Гнев Тоурба

– Может, это был кто-то очень похожий? Двойники ведь встречаются, – упрямо пробормотала я, хоть и чувствовала, что возражения звучат глупо.

Дарет остановился, обернулся ко мне и, немного склонив голову, тихо рассмеялся. В его смехе не было насмешки, лишь мягкость, словно он понимал, что я не желаю так легко принимать правду.

– Даже будь это двойник, он вряд ли смог бы провести нас внутрь Цитадели прямиком к Священному Зверю.

Я замерла, ошеломлённая. Дарет улыбнулся и добавил, будто это был самый обыденный факт:

– Эла произнесла всего четыре слова: «Я хочу служить вам». И он принял её. Не спросил ни имени, ни возраста. Просто кивнул, развернулся и направился к воротам Цитадели. Эла последовала за ним. А я… я пошёл за ней.

Он пожал плечами, его слова прозвучали так просто, совершенно естественно. Как будто Центрион действительно мог появиться на улице, принять девочку в послушники и исчезнуть в стенах Цитадели, как ни в чём ни бывало.

– То есть Центрион Тоатэ лично принял Элаизу в послушники? – спросила я, чтобы убедиться, что правильно поняла. – Почему мама никогда не говорила об этом?

Дарет нахмурился, на мгновение задумавшись.

– Потому что Илаита не знала. Мы не вернулись в поместье. Через три дня провели ритуал отречения. С того момента все наши связи с семьёй и родом были разорваны. – После короткой заминки он добавил: – И Эла, видимо, не поделилась с ней, в тот единственный раз – когда привезла тебя в поместье.

Эти слова окончательно выбили меня из равновесия. Всё услышанное слишком невероятно, чтобы быть правдой.

– Но как ты оказался в послушниках? Просто за компанию с Элаизой? Ты же был слишком мал, чтобы пройти отречение.

Дарет тяжело вздохнул, проведя рукой по волосам.

– Я не мог оставить её и вернуться в поместье. Хоть Эла и пыталась отослать меня прочь. Когда мы оказались в стенах Цитадели, я заявил, что останусь с ней, неважно как.

Я с удивлением уставилась на него, а Дарет усмехнулся и продолжил:

– Говорю же, я был юн, глуп и упрям.

– И Центрион Тоатэ позволил тебе остаться?

Дарет кивнул:

– Позволил. Я был самым молодым послушником в Цитадели за все времена.

Эта история никак не укладывалась у меня в голове. Всё, что я знала о Центрионах, о Цитадели, о порядке, казалось теперь бессмысленным. Слишком много невероятного и необъяснимого. Моё сознание отказывалось это принять и заполнилось массой новых вопросов.

Ещё меня поразила решимость юного Дарета. Девятилетний мальчик, бросивший всё ради названной сестры, осмелившийся идти наперекор привычному порядку вещей и даже, возможно, самому Центриону. Что на самом деле двигало им в тот момент? Была ли причина в странной пульсирующей связи между ним и Элаизой?

– Мы пришли, – вырвал меня из размышлений бодрый голос Дарета.

Совершенно позабыв, где мы, я моргнула, переведя взгляд на каменную преграду впереди. Дарет подошёл ближе, осветив лампой круглое углубление по центру. Ободок вокруг и каменная плита, закрывающая проход, были испещрены вырезанными витиеватыми символами. Очень знакомыми символами.

Я быстро приблизилась и провела пальцами по углублениям, не доверяя своим глазам.

– Почему это здесь? – шёпотом вырвалось у меня, пока я разглядывала символы в поиске похожих на те, что написаны на фарухской карте.

– Хочешь знать, почему их не уничтожили, как остальные? – Дарет пожал плечами. – Я сам не знаю. Но это сейчас неважно. Подойди, мне нужна твоя помощь.

Я повернулась к нему: он стоял справа от прохода. У его ног из каменного пола торчал длинный штырь, доходящий до бедра.

– Нужно проверить механизм. Ну же, помоги, – подозвал взмахом руки. Я всё ещё не понимала, что Дарет от меня хочет, но подошла. – Попробуй. Сможешь сдвинуть рычаг?

Я по-новому посмотрела на чёрный металлический штырь, обмотанный на конце истёртой кожей. В полу был небольшой проём, в котором виднелись зубчатые края шестерёнок. Хитроумное устройство явно предназначалось для открытия прохода.

– Попробуй, Иза, – поторопил Дарет. Каменная плита была массивной, казалась неподъёмной, неподатливой, и я сомневалась, что способна сдвинуть её с места, но, как всегда, любопытство не оставило мне выбора: я обхватила шершавую рукоятку обеими руками и потянула на себя.

Ничего.

– Нет-нет, в другую сторону, – с улыбкой поправил Дарет.

Почему он сам не взялся за него? Но тут рычаг с тихим металлическим щелчком поддался моему нажатию, а каменная плита совсем чуть-чуть сместилась вокруг своей оси. Я замерла, сначала даже не поверив ощущениям, словно мне могло показаться. Странный, почти болезненный восторг прокатился по телу.

– Давай ещё, – потребовал Дарет, наблюдая в стороне. – На себя, и снова нажимай.

Я сделала, как он велел. Рычаг довольно легко поднялся, но вот во второй раз пошёл туже, но всё ещё мне по силам. Щелчок: плита сдвинулась со скрежетом. Но никакой щели всё ещё не открылось. Не дожидаясь следующих указаний Дарета, я снова дёрнула назад и надавила. И так несколько раз. С каждым повтором давить на рычаг становилось всё труднее, но появившаяся щель взбудоражила жгучее желание открыть проход во чтобы-то не стало, чтобы выяснить что там за ним.

Но после ещё нескольких нажатий рычаг отказался поддаваться. Я упёрлась ногами, наваливаясь на него всем весом, не готовая сдаваться. Ведь плита сдвинулась всего ничего, чёрный зев составлял только пятую часть от всего круглого прохода.

– Хватит. Она не открывается больше, – с уверенностью в голосе произнёс Дарет. Я посмотрела на него непонимающе. Его взгляд вдруг скользнул по моему телу, а затем он с прищуром посмотрел на образовавшееся отверстие, словно прикидывал что-то в голове.

– Зачем мы вообще это делаем? – спросила я, раздражённо взмахнув руками, а затем направилась к щели, чтобы хотя бы заглянуть в неё.

Нижний край зева был на уровне моей груди, но при желании я могла бы подтянуться и протиснуться в отверстие. И хотя моё неуёмное любопытство подталкивало меня так и поступить, за плитой была непроглядная чернота, что не давала увидеть ни зги.

– Хотел убедиться, что тебе под силу открыть её, – Дарет приблизился ко мне и поднял лампу, её свет отразился лишь слабым отблеском на влажной неровной поверхности. – Там пещера. Из неё только один выход на поверхность.

– Зачем ты мне это говоришь?

Дарет вернулся к рычагу, поставил лампу на пол рядом и, схватившись обеими руками за ручку, потянул его в другую сторону, придавив его почти к полу. Раздались быстрые щелчки, и каменная плита буквально закатилась в пазы, захлопнув зев. Дарет вернул рычаг в вертикальное положение и стряхнул пыль поглаживанием ладоней.

– Туннель выходит и на другую сторону гряды, – он взмахнул рукой в темноту, откуда мы пришли. – Там точно такой же механизм, но в отличие от этой плиты тот работает исправно.

– Почему…? – не договорила я, ощутив подкативший к горлу ком.

– Пути отступления. О них стоит подумать заранее, – Дарет вскинул брови, словно говоря «это же очевидно».

Я перевела взгляд на закрытую плиту с фарухскими письменами, но слова Дарета уносили меня прочь от размышлений о причинах их сохранности. Пути отступления… Он привёл меня сюда не для того, чтобы просто утолить моё любопытство. Дарет заманил меня в туннель, чтобы показать, как выбраться из крепости в случае опасности.

Дарет подхватил лампу с пола и направился обратно в темноту туннеля, добавив:

– Нужно подготовить мешок с провизией. Оставить его у лестницы. Так тебе будет проще.

Я поспешила за ним. В мерцающем свете лампы туннель больше не казался таким чужим и давящим.

– Дарет… – я замялась, но он обернулся. Его уверенный взгляд заставил меня почувствовать себя чуть спокойнее впервые со дня, как я покинула дом. – Спасибо.

Его бровь слегка приподнялась.

– За что?

– За то, что хочешь, чтобы я была готова ко всему. За то, что помогаешь.

Дарет усмехнулся, но в его взгляде мелькнуло что-то тёплое, едва уловимое, до боли знакомое. Я уже видела это в других – дорогих мне – глазах. В глазах отца.

– Не я один здесь забочусь о тебе.

Я догадалась, кого он имеет в виду, и скривилась.

– Поверь, Эла бы не стала показывать тебе спуск в туннель в первый же вечер. Наверняка она хотела сразу отправить тебя по нему домой, но, когда услышала о… причинах твоего приезда, передумала. И сегодня она велела мне проверить туннель, пока ты была в доме. – Дарет развёл руками, предоставляя мне право самой сделать выводы.

Но я поджала губы, чтобы не сказать грубость по отношению к его подруге.

– Иза, Эла двадцать лет смотритель крепости. Она прекрасно знает, что входы в туннель открываются только с внутренней стороны. Никто бы не смог проникнуть через них в крепость. Так что у неё не было причин отрывать меня от сбора помоста для Часа пепла брата Бахтира только ради проверки туннеля.

Я видела, что Дарет искренне верит в благие намерения Элаизы, но его слова меня не убедили. Я не стала спорить. Просто натянула улыбку и кивнула, изображая согласие.

Дарет поднял лампу выше и усмехнулся:

– А ты, смотрю, упряма не меньше моего. Ничего. Знаю по опыту, нужно немного больше времени, чтобы разглядеть настоящую Элу. Ты ещё с ней познакомишься.

Он подмигнул, словно закрепляя обещание печатью, и пошёл дальше. Странно, но в этот раз эта его раздражающая манера не вызвала былого возмущения. Я последовала за ним, всматриваясь в его тёмный силуэт, освещённый дрожащим светом.

В моём зыбком, ненадёжном мире, который мог рассыпаться в прах в любой миг, я вдруг ощутила опору. То, о чём я даже не смела просить и не могла представить, но в чём, как оказалось, отчаянно нуждалась.

Впервые с того момента, как я покинула дом, оставив отца и Джаю, у меня появился союзник – тот, кому я могла довериться.

С Даретом рядом медленно пожирающий меня изнутри страх одиночества отступал. Этому миру, каким бы жестоким он ни был, не поглотить меня целиком.

***

Тёмное небо нависало тяжёлым покрывалом, готовое в любой миг обрушиться проливным дождём на головы собравшихся. Неподвижный, зажатый между высокими отвесными скалами воздух был пропитан запахом пряных благовоний и всеобщего напряжения. Лица стоящих полукругом у сложенного из брёвен и веток помоста то и дело поднимались вверх, тревожный шёпот блуждал между смотрителями.

Я вскинула взгляд, хмуря брови в раздражении на изменчивость погоды. Часа не прошло, когда мы с Даретом вышли из жилища Элаизы. Тогда небо было усеяно мириадами звёзд. Но пока мы шли на небольшую площадку возле восточных ворот, внезапно поднялся сильный ветер, который нагнал тучи, и затем так же внезапно стих.

Час пепла – ритуал сожжения служителей Цитадели и смотрителей Чёрного Кольца после их кончины – проводится в самое тёмное время ночи, перед тем как над восточным горизонтом начнёт тлеть первый бледный свет зари, под чистым небом, где звёзды выступают ориентиром для души умершего. Считалось, что только так она без препятствий находила прямой путь в небесные чертоги, чтобы там обрести вечную жизнь в Чаше Созидания рядом со Священными Зверями Тоурба. Поэтому набежавшие тучи были дурным знаком и вызывали почти суеверный ужас у собравшихся смотрителей. Иногда до моего слуха долетали рассуждения о том, что следовало бы перенести ритуал на следующую ночь, но пока никто не осмелился озвучить это предложение главному смотрителю. И, к своему стыду, я радовалась, что Киран явно не собирался менять намеченного, ведь все мои мысли то и дело возвращались к конюшне, куда я собиралась сегодня. Но ночной ритуал, на котором должны присутствовать все обитатели крепости, в том числе и прибывшие служители вроде меня, разрушил все планы. И если Час пепла перенесут, то я не смогу выбраться к фаруху и следующей ночью тоже.

Я вновь перевела взгляд на главного смотрителя.

Киран хмурился и напряжённо поджимал губы, но продолжал заниматься последними приготовлениями перед началом ритуала. Дарет и ещё двое смотрителей ему в этом помогали: обкладывали тело Бахтира небольшими связками трав. Погибший смотритель был облачён в чистые серые одежды, такие же, как у большинства присутствующих. На фоне светлой ткани кожа его головы и шеи была почти бордово-красной. Это был завершающий, посмертный штрих действия яда Леса-убийцы, что не оставлял никаких сомнений в его происхождении. Элаиза стояла чуть в стороне в своих кожаных доспехах со скрещенными на груди руками. Она пристально смотрела наверх, словно пыталась что-то рассмотреть на черных скалистых склонах. Когда я появилась на площадке с Даретом, её взгляд вонзился в меня ледяной стрелой. Хотя она точно не стала бы отчитывать меня при всех, но я всё равно предпочла оставаться от неё как можно дальше и пристроилась с другого края от помоста за спинами смотрителей. Их больше заботили погодные изменения, поэтому на меня почти не обращали внимание.

– Сестра Иза, – раздался рядом тихий шёпот. Я резко обернулась к обратившемуся ко мне, и только по взлетевшим вверх чёрным бровям Васу поняла, что скривилась в раздражении от употреблённого им обращения. Я попыталась быстро расслабить лицо, но было уже поздно. Васу определённо заметил мою реакцию. Его губы растянулись в изумлённой улыбке, я потупила взор и в этот момент увидела, что он протягивал мне веточку лавра. Растерявшись на мгновение, я озадаченно взглянула на мужчину. – Для очищения пути брата Бахтира.

– Благодарю, – спохватилась я и приняла веточку. Мысленно ругая себя – стоит быть более осмотрительной: настоящая служительница Цитадели должна знать о подобном, я отвернулась и устремила всё внимание на помост, с которого уже спустился Дарет и направился к Элаизе. Он встал рядом и слегка склонил голову к ней, будто желал быть ещё чуть ближе. Элаиза же даже не взглянула на него, продолжая всматриваться в темноту отвесного склона чёрной скалы. Дарет проследил за направлением её взгляда и нахмурил брови в попытке разглядеть то, что тревожило его подругу.

– Это же очевидно, не так ли? – снова раздалось шептание. Я повернула голову и обнаружила, что Васу остался стоять рядом. – Они никогда в этом не сознаются, но и без этого всё довольно очевидно.

– Что? – выдохнула я еле слышно, хотя по направлению его взгляда уже догадывалась о ком он говорил.

– Братья говорят, все двадцать лет, что они служат в Кольце, оба отрицают связь между ними. Говорят, что дружат ещё со времён до послушничества. Я здесь всего лишь год, но всё понял в первый же день. Ты ведь тоже это сразу поняла, сестра Иза? – Васу обернулся ко мне с еле уловимой в уголках губ улыбкой. Меня снова покоробило его обращение, но в этот раз я сохранила спокойное выражение лица и в ответ лишь пожала плечами. Я не буду обсуждать с ним Дарета и Элаизу. Хоть я теперь и знала часть их истории, однако всё ещё плохо понимала, что между этими двумя.

Васу лишь хмыкнул, однако настаивать не стал.

Желая закончить разговор, я уставилась на главного смотрителя, который хромая обходил помост по кругу, проверяя всё ли на своих местах. Васу не ушёл. Я поскребла ногтем мягкую кору лавровой веточки. Почему он не уходит?

– Надеюсь, моё предложение о досмотре у восточных ворот не оскорбило тебя? – вновь полушёпотом заговорил он. Под моим взглядом Васу неловко потёр затылок. – В Цитадели я много лет был служителем-стражем. Знаешь ли, от давних привычек трудно избавиться.

Он выглядел искренне раскаивающимся, словно ему действительно было важно, чтобы я поняла почему он так поступил. Однако лучше держаться подальше от смотрителей для собственного же блага. Чем меньше я вступаю с ними в разговоры, тем больше шансов не выдать себя неосторожным словом и продержаться в крепости подольше.

– Меня это никак не оскорбило. – Я шагнула чуть ближе к стоящим впереди смотрителям и сосредоточила взгляд на Киране. Он рукой подозвал Дарета и что-то тихо сказал ему, и тот кивнув быстро зашагал прочь от площадки с помостом.

– Рад, если это на самом деле так, – снова раздалось рядом. Васу не желал сдаваться. Я ощущала его взгляд на лице, но не смотрела на него. – Дар рассказал, что ты прибыла в Кольцо для исследования города, а не для изучения дикого фаруха, – продолжил Васу и умолк, будто ждал подтверждения. Я просто кивнула, сильнее сжав веточку лавра.

– Дикарь не мог не вызвать любопытство, верно? Таких, как он, мы ещё не встречали. Когда я увидел его у подножия гряды, знаешь, что я сделал? Нет, не именовал, как следовало бы сразу же сделать. Я сначала протёр глаза, чтобы убедиться, что он мне не привиделся. – Его слова прозвучали легко и непринуждённо, словно мы были старыми друзьями и просто болтали о том, о сём, чтобы скоротать время. Но не это меня подкупило, а сама история о встречи с диким фарухом. Мне невыносимо захотелось расспросить его о каждой детали, и я покосилась на Васу. Он беззвучно усмехнулся, и продолжил: – Повезло, что и он, казалось, растерялся, увидев меня, и не бросился наутёк. Как только я понял, что он настоящий, а не галлюцинация какая, сразу же именовал его. Да только и тут не всё гладко прошло.

Васу умолк, его брови искривились будто бы с осуждением произошедшего дальше. Мигом ранее что-то в его рассказе смутило, но его выражение лица и недосказанность с новой силой всколыхнули моё неугомонное любопытство.

– И что же произошло? – не удержалась я от вопроса.

Васу криво улыбнулся и повёл головой в сторону, словно не желая делиться. Однако его внутренняя борьба длилась недолго. Он потянул за мочку уха, вздохнул и наконец-таки ответил:

– Не знаю даже как так получилось. Это просто первое, что пришло мне в голову в тот момент, – он снова поскрёб затылок и приглушённо, совсем не весело хохотнул. Когда он отвёл взгляд на спины впереди стоящих собратьев, мне показалось, что он передумал говорить. Что только сильнее раззадорило меня. Я сместилась на шаг ближе к Васу, чтобы он мог ещё понизить голос, на случай если его беспокоило, что кто-то из смотрителей мог услышать. Он заметил моё движение, и уголки его губ одобрительно дёрнулись вверх.

– Так что вам пришло в голову в тот момент? – прошептала я, побуждая его продолжать. И, к моей радости, он не стал дольше тянуть.

– Чтож, раз уж шагнул в воду – поздно бояться намокнуть, – смиренно выдохнул он. – Когда понял, что нельзя медлить и надо срочно именовать фаруха, то выкрикнул первое пришедшее в голову. Обычно же фарухам дают короткие имена?

Васу замолк, глянув на меня. Я не понимала, почему он спрашивает об очевидной и всем известной истине. Один иероглиф проще было вышить на фисе фарухов, да и более важным обстоятельством было то, что рабу не полагалось иметь имя из нескольких иероглифов подобно его хозяину. В этот миг меня осенило, что имя дикого фаруха состояло из двух иероглифов. Я удивлённо вскинула брови, а Васу закивал.

– Да-да. Я сразу же понял, что напортачил. Вот только исправить уже ничего нельзя. Узнай брат, что теперь его имя носит раб, он шкуру с меня сдерёт. – Мужчина поморщился и сгорбился, как если бы живо представил озвученное. Видя перекошенное сожалением лицо, мне захотелось подбодрить его.

– Но он никогда не узнает, – напомнила я, что связь с его семьёй давно разорвана и никто из его родственников не ведает о его службе смотрителя в крепости.

– Ты права, – Васу кривовато улыбнулся. Наверное, его гложила вина за свой поступок, независимо от того, узнает об этом его брат или нет. Я попыталась представить себя на его месте. Что бы я чувствовала, если бы именовала кого-то из фарухов, к примеру, Индевером? Но подобное не поддавалось даже мою воображению. Со мной такое никогда не произойдёт.

Я уже открыла рот, чтобы спросить Васу что произошло дальше после именования фаруха, как услышала голос Элаизы:

– Брат Васу, – негромко, но достаточно, чтобы быть нами услышанной, позвала она. Мы оба посмотрели в её сторону, она повела подбородком, указывая на вернувшегося к помосту Дарета. – Будь проводником души брата Бахтира.

Смотрители, стоящие перед нами, оглянулись на Васу и подбадривающе закивали. Некоторые из них бросали взгляды на меня, но я старательно их игнорировала, изображая спокойствие на лице, хотя совершенно не понимала, что происходит.

Васу казался растерянным пару ударов сердца, пока не заговорил Киран.

– Верно. Как самый младший смотритель, ты должен держать чашу. Твой путь только начинается. Ты – первая искра на последнем пути брата Бахтира. Держи свет крепко.

Смотрители расступились перед Васу, когда тот несмело двинулся к Дарету, который приподнял с земли длинный металлический шест с прикреплённой чашей на пике, имитирующей Чашу Созидания Тоурба. Видимо, за ним Киран отправлял его до этого. Дарет закрепил в чаше короткий факел, и тщательно проверял его устойчивость, не обращая внимания на подошедшего Васу. Кажется, в одной из прочитанных мной книг о жизни смотрителей в Чёрном кольце кратко упоминалось об этом способе провода души умершего в небесные чертоги. Такой метод использовался в сезон дождей, когда звёзды были редким явлением. Я быстро глянула на черноту нависающего над нашими головами неба.

Тем временем Дарет поджёг факел в чаше и помог Васу вертикально поднять шест. Он оказался очень длинным, не меньше чем в четыре человеческих роста. Огонь в чаше горел высоко над помостом – его свет должен указать душе Бахтира путь.

Широко расставив ноги, Васу вцепился в шест обеими руками. Его тёмные глаза то и дело обращались вверх, с тревогой глядя на огонь. Киран сказал, что он самый младший смотритель в крепости. На вид он казался чуть младше Дарета, а тому, как я выяснила из его рассказа, должно быть сейчас тридцать семь лет. Но ведь в крепости есть смотритель примерно моего возраста. Я поискала её глазами.

Малика нашлась в той же стороне, где стояла Элаиза. Она пристроилась за спинами других смотрителей, среди которых я узнала старика Герона и Рамака. За мужскими телами виднелась только её макушку черноволосой головы и верхняя часть лица, но это точно была она. Воспоминания прошлой ночи вспыхнули, будто раскалённое лезвие, вонзившееся в грудь. Гнев накатывал волной, пульсировал в висках, требовал выхода. Я стиснула до боли зубы и стремительно отвела взгляд, усилием подавляя желание ткнуть в неё пальцем и во всеуслышание обличить её деяния.

Нельзя.

Фарух. В итоге пострадает только он. Никто не будет выяснять, кто поистине виноват в произошедшем. Его сразу же казнят. Таков закон Паскума.

Зубы сводило от напряжения. Взгляд норовил метнуться обратно, к Малике, но я упрямо уставилась на помост, вцепившись в него, как в спасательный якорь. Пальцы вокруг веточки лавра сжались в кулак, ногти впились в ладонь – едва ощутимый укол, но достаточный, чтобы удержать себя в узде. Дыхание сбилось, грудь сдавило, но я заставила себя выдохнуть ровно, будто сдувая искру, что могла разгореться в пламя. Один неверный шаг – и этот огонь пожрёт не меня, а того, кого я должна защитить.

Киран прочистил горло, привлекая внимание всех собравшихся. Тихие перешептывания среди смотрителей тут же утихли.

– Ныне огонь примет тело брата нашего Бахтира, и дым его вознесётся к небесам, дабы душа его обрела путь к Чаше Созидания, откуда вышло всё живое. Пламя, что пожирает плоть, не властно над памятью – оно лишь очищает её от скверны времени, оставляя нетленным то, что достойно вечности. Пусть же огонь вознесётся выше, возвещая небесам о его приходе, и пусть прах падёт на землю, дабы замкнуть круг бытия, как велят древние законы. И когда последний пепел унесёт ветер, Первозданный Тоурб узрит его путь и распахнёт перед ним чертоги небесные, дабы принять его в лоно вечности. Да свершится Час пепла.

Закончив речь, Киран подошёл к помосту и двинулся вокруг него, вынимая по очереди из четырёх железных гнёзд горящие факелы и бросая их в сложенные у подножья сухие тонкие ветки, которые мгновенно вспыхивали. Пламя стремительно разгоралось, охватывая всю деревянную конструкцию и устремляя свои оранжевые языки ввысь. Но они всё же не могли дотянуться до огня в чаше на шесте, что подобно путеводной звезде светилась в черном небе над погребальным костром.

Я завороженно смотрела на огромное кострище, которое видела впервые в жизни: никогда ранее не присутствовала ни на одном ритуальном сожжении. Когда огонь добрался до тела погибшего, я уже собиралась отвести взгляд, чтобы не видеть, как сгорает человеческая плоть. Но связки трав, ранее разложенные Даретом и другими смотрителями, тоже загорелись, и из них заструился дым. Он заполнял пространство, как белая, густая завеса, скрывая тело Бахтира за своей дымной вуалью. Извиваясь и клубясь, она тянулась вверх, а спустя несколько ударов сердца лёгкая горечь наполнила мой нос: яркая и насыщенная. Как если бы сама трава, сжигаемая на костре, рассказывала о себе, о своих корнях и о том, что она была частью этой земли. Древесный, почти хвойный оттенок. Запах становился густым, но не неприятным. В какой-то момент мне показалось, что дым забирает с собой всё лишнее: тяжёлое, несущественное, расслабляет, погружая в состояние покоя.