Био

– Послушай, он сам пропил, прокурил, прогулял своё будущее.

– С каждым может случиться.

– С нами не случилось! Ромик сам шагал упрямо в строй.

Иван ничего не сказал, да мне и не надо, я и так понимаю, что ответить ему нечем, но он как разбитая снарядами посудина, уйдёт в пучину, но флага «Рома лучший» с грот-мачты не спустит. Он говорил, чтобы я с ним сопли и слезы по лицу размазывал.

А уже дома, за ужином, на который папа запёк совершенно волшебно свиной окорок, начинённый чесноком, обмазанный мёдом с горчицей, увидев, как отец, причмокивая, отпивает очередное «восхитительное» вино из пузатого бокала, вспомнилось, как Иван отхлёбывал пиво прямо на улице из бутылки, и подумалось, что Иван сам уже превращается в подобие Ромы.

––

Иван неохотно говорил о семейной жизни, даже на вопросы о крестнице моей отвечал односложно. Но подробно расспрашивал, почему ушла Юленька. Из его вопросов, из упорного опровержении моего «мы расстались» своим настойчивым «ушла от тебя», «оставила тебя», я понимал, что его семейная жизнь не складывается, и ему легче, от того, что мне плохо. Говорил, что Юлия ждала предложения. А я как-то не готов.

– Ты её помнишь, она не ведомый. Она сильная личность, которая принимать решения и совершать поступки умеет не хуже меня. Так расстались. Честнее сказать, она оставила меня. Сейчас я с Ирой.

– Но не с Юлей! – сказал он утвердительно.

– Нет.

Утверждая, он как бы говорил, у тебя было счастье, а ты его упустил. Утверждая, он как бы равнялся со мной – у него жена, у меня Ира. Невелика разница.

Я с Иваном никакого равенства не признаю!

Особенно в женском вопросе, когда он подкаблучник и так глупо женился на редкостной суке, а я, а у меня всегда лучшая девушка! Была. Лучшая девушка на свете.

Видел Юлию. По виду не скажешь, что она страдает. Хохочет с сокурсницами. Но она никогда и не покажет! Кажется, у неё никого ещё нет. А если бы был?

Кинулся убеждать себя, что приму спокойно!

Ладно перед всеми, перед собой не кривляйся!!!

22

Какое счастье, что скоро диплом и мне не нужно посещать Университет!

На дне рождения моей крестницы Элеоноры я предложил ему поехать на море:

– Помнишь, как мы два месяца роскошно провели в Крыму с Юлией? Познакомишься с Олесей, вы даже не знакомы, – и увидел гримасу:

– Что ты?! Куда?! С маленьким ребёнком, с женой?!

Это уже не мой друг. Я говорил с другим существом, подчинённым чужой воле. Он как собака оглядывался на хозяйку, натянувшую поводок. Иван ещё изображает на людях счастье. Но не услышать злость, с которой она относится к нему, значит быть слепоглухим:

– Достань торт! Не забыл, где у нас ножик, надеюсь?! Чашки хоть сможешь найти? Сахар гостям догадался поставить? Купить свежий хлеб, конечно, соображалки не хватило? Без подсказки ничего не сработаешь, как идиот, честное слово. Маменькин сынок! Хоть задницу за тобой подтирать не надо, и на том спасибо!

Когда он вышел меня проводить с дочкой в коляске («Всё одно по улице будете шататься, заодно и её выгуляешь!»), он как раньше разумно и чуть отстранённо, как о чужом сказал:

– Живём не хорошо. Упрекает, что зарабатываю мало. Я подрабатываю, где могу, но сколько мне могут платить, жалкие гроши. Для меня сейчас самое главное написать достойный диплом, ведь столько сделано!

Я рад, что прошлый Иван, разумный и рассудительный, ещё жив внутри этого безвольного и покорного субъекта!

– Ты обязан, ты всей своей жизнью прошлой, мечтами своими, и себе и родителям твоим ты обязан закончить университет!

Подумалось напомнить ему о мечте стать великим учёным. Но смолчал, понимая, что сейчас говорить о былом высоком замысле, только напоминать о его теперешнем ничтожестве.

– Если твоя супруга не способна дойти своим умом, что только с дипломом о высшем образовании у тебя настоящий шанс содержать семью, это её проблема.

– В семье каждая проблема общая. Это факт, доказанный эмпирически.

Я шёл привычной дорогой домой, где отец и мать ужинают, не дожидаясь меня, зная, что я у Ивана. В его последних словах услышал, что я был опять прав, а он ошибся с выбором этой шлюхи! Еще мне показалось, что он сожалел не только о себе, больше о ком-то, кого касаются проблемы их семьи, может быть о тёте Ире или Элеоноре? И еще мне было обидно услышать поучение от него, мне, кто всегда был на шаг, на два впереди, тем более обидное, ибо справедливое, спрятанное в «в семье каждая проблема общая» – «будет у тебя семья, сможешь советовать дельно».

––

Три недели отпуска жили большой компанией на побережье, снимали целый дом. Каждый день волейбол на пляже, купание, посиделки допоздна. А подо всем этим энергичным счастьем, как мокрый песок после ночного ливня, под коростой подсохшего верхнего слоя, которая лопается, как только ступишь на неё, светлая печаль. Мне даже мечталось, когда вернусь домой, найти Юлю, и отчего-то казалось, что она мне обрадуется. Но нет, конечно, нет! У неё своя жизнь. Быть может, она уже и замужняя дама! Но по прошествии лет, после стольких девушек после неё, я признаю, что никто, никто с ней не сравнится! Может, это любовь? Это точно была любовь. Но сейчас?

––

Звонил ему несколько раз, но телефон то не отвечал, то он не мог говорить. Знаю, Верка управляла им, как каким-то животным. В один день объявился сам, мы погуляли втроём с Олесей. Как всегда, я был прав – его жена с тёщей и Элей уехали на пять дней к родственникам, – он получил свободу и собакой, обгрызшей верёвку, прибежал ко мне. Он явно стеснялся Олеси, которую видел впервые, после к нам подвалили какие-то хулиганы. Тем не менее, поставленный мной диагноз подтвердился – живут они склочно, он подрабатывает, где может, учёбу пока не забросил. Но он и удивил меня. Иван будто не заметил красоты Олеси, которая как фонарик, притягивала мерзких насекомых. Его как будто не интересовали наш рассказ о поездке к морю, смешные приключения, наша свобода, не ограниченная ни злобной женой, ни зловредной тёщей, ни долгом перед ребёнком, которым, как мне казалось, он должен завидовать. Иван смирился со своей судьбой и принял, что иная вольная жизнь, как у меня, у Олеси, она уже не для него. Мне даже показалось, что он возомнил, будто он старше, опытнее меня. Какой дурак! Он просто глупо женился!

От тёти Иры, которую встретил на улице, я узнал, что университет он закончил, диплом получил. Это конец! Общаемся из вежливости, поздравить с праздниками, не больше.

Никогда не думал, что так просто, без разрыва, без ссоры, без драки, – дружба просто сойдёт на нет. Растворится сахаром в воде.

23

В ресторане на пятилетие выпуска собралась лишь половина класса. Многословные оправдания или молчание остальных переводились одинаково, – не сложилось, как мечталось, – появиться стыдно!

Однако Иван пришёл, и каким! Он рассказывал один за другим анекдоты. Он убегал от меня танцевать. Он опрокидывал в себя одну за другой рюмки водки. Он морально разложился! Его прошлого уже нет! Веселится и танцует, когда у него жена сволочь, они на грани развода! Я пытался узнать, освободится ли он от этой лживой суки, намерен ли учиться дальше, думает ли об учёной карьере, или останется в министерстве, куда его устроил дядя Боря? Я спрашивал, как Элеонора, к которой меня давно не допускали, как тётя Ира, видится ли он с отцом? Я пытался задержать его, поговорить, заставить задуматься, но он как горячий уголек выскакивал из ладоней, обжигая пошлыми шутками и деланным хохотом, убегал танцевать и оттуда искрился его глупый смех.

Иван кончился!

Поветрие прошло по его жизни. Вымерли лучшие годы.

– Она говорила, что я не могу удовлетворить её, и что как живому человеку, ей просто необходим здоровый секс на стороне. То, что она будет удовлетворена, только укрепит нашу семью.

– Надеюсь, ты её сразу послал?

– Не сразу. Когда у тебя семья, обязанности, а главное, прекрасная дочка, это не просто. Разрешилось всё само – она ушла.

Я, конечно, был рад, что он освободился. Но как же он не способен принимать решения, насколько он ведомый, просто противно!

Он не был выпивши, только прихлёбывал пиво из бутылки: – Видел у нас на соседней улице дом строится?

– Да, – ответил, недоумевая

– Они перекопали асфальтовую дорожку, по которой я ходил в нашу школу, повалили огромные кусты сирени, которые в конце мая обволакивали сладким дурманом. Теперь шагаю по пружинящим доскам, уложенным в жирную грязную землю.

– Ты к чему это?

– По доскам, как по всплывшим гробам…

– Умер кто?!

– А под дорожкой, по которой я одиннадцать лет ходил, оказалось лежит огромная труба, оттуда сейчас валит пар.

Я слушал и понимал с нутряным ужасом, что он сходит с ума прямо сейчас – чувства голодными зверьками пожирают его мозг.

– Вот я ходил по дороге, уверенный в ней больше, чем в доме, где жил, ведь у него и фундамент мог быть негодный, и бомбу можно под него подложить, и он сложится мавзолеем. Только оказалось, не знал, что под землей, на которой ощущал прочность, только прочность и ничего кроме прочности, оказалось, закопана огромная ржавая труба, и там жизнь, текущая по неведомым мне законам.

Я тогда ещё не до конца поверил, что он разумен. Допускал, что внезапная образность мышления, которой в нём не было никогда, следствие разрушения сознания.

Мы оба поставили равные суммы в биржевой игре. Мои акции взлетели, а его безвозвратно рухнули.

––

Ивана отпустили в отпуск лишь на неделю и провёл он её с мамой на даче. В августе на выходные я приехал к ним. Дача Ивана! Сколько всего замечательного здесь приключилось, и купание в пожарном пруду и катание по бескрайнему полю на великах, и первое пьянство, и та удивительная грозовая ночь с Юлей. Сейчас же их участок уменьшился, даже не в физических объёмах, а как вянущий букет. Они жадно расспрашивали меня о путешествии, о работе, о родителях, а я стеснялся говорить, как хвалиться здоровьем перед больными. Я будто попал на отдалённый хутор, где идёт не торопливо размеренная жизнь, а новости приходят с опозданием с такими вот гостями. Иван грустно рассказал, что Рома, вернувшись из армии, сильно пил, однажды, когда кончились деньги, подделал несколько купюр на цветном принтере, его поймали и теперь он в тюрьме. Самым ярким событием, к которому они снова и снова возвращались, был приезд Элеоноры, которую им отдали на целых пять дней его отпуска. Они с просветлёнными лицами вспоминали, как Иван научил её играть в бадминтон, как они вместе запекали картошку в золе, как Иван жарил куриные шашлычки в тайском соусе и засушил их.

Возвращаясь в переполненном пригородном поезде, в тесной толпе, в бездумной усталости само вспоминалось, как жили с Ромкой под присмотром бабушки Ивана на этой даче. Купались. Как неприятно оказалось, что этот щуплый и дураковатый Ромик, который уж точно много ниже меня, плавает лучше. Он уплывал от меня, словно я на месте барахтался! Как это уязвляло меня тогда! Острая ненависть к нему. При том, что он был так добр и открыт ко мне. Так глупо и просто изломать свою жизнь!

Странное время в моей жизни. Новая работа, как новый вызов, на который я сам осознанно шёл, оставив нотариуса, милая Татьяна, увлекательный отдых, а как-то грустно, и даже одиноко.

Очевидно, что это тянущее душу воспоминание, которое словно упрямый вирус, снова и снова мучает душу, всплыло из моря, где все напоминало о тех удивительных месяцах с ней.

Лёгкая головная боль в районе затылке, как предрассветный час, когда тьма уже рассеивается, но солнце ещё не поднялось из-за горизонта. Но я знал, что вскоре пылающие лучи боли сделают пыткой мой рабочий день. И тогда мне пришла в голову простая, как любая основательная истина, мысль – зачем терять время и здоровье в алкоголе, когда передо мной необъятные задачи? Ради чего портить карьеру, здоровье? Неужели у меня не хватит силы воли, жить полной жизнью без жалкой анастезии?!

––

В этот год на мой день рождения он пришёл. Понятно один. И уже не пытался изображать веселье. Я представил ему Наташу.

Мне было стыдно сказать Ивану, как я счастлив. Нет, как мы счастливы. Говорить о ней с одиноким, брошенным, всё равно что пировать перед голодным. Да и наша любовь, она столь огромна, столь очевидна… Потому на вопросы коротко отвечал, что женюсь, что свадьба. Да и что говорить, он всё видел, всё понимал, – для нас никого иного рядом быть не может и ждать лучшего даже теоретически невозможно!

Счастье подлинной любви уникально и определённо!

24

Забыв, что он отец, рассказывал, какой это страх (как пройдёт?!) и облегчение (всё позади, они живы!), и какая-то ослеплённость сияющими чувствами – ты вроде и счастлив, но не можешь познать радость. Он слушал, попивал вино, а после сказал:

– Я сам счастлив, от того, какая у тебя прекрасная семья. Я тем больше рад за тебя, потому что у меня больше нет семьи.

Иван хорошо знал, что будет делать сегодня, завтра, через месяц, полгода, но не в прошлом ни в будущем не находил для чего жить, словно был близорук, словно нёс в ночи свечу, и она освещала только его жалкое тело.

Дни мои были заполнены работой, новорождённым Серёжкой, языковыми курсами до последней минуты. Единственно свободным оставалось воскресение, но и оно забивалось отложенными с будней заботами. Поэтому был благодарен Ивану, что его вниманием держалась дружба. Он звонил, часто навещал крестника, не обижался, что я не выполнял его просьбы и забывал отвечать на сообщения. Я чувствовал вину, всё хотел сказать ему, как ценю, а после передумал, – куда ему податься? У бывшей жены новый мужчина, друзей нет, девушки нет. Я сочувствовал ему, но в сочувствии снисходил; талантливый, умный, а растратил жизнь впустую, – сидит мелким чиновником в министерстве, ни семьи, ни отношений. Дочь вроде есть, но не живёт с ним. Он даже машину купил себе букашку. А какие смешные деньги он зарабатывает, с его умом, трудолюбием?!

Как прозорливо мной тогда, совсем мальчиком, была увидена его судьба неудачника! Его судьба есть доказательство моего ума, моей проницательности, моего дара предвидения!

Он друг. Но я не могу не ощущать своего превосходства. Кто он объективно? Чинуша. Покорный исполнитель чужой воли с малой зарплатой и без перспектив. В его возрасте, свободный от обязательств, здоровый, он мог бы жить, а он после развода словно продолжает инерцию разрушения. В нём она заложена изначально.

25

На крестины Софьюшки приходил Иван. Мы с Наташей суетились с гостями, а он разговаривал с моими родителями, выпивал с отцом. Ловил его добрые, но печальные взгляды на детях, себе, жене. Когда ложились в кровать, жена сказала:

– Жалко Ивана. Какой-то он неустроенный.

Неустроенный! Какое точное слово подобрала моя умница! Именно неустроенный! Здоров, образован, пусть одинок, не сложилось в личной жизни, так строй карьеру! Преград нет, я это точно знаю. Преграды в нашем сознании! Но донести не знание, а вложить своё понимание в его сердце – невозможно! Увиденная на школьной вечеринке его судьба неудачника воплощается во всём. Чиновник, ответственный слуга чужих повелений! В его возрасте он должен зарабатывать, если не как я, то хотя бы прилично, а он… Настойчиво повторяю, что нет непреодолимых препятствий, дороги лежат под нами, надо выбрать свою! Но меня слушает мелкий чиновник на побегушках из министерства…

В Иване странным образом вижу своего отца. Он имел возможность подняться в небеса, а вместо этого сытым гусем с подрезанными крыльями шагает по родному птичнику. Не для меня! Борьба и победа. А если поражение, то с осознанием, что организм растрачен до последней живой клетки!

Вчера прекрасный вечер. Я шёл по улице под руки с женой и её подругой Аллой. Мало, что взгляды самцов сочились завистью, а иногда и неприязнью. Неожиданно, я стал интересен встречным самкам. Этот час прогулки с двумя красавицами в открытых летних платьях, мне кажется, запомню до конца дней. Иван, как всегда, задержался, потому что не смог уйти, потому что руководство внезапно вызвало. Он торопился по жаре в костюме и пришёл какой-то потный, нечистый и замученный. Алла вежлива и внимательна, но за вывод я не могу её осуждать:

– Очень он милый, и напился так забавно. Но извини, это совсем не мой человек.

Что самое печальное, сам Иван признавался, что Алла не для него. Но что значит не для него?! Покажи себя, добейся! Но я даже не стал говорить ему, зная заранее, что мечтательный школьник, который упрямо по очереди обходил всех девчонок в комнате, принимая отказы, смог бы, а этот Иван уже нет!

––

На день рождения к Ивану пришли только мы. Даже Элеонору эта тварь не отпустила. Посидели у него дома, потому что денег на кафе не хватало.

Умер Рома.

Он выписался из больницы с панкреатитом, врачи запретили пить. На вечеринке у у подруги выпил несколько рюмок водки и умер. Он шёл к этому долго и упорно, но как же глупо! На похоронах оказалось, что младший брат Ромы умирает от рака. Семья словно проклята.

Иван даже и не пытается казаться весёлым.

26

Много читаю – книги по психологии, управлению, юридические статьи – уверен, это накопление знаний и опыта, от которых ракетой стартует ввысь моя карьера.

––

Алла пригласила на свадьбу. В прошлом году ещё была свободна, и я Ивана с ней знакомил. Чем её муж лучше? Красивее. Они вызывающе красивая пара. Как для рекламы подобраны моделями. Иван и глубже, и образованнее, и умнее. Разница же не во внешней красоте совершенно. Жених смел, ибо не боится её ошеломительной для многих красоты. И настойчив. Он совершает поступки. Иван же не способен на свершение, только на рефлексию!

Ох уж эти двухдневные свадьбы, когда у меня столько забот, маленькие дети и работа, работа, работа, чтобы хоть как-то сводить бюджет нашей семьи. Раз за разом наблюдаю, как украшательство невесты под торжество умаляет её природную красоту. Аллу из красавицы умудрились превратить в куклу. Но, искренне говоря, мы с Наташей рады за неё очень! В субботу приходил Иван пить чай. Почти не ел принесенный торт. Отрывочно говорил о назначении начальником отдела в министерстве, что ввели его в состав комиссии по разработке федерального закона об информации в социальных сетях и сети интернет. Молчал, глядя в чашку. Вынужденный вопросами, отвечал, что у отца в новой семье не складывается. Снова долго молчал, звеня ложкой в полупустой чашке, мешая растворенный сахар. Я молчал в ответ, не желая вымучивать беседу, когда он сказал:

– Эля мне не родная дочь.

– Что?

– Элеонора не родная дочь. Сдавали анализы, необходимые для операции, так и открылось.

– Как поступишь?

– Никак. Пришел денег занять. Ей надо операцию делать по-женски. Глупо как, она такая малышка крохотная, замечательная. Врачи говорят, чем раньше, тем лучше.

Средств свободных у меня совсем не было, но удалось занять, я принес ему триста тысяч. Он скупо поблагодарил. Молча пили чай на кухне. Из-за закрытой двери спальни тёти Иры слышался телевизионный сериал.

Казалось, он переживает, что она его не его дочь. Я думал сказать, что мне видно было, что она на него не похожа, что жена его шлюха, что я его предупреждал, мы чуть не рассорились из-за неё, что поступил он верно, ведь он ей настоящий отец. Но смолчал, потому как выходило, что не его утешаю, а себя нахваливаю.

Иван разговаривал только о диагнозе Элеоноры, врачах, клинике, что операция не очень сложная, должна пройти хорошо.

––

Вечером и ночью бушевал ветер и лил дождь. Под утро ураган стих. В деловом костюме под зонтом я шагал в офис. На чёрном блестящем асфальте лежали ярко-жёлтые листья. Спускаясь по асфальтовому склону к станции метрополитена, ступал осторожно, новые дорогие ботинки скользили на влажной листве.

Мне нравилось, как я выгляжу в тёмном пиджаке, белоснежной рубашке, синем галстуке, лёгком пальто и шляпе. Как свежий воздух тело, сознание бодрила мысль, что сегодня важный суд, но я готов к битве и шансы на победу неплохие. Мне нравилось вспоминать, как Соня спала на спине, приоткрыв рот, раскинув ручки и ножки, словно отдыхал на воде пловец. Мне нравилось вспоминать, как жена встала меня проводить, какое у неё заспанное, но милое лицо, и крохотный ротик, как у сына. Мне приятно было знать, что мы только что вернулись из-за границы, с отдыха на море. Мне нравилось сравнивать себя нынешнего с моими одноклассниками, с бывшими сокурсниками. Нравилось, потому что никто из них не добился моего успеха. Сын, дочь, красивая и любимая жена, стабильная работа. В школе я ещё не знал, кем буду, но верил успех. В этот осенний день, шагая под дождём, мне было приятно осознавать, что я сам себя не обманул.

Конечно, я чувствовал превосходство, сравнивая себя с Иваном. Одиночество, страшный брак, который пробил дыру в его сердце. Думая о нём, я искренне не чувствую злорадства. И понимание этого, мне тоже нравится не только потому, что говорит о моей порядочности, но и потому, что он мой настоящий друг и я люблю его. Думая о нём в этим осенним утром, вдыхая свежий влажный воздух, я объективно принимал тот факт, что я решительнее, энергичнее его, и это приносит успех. Но я поддержу, подставлю плечо, подтолкну, одолжу денег, если нужно, с тем чтобы он реализовал прекрасную мечту стать учёным. Или другую мечту. Я сильный. Я помогу.

27

Дружба держится Иваном.

Привычно мне, как лектор, которого никто не слушает, рассказывал о работе в министерстве, что задачи освоены, теперь рутинный труд. Он мечтает куда-то двигаться, но некуда. Я также привычно, актёром, отрепетировавшим роль, повторял, что он свободен, умён, образован, с хорошим опытом, потому не должен ждать случая, обязан совершать поступки. Рассказывал, что менять работу тяжело, но необходимо. Говорил, что я ищу и нахожу лучшее будущее. Я начинал помощником помощника нотариуса, куда студентом меня утроил папа, а сейчас я юрисконсульт, самостоятельная величина. У меня уже даже есть подчинённый! Вдвоём с Максом работаем лучше, чем по отдельности. Я нахожу интересный ход, могу нащупать новую тему, он же тщательно и весьма скептически прорабатывает вопрос. Но я уже смотрю вперёд. Как только закончу курсы, обращусь за повышением зарплаты. Не согласуют – найду новое место. Или ты акула в постоянном движении, или добыча.

Иван ответил, что с того момента, как я стал часто ездить на море, мой лексикон обогатился ихтиологическими метафорами.

Я резко ответил, понимая, что он снова, как все эти годы, ни на что не решается:

– Движение даёт развитие, а неподвижность ведёт к деградации!

Наверное, он обиделся, но мне важно его пробудить, если я принял решение помогать ему, как более сильная личность.

––

На моём дне рождения, что он чувствовал? Мы. Макс с женой и сыном. Алла с мужем и огромным животом, на котором она всё время держит располневшие ладони, словно оберегает ребёнка от мира. Мои институтские приятели с жёнами. И он. Одинокий, выпивающий, отец неродной дочери. Что он чувствовал?! Неужели и сейчас не возникнет желание измениться, действовать, сдвигать горы, ставить цели и идти к ним?!

––

Иван пригласил на свой день рождения на дачу – жене словно поднесли насекомое, от которого она испуганно трясла головой и выстраивала стену раскрытыми ладонями. Но несмотря на «там неудобно», «лето страшно холодное», «малыши заболеют», мы отправились. Потому что это была не только дача Ивана, это была дача моего детства. А ещё мне сразу вспомнилось, как в молодости мы с Машкой и Юлей там замечательно жили. Не то, чтобы вернулась былая влюбленность, нет. Захотелось оживить ту молодость и то, другое, свободное счастье. Кроме того, я знал, что Иван больше никого не зовёт, и если ещё и мы не приедем, в пустоте одиночества наш тихий отказ прогремит. Как если бы он постучал в дверь к единственному другу с просьбой о ночлеге, а я бы не пустил.

Мы опоздали, потому что переодевали дважды Софью, потом стояли в заторе, её стошнило два раза, мы прибыли нервные, вечером все суетились, тётя Ира старалась устроить Наташу с детьми как можно лучше и её чрезмерное внимание стесняло.

На следующий день мы с Иваном и Серёжкой пошли в деревенский магазин. Не столько купить, сколько пройтись, но уверен, в душе каждый хотел вновь пережить какое-то своё прошлое. Кроме того, Иван вчера перебрал, и проветривал больную голову. Дул резкий ветер. Поперёк скошенного поля густо плыли облака, снизу синие, сверху белоснежные, черничный джем под взбитыми сливками. Поле запомнилось бескрайним и ровным, как стол, а оно лежало под ногами мускулистым телом атлета. Мы то поднимались, медленные пальчики, на трапециевидную мышцу, идущую наискось через поле, то спускались в ложбину между лопаток, то шли плавным подъёмом широчайшей мышцы спины, то снова спускались. Серж устал, мы не дошли до деревни, а как только повернули обратно, вспомнилась та восхитительная гроза, настигнувшая нас в юности. Иван спросил, помню ли бурю, и я ответил «конечно помню». Для нас обоих, по-разному, как и должно быть, те недели в июле, когда мы жили сильно, были энергичны и чувствительны, незабываемы. Я с грустью принял, возвращаясь на дачу с уставшим сыном, сидящим на плечах, придерживая его за икры, которые ловко легли в мои ладони, мне приятно было чувствовать их плотность и какую-то здоровую упругость, что для меня те впечатления беззаботной лёгкости навсегда утрачены, пусть и ценой моей прекрасной семьи, тяжесть которой я отныне всегда буду чувствовать.