Наш человек в Киеве

– Пристрелю суку! – нервный боевик с отчётливым щелчком вскрыл кобуру и выудил оттуда огромный пистолет, что-то вроде Desert Eagle. Ну, или может, пистолет Стечкина – я в них не очень разбираюсь.

Майор полиции неуловимо резким и точным движением прихватил наркомана одной рукой за худосочную шею, а другой так же ловко и уверенно выдернул из его руки пистолет.

– Ну, мы же договаривались, господа революционеры, не делать резких движений, – сказал нам всем майор с немного наигранным возмущением. Он вынул из пистолета магазин и принялся неспешно выщёлкивать оттуда патроны прямо на грязный кафельный пол отеля.

В холле отеля оказалась отличная акустика – я с удовольствием поработал камерой, присев на пол и снимая оттуда, как на полу звонко скачут патроны калибра девять миллиметров и как на это смотрят люди вокруг.

Люди вокруг, кстати, смотрели на майора с уважением.

Потом майор приотпустил шею нервного революционера, и тот сразу выскользнул, послушно нырнув в тень, куда-то к столикам ресторана.

Администратор внезапно осмелел и неожиданно громко высказал вслух всё, что, похоже, вертелось на языке у прочей публики:

– Господа, ну нельзя же так! У нас же бизнес, клиенты, налоги, в конце концов! Как же можно всё это отбирать у простых коммерсантов, будто вы коммунисты?! Вы же за европейский путь развития должны выступать, верно? Значит, без коррупции и насилия! Мы европейцы или кто?!

Публика вокруг, включая мужиков в камуфляже, опустила глаза и принялась неубедительно делать вид, что все собравшиеся здесь вообще ни при чём.

– Они ведь не просто вошли и тихо уселись в ресторане, нет! Они же сразу, как вошли, за стойку бара ломанулись. И там, как в кино, начали разливать друг другу всякие напитки, а то и пить из горла дорогие смеси, – горячо зашептал мне прямо в ухо чей-то взволнованный голос. – Это же какой-то беспредел!

– Значит, так, господа европейцы, – хриплым, но решительным голосом подытожил непростую коллизию полицейский, убирая огромный пистолет себе за пазуху. – Хватит революционной самодеятельности!

Он посмотрел на часы в своём телефоне и ещё энергичнее продолжил:

– Отель – это частная собственность. Если владелец отеля говорит, что мы все тут лишние, значит, мы все лишние, значит, выходим все наружу. Без вариантов. Если кому-то что-то неясно, будем сейчас объяснять индивидуально.

Несмотря на очевидную угрозу, на выход потянулись не все. Примерно половина народа из местной камуфлированной публики в холле всё-таки задержалась, задумчиво поглядывая по сторонам.

Майор достал из кобуры свой табельный пистолет Макарова и с мученическим выражением на лице передёрнул затвор. На многострадальный кафельный пол отеля упал очередной патрон.

– В народе меня зовут Тупой Хряк, – доложил майор. – Они меня так зовут за то, что я на самом деле тупой хряк. Внимание! На счёт «три» я, тупой хряк, начинаю зачищать гостиницу от посторонних, как умею!..

Он выстрелил из пистолета в потолок всего лишь дважды, но я немедленно вышел из лобби отеля одним из первых, хотя был на сто процентов уверен, что в меня майор первым стрелять не станет. Выглядел он, если честно, интеллигентным и ответственным офицером.

Тем не менее вместе со мной из отеля вышли почти все остальные посетители, включая большинство революционеров, а внутри осталось не больше десяти человек.

Тут же к дверям отеля как бы ниоткуда выбежали солидные мужчины в цветастых ливреях. Они быстрыми ловкими движениями перекрыли парадный вход массивными стульями и встали снаружи, неспешно раскуривая сигареты и всем своим видом показывая, что больше никто и никогда не войдёт сюда без брони, надёжно подтверждённой Visa или MasterCard.

Я перешёл на другую сторону проспекта и на автомате снял эту сцену для истории. Уже рассветало, поэтому картинка получалась, что надо.

Потом я пошёл обратно на Майдан, поскольку оттуда вдруг стали доноситься странные вызывающие звуки. Мне даже показалось, что там, на Майдане, сейчас убивают европейскую демократию – так убедительно и жарко вдруг закричали оттуда аборигены.

Они кричали не зря. Оказалось, что на площадь Независимости не подвезли дополнительные полевые кухни, а также пиво, хотя оно было обещано отдельно.

– Это саботаж! У меня пятьсот человек голодные и трезвые, как дураки, а ты мне лепишь про интриги санитарных инспекторов! Гнать их в шею! Прорывайся, как сможешь! – надсаживаясь, несколько картинно орал в телефон, стоя посреди площади, мой уже знакомый мужик в кургузой синей курточке.

Рядом стояло человек не пятьсот, но пятьдесят хмурых боевиков в камуфляже, действительно, злых и трезвых.

– Жрать уже давай, Семён. Рассвет, понимаешь, уже полощется, а мы ни в одном глазу!

– Мы так вообще не договаривались! Где наше пиво? По два литра в рыло в сутки обещано! Сёма, что за кидок на ровном месте?!

– Это не революция, а чёрт знает что такое!

Я не решился поднять камеру на плечо в такой ответственный момент – было очевидно, что революционеры не шутят. Да и снимать тут, честно говоря, было нечего: мрачные, нетерпеливые, одинаковые в своей злобности мужчины в потных мокрых камуфляжных костюмах, нервно прогуливающиеся в утреннем сумраке по площади Незалежности в поисках демократии.

Если это действительно можно будет однажды снять на видео, в итоге получится фильм столь любимого на Западе андеграунда. То есть унылый, но претенциозный и получивший яростную поддержку в СМИ фильм, который, как водится, никто не посмотрит, зато все положительно оценят, потому что так сейчас в обществе принято. И попробуй только возрази.

Я прошёл к сцене под стелой. Там тоже толпился народ, но уже более разнообразный – тощие юноши в балаклавах и с палками в руках, пенсионеры со злыми лицами, фрики в странных балахонах или, напротив, граждане, раздетые буквально до трусов, несмотря на холод и морось.

Один из таких фриков, упитанный мужичок в ярко-красном балахоне, похожем на сценический костюм Аллы Пугачёвой, залез на сцену и принялся энергично декламировать оттуда яркие резкие лозунги:

– Долой гнилую войну!

– Да здравствует справедливая война!

– Смерть продажным чиновникам!

– Слава хорошим чиновникам!

– Повернём оружие АТО на Киев!

– Добьём сепаратистов в Донецке!

– Слава Украине!

– Смерть ворогам!

Каждый второй его лозунг противоречил предыдущему, и я быстро утомился, перестав вслушиваться в слова оратора.

Небо вдруг протекло струями необычно холодного дождя, а когда ещё поднялся ветер, на площади стало совсем неуютно. Однако толпа вокруг меня не уменьшалась, люди всё прибывали и только вставали плотнее, сохраняя таким образом последнее тепло.

Я поднял камеру и огляделся. Собравшиеся стояли вплотную друг к другу, мужчины и женщины, подростки, парни и девушки, переминались с ноги на ногу и чего-то ждали. Разговоров почти не было слышно. То там, то здесь разгорались огоньки сигарет, озаряя сжатые губы и втянутые щеки. Потом в такт оратору со сцены над площадью ярко вспыхнули гигантские плафоны. Их было три: красный, синий и зелёный, в виде закруглённых треугольников. Толпа колыхнулась и замерла. Вокруг меня тихонько задвигались, гася сигареты. Плафоны на мгновение погасли, а затем начали вспыхивать и гаснуть поочерёдно: красный – синий – зелёный, красный – синий – зелёный…

Я ощутил на лице волну горячего воздуха, вдруг закружилась голова. Вокруг шевелились. Я поднялся на цыпочки. В центре площади люди стояли неподвижно: было такое впечатление, что они словно оцепенели и не падают только потому, что сжаты толпой. Красный – синий – зелёный, красный – синий – зелёный… Одеревеневшие запрокинутые лица, чёрные разинутые рты, неподвижные вытаращенные глаза. Они даже не мигали под плафонами…

Стало совсем уж тихо, и я вздрогнул, когда пронзительный женский голос неподалёку крикнул: «Слава Украине!» И десятки голосов откликнулись: «Слава Украине! Героям слава!» Люди на тротуарах по периметру площади начали размеренно хлопать в ладоши в такт вспышкам плафонов и скандировать ровными голосами: «Слава Украине! Смерть ворогам! Слава Украине! Смерть ворогам! Слава Украине! Смерть ворогам!»

Ритм вскриков и мигание плафонов завораживали до безумия. Я почувствовал, как сам начал вслух проговаривать ненавистные мне нацистские лозунги, настолько крики толпы вокруг оказались заразительны.

Кто-то упёрся мне в спину острым локтем. На меня навалились, толкая вперёд, к центру площади, под плафоны. Красный – синий – зелёный, красный – синий – зелёный…

И тут, наконец, я понял, что всё это необычайно весело. Мы все хохотали. Стало просторно, загремела музыка. Я подхватил славную девочку, и мы пустились в пляс, как давным-давно – беззаботно, чтобы кружилась голова, чтобы все нами любовались… Мы отошли в сторонку, и я не отпускал её руки, и совсем ни о чём не надо было говорить, и она согласилась, что Порошенко – очень странный человек. Терпеть не могу алкоголиков, сказала мне Дина…

Когда одуряющий морок почти захватил меня, рядом, почти у меня под ногами, разорвалась газовая граната. Из неё с шипением полез белый дым, и я на инстинктах рванул прочь сквозь толпу, прижав камеру к груди правой рукой и отчаянно пихаясь во все стороны левой.

Ненавижу слёзогонку – меня начинает выворачивать от одного её запаха.

Я успел продраться сквозь толпу, прежде чем там началась настоящая паника, и все вокруг начали топтать друг друга. Уже отбежав к Крещатику, заметил метнувшуюся в подземный переход тощую высокую фигуру.

Я побежал за ним и, конечно, нагнал его ещё в переходе – бегал он хреново, как, впрочем, и всё, что делал.

– Привет, Андрей, – сказал я негромко, присев рядом с ним на корточки.

Он моргнул воспалёнными злыми глазками.

– Ах ты ж гад, москаль! Как же ты меня напугал! – сказал мне коммунист Андрей.

Мы вместе поднялись наверх и вдруг увидели колонну оранжевых машин: поливальных цистерн, тракторов со щётками, фургонов, грузовиков, автобусов, набитых дворниками в оранжевых жилетах. Вся эта армия неторопливо двигалась по Крещатику и почти достигла перекрёстка с аллеей Небесной Сотни.

Жуткая колонна перестраивалась для атаки, но подготовка продолжалась слишком долго, и мы в ожидании развязки уселись на парапет пешеходного перехода.

Позиция была на редкость удобная, и я достал камеру.

Стоило мне поднять её на плечо, как к нам кинулось несколько спортивного вида мужчин в блестящих от дождя кожаных куртках.

– Шановний, очень прошу. Не надо тут ничего снимать, – сказал мне самый рослый и убедительный из них.

Я заглянул этому спортсмену в лицо и вдруг узнал его – он был среди тех энергичных крепких мужчин, что накануне успешно отбили атаку полиции на палатки Третьего Майдана.

Я послушно опустил камеру, пробормотав:

– Вчера же вы были на той стороне, – я показал рукой на площадь.

Спортсмен осклабился, глядя на меня сверху вниз со снисходительной ухмылкой:

– Нам что красные, что белые, лишь бы гроши платили.

Его приятели в ответ заржали, возвращаясь в авангард колонны, которая уже начала разворачиваться клином к стеле.

Во главе клина спортсмены поставили бульдозер и теперь суетились возле него, указывая водителю направление атаки и поднимая ковш на удобную высоту, чтобы одним махом снести потешные фанерные баррикады протестующих.

– Смотрите и учитесь, Андрей, как надо правильно разгонять неправильные демонстрации, – заметил я своему соседу негромко. – А то вы всё лезете с какими-то вздорными газовыми гранатами, флагами, стихами. Жизнью и здоровьем зачем-то рискуете. А ведь это просто бизнес. Он называется европейская демократия. Суть его перед вами: нанимаете тысячу спортсменов, и любой вопрос решён.

– Театр. Всё вокруг нас – какой сраный театр, – с горечью согласился Андрей.

– Да ладно, какой это театр. Цирк с конями, вот что это такое, – отозвался я, решительно вставая и запихивая камеру в пакетик. – Пойдёмте, позавтракаем где-нибудь вместе?

– Нет, спасибо. Я хочу сейчас досмотреть это представление до конца. Надо же и мне когда-то учиться европейской демократии, верно?..

Глава 9

Впервые за последние дни мне удалось нормально выспаться. Но хорошо много не бывает – после того, как я выплатил аванс протезисту, я оказался на финансовой мели. Я всё старательно подсчитал: денег осталось ровно на семь обедов в «Пузатой хате», зато после прохождения через эту голодную неделю из Петербурга ожидалось перечисление гонорара за мои первые сюжеты.

Разумеется, первое, что я увидел, явившись с утра на обед в «Пузатую хату», было объявление о повышении цен.

«Уважаемые посетители! К нашему большому сожалению, мы вынуждены поднять цены в нашей столовой. Причина – из-за блокады транзитных перевозок поставщики подняли цены на продукты на 15–20 %. Нам тоже пришлось это сделать. Но мы подняли цены лишь на 10 %, потому что мы ценим вас, наших клиентов. Оставайтесь с нами! Коллектив сети столовых „Пузатая хата“».

В очереди к кассе только и разговоров было, что о повышении цен.

– Твари последние эти активисты! Сами не работают и другим не дают!

– Олег, давай потише. Люди же слушают.

– Тише?! Они уже на голове у нас пляшут, а ты всё «тише, тише».

– В полиции сказали, будут разгонять блокировщиков.

– В полиции? Да они сами боятся этих тварей до усрачки!

Ругался на активистов рослый мужик в рабочем комбинезоне, а успокаивал его коллега в таком же комбинезоне, но вдвое меньших габаритов.

Рослого в очереди поддержали:

– Да сколько можно, натерпелись уже от этих уродов! Теперь из-за них ещё и цены повышают! – крикнула немолодая женщина в китайском пуховике.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Сеть дешёвых киевских столовых.

2

Антитеррористической операции.