Наследник земли Русской

И вот, документ был готов. Последние строки ясно говорили о том, что после подписания договора война между окатоличенной Литвой и православной Русью будет длиться десятилетиями, а может быть, и веками, как и было прежде.

Так решил ее сын Ягайло, «божьей милостью великий князь литовский, Руси господин и наследник урожденный». Поддался он и гордыни, и ненависти, и неразумию, с затаенной горечью и отчаянием думала Ульяна. Всему поддался, кроме здравого рассудка и той самой Божьей милости, о которой говорилось в послании. Вслед за татарами он повторно рассек Святую православную Русь на две половины.

В то же лето акт об объединении Польши и Литвы под властью одного короля был подписан в родовом гнезде Ольгерда Гедиминовича – в Кревском замке. Место было выбрано не случайно, оно будто говорило: такова воля Литвы и ее правителей. Подпись стояла такая: «Дано в Креве, в понедельник, в канун Вознесения пресветлой Девы Марии, 14 августа, в год Господень 1385».

12 февраля 1386 года в Краков прибыл великий князь литовский Ягайло со своей свитой. Он был торжественно крещен по католическому обряду, а с ним и все его приближенные. 18 февраля его обвенчали с тринадцатилетней Ядвигой, а после этого короновали как Владислава Второго Ягелло. Дело было сделано: Литва навсегда уходила в католический мир, чтобы вечно противостоять русскому православному миру.

Ульяна Александровна рыдала в этот день – мудрая женщина уже предвидела незавидное будущее. Ночью она распахнула замковое окно в своих покоях, хватая ртом морозный воздух.

– Господи, все вижу! – горячо шептала стареющая княгиня. – За что мне такое проклятие?! Кровь и смерть вижу! Поля, укрытые трупами воинов, вижу! Страдания поколений, рассеченные мечом вражды народы! Будет все это, будет! Вот чего ты добился, Ягайло…

Провидицей оказалась она. Вставали впереди стеной пожарища религиозных войн и беспощадная и бессмысленная борьба между двумя народами, которые когда-то, в Киевской Руси, были одним народом.

О том же думал в далекой Москве и великий князь Дмитрий Иванович. Чертов литовец обманул его, обвел вокруг пальца, посмеялся над ним, поглумился. Давно он, князь московский, не испытывал такого позора. Поглядеть на невесту, дать обещания отцу, поцеловать крест на верность, а потом поступить вот так? Да еще в другую веру перейти! И народ свой, ни о чем не ведавший, силком поволочь к папскому престолу. «Выродок, – оставшись один, рычал Дмитрий Иванович, – гнусный выродок!» Прахом пошли старания Ульяны. Был он, Ягайло, врагом ему, врагом и останется до конца дней. Но не все было потеряно! Где-то сейчас, как говорили, под опекой тевтонских рыцарей, в одном из их замков, ждал своей судьбы Витовт. Вот кого стоило привлечь на свою сторону. Князь Витовт хоть с чертом лысым пойдет, только бы против своего кузена – Ягайло. Не любил Витовт Москву, воевал с ней, но если он, Дмитрий Иванович, позовет его, то литовец пойдет и с ним. А еще нужно было подумать о сыне, который застрял в проклятой Орде, решить, как поскорее вытащить его из агарянской неволи.

Глава шестая. Гонцы от батюшки

1

Карпатские горы, сплошь укрытые лесными массивами, кишащие зверьем, и впрямь были раем для охотников. Одна гора сменяла другую. Будто волнами они расходились от замка господаря Петра Мушаты. Словно многими крепостными стенами обступали его неприступное каменное логово на горе. И так и хотелось идти все дальше, переходить по горам и низинам, от одной деревни к другой, где тебя за серебряную монету поили молоком и кормили сырами, и, конечно, щедро угощали домашними винами. Полтора года княжич Василий Дмитриевич и его небольшая свита развлекались, как и все аристократы – били зверя. А сколько оленьих рогов они развесили по стенам замка! Амира била оленя точно в глаз и скоро прослыла лучшей охотницей Молдавского княжества.

Афанасий Данилович Кречет, как довел подопечных, попраздновал, так вскоре и ушел со своими людьми в очередное странствие – одной из его задач было добраться до Москвы и рассказать великому князю Дмитрию Ивановичу, как отменно прошел побег из Орды, как удачно они добрались до Молдавии, как тепло их принял Петр Первый Мушат. А еще испросить: что княжичу делать дальше? От Дмитрия он получил ответ: ждать и молиться Господу. Василий – наследник престола – в безопасности, это главное. Пусть пока отдохнет на молдавских вольных просторах среди друзей. Отвыкнет оглядываться и просыпаться по ночам в холодном поту на каждый шорох – не ворвались ли удавить его проклятые татары.

Подросла у Василия и своя охотничья свора. С диким лаем молодые псы неслись за своим господином и его друзьями – Добрыней, Митькой и Амирой, которая на скаку, потехи ради, сражала куропатку или зайца. А сколько волков извели они за это время! Несть им числа. Коли гора на пути была крутой, то приходилось спешиваться, оставлять лошадей на слуг, а самим, под присмотром господаревых егерей, идти пешими вверх. Петр Мушат и сам старался не пропускать ни одной охоты со своими гостями. Сдружились они, срослись душами за это время.

Побольше гости узнали и о самом господаре. Как оказалось, Петр Мушат унаследовал Молдавию не по мужской – по женской линии. Его мать Маргарита была дочерью Богдана Первого, правителя Молдавского княжества, а Богдан был правнуком того самого княжича Драгоша, чья собака Молда бросилась за гигантским зубром в безымянную речку и кто основал само княжество Молдавия. Петр Мушат очень гордился своим легендарным предком-основателем и говаривал: «Придет день и час, и я тоже встречу своего зубра с кровавыми глазами, и встану против него один на один». Но пока что этими зубрами выступали венгры да поляки, турки да ордынцы, и опаснее они были любого дикого лесного зверя.

Стояло жаркое лето 1387‑го. Уже полтора года гостил княжич Дмитрий у Петра Мушата, и одевался теперь, как и его друзья, по-молдавски. Поменял кафтан, подпоясывался широченным кушаком, носил высокую шапку и сапоги с отворотами. После очередной охоты они спускались пешими с горы к лесной дороге, где их ждали слуги. Лошади паслись рядом. Позади егеря и прислуга тащили туши подбитых животных, которых в замке ждали вертела, горшки и противни. На дороге, помимо слуг, топтались еще двое – свои люди, из замка. Гонцы. Стало быть, что-то случилось. В этот день господарь Петр Мушат остался дома, от него, видать, и приехали. Увидели охотников и сразу оживились.

Василий ощутил, как бойко забилось его сердце. Несомненно, важную новость привезли с собой гонцы. Неужели весточку из дома, из Москвы? Неужто вновь Кречет приехал, от батюшки доставил слово княжеское? Да только какое? А вдруг что-то дурное?! Не дай-то Бог!..

Они спустились к дороге. Один из гонцов низко поклонился княжичу:

– Господарь наш Петр послал сообщить тебе, что в замок митрополит Киприан пожаловал. В Киев он едет, а потом и в Московию. Сказал: хочу княжича юного повидать.

Василий просиял. Эта весть была доброй. Много плохого случилось между его отцом Дмитрием Ивановичем и митрополитом Киприаном, но Василий помнил священника с десяти лет. Дмитрий Иванович поначалу враждовал с Киприаном, хотел посадить своего митрополита, Митяя, а Киприана даже не допустил до Москвы. Говорят, круто с ним обошелся своенравный великий князь. Не хотел греческих наставников. Потом все переменилось – и Дмитрий сам позвал митрополита управлять русской церковью. Именно тогда их и познакомили – первосвященника и юного Василия. Гордый верой своей, важный церковным саном, скромный в общении с простым людом, таким запомнился Киприан десятилетнему княжичу. И с ним, Василием, совсем еще мальчишкой, митрополит всегда был очень добр. Смотрел на него, и как на родного сына, и как-то по-особенному, словно видел в нем то, чего другие до срока не видели. Однажды погладил по голове и сказал: «Будешь ты однажды великим князем, вижу я – обязательно будешь. Есть в тебе воля княжеская. В глазах твоих вижу силу эту, юный княжич Василий. Вождем своего народа станешь: так хочет Бог». Видел он или не видел в десятилетнем юнце неведомую силу, просто ли внушал мальчишке веру в себя, это разговор особый. Поди сейчас разбери. Но Василию очень пришлись по душе слова мудрого священника, запали в самое сердце. «Буду великим князем, – сказал он тогда самому себе. – Если на то воля Господа. Только дай Бог батюшке подольше пожить».

До страшного сожжения Тохтамышем Москвы оставался один год, и все те потери, которые претерпит русская земля, не могли присниться ни в одном страшном сне ни князю, ни боярину, ни простому воину или земледельцу.

– Едем в замок! – приказал Василий своим, прыгнул в седло, пришпорил коня. – Но!

Митька и Амира, его телохранители, немедленно последовали за ним. Добрыня махнул им вслед рукой:

– Успею еще. За такими разве угонишься? Ветер!

Перелетев через несколько горных склонов, получасом позже княжич Василий въехал в ворота замка, спешился во дворе, вошел в грозные каменные чертоги Мушатов. И скоро увидел Киприана – в центре гостиной залы, в черной монашеской рясе, в клобуке; митрополит как будто дожидался его.

– Ну, здравствуй, княжич, здравствуй, взрослый муж, – с мудрой улыбкой молвил митрополит. – Ожидал я увидеть тебя взрослого, но такого красавца-витязя – и мечтать не мог. Хорош, хорош!

– Здравствуй, отче!

Василий встал перед митрополитом на одно колено, приложился горячими губами к его руке – тонкой, холодной, сильной. Киприан перекрестил его, скоро прочитал молитву и сказал:

– Поднимись, княжич. В глаза твои хочу посмотреть.

Василий исполнил. Сам заглянул в глаза митрополита. В глаза такого человека посмотришь – и сил прибавится.

– Каким же взрослым ты стал, наследник Москвы, – вновь покачал головой Киприан. – И прежде видел я, что Господь отмерил тебе долгую и мудрую жизнь, и теперь вижу то же самое. Только еще более ясно, княжич Василий.

– У меня столько вопросов, отче!

– Верю. А теперь расскажи, как ты жил в Орде, как живешь тут, в православной Молдавии, о чем думаешь, чего желаешь. И тогда я смогу ответить на многие твои вопросы.

И разговор их начался…

Они говорили в зале, затем вышли на один из балконов замковой башни, откуда была видна вся округа, и мир представлялся заточенным в кольце зеленых гор, затем спустились вниз, вышли из ворот и двинулись по дороге мимо кедровой рощи. Иногда Киприан вступал в разговор и что-то важное сообщал о себе, о том, что он, умудренный опытом муж, думает, и ждал ответа юноши, может быть, ждал даже совета от него. Почему так было? Потому что митрополит Киприан знал: наступит день, когда этому юноше, дай Бог ему здоровья и сил, с мечом в руках придется оборонять свое государство от врагов – католиков с одной стороны и татарвы с другой. Киприан был ревностным православным священником и одинаково ненавидел как хитрых папистов, так и диких ордынцев.

Наконец, стоя в тени старого кедра, митрополит сказал юноше:

– Княжич Василий, я не ошибся в тебе. Да и не мог ошибиться. Ты стал опытным воином, худа без добра не бывает: проклятая Орда научила тебя им быть; ты был взят и выдернут с корешком из родной земли и пересажен в чужую, и сумел прижиться в ней, взять все самое полезное даже из ядовитой почвы; ты стал мужчиной: ты любил и потерял, а значит, твое сердце набралось важного опыта взрослого человека. Я ни в коем случае не осуждаю тебя за твое прелюбодеяние – у князей своя судьба, молодой князь должен быть опытен во всех отношениях, ведь от его потомства зависит будущее целых народов. Ты простил своего отца, отдавшего тебя неверным, ты научился ждать урочного часа, как терпеливо ждет охотник свою добычу, а на это способен далеко не каждый. Наконец, ты победил в первой битве – та схватка на дороге, о которой ты мне рассказал, ночью, с вашими преследователями, и впрямь была твоей первой битвой. Ты стал взрослым мужчиной, и тебе пора подумать о возвращении домой.

Как же упоительно прозвучали эти слова! Домой! В дорогую сердцу Москву, которая только грезилась ему по ночам и с каждым годом становилась все дальше, недостижимее, зыбче…

– Но батюшка пока не дал знать.

– Этот день не за горами, княжич.

– А как же хан Тохтамыш? Не будет он преследовать меня за мое бегство? Это же от него меня спрятали в этих горах? Не навлеку ли я грозу на свой родной край, явившись домой?

– Насколько я знаю, хан всецело поглощен битвами с Железным Хромцом, азиатским эмиром Тимуром. Конца и края не видно этой схватке. Пока я был в Константинополе, много наслушался об эмире Тимуре. Он с легкостью поглощает целые государства, а тех, кто бунтует против него, наказывает страшными карами. Отрубает десяткам тысяч мирных жителей головы, мешает их с глиной и строит из них башни прямо в тех же городах. Дабы устрашить и предупредить будущие восстания.

– Да как же такое изуверство возможно, отче?

– Все возможно со времен Каина и Авеля. Одно убийство повлекло за собой другое – и так через все времена. Слей всю кровь убиенных с начала времен, получилось бы великое и страшное море крови, без дна и берегов. – Он вздохнул. – Ну да что мы о печальном говорим? Ты – наследник Москвы, во всех отношениях муж взрослый, и тебе пора невесту искать. Чтобы и родом и честью тебе подходила, и хороша была – глазу для и потомства ради, – улыбнулся Киприан.

– Ну да, в этой молдавской глуши невесты, княжны да королевны так толпами и ходят за мной, – тоже усмехнулся Василий. – Может, в соседней деревеньке вторую половинку себе присмотреть? Андреу, Климентию или Ангелину, к примеру? Милые девы! Привезу в Москву, скажу батюшке: принимай, Дмитрий Иванович, невестку!

– Шутишь – уже хорошо, – оптимистично кивнул Киприан. – Говорит о бодрости духа, и о мужеской сметливости тоже говорит.

– А что, я во время охоты на привалах с разными девами познакомился. Милы они, эти молдаванки. И русские князья им нравятся.

– Князья всем девам нравятся, – кивнул митрополит. – Русские и нерусские. Но ты чересчур не увлекайся, сын мой. О невесте мы еще поговорим с тобой, и очень скоро, верь мне.

И они говорили, но только не с Василием. После знатного ужина, который был дан в честь митрополита, Киприан говорил с господарем молдавским Петром Мушатом. Они остались одни в кабинете господаря и говорили с глазу на глаз, тема была крайне важной и судьбоносной для многих народов.

– Ягайло совершил великое предательство по отношению к истиной вере и к своим народам, вверенным ему в попечение, – стоя у слюдяного окна и глядя в ночь, говорил Киприан. – Он завладел большей частью святой Киевской Руси, которая поднялась к Богу благодаря вере православной, данной еще святым Владимиром от константинопольских императоров и патриархов. И он совершил преступление перед своей безбожной литвой, которая молится у капищ сонму дьявольских идолов, лишив их даже выбора: какую церковь им выбрать – восточную или западную. Паписты уже хлынули целой армией в Литовское княжество и насильно крестят всех подряд.

Петр Мушат, сидя в резном кресле с высокой спинкой, внимательно слушал митрополита и время от времени пригубливал вино.

– Знаю, дальше будет только хуже, – продолжал Киприан, – скоро они возьмутся за православных, будут увещевать, настаивать, потом прибегать к силе. И кто послабее, кто не захочет ссориться с сильными мира сего, пойдет за папистами. Не ровен час, и к тебе придут, господарь, – изрек митрополит Киприан и обернулся. – Переберутся через горы и придут.

– Я им приду, – ответил Мушат и допил одним глотком остатки вина. – Как придут, так и уйдут паписты, – и громко поставил кубок на стол.

– В тебе я не сомневаюсь, – кивнул Киприан, подошел к столу, взялся сухими сильными руками за спинку еще одного резного кресла, сжал ее. – Но вот что получается: Дмитрий Иванович хотел объединить Русь Московскую и Русь Литовскую воедино, в одной вере; Русь Северная, Новгородская – так или иначе православная и дала слово слушаться Москву. Увы, великий православный мир, о котором мечтал князь Дмитрий Иванович и Ульяна Александровна Тверская, мать Ягайло, не состоялся. И кругом оказались католики, куда ни кинь взгляд. Поляки – католики, венгры – католики, тевтонцы и ливонцы, объединившиеся в один орден, тоже католики, литовцы будут ими рано или поздно, если дело пойдет так.

– Да, мы в кругу врагов, – согласился Мушат. – А на юге у меня агаряне – турки и ордынцы. Господь испытывает нас на прочность. Воистину говорю, Он о нас очень высокого мнения!

– Как о любом истинном христианине. Но и на мудрость Он тоже испытывает нас.

– О чем ты, отче? – нахмурился Петр Мушат.

– О том, что, очень возможно, православный мир, о котором мечтали ревностные радетели его, я в том числе, который уже трещит по швам, можно будет сшить заново. А вернее, не дать разойтись ему по швам, как того хотят польские и литовские князья.

– Да как же так? Неужто ты думаешь отменить именем константинопольского патриарха Кревскую унию?

– И рад бы сделать так, да не смогу. Куда мне тягаться с Ягайло и всей его армией? Я о другом. О том, о чем сейчас в Московском кремле, я в этом уверен, думает и Дмитрий Иванович Донской. В Литве две силы – Ягайло и Витовт. Кузены и враги до гроба.

– Точно, – прихлопнул ладонью по столу Мушат. – Вот их никак вместе не сошьешь. Сам Господь, прости меня Господи, не помирит двух этих волков. Что отрадно для нас.

– Именно так, но…

Киприан не договорил – подогретый вином Петр Мушат горячо продолжал:

– Слышал я, а такие слухи разносятся быстро, отче, что тевтонцы опасаются союза Польши и Литвы, что сильными они будут вместе, и оттого не признали «Кревскую унию» и не признали крещения Ягайло, а Витовта рыцари держат при себе. Про запас. Он живет в одном из их замков и лелеет планы по возвращению себе и вотчины, Трокского княжества, и всей Литвы, если получится.

– Именно так, господарь, именно так. Но тут вот какое дело. У Витовта, как мне рассказали, подрастает дочка…

– Есть такое дело, – кивнул Мушат. – Единственная дочка. Зовут ее София. Всегда при нем. Его сокровище. – Усмехнулся: – Надышаться на нее не может Витовт Кейстутович.

– Доброе имя – христианское, – хитро улыбнулся Киприан. – И сколько годков этой Софьюшке?

– Пятнадцать, а то и все шестнадцать уже, – прикинув, ответил Мушат. – Кто к ней только не сватался. А Ягайло вроде как сказал: я сам, как король, должен одобрить жениха. Да вот пока никого не одобрил. Ему такой зять для Софьи нужен, который ему, Ягайло, в помощь будет, а не во вред. И Витовт не торопится отдавать дочку за первого встречного короля. Особого ищет. Верно, такого зятя, который смог бы помочь ему, а уж точно не того, кого Ягайло присоветует. Так бедная девочка и в старые девы записаться может.

– Как всегда: дети королей – разменная монета в политической игре.

– Увы, так было и так будет, – наливая себе вина из кувшина, кивнул Петр Мушат.

– Ну так что, смекаешь, господарь? О чем это я?

– Да нет вроде…

– А ты подумай, Петр, подумай… Кто у нас в завидных женихах ходит, таких завидных, что и слова нет, ну? Да еще ровесник ее, Софьи? И сердце которого пока свободно, что узнал я из личной с ним беседы. А это тоже важно, потому что юноша с норовом. Отцовским норовом.

Глаза господаря Молдавии вдруг округлились, он даже привстал со своего резного кресла:

– Василий! Княжич наш! Василий Дмитриевич!

– Верно, – провещевательно кивнул митрополит Киприан. – Он самый. Вот кого свести нам надобно: Василия и Софью. Два юных сердца потянутся друг к другу – только бы им не мешали.

Мушат расплылся в улыбке:

– А Софья, говорят, красавица…

– Тем более, господарь, тем более. И Василий жаждет любви, и Софья, как я разумею, тоже. О чем еще думать юной деве? Остается сделать лишь так, чтобы они посмотрели друг на друга. Пока Василий не одичал в твоих лесах, гоняясь за медведями, а Софье не нашли европейского жениха. Еще одного католика. Свести их надо, Василия Дмитриевича и Софью Витовтовну, и поскорее. Если такой союз случится, если Дмитрий Иванович пообещает Витовту военную поддержку против подлого и вероломного Ягайло, и если все получится, как надо, Витовт враз отменит «Кревскую унию». И все вернется на круги своя. Мы выгоним папистов из Литвы обратно в Польшу, и даже Орден, может быть, не станет нам мешать.

– Великие планы у тебя, – покачал бородатой и вислоусой головой Петр Мушат. – Далеко наперед смотришь, отче. – Он выпил вина. – За облака глядишь!

– Если мы далеко наперед не посмотрим, то посмотрит кто-нибудь другой, и этот другой может оказаться нашим врагом. Так что лучше мы сами будем смотреть. Теперь только Василия на разговор вывести надобно.

– И послать нарочных в Москву, к Дмитрию Ивановичу. Без его ведома я княжича никуда не отпущу. Головой за него ручался, – очень серьезно добавил Мушат. – Надеюсь, понимаешь это, отче?

– Понимаю, – кивнул Киприан. – Так и сделаем. Но Дмитрий Иванович согласится, я почти что уверен в этом. А грамоту я сегодня же ночью и составлю, чтобы завтра твои гонцы уже летели в сторону Москвы.

– Они до Киева долетят, а оттуда в Москву-то полетят другие орлики – Афанасия Даниловича Кречета, главного следопыта и странника московского князя.

– Тебе виднее, господарь.

– Это он, Кречет, и письма ко мне от Дмитрия Ивановича доставлял, и Василия из Орды выкрал и привез сюда.

– Добрый, видать, человек. Наш человек.

– Именно так. Золотое кольцо в длинной цепи, без которого эта цепь, еще неизвестно, была бы цела или нет.

– Так вот, юное сердце княжича бередить прежде срока не будем. Пусть великий князь Московский вначале ответит: надобен ему такой союз или нет. Если не надобен, то и забудем сразу, о чем говорили. А если надобен, тогда и откроем наши планы княжичу Василию. Чем быстрее все сделаем, тем лучше будет, потому что время против нас.

– Да будет так, святой отец, – кивнул Петр Мушат. – Сегодня же снаряжаю гонцов в Киев. На рассвете уедут.

2

Через две недели в замок Петра Мушата прибыл сам Афанасий Данилович Кречет. И Василий, и Митька с Амирой, и Добрыня были очень рады увидеть своего спасителя и проводника. Если бы не он, вездесущий Кречет, еще неизвестно, как бы сложилась судьба беглецов. Смогли бы они сами решиться на такой шаг – выпрыгнуть из татарского капкана? Вряд ли. Так бы и ждали у моря погоды.

– Какими судьбами, Кречет? – горячо и взволнованно спросил Василий.

– Да в Киеве-граде я временно обретался, тут меня ваши люди и застали. Те, что в Москву торопились. А я вместо них своих людишек послал. У моих опыта больше по враждующим княжествам пробираться. Тут особая смекалка нужна.

– Какая, например?

– Правду хочешь знать?

– Да.

– А смекалка такая: одень на себя рясу чернеца. Монаха, что с Афона домой идет пешком. Тебя и новгородский князь пропустит, и рязанский, и даже тверской. Потому что ты – человек мира, человек Бога, и тронуть тебя – грех великий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Йигач – неопределенная мера расстояния около шести километров.

2

Зеленый треугольник между Амударьей и Сырдарьей, территория нынешнего Узбекистана.

3

Буквально – «страна монголов». Восточная половина улуса Чагатая от Сырдарьи до Иртыша, на которой жили степняки-монголы. В среднеазиатских летописях они значатся как «могулы».

4

Девяноста тысяч. Тумен у монголо-татар – десять тысяч бойцов.

5

Отрывки взяты из «Кревской унии» 1385 г.