запоздало подумала я. Мне удавалось избегать Элаизу два дня, остаться с ней один на один было худшим исходом.

Я уставилась в кружку, надеясь, что Дарет поскорее вернётся. Терпкий медово-травяной аромат с едва уловимой горчинкой наполнил нос, маня распробовать вкус. Я поднесла напиток к губам, но не успела сделать глоток.

– Это твой первый раз? – вдруг спросила Элаиза.

Я непонимающе посмотрела на неё. Она дёрнула подбородком в сторону моих рук.

– Это поило называют Ласковым крепышом. И не просто так. Даже для долгожителей крепости он ласков только пару первых кружек. Но дальше… – Элаиза прищурилась. – Если ты вообще впервые пьёшь, не стоит начинать с него. Просто пригуби для вида, если кто-то ударит с тобой кружками.

Что это такое сейчас было? Забота?

Я не успела ничего сказать в ответ, вернулся Дарет. Он стукнул своей кружкой о мою и воскликнул: