Узы Белого Лотоса

Адела Кэтчер

Узы Белого Лотоса

© Кэтчер А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Моим родителям.

За веру в Семью.

Пролог. Токио

And even though the streets are filled with painThere’s a part of me that always wants to stayIn your townAnd time stays frozen, all seems golden now.♬ LP – Your Town

Токио пахнет теплой горечью. Каждый раз, когда мы встречаемся с этим городом, он ведет себя как обиженный, но преданно ждавший все это время друг. Хорошо пройтись по залитым ярким солнечным светом улицам без тротуаров ранним утром и выпить кофе в кофейне рядом со станцией Акасака-Мицукэ, где готовят пончики с клубникой и разрешают выкурить сигарету на крытой веранде в дождь – прямо рядом со знаком «курить запрещено».

Токио в принципе мало что запрещает. Город притворяется строгим и слишком помпезным для такого маленького тебя. Смотришь вечером на разгорающееся над головой море огней в окнах небоскребов и зажженные красные фонарики в гирляндах и думаешь, какое такому роскошному господину дело до тебя, такого незначительного.

А потом понимаешь, что в этом тоже есть свой шарм. В чувстве бесценной потерянности. Когда ты не принадлежишь никому и никто не принадлежит тебе. Ни правил, ни ограничений, ни запретов, только ты и город, сияющий ночами так, что боги щурят глаза и отворачиваются, и бледнеющий днем до туманно-серого, когда только люди делают его пестрым.

В Токио не бегут от одиночества – его ищут. Ищут очень осторожно, чтобы не окунуться в него с головой, но держать на коротком поводке, всегда рядом, с целью притянуть поближе в любой момент.

Мой магазин – тот самый поводок, который помогает одиночеству, царящему вокруг, перестать быть абсолютом. Вот эти голубые конверты – по десять штук в одной прозрачной упаковке – из красивой и плотной шероховатой бумаги скоро отправятся на материк. А вот эти открытки, рядом с которыми я бережно устраиваю оранжевые, как спелые тыквы, наклейки на Хэллоуин, разлетятся по Хонсю: в Хиросиму, Киото, Химэдзи, Камакуру и Оцу.

Хрусткая белая бумага, ленты, тонкие кисти, маленькие коробочки, пахнущие бамбуком, разноцветные печати и легкомысленные клейкие ленты с изображениями кроликов, карпов кои и лисиц – все это заставляет моих посетителей замереть у стоек и прилавков с легкой полуулыбкой. Я знаю, о чем они все думают. Воображают, как их послания преодолеют сотни или тысячи километров и окажутся в ласковых руках, по которым каждый из них так скучает.

Выходя из моего магазинчика, люди отправляются на почту в конце квартала, в кофейню на углу узкой улочки или к себе домой, чтобы сесть за стол, выдохнуть и что-нибудь написать, хотя бы черкнуть пару строчек или короткое «я скучаю».

В расцвет современных технологий почта и то очарование, которое всегда витает над простыми бумажными письмами и открытками, нисколько не утратили своего значения. Оно по-прежнему здесь: в шелесте листов с узором из маленьких облаков по нижнему краю, в хрусте конвертов и гладком прикосновении к подушечке пальца почтовой марки за 82 йены.

Я люблю каждую улыбку, что вижу на лицах незнакомцев, каждый мимолетный взволнованный жест, когда они расплачиваются на кассе и вспоминают, что забыли купить маленькие шоколадки с зеленым чаем, которые не растают в пути, особенно если сложить их в бумажный пакет и устроить бережно в уголке коробочки.

Но я отвлеклась.

Это очень нежная и немного грустная история. Да, вам будет грустно. Возможно, если у вас хрупкое и чуткое сердце, вам даже придется смахнуть пару слезинок со щек, когда вы будете слушать ее. Но эта грусть будет светлой, поверьте. А еще вам наверняка захочется вдохнуть воздух Камакуры, пропахший океанским теплом, ощутить, как струится по коже теплый ливень в бамбуковой роще в Арашияме, увидеть, как пустеют улицы Киото, едва солнце проваливается за горизонт по вечерам. И обнять тех, кто вам дорог.

Почаще обнимайте тех, кто вам дорог. Даже если вы только что пришли сюда и только уселись с чашкой кофе или чая, чтобы выслушать меня, и еще не предполагаете, что за историю узнаете. Сделайте это прямо сейчас. Я подожду здесь.

А если не можете обнять, на полочке слева, той самой, которая похожа на полукруглый пьедестал из состаренного дерева, вы найдете бумагу для писем и плотные конверты, украшенные изображениями белых цапель и цветущих лотосов. Возьмите и напишите то, что хотите сказать.

И если некуда отправить – просто сожгите. Пусть звезды увидят это и донесут туда, куда вам не попасть.

Они заходят ко мне по четвергам, когда я успеваю выпить первую чашку кофе и принимаюсь за составление маленьких композиций из засушенных цветов и трав, которые так любят класть в посылки те юные девы, что забегают в мой магазин, всегда взволнованные и нежные.

Ему двадцать восемь. Я не догадалась, нет, просто спросила. Если бы довелось мне угадывать, я едва ли дала бы ему двадцать. Черты лица тонкие и живые, умный и ясный взгляд, звенящий голос и задорная улыбка, за которой и не определишь сразу, что же там на сердце. Он носит длинные волосы – чуть длиннее, чем того требует какая-то мода, от которой я далека, – и часто собирает их набок так, что кончики слегка щекочут ему шею и ключицы, и он задумчиво теребит их пальцами, пока рассматривает открытки.

С ним всегда приходит мальчик. Ему двенадцать, и он без исключений первым делом подходит к моей маленькой стойке в конце магазина, чтобы поздороваться, и только потом направляется к полочке с почтовыми конвертами. Он любит красный и голубой цвета, как я уже успела за это время определить по его выбору. Чтобы его порадовать, я всегда бросаю в пакет наклейки для писем с алыми фонариками и нежными облаками, словно складываю воедино огненную осень и ледяную зиму.

Они не родственники, эти двое, но если вы взглянете на них, несомненно, увидите ту привязанность, которую и не различишь порой даже между отцом и сыном, дядей и племянником, братом и братом.

Такая привязанность – с одной стороны, осторожная и чуть взволнованная, с другой – искренняя, благодарная, – бывает лишь между сиротой и заботливым человеком, который сам еще не перестал быть ребенком, но уже вынужден принимать взрослые решения.

Мальчик, Сун Бэй, – сирота. Это я поняла в первый же день, когда увидела его и встретила его взгляд. Добрый и открытый, вопреки распространенному мнению о брошенных детях этого возраста. Он никогда не обращается к своему взрослому спутнику иначе, чем «господин Цай».

И даже когда я со своего места вижу, как задумывается о чем-то Цай Ян – он представился, сказав, что теперь они живут в этом районе, когда они зашли ко мне впервые, – он все равно всегда улыбается, оборачиваясь, когда слышит это «господин Цай».

Это очень нежная история. Из тех, что заставляют нас верить в то, что звезды слышат каждого, а кому-то – даже отвечают.

Конечно же, это так.

Ведь я же здесь. И я говорю с вами.

* * *

Закрепленный напротив тяжелой двери фурин переливается тонким звоном. И этот звук успокаивает, в отличие от вибрирующего в кармане пиджака телефона.

– А-Кай[1], я жду тебя у входа. Ты далеко? – слышится на другом конце связи голос брата.

– Нет, буду через десять минут. Зашел купить ручку.

В трубке на мгновение повисает молчание, и за это время Ло Кай успевает окинуть взглядом небольшой магазинчик, но не найти с ходу то, что ищет.

– Ручку? – переспрашивает Ло Юншэн. – Твой ноутбук у меня, как ты и просил. Зачем тебе ручка?

– Ты знаешь, что я всегда все записываю, – спокойно отзывается Ло Кай, кивая женщине за стойкой, которая поднимается со своего места, увидев его, и слегка кланяется в знак приветствия. Слова «добро пожаловать» читаются по ее губам, но она не произносит их, чтобы не отвлекать его от разговора.

– Уверен, в огромном бизнес-центре точно найдется пара ручек для тебя, – продолжает брат.

– Я скоро приду. Пожалуйста, подожди меня внутри – на улице жарко.

– Меня это не тревожит, я люблю, когда тепло, – усмехается Ло Юншэн. – Так и скажи, что тебе просто захотелось прогуляться по Токио.

– Не совсем.

– Да, меня тоже не радует эта встреча. Куда с большим удовольствием я бы съездил в такую погоду к океану.

– Не получится, мне нужно работать, – отвечает Ло Кай, продолжая искать глазами ручки. Он ошибся магазином? С витрины все выглядело так, будто здесь продают канцелярские товары.

Женщина за стойкой переводит взгляд за его спину, и ее худощавое лицо озаряет улыбка.

– Госпожа, а такие есть красные? – слышится позади, и Ло Кай, еще раз пообещав старшему брату вскоре присоединиться к нему, сбрасывает вызов.

– Я заказала, сегодня привезли, – жизнерадостно говорит хозяйка магазина и исчезает за стойкой.

Обернувшись, Ло Кай видит мальчика в белой футболке с ярко-красной кепкой, которую тот держит в одной руке. В другой у него – небольшая пачка листочков для писем с зеленым узором по краю. Подняв на него взгляд, ребенок улыбается и откладывает бумагу, выуживая с края полки рядом простую шариковую ручку.

– Господин, это вам. Других здесь нет, только кисти, – приветливо говорит он, протягивая ее Ло Каю.

Он говорит на китайском, кстати, как и хозяйка магазина. Не редкость для Токио, но забавное совпадение в первый же день его приезда в японскую столицу.

– Спасибо, – говорит он, забирая из его пальцев ручку. Подойдет, пока он не доберется до своих вещей, которые доставили в отель, чтобы вернуть свой Parker на законное место в кармане пиджака.

Он уже собирается подойти к кассе, чтобы расплатиться, когда из-за высокой крутящейся стойки с открытками появляется еще один человек, который так наклонился в сторону, что его длинные волосы, сцепленные сбоку двумя неширокими резинками – у самого уха и ближе к кончикам, – свесились с плеча.

– А-Бэй, смотри, тыковка! – с этими словами он машет зажатой в пальцах открыткой, с которой широко улыбается хэллоуинская тыква. Несмотря на середину сентября, в Японии уже вовсю готовятся к этому празднику.

– Господин Цай, мы же договорились, что в этом году празднуем твой день рождения, а не Хэллоуин, – отзывается мальчик, который дал Ло Каю ручку. Кроме них двоих и хозяйки, в магазине только одна девушка у дальних полок с цветными клейкими лентами.

– Никто не мешает совместить, – продолжая ярко улыбаться, говорит тот.

– В прошлом году все закончилось тем, что ребята нарядили тебя в черный балахон, назвали демоном и ты весь вечер развлекал их. А должно быть наоборот, – веско отвечает мальчик.

«Господин Цай» надувает губы.

– А по-моему, мне все это очень даже шло!

– Можешь надеть то же самое.

– Ах ты! Но тыковку я все равно возьму!

Мальчик смеется и спешит к стойке с кассой, когда хозяйка магазина подзывает его. Ло Кай моргает, опуская взгляд на зажатую в пальцах ручку. Он так отвлекся на этот странный разговор, что совершенно забыл о времени. Брат Юншэн, наверное, уже решил, что он скупил все ручки в этом районе.

Пока он расплачивается, мальчик рассматривает приготовленные для него листы для писем.

Ло Кай никак не ожидает, что, когда он уже соберется наконец уходить, тот поднимет взгляд, улыбнется и скажет:

– До встречи, господин.

Глава 1. Краски

Gave love ’bout a hundred triesJust running from the demons in your mindThen I took yours and made 'em mineI didn’t notice 'cause my love was blind.♬ Halsey – Without me

– Доброе утро, господин!

Утро Ло Кая всегда начинается одинаково, где бы он ни находился. Он рано ложится спать и рано встает, и этот режим, который соблюдается годами, вложен в него с самого детства. Им с братом Юншэном как-то и в голову не приходило спрашивать, почему он именно такой. Наверное, потому? что так действительно лучше: получается успеть многое сделать за день и решить все необходимые вопросы в рабочее время, а не ночью. Когда Ло Кай учился в университете, он всегда недоумевал, почему все его однокурсники поголовно не высыпались по ночам в период сессии. Ведь это совсем несложно – взять и выучить билеты в течение дня. Однако в этом его мало кто понимал.

Девушка за стойкой ресепшна приветливо улыбается и кланяется. Ло Кай отвечает ей тем же и подходит к дверям лифта. Сегодня суббота, так что никаких встреч не запланировано. Это значит, что он может спокойно заняться проработкой проекта. На самом деле все самое полезное и нужное, что они делают, невозможно решить на собраниях, на которых все важные вопросы можно обсудить за десять минут, а остальное – ненужные слова, выброшенные на ветер ради серьезной и деловой атмосферы. Поэтому Ло Кай любит выходные – время, когда можно действительно поработать, а не перекладывать все с места на место. Ло Юншэн иного мнения. «Разрешения, документы, формальности, А-Кай, куда сейчас без них?» Возможно, поэтому этими самыми «формальностями» занимается чаще всего именно брат.

Лифт открывает перед ним блестящие в свете ламп двери и издает приветливый звук. В Японии все приветливое, даже лифты. На первом этаже здания находятся магазин и ресторан, принадлежащий отелю, ресепшн – на втором. Это не очень удобно, Ло Кай куда с большим удовольствием спустился бы по лестнице, но утром ею пользуется только персонал.

На улице царит привычная токийская жара, которая в середине сентября становится, кажется, только гуще, а еще наполняется запахом мокрого асфальта, потому что по ночам нередко идут дожди. Ло Кай раскрывает белый матовый зонт, чтобы укрыться от яркого солнца, и направляется к кофейне в самом конце квартала.

Токио не спит совершенно никогда и даже в восемь утра в выходной наполнен людьми. Кто-то спешит за покупками, кто-то – на работу, кто-то – на прогулки. Даже у некоторых школьников есть занятия, чаще дополнительные или в кружках по интересам. Ло Кай тоже во времена своего обучения в Китае даже по воскресеньям ходил на частные уроки по истории, так как не видел смысла делать перерыв в получении знаний лишь по причине смены дня недели.

В кофейне практически пусто, лишь молодая пара, в которой сразу можно узнать иностранцев, сидит в самом дальнем углу, развернув какие-то карты и маршруты, занимающие большую часть маленького стола. Сентябрь – один из самых популярных месяцев в Японии для туристов. Ло Кай искренне не понимает почему – самое красивое время в этой стране наступает с середины октября или даже ближе к началу ноября, когда все леса и горы окрашиваются в коралловый цвет из-за листьев кленов момидзи.

Девушка за столиком, внимательно изучающая карту, прикладывает запотевший стакан с ледяной водой ко лбу. Это еще одна причина, по которой сентябрь – не лучший месяц в году в Японии. Слишком жарко. Для иностранцев явно непривычно.

Ло Кай из всего свободного зала выбирает столик на одного в углу у окна и заказывает кофе. Ему нужно многое изучить за сегодня, так что он делает лишь один глоток и сразу отставляет чашку за ноутбук, погружаясь в чтение.

Через полчаса в WeChat приходит сообщение от брата:

«А-Кай, дядя ждет нас на обед в час. Я стучался к тебе в номер, но тебя не было. Где ты?»

Ло Кай делает еще один глоток кофе и набирает ответ:

«В кофейне у станции. Планировал сегодня поработать».

«Я не удивлен. Ладно, буду ждать тебя в отеле к полудню, поедем вместе».

«Хорошо».

Он едва успевает снова вернуться к чтению, когда в тишине зала, где играет лишь фоновая приглушенная музыка, которую почти не слышно, раздается топот, а следом – громкий возглас:

– Ячи-сан, есть еще салфетки?

Голос кажется Ло Каю знакомым, и он поднимает взгляд, чтобы увидеть, как с лестницы, уводящей на второй этаж помещения, быстро спускается молодой мужчина, в котором он узнает человека из магазина канцелярских товаров. Не будь у Ло Кая такой хорошей памяти на лица, имена и даты, он бы все равно его запомнил – почему-то, едва появившись, тот умудряется заполнить собой все пространство, на него невозможно не обратить внимания. И кажется, Ло Кай даже знает почему.

«Господин Цай», как его называл мальчик, передавший тогда Ло Каю ручку, светится улыбкой, громко топает по ступенькам босыми по какой-то неведомой причине ногами и выглядит слишком странно для посетителя кафе. Его волосы все собраны почти на самой макушке, закручены и неряшливо заколоты длинной кистью для рисования, на нем свободная черная футболка в каких-то разноцветных пятнах, и да, он действительно босиком.

Девушка, готовившая для Ло Кая кофе, смеется, прикрыв рот ладонью.

– Цай Ян, у тебя краска на лице!

– Да я знаю, не обращай внимания, – машет рукой тот и проводит большим пальцем по щеке, еще больше размазывая розовый след от краски. Он кладет на барную стойку свой телефон и перегибается через нее, чтобы дотянуться до пачки салфеток. – Вот это мне и нужно!

– Ты сегодня закончишь? – спрашивает бариста. – Шеф обещал приехать к двенадцати.

– Да-да, уже почти. И чего ему не спится в выходной? – продолжая улыбаться и при этом недовольно морща нос, говорит Цай Ян.

– У него нет выходных. Так что поторопись.

– Будет сделано, Ячи-сан. – С этими словами он подмигивает и взлетает по лестнице на второй этаж, перепрыгивая через одну ступеньку.

Девушка, проводив его взглядом, качает головой и возвращается к своим делам. Ло Кай, вздохнув, следует ее примеру. Он снова тянется к своему кофе и делает глоток, понимая, что тот стал совершенно холодным – в помещении во всю мощь работает кондиционер, так что это неудивительно.

Ло Кай, не желая лишний раз беспокоить бариста и подзывать ее, сам подходит к стойке.

– Кофе, пожалуйста.

– Вам покрепче? – спрашивает девушка, наклоняясь и почти целиком скрываясь за баром. Оттуда слышится звон стаканов.

– Да.

Когда она выпрямляется, Ло Кай обращает внимание на бейджик на ее груди: «Ячи».

– Сейчас сделаю.

Ячи подходит к большой кофеварке и всплескивает руками, бросив взгляд на барную стойку.

– Надо же! Цай Ян оставил телефон.

Ло Кай смотрит на смартфон рядом с подносом, заставленным чайными чашками. По темному экрану идет размазанная светло-розовая полоса. Наверное, Цай Ян разговаривал по нему, прежде чем спуститься вниз, потому что след на его лице точно такой же. Едва он успевает об этом подумать, телефон загорается и начинает вибрировать, высвечивая фотографию маленького ребенка лет двух, сидящего на коленях у молодой девушки. Наверное, это его супруга и их сын, которого Ло Кай тогда встретил в магазине. «А-Бэй» – написано на экране. Однако это странно: по вежливой речи мальчика скорее можно было подумать, что он говорит с наставником или учителем, а не с отцом.

– Ох, – выдыхает Ячи. – Нужно отнести, Бэй-кун звонит. – Она делает несколько шагов, чтобы обойти стойку, но останавливается на полпути. – А как же я кассу оставлю? Такэда-сан! – кричит она громко. – Такэда-сан, подмени меня!

Никто не отвечает.

– Такэда-сан!

Ло Кай вздыхает и берет телефон со стойки.

– Давайте я отнесу. На второй этаж? – спрашивает он.

– О, что вы, не нужно, вы не должны! – выставив перед собой раскрытые ладони, протестует бариста. – Присаживайтесь, я сейчас принесу вам ваш кофе.

– Мне несложно.

Ячи быстро кланяется несколько раз и кивает.

– Спасибо большое! Извините нас! Да, на второй этаж. Там лента, чтобы посетители не входили, у нас ремонт. Просто снимите ее, крепление сбоку у перил.

– Хорошо.

Ло Кай поднимается по лестнице, которая с поворотом уводит в сторону, на второй этаж, где находится еще более просторный зал. Все столы сдвинуты к одной стене, стулья перевернуты и сложены друг на друга, как яичная скорлупа. Он снимает закрывающую проход ленту у самого конца лестницы и идет в глубь помещения, откуда слышится приглушенная музыка.

Цай Яна он обнаруживает в самом дальнем углу у окна. Тот сидит на полу, скрестив ноги и согнувшись так, что со стороны кажется, что он почти упирается лбом в стену. Вся стена от потолка до паркета представляет собой целую картину, на которой Ло Кай видит порт или причал с многочисленными сампанами[2] у берега, дома в традиционном стиле на заднем плане и, насколько хватает глаз, реки и пруды. На пристани легкими мазками нарисованы фигуры людей в свободных голубых одеяниях.

Подойдя ближе, Ло Кай понимает, что Цай Ян слушает музыку в наушниках. Она так громко играет, что ее вполне можно различить, несмотря на них.

– Простите! – громко произносит Ло Кай.

Никакой реакции. Ло Кай прочищает горло и говорит, еще сильнее повышая голос:

– Господин Цай! Вам звонит сын.

Не дождавшись ответа, он подходит сбоку и на мгновение забывает, что хотел сказать. Красивая роспись, украшающая стену, рождается под чужими руками буквально на глазах. Ее явно рисуют не первый день, так как Ло Кай бы обратил внимание, если бы краска на верхней части, которую он видел со своего места до этого, была свежей. Зато внизу, где, почти сложившись пополам, сидит Цай Ян, она блестит, только что нанесенная. Немного размытые, рваные, словно смазанные порывом ветра очертания лепестков, насыщенная акриловая краска розового и белого цветов, мягкое распределение светотени. Ло Кай без труда узнает в нарисованном крупном цветке лотос.

Он какое-то время стоит, просто наблюдая за движениями его руки и кисти. Чужой телефон уже давно перестал вибрировать в пальцах, но отдать его все равно нужно, так что Ло Кай со вздохом наклоняется, протягивает руку и касается чужого плеча.

Цай Ян вздрагивает и резко поворачивается всем корпусом, вскидывая голову. Кисть, которую он продолжает держать в руке, от такого быстрого движения оставляет росчерк на рисунке и… розовую полосу на рукаве белого пиджака Ло Кая.

– Ох, черт! Вы что здесь делаете? – спрашивает Цай Ян, второй рукой вынимая из ушей наушники, потянув за провода. Они подключены к небольшому планшету, который лежит перед ним на полу. Неудивительно, что и на этом экране тоже следы краски. Ло Кай успевает подумать, что, дай этому человеку волю, он испачкает все в зоне досягаемости в своих творческих порывах.

Он опускает взгляд на измазанный краской рукав, потом молча протягивает Цай Яну его телефон.

– А? Что он делает у вас? – вскидывает брови Цай Ян.

– Вы забыли его внизу на стойке.

Цай Ян, словно не веря, что это действительно его телефон, откладывает кисть на подставку и возится, проверяя карманы.

– И правда. Спасибо.

Он наконец-то забирает свой телефон, и Ло Кай выпрямляется, продолжая осматривать пятно на одежде. Если в ближайшие три часа не принять меры, с пиджаком можно будет попрощаться.

Его удивлению нет предела, когда он слышит сдавленный смех. Он смотрит на Цай Яна перед собой сверху вниз, пока тот, закрывая рот тыльной стороной ладони, чтобы еще больше не испачкать лицо, смеется, поглядывая на него.

– У вас такой вид, словно я вам руку отгрыз.

– Глупость! – срывается с языка быстрее, чем Ло Кай успевает себя остановить.

Цай Ян качает головой и убирает руку от лица, поднимаясь на ноги.

– Ладно, извините, я не специально. Но я правда чуть из штанов не выпрыгнул, когда вы подошли, – сюда не пускают посетителей.

– Ячи-сан была занята. А вам звонили, – коротко объясняет Ло Кай. Его уже начинает раздражать эта ситуация – он должен был все это время провести за работой, а вместо этого занимается непонятно чем.

Цай Ян смотрит на свой телефон, потом быстро что-то набирает, пачкая экран еще больше, и убирает его в карман. Вот у кого одежда точно не отстирается.

– Спасибо, что принесли его. Сейчас.

Он наклоняется и цепляет с пола тонкую тканевую салфетку и, найдя на ней чистый угол, делает шаг к Ло Каю и берет его за запястье.

– Что вы делаете? – попытавшись отстраниться, спрашивает Ло Кай. Цай Ян лишь крепче сжимает пальцы на его руке.

– А на что это похоже? – спрашивает он и на удивление осторожно касается салфеткой пятна, убирая излишки краски. – Теперь вас спасет холодная вода и немного терпения, – добавляет он и отпускает его руку.

Ло Кай невольно делает шаг назад и хмурит брови. Потом переводит взгляд на картину на стене.

– Красивая работа.

– Да, – без излишней скромности отзывается Цай Ян, поворачиваясь к своему творению. – Похожая роспись была в доме, где я вырос. Не уверен, что полностью ее воссоздал, но…

– Эпоха династии Сун, судя по всему? – задумчиво говорит Ло Кай, подходя ближе к стене. – В то время были шестигранные или восьмигранные пагоды. Вы позволите?