Партизанка, или Как достать начальство

Пока я силилась понять, о чем таком они могли договариваться, немец криво усмехнулся и, глядя прямо на меня, сказал:

– Я передумал.

Вот тут-то Ваську и снесло крышу. Он в два шага преодолел расстояние, что разделяло его и Петермана. Мгновение и он заносит кулак для удара. Я инстинктивно рванулась на защиту немца. Васек его же прихлопнет, как муху! Но не тут-то было. Ян ловко увернулся и перехватил руку Луганского. И откуда в нем столько силы? А с виду и не скажешь.

– Не делай того, о чем пожалеешь, – холодно процедил он, отступая на шаг от двери и молчаливо предлагая Ваську очистить помещение.

Тот, даже не прощаясь, пулей вылетел на улицу. Я не задумываясь рванула следом.

– Вась! Вась, подожди. Это совсем не то, что ты подумал!

Мужчина затормозил и с горькой иронией сказал:

– Ты сейчас говоришь, как героиня из мыльной оперы.

– Ну и пусть. Послушай меня.

Он остановился у калитки и дрожащим от ярости голосом рыкнул:

– Что?! Сейчас скажешь, что не приглашала его?

Я потупила взгляд.

– Приглашала… но по-дружески.

– Значит, по-дружески? – зло выплюнул он. – Теперь понятно, почему ты меня пыталась выпроводить. Его ждала.

– Я не…

Я пыталась оправдаться, но он даже слова не дал мне сказать.

– Что, нашла себе любовника покруче? Тогда боюсь тебя разочаровать. Он женатый и никогда Эльзу не бросит, потому что он без нее никто. Поиграет в богатого папика. Может даже подарков надарит. Но очень скоро выбросит из своей жизни.

– Зачем ты так? – прошептала я, всеми силами пытаясь удержать обидные слова, что вертелись в ответ на такую несправедливость.

– Зачем?!

Мне показалось, он даже задохнулся от этих слов.

– Я столько ради тебя сделал! Даже был готов на серьезные отношения. Дрянь неблагодарная.

Вот тут-то в голове у меня щелкнул переключатель. Чего это он для меня такого сделал? Что-то не припомню. Ах, да, картошку прополол и забор починил. Великие дела. Я бы даже сказала подвиги Геракакла! Ему было так тяжело, так тяжко…пока я за него в колхозе пахала от зари до зари. Затем мне сразу вспомнилась рыжеволосая прелестница Анна, и ладонь внезапно зачесалась дать кому-то в рожу.

Руки, что всё еще держали тазик, дрогнули, и я от всей души, а она у меня широкая, как матушка-Россия, окатила эту скотину безрогую грязной и жирной водой. И пока он, матерясь, стаскивал с себя промокший пиджак, схватила метлу, которой обычно баб Валя подметала куриный помет, и хорошенько хлестанула Луганского по пятой точке.

– Раз я такая плохая, выметайся и больше не приходи!

Нужно ли говорить, что он, злобно сверкнув глазищами, пулей вылетел на улицу к своей шикарной тачке.

– Катись колобком! Скатертью дорожка! – напоследок крикнула я, крайне довольная собой.

Так-так, осталось еще одному всыпать пендюлей и жизнь удалась! Поудобнее перехватила свое орудие возмездия и двинулась в дом.

На веранде меня ждала настолько занимательная картина, что я от неожиданности даже метлу по инерции поставила в уголок. Петерман с понурой головой стоял рядом с чинно восседавшей на лавке баб Валей. Сама старушка вдохновенно отчитывала его, как шкодливого мальчишку.

– Ишь, удумал чего – внучку нашу обижать! Мы ее тута кормим, откармливаем, а они ей нервы мотают. Получишь от нас с дедом. Се-е-ень?! – и метнула она царский взгляд на мужа.

– Да! Получишь! – с жаром поддакнул он и, кряхтя, поковылял к старенькому серванту.

Бабка проводила муженька пристальным взглядом и снова повернулась к немцу:

– Ты, ирод нерусский, почем в наш дом пришел без приглашения? Или у вас там за бугром так принято? А?

– Не принято. Я извиниться хотел, – оправдывался блондинчик.

– Ишь, хотел он – рявкнула баб Валя и стегнула его полотенцем по плечу. – А теперь садись к столу… Как там тебя величать-то?

– Ян.

Старушка на мгновение задумалась, а потом злорадненько улыбнулась.

– Значит, Яшей будешь. Садись, Яшенька, за стол.

Немец даже не вздрогнул. Только удивленно поднял голову и виновато улыбнулся, увидев замершую в дверях меня.

– За стол?

– Ты ж голодный был, – прищурилась она, – или нет?

– Голодный-голодный, – поспешно заверил ее он и немного неуверенно присел за стол.

– Цветы! Цветы давай сюда. Да не помни, дурень!

Чуть не рассмеялась – до того потешное лицо стало у Яна. Он явно разрывался от противоречивых эмоций. С одной стороны, как же это так – его, страшного и ужасного господина Петермана, обозвали дурнем. А с другой – не ругаться же с пожилыми людьми в их же доме.

Краем глаза заметила, что дед Сеня достал из серванта всежевыкопанный хрен и бутылку коньяка, что была у него припасена для особенных случаев. Видимо, дед посчитал, что сей случай наступил. Чай, как-никак с немцем за один стол собрался садиться и хреном его доморощенным потчевать.

Немца стало даже немного жалко. Он со смиренным видом сидел за столом и с расширяющимися от ужаса глазами наблюдал, как дед готовится к тому самому «потчеванию». Старичок налил два граненых коньяком до краев и на мелкой терке стал крошить хрен. У меня от резкого запаха моментально зачесалось в носу.

– Ох, хорош хрен уродился! – нахваливал дед свое угощение.

На Яна стало страшно смотреть. Он, видимо, уже триста раз пожалел, что решил извиниться. Беспомощно посмотрел на меня. А что я? Только и пожала плечами. Сам же на ужин приперся. Вот и терпи теперь. А я посмотрю и буду наслаждаться твоими мучениями, соколик мой. Вот такая я кровожадная. Должна же и для меня быть предусмотрена хоть какая-то моральная компенсация за испорченный вечер.

Я уже приготовилась, заняла место в первом ряду и… баб Валя всю малину испортила.

– Яшенька, ты руки-то мыл?

Блондинчик ухватился за этот вопрос как за соломинку.

– Нет.

– Тогда поди на улицу. Там рукомойник висит. Женя, проводи гостя.

Провожу-провожу. Куда же деваться. Сейчас вот возьму метелку и провожу его как следует.

Вышла с веранды вслед за мужчиной и глубоко вздохнула. На улице стало свежо. Как-никак уже конец лета наступает. Скоро конец уборочной. От этого сердце жалостно сжалось. Я сделала все, что смогла, но это всего лишь небольшая отсрочка. Что мешает Петерману подождать, пока Виталий Иванович не прикатит с Мальдивов.

Пока я задумчиво разглядывала спину немца, он успел помыть руки, тщательно вытереть полотенцем.

– Помыли ручки? – почти ласково поинтересовалась я.

– Да, Евгения.

Мужчина повернулся и замер. Еще бы! Я б на его месте вообще бы в сторону калитки вслед за Луганским бежала.

– А теперь скажите честно, какого, вашу мать, карбюратора, приехали с этим вонючим веником?! – рыкнула я и, приняв боевую позу, половчее перехватила метлу.

И что, вы думаете, этот гад сделал?! Мягко улыбнулся и, подойдя ко мне близко-близко, негромко сказал:

– Ты такая смешная, когда злишься. Словно рассерженный ежик, – и положил свою клешню поверх ладони, которая судорожно сжала черенок метлы.

От интимности, с которой были произнесены эти слова, я даже дара речи лишилась. Ян же, абсолютно не теряясь, осторожно высвободил метлу из цепкого захвата и потянул меня за руку в сторону огорода.

– Куда вы меня тащите? – наконец отмерла я.

– К речке. Мне кажется, отсюда открывается чудный вид, – невозмутимо ответил мужчина и прибавил шаг.

– Э-э-э, господин Петерман, вы нормально себя чувствуете? – на всякий случай осведомилась я.

Он вдруг резко остановился, и я чуть не впечаталась носом в его спину.

– Плохо я себя чувствую. Плохо, – все так же странно ответил он. – И все из-за тебя.

– А причем здесь я? – совершенно искренне удивилась я… ну почти искренне.

Ничего не сказав в ответ, Ян отпустил мою руку и продолжил целенаправленное движение в сторону реки. Мне не осталось ничего, кроме как двинуться следом за ним. Что-то подсказывало, что не нужно оставлять этого ненормального в одиночестве. А то еще решит утопиться. Как после этого тут купаться?

Остановился немец у мостика, скинул туфли, носки и пошел к воде. И все это с каменным выражением лица. Я же бочком, бочком стала подкрадываться поближе. На всякий случай. А то он того… самого надумает.

Вопреки ожиданиям моей кровожадной фантазии, мужчина просто с тихим вздохом опустил ноги в воду, предварительно закатав брюки.

Я замерла за его спиной, не решаясь подойти ближе. Смотрела на расслабленные плечи и опущенную голову Петермана, понимая, что этот человек с каждым разом все больше разрушает мои стереотипы. К примеру, если Луганский был открытой книгой, пусть еще непрочитанной и интересной, но я всегда знала, как он может поступить в той или иной ситуации. А господин немец – одни сплошные противоречия, острые углы и подводные камни.

– И долго вы будете испепелять меня взглядом, Евгения Николаевна?

Я вздрогнула и поняла, что все это время неприлично пялилась на Петермана.

– Э-э-э, почему же испепелять? – не растерялась я. – Может мне просто ваша спина приглянулась.

Мужчина обернулся и неожиданно хитро улыбнулся.

– В ваших устах это почти комплимент.

Он флиртует? Уф-ф-ф.

Я только хмыкнула в ответ и, не раздумывая, скинула тапочки, устраиваясь рядом с Яном.

Сидим. Молчим. Затем снова сидим. И опять молчим. Хорошо-то как.

– Красиво тут, – нарушает идиллию мужчина.

– Угу, – мычу в ответ.

– Даже уезжать не хочется.

Я удивленно уставилась на строгий профиль немца.

– Уезжать? И когда планируете?

– Сразу, как подпишу контракт о продаже предприятия. Значит послезавтра.

Вот это новости!

– Как послезавтра?! Виталий Иванович отдыхать уехал. Вы же опоздали на встречу и не…, – выпалила я и тут же прикусила язык, понимая, что выдала себя с головой.

Ян внимательно посмотрел на меня и произнес со смешинкой в голосе:

– И все-то вы знаете, Евгения Николаевна. Боюсь вас разочаровать, но Виталий Иванович отменил свою поездку. Неужели вы думаете, что он уехал бы, не завершив текущие дела?

Чувство стыда и досады мгновенно захлестнуло меня. Боясь поднять на Петермана глаза, я решила сбежать. И непонятно от неловкости или от злости, что все мои усилия были тщетны.

Мгновение и я уже на ногах. Наклоняюсь, хватаю тапочки, врубаю вторую скорость сразу на старте, но меня останавливает твердая мужская рука. Я поднимаю вопросительный взгляд на Яна.

– Поехали со мной, – и взгляд у него такой серьезный-пресерьезный, словно ехать нужно, по крайней мере, на Северный полюс.

– Зачем это? Мне казалось, мы в прошлый раз выяснили, что работа в вашей компании меня не прельщает.

Светлые глаза блондинчика заметались, словно он никак не мог подобрать слова, чтобы выразить свои мысли. Секунд десять, чисто из вежливости, я подождала, а потом дернулась в попытке уйти. Но не тут-то было. Видимо, господин немец не придумал ничего лучшего, как выразить свои предложения в… иной форме.

Он просто взял и поцеловал меня. Вот так вот запросто! Сказать, что я офигела от подобного поворота событий, не сказать ничего. Нет, я, конечно же, подозревала, что нравлюсь немцу, но не думала, что до такой степени.

Ян уверенным движением привлек меня ближе к себе и одной рукой обхватил затылок, мягко склонив голову на бок, намеренно делая поцелуй глубже и интимнее. Судя по тому, с каким упоением он занимался этим делом, прав был Луганский. Подумала об этом и потеряла суть своих размышлений… Блин, как же он классно целуется. Теперь понятно, что в нем нашла его супруга….

Вот на этой-то мысли меня торкнуло. Резко прервав поцелуй, высвободилась из загребущих ручонок. Надо отдать Яну должное, удерживать не стал. Только смотрел непривычно горящими глазами.

– А вот это было лишним, – пробормотала я, с трудом переводя дыхание.

Видимо, немец имел на этот счет совершенно другое мнение. Его губы изогнулись в понимающей улыбке, а руки легли мне на плечи. И от чего-то они показались такими тяжелыми…

– Почему? – прошептал на ухо он, – Нам будет хорошо вместе.

Не нравятся мне его слова. Ох, не нравятся.

– И что мне делать в чужой стране? К тому же, насколько я помню, у тебя есть жена, – чисто из спортивного интереса решила развить эту тему дальше.

– Мы с Эльзой давно живем в разных городах и редко видимся, – невозмутимо ответил он.

– Значит, ты предлагаешь жить с тобой? – уточнила я.

– Нет, – Ян покачал головой, – Со мной не получится. Я часто бываю в разъездах. И приличия хоть какие-то нужно соблюсти. Я занимаю очень значительный пост, сама понимаешь.

Чуть не фыркнула в ответ на эти слова. Мне вот интересно он правда такой козел или прикидывается?

– Но ты ни в чем не будешь нуждаться. Я постараюсь уделять тебе как можно больше внимания.

Ага, как комнатной собачке. Почему у мужиков одни и те же стереотипы. Сначала Луганский, теперь вот это…чудо придурошное. Не сильный пол, а одно сплошное разочарование.

– Нет, – отвечаю коротко, но емко.

Ян на мгновение задумывается и выдает то, что я меньше всего думала от него услышать:

– А если я отменю сделку?

Я забыла, как дышать, когда его губы искушающее прижались к шее, нашептывая:

– Думаю, что смогу убедить совет директоров изменить свое мнение. Ты сможешь руководить сельскохозяйственным сектором. О мелочах можешь не беспокоиться. Я обо всем позабочусь.

Значит, не беспокоиться? Господин немец обо всем подумал, взвесил, принял решение и разработал стратегию. У меня складывается ощущение, что он не соблазняет меня, а ведет переговоры на передачу прав во временное пользование моей души и тела. Как же все это мерзко.

Медленно убираю грабли блондинчика со своей талии и оборачиваюсь.

– Сам до этого додумался или кто подсказал? – упираю руки в боки и зло смотрю на немца. – Все предусмотрел, кроме одного – не вписываюсь я в твою концепцию поведения.

Молчит. Правильно делает. А что еще ему сказать в данной ситуации?

– Я сейчас дам вам один хороший совет, господин Петерман, – говорю дрожащим от ярости голосом. – Езжайте в свою Германию. Живите со своей женой. А ко мне больше не приближайтесь!

Круто разворачиваясь, делаю два шага. Но тут же меня хватают за руку.

– Жень, подожди!

Ей богу, его персона уже начинает действовать мне на нервы. А когда я нервничаю, то что? Правильно, кто-то получает по наглой блондинистой физиономии. С размаху даю кулаком ему в глаз. Не зря я целый год ходила на курсы по самообороне. Удар у меня хороший. Получи, фашист, гранату!

От неожиданности или от того, что рука у меня слишком тяжелая, он делает несколько шагов назад, неловко оступается и с коротким воплем срывается с мостика в воду. А я, не оборачиваясь, почти бегом устремляюсь напрямик через огород в дом. Видеть больше не хочу его немецкую рожу.

Позже лежа в постели без сна и прокручивая события сегодняшнего дня в голове по сотому кругу, понимала, что необоснованно вспылила. Чего стоило просто ответить Яну вежливым отказом и на этом завершить разговор, но – природная стервозность сыграла злую шутку. Не удивлюсь, что теперь нажила себе серьезного врага в лице господина немца. Сомневаюсь, что его хоть раз в жизни посылали таким …ну скажем, экстравагантным способом.

С другой стороны, чем немец хуже самого обычного нашего мужика? Да ничем. Мало ли наших делают такие предложения понравившейся девушке, уже имея жену и детей? Вот и я о том же. Может мне просто хотелось думать о нем лучше, чем он есть? И разочарование плюс расшатанные нервы сделали свое дело.

Не скрою – Ян мне нравился. Как человек и как мужчина. Но… В каждом предложении одни «но» и «против». Мы с ним из совершенно разных миров. Даже если закрыть глаза на его семейное положение, не думаю, что из нас получилась бы пара.

А с кем получилась бы? С Луганским?

И тут срабатывает отличительная черта всех русских женщин. Если же я в двадцать пять… Блин, уже почти двадцать шесть не могу усмирить свой нрав и найти общий язык с мужчиной, что же будет через пару тройку лет? Возраст, он не резиновый. А характер с годами не улучшается.

В итоге так ничего не решив, я извелась и от усталости отрубилась.

Утро встретило тяжелой головой и не менее тяжелыми мыслями. Пока пила кофе под хмурым взглядом баб Вали, созрело два решения:

Первое – переступить свою чертову гордость и помириться с Васьком.

Второе – уволиться с колхоза.

Скажете: как же принципы? Как же справедливость? Нет ее в жизни. Не существует на свете. И как бы я ни старалась в своих долбанных иллюзиях ее воссоздать, от действительности не убежать. А она такова, что если не хочу остаться одна и у разбитого корыта, то стоит засунуть принципы куда подальше и двигаться со скоростью двигателя внутреннего сгорания, поскольку любые взаимоотношения с Яном Петерманом – это тупиковая ветвь цивилизации.

Нравилось ли мне самой то, что я собиралась делать? Нет. До отвратительной тошноты. Но чувство безысходности давило на подкорку со страшной силой.

– Чего не ешь? – голос баб Вали вывел меня из сонного оцепенения.

Я растерянно перевела взгляд на теплые оладушки со сметаной и со вздохом отпила еще глоточек кофе.

– Аппетита нет.

– Ну-ну, – вздохнула бабка и присела рядышком, подперев кулаком голову. – Рассказывай, чем тебя фашист этот проклятый расстроил.

Кратко и без подробностей пересказала ей, как послала Яна в плаванье по реке, как поругалась с Луганским и самое главное, что скоро мы с дедом Сеней станем безработными.

– Да, дела, – покачала головой бабка. – И что делать-то теперь думаешь?

Я пожала плечами.

– Поеду к Васе – мириться. Что же мне еще остается?

– Это правильно, – одобрительно произнесла баб Валя. – Все лучше, чем с этим иродом нерусским. А Вася, хоть и грозный да характерный, зато непьющий и работящий. Ты вот что – иди принарядись. Да так, чтоб ух! Глазенки из орбит повылазили.

Сказано – сделано. Скрипя зубами и другими жизненно важными органами, поплелась собираться, чтобы сразить в самое сердце своего вредного директора. Последнее тоскливо кольнуло в груди, и я себе напомнила, что больше он мне никакой не директор.

Наряд выбирала недолго. Последовала совету старой женщины и напялила на себя нечто из разряда «с вырезом до пупа» и «пояс вместо юбки», нацепила шпильки, завершила образ боевым раскрасом. Придирчиво осмотрела себя со всех сторон и улыбнулась собственному отражению. Ну, что?! Бойтесь мужики! Женька вышла на тропу завоевания.

Глава 14

И снова я оказалась на той самой лавочке, что в парке недалеко от нового Васькова места обитания. Сижу пальцами ног босоножки на носке болтаю. Подставила лицо свежему ветерку и улыбаюсь. Почему улыбаюсь? Так дуракам дай только повод, они всю жизнь повеселятся. Вот и я, вроде идиотка последняя, но почему-то такая счастливая…

Как вы помните, собралась я вся расфуфыренная, как главная фуфырка, и помчалась к Луганскому домой, дабы растопить лед непонимания и обиды. Кое-как докандыляла на своих ходулях до пятого этажа. Чуть отдышалась и на всякий пожарный достала крохотное зеркальце. Щеки раскраснелись, глаза горят – спасибо лестнице. Красота, да и только. Нервным жестом пригладила чуть растрепавшиеся локоны и решительно постучала, так как звонком Луганский еще обзавестись не успел.

За дверью послышалось неспешное копошение, и раздался звук открываемого замка.

Я почти уже успела нацепить соблазнительную улыбку, как губы сами собой сложились в удивленное «о», едва я узрела нечесаную заспанную девушку в мятой пижаме.

– Э-э-э, – только и смогла выдавить из себя.

Девушка чуть потерла глаза, поморгала и весьма дружелюбно выдала:

– Здрасьте.

– З-з-зрасьте, – чуть заторможенно отозвалась я.

– Вы, наверное, к Васе? – спросила она и, посторонившись, махнула рукой в сторону квартиры. – Проходите. Он сейчас немного занят.

Невольно попятилась назад, собираясь уйти, но любопытство взяло верх, и я робко переступила порог. А еще до поросячьего визга хотелось увидеть, как вытянется Васькова физиономия при виде меня в компании его новой пассии. А то, что девушка была именно ею, сомнений не оставалось.

– Кофе? – в очередной раз удивило заспанное чудо.

Я б на ее месте, увидев на пороге квартиры своего парня фривольно одетую девицу, гнала бы ее поганой метлой, а тут кофе угощают.

– Да, если не сложно, – улыбнулась я в ответ.

– Все равно варить собиралась, – отмахнулась чудо и пошла к плите.

Я присела на табуретку и огляделась. Все тут было совершенно по-прежнему. Хоть бы прибрался что ли. Женишок.

– А вы по делу? – как бы невзначай произнесла девушка.

– Можно и так сказать. Мы работаем с Василием Михайловичем. Вернее, работали вместе. Вот, увольняться пришла, – объяснила я и достала из сумочки тщательно написанное заявление.

– Правда? – удивлению собеседницы не было предела. – А почему на работе не дождались? Или в вашей компании принято с подобными вопросами приезжать к директору домой?

Я с трудом скрыла понимающую усмешку. Вот ты и попалась. Ревность. Чистая, ничем не замутненная ревность.

– Что вы? – преувеличенно возмутилась я. – Просто дело в том, что в колхозе нашем Василий Михайлович три недели не появляется. А у меня уже все чемоданы собраны, кошка упакована, билет куплен. Кто ж меня уволит без его подписи. Вот и приходится нарушать директорское спокойствие личным визитом.

После моих слов девице, кажется, полегчало. Она сразу как-то приосанилась, откинула спутанные шоколадные волосы на спину и представилась:

– Людмила.

– Евгения.

Моя новая знакомая налила две кружечки кофе. Самого настоящего натурального кофе из турки. Мастерица, однако.

– Вы не обращайте внимания на беспорядок. Мы с мужем еще не успели обзавестись мебелью. Только вчера въехали.

При слове «муж» я поперхнулась кофе, да так, что попала себе на платье.

– Извините, – чуть отдышавшись, выдавила я. – Просто на работе всегда говорили, будто от начальника жена ушла из-за его характера. Оказывается, врут люди.

Людмила протянула мне полотенце, чтобы промокнуть платье, и пожала плечами:

– Правду говорят. Мы на самом деле развелись. Да только время все расставило по своим местам. Несколько лет жили порознь. Не жизнь, а мучение. Знаете, как говорят – с ним плохо, а без него еще хуже. Так и у меня.

И тут я присмотрелась к девушке повнимательнее. Словно впервые увидела. Темноволосая, субтильная, темноглазая. Постарше меня лет на пять. Может семь. Словом, один и тот же типаж. Замену, значит, искал. Но так и не нашел. Эх, Васек…

Тут дверь в ванной со скрипом приоткрылась, явив хозяина квартиры собственной персоной. В халате и с полотенцем на голове. Так он и застыл, как каменное изваяние самому себе, когда взгляд его остановился на двух брюнеточках, мило распивающих кофе у него на кухне.

– Л-лю…, – зазаикался мужик.

– Люда, – подсказала ему супруга.

– Ж-жже…., – продолжил изображать придурка мой почти бывший шеф.

– Женя, – ядовито улыбнулась я и, пока Людмила не видит, отсалютовала ему чашечкой. – С легким вас паром, Василий Михайлович. Вы уж извините, что потревожила. Отвлекла от решения семейных проблем, но одно важное дело требует вашего срочного вмешательства.

Луганский моргнул, перевел взгляд на мои голые ноги. Снова моргнул и раскосый, чуть очумелый, взгляд уперся в вырез до пупа. Дальше шестеренки в его мозгу туго и с чудовищным скрипом зашевелились, о чем известил почти мученический стон их владельца. До него, видимо, стало доходить, что я могла забыть с утра пораньше, да еще и в таком виде.

– Кофе, дорогой? – всполошилась Людочка и засуетилась вокруг супруга, освобождая ему место за столом.

Мужчина чего-то попытался возразить, но не успел. Ему тут же подставили тарелку с печеньем и чашечку под нос. И все это с сюсюканием, поглаживанием и причмокиванием.

Но лично мне было уже глубоко фиолетово на все их телодвижения. Поэтому, не отходя от кассы, положила перед носом Васька свое заявление и заранее приготовленную ручку.

– Будьте любезны, подпишите, пожалуйста, а то я на самолет опаздываю, – деловито произнесла я, в один глоток допивая свой кофе.

– Какой самолет? – сипло выдавил Луганский.

– Как какой? – сама невинность хлопнула глазками. – В Якутию.

Теперь настал черед мужчины плеваться кофе.

– Якутию?!

– Ну да, – заверила я. – У меня там, знаете ли, тетка троюродная живет. Вот, буду осваивать новые методы землепользования.

– В Якутии?! – чуть ли не взвизгнул Васек.

Ух, ты, бедняжечка. От перенапряга глазик задергался. Ничего, вот уйду, тебя Людочка насмерть затискает.

– Васюнь, у человека скоро самолет, – вступилась за меня Людмила. – Да и у нас дел по горло. Нужно по магазинам смотаться. Подписывай уже.

Я уже открыто усмехнулась, нагло глядя Луганскому прямо в глаза. Что, Васенька? И на тебя теперь нашлась управа.