Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

Это не было вопросом, но Андрей подтвердил:

– Точно. Как в воду смотришь.

Эркин молча кивнул, усаживаясь за стол.

– Балабол! – Сомз шмякнул перед ними тарелку с буханкой тёмного хлеба, которая как сама собой распалась на толстые ломти, и рявкнул: – Салли! По полному им!

– Учить меня вздумал! – Салли уже плыла к ним, балансируя большим подносом, уставленным тарелками и мисками. – А то я не знаю, чего с устатку нужно!

Салли подавала далеко не каждому. Обычно на рык Сомза она отвечала из кухни, что, мол, приди и возьми, готово уже, а то и вышвыривала оттуда наполненную тарелку или миску, ловко шлёпающуюся на стойку перед Сомзом, а он уже отправлял её по назначению.

Уставив стол мисками, тарелками и стаканами, она воинственно взмахнула подносом и исчезла в кухне. Полный комплект – это большая миска густого супа, тарелка с большим куском мяса и овощами, тарелка поменьше с чем-то острым или солёным, тарелочка или мисочка с чем-то сладким, стакан кофе и стаканчик спиртного.

– Ну, поехали! – Андрей оглядывал стол блестящими глазами.

– Смотри, не заблудись, – предостерёг его Эркин, придвигая к себе тарелку с нарезанной солёной рыбой.

Оглядев занятых обедом парней, Сомз занялся своими делами. Он умел быть очень незаметным, если ему не мешали.

Ели парни, не спеша, вдумчиво, растянув спиртное почти до половины мяса. И хотя подслушать их не могли – Сомз не терпел шляющихся у столов шакалов, безжалостно вышвыривая их, если, конечно, успевал дотянуться. Обычно стоило такому только заглянуть в дверь, как Сомз начинал вздыматься, нависая над своей стойкой, и попрошайка мгновенно исчезал. Но несмотря на это говорили парни камерным шёпотом, избегая имён.

– Понимаешь, позвали они меня.

– Тебе что сказали? Не светись.

– Им этого типа знать неоткуда, сам подумай. Их тогда здесь и близко не было.

– Не заиграешься?

– А для чего я тебя зову? Вот и приглядишь за мной. Ну, посвистишь там или ещё как. И вообще…

– А то я наших в паре не видел. Стрёмщиком, значит. Ладно.

– Твоя часть…

– Врежу, не зарывайся.

– Положено так, пойми.

– В люксе нам жить положено? Мне жить, – Эркин усмехнулся, – вообще не положено. А ты мне толкуешь…

– Ты десятую долю, ну, за то стадо и за Шекспира брал? Так чего ж?..

– С тебя не возьму. И хватит об этом.

– Ну, как хочешь. Но за обед я плачу. Ты вчера платил.

– Считаться вздумал…

– Я тоже врезать могу. Учти.

Они хмуро посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.

– С вас семнадцать, парни, – прорычал Сомз одновременно с их последними глотками.

– С каждого, или вместе? – Андрей полез за бумажником.

– Уши заложило?! – рявкнул Сомз, принимая от него две радужные десятки. – Когда один платит, олух, то и говорят всё разом. А то лезет ещё!..

На улице Андрей озадаченно посмотрел на Эркина.

– Он что, слышал? Мы ж…

– Что ему надо, он всегда услышит, – хмыкнул Эркин.

– Ладно. Заложит – пожалеет, – очень спокойно сказал Андрей. – Пошли.

– Пошли, – кивнул Эркин.

В игровом было многолюдно и шумно. Так многолюдно, что Фредди с трудом протолкался к своему месту, а сесть пришлось ближе обычного. И, оглядев стол и играющих, Фредди еле удержал маску. Ну, русский здесь – понятно, ну, лендлорды, считай, все до одного – ещё понятнее. Но Берт как сюда попал? У ковбоев свои места. Старшие играют у Ройта, у него для этого отдельный зал, куда не всякого пустят, а остальные для серьёзной игры ходят к Тедди, у цветных для этого облюбована Берлога. Ну, бывает, что кто в старших первый год и не признали его ещё, сидит у Тедди, ну, кто из ковбоев уж шибко хваткий может к Ройту завернуть, но это уже совсем большая редкость. И всё. Как Рестон сюда залетел? На родовитого парень тоже не походит. Зазвали, чтоб обобрать… смысла нет, лендлорды, оба, с ним ещё не рассчитались, а сам он два дня судил, играть не мог, похоже, кредитки за душой нет. Сам он зайти не мог, да и не пустили бы его… Нет, точно зазвали. И похоже… да, опекают. Джонни его ведёт. И остальные… да, точно. А, понятно. Ну что ж, всё правильно, надо же расплатиться с парнем. Два дня на себе весь воз тащил. Только Дикси шебаршится, но его Джонни отсекает.

– Ну вот, Берт, а вы… смущались.

– Удача любит новичков, Берт.

– Спасибо, джентльмены, но такая пылкая любовь недолговечна и заканчивается болезненным разрывом.

– Ну, не надо быть таким пессимистом, Берт. Даже самая кратковременная любовь длится не меньше ночи.

Ты смотри, парень всё-таки соображает. Сам пробует. Аккуратно играет. Похоже, университетская выучка. Да, и знает, и кое-что умеет, его суммы смущают.

– Вам ещё сколько курсов, Берт?

– Три.

– Вы филолог?

– Буду им. Хочу заняться фольклористикой.

– А! Собирали здесь материал?

– Прежде всего, плату за учёбу. А… материал и навёл меня на мысль о фольклоре.

– А почему бы вам не сменить профиль, Берт? Скажем… на ветеринарию?

– Или ещё лучше экономику?

– Да, или на юриспруденцию, раз вас влечёт гуманитарное направление.

– Да, года ещё два лета старшим ковбоем, и вы – управляющий.

– Интересное предложение, джентльмены, здесь есть о чём подумать.

– Разумеется, Берт.

– Но на следующее лето вы, разумеется…

– Я уже договорился с мистером Рестоном. Команду себе он сам подберёт.

Ух ты, прыткий какой лендлорд! Ну что ж, у Берта хватка есть и людей чувствует, а остальному научиться можно. Сделал малыш карьеру.

– Но я не ожидал такой удачи.

– Да, эта олимпиада оказалась очень удачным изобретением.

– И как все увлеклись.

– Да, я знал о скачках, даже стрельбе, но что метание ножей окажется столь азартным зрелищем…

– А борьба столь волнующей.

– Особенно для дам.

– О да, дамы совсем потеряли головы.

– Если у кого они и были.

– Вы сегодня играли рискованно, Бредли.

– Вчера вы были осмотрительнее.

– Ну, лендлорд должен быть уверен в своих работниках. И я рискнул.

– Риск хорош, когда он оправдан.

– Риск оправдывается результатом.

– Согласен, но последняя схватка…

– Исход был проблематичен. И весьма.

– Но я не предполагал, что все эти местные… гиганты не дойдут даже до финала.

– Этого никто не предполагал.

– Да, вы заметили? Даже призы подбирались под местных.

– Вы, капитан, тоже рискнули.

– Я ставил на ловкость против силы.

– Вы правы. Победила ловкость. Очень ловкие и гибкие. Весь… гм, первый десяток. Молодцы один к одному. Будто… из одного… питомника.

– Вы находите? – удивился Джонатан. – А я, признаться, впервые увидел такое… разнообразие.

– Ну что вы, Бредли! Это же видно сразу.

– Я согласен с Бредли. Общее только то, что они хорошие борцы.

– Да, ну, и возраст, пожалуй.

– Но мускулатура, поведение…

– Обычное поведение, не нахожу ничего особенного.

– Хвастовство своей силой типично для этого возраста. Все молодые.

– Да, и независимо от расы, кстати.

– А кстати. В поведении всех цветных много детского.

– Согласен, они все очень инфантильны.

Старцев поймал взгляд Джонатана и улыбнулся. Джонатан кивнул.

– Однако психологические особенности цветных меня мало интересуют.

– Разумеется, вы правы, Бредли.

Так, русский согласился увести разговор. Интересно. Что же он знает и чем это кончится? Но до этого дурака… так, раздевают его. Ну, правильно. Как тогда Эркин сказал? «Раззявив пасть, думай, что вякаешь». Ну, сейчас его разденут. А Берт хорошо работает, решил выйти? Правильно, с него достаточно.

– Спасибо за игру, джентльмены.

– Подумайте над предложением, Берт.

– Жду вас завтра у себя, мистер Рестон.

– До встречи, Берт.

– Удачи, Рестон.

Ты смотри, как провожают парнишку. Так, а этого дурака уже кончают. Дикси увял. Ну да, увидел, наконец, что русский с Джонни, и струсил. Так, сейчас русский начнёт выходить. Его время. Джонни доработает и выйдет. Ну, по обычному режиму.

Эркин и Андрей не спеша шли по ночной тихой улице. За домами шумела и переливалась огнями Мейн-стрит, а здесь…

– Уф, сошло всё.

– Они хорошо играют?

– Нормально. Я не стал нажимать, боялся, что сам сорвусь или их сорву. Давно не играл.

– Ты хорошо держался. С языком заносило иногда, вроде даже как не по-русски, но… чуть-чуть.

Андрей улыбнулся.

– Меня ты держал. Вспомню о тебе и останавливаюсь. А то бы сорвался. А язык… Это феня. Ну, у русских кримов свой язык есть. У них тоже срывалось. Да и проверяли меня, пришлось… соответствовать.

– У русских есть кримы? – удивился Эркин.

– А что, русские не люди? – засмеялся Андрей. – Уголовники везде есть. Мне когда-то объясняли. Раз закон есть, то и нарушители должны быть.

Эркин искоса посмотрел на него и улыбнулся:

– Давай, говори. Я ж вижу всё.

Андрей покраснел.

– Я вот что хотел… Ну, вот завтра, ну, для справок этих, там фамилию называть надо. Я… я ж не помню своей.

Эркин хотел было сказать: «Так придумай», – но промолчал, и Андрей продолжил:

– Я и подумал… можно… Можно, я твою возьму?

– Как это? – не понял Эркин.

– Ну, назовусь, как и ты. Ты… ничего? Не против?

– Бери, конечно, – пожал плечами Эркин. – Только… охота тебе Угрюмым зваться?

Андрей тихо рассмеялся.

– Я справку твою читал сегодня. Ты смотри, как у тебя.

Они как раз были у фонаря. Андрей вдруг присел на корточки, и Эркин невольно последовал за ним. Андрей разгладил ладонью уличную пыль, достал нож и стал кончиком царапать по земле. MOROSE и под ним МОРОЗ. Эркин непонимающе смотрел на непонятные закорючки.

– Смотри. Вот это по-английски. Мэроуз – угрюмый, а это по-русски мороз, по-английски frost. Видишь, буквы почти одни и те же. А это я сейчас мороз по-английски напишу, – Андрей быстро написал MOROZ. – Видишь, одни и те же буквы, только вот здесь различие, – он потыкал ножом в букву Z. – Смешно, правда?

– Смешно, – кивнул Эркин.

– Это ж здорово как, Эркин. Я ж русский. И по-русски будет Андрей Мороз. И… звучит.

– Звучит, – согласился Эркин.

– И не спутаешь никогда. Так можно? – Андрей просительно смотрел на него.

– Можно. Бери, – улыбнулся Эркин.

– Ну, спасибо.

Андрей, пряча нож в сапог, как-то неловко повернул его и порезал палец. Несколько красных капель упали на буквы и тут же впитались в пыль, только пятнышки остались. Андрей встал и тщательно затёр сапогом надписи.

Неловкость Андрея удивила Эркина. Чтоб о собственный нож порезаться… и не пьяному… Но Андрей уже стал прежним.

– Пошли, груши купим. Игровые деньги лёгкие, их тратить надо. Ох, и гульнём сегодня!

– На завтра силы оставь, – засмеялся, вставая, Эркин.

– Жить сегодня надо, – на мгновение посерьёзнел Андрей. – Завтра может и не быть, – и тут же засмеялся. – И завтра гульнём. Пошли же, ну.

– Боишься, что раскупят? – рассмеялся Эркин.

– Раскупят, не раскупят, а тащиться нечего.

Андрей шёл теперь быстро, и Эркин, невольно заражаясь его весельем, тоже уже спешил, чтобы закрутиться в шумном блестящем водовороте Мейн-стрит.

В гостиницу Эркин пришёл поздно.

И, к своему крайнему изумлению, не обнаружил ключа. Все эти дни он, входя, издали видел их ключ с деревянной грушей в ячейке за спиной портье. Третья сверху, четвёртая справа. Обычно портье протягивал, не глядя, руку, брал ключ и клал его на стойку. А сегодня даже глаз не открыл, будто не слышал, как звякнул колокольчик над дверью. Чтобы Фредди ночевать пришёл? Да нет, он сегодня у своей очередной. Андрей? Случилось что?

Эркин быстро взбежал по лестнице и пошёл, почти побежал по коридору. Вот и их номер, дверь закрыта. Он осторожно постучал костяшками и прислушался. Ага, шаги.

– Эркин? – голос Андрея.

– Это я, открой, – тихо ответил Эркин по-русски.

И, как и он вчера, Андрей открыл дверь так, чтобы его не увидели из коридора. Эркин быстро протиснулся в получившуюся щель и прихлопнул дверь спиной, на ощупь задвинул засов.

В гостиной было темно, и в воздухе стоял какой-то странный и в то же время знакомый запах.

– Что это? – тихо спросил Эркин.

– Груши, – Андрей сонно зевнул и зашлёпал в спальню. – Я ещё на утро нам взял.

Эркин, не зажигая света – он всегда хорошо ориентировался в темноте, а уж здесь не первую ночь ходит, – разулся, повесил куртку и шляпу и пошёл в спальню, на ходу расстёгивая рубашку. Андрей уже снова лёг и, судя по дыханию, спал. Эркин разделся, обмылся под душем и лёг, с удовольствием вытянувшись на прохладных простынях. Андрей сонно вздохнул и пробормотал что-то во сне.

Эркин ещё раз потянулся, укрылся одеялом и медленно, смакуя удовольствие, расслабил мышцы, распластался на постели. Хорошо. Десять дней осталось всего. Женя, слышишь, десять дней. Увижу тебя, Алису. А подарки я завтра куплю. Все женщинам платки покупают, и я куплю платок. Ты… ты ведь не обидишься, Женя? Так-то что другое если, я не знаю, а спрашивать опасно, а платок… на него никто так особо ничего не подумает. И Алисе… а вот ей чего, не знаю. Андрей сегодня у витрины с игрушками застрял. Машинки, солдатики… это, как я понимаю, мальчику, а девочке… куклу? Есть у неё куклы. Две, кажется. Точно, две. Ладно, придумаю. Денег бы хватило. Андрей говорил, что игровые деньги трать надо. Да, все так говорят. Игровые, призовые… Тогда в плату четвертную доложить и пусть лежит. А призовые и игровые взять. Призовых… сотня за скачки, семьдесят пять за мастерство и за борьбу сотня. Двести семьдесят пять. Значит, это на подарки можно. Ну, шестьдесят уже, считай, потратил. Двести пятнадцать. Игровые… сегодня много взял. Утром сосчитаю и прикину. Но плату трогать не надо. Она Жене. Призовые – на подарки. А на игровые есть. Да, трусов прикупить. По две пары они с Андреем сегодня себе взяли. Андрей надоумил взять не тканевые, а… как их, да, трикотажные. В обтяжку и под джинсами удобно, не морщит. Ну, это тоже завтра. Больше, вроде, ничего не нужно. А играть здесь каждую ночь можно. А днём в щелбаны. Тоже на деньги все играют, и здесь взять можно. Двести пятьдесят есть, ещё столько же в имении, это пятьсот. И ковёр. Всё это Жене. Это уж точно. А премию… ну, посмотрим. Ну, вот и всё, можно спать. Гудит всё после борьбы этой. Честно Джорджи держался, до последнего.

Тетрадь двадцать шестая

Джексонвилл

Осень совсем не походила на себя. Тёплая, солнечная. Удивительно приятная осень.

Женя шила, сидя у окна и улыбаясь. Какая же она дура: вздумала считать дни. Отсчитывала три месяца, а он же говорил, что до пожухлой травы. И она следила за травой в городском парке. А по ней ходят, мимо ездят машины… конечно, ещё лето, а газоны уже желтеют. И с календарями природа не считается. Нет, какая же она дура…

…Рози появилась в конторе румяной, сияющей и уверенной в себе. Все пришли в восторг: так отдохнуть, так посвежеть! И всего за десять дней!

– Неделю, – смеялась Рози. – Три дня ушло на дорогу. А на ферме – неделя.

– Да, – вздохнула Ирэн. – За городом так хорошо!

– Да-да, – Рози оглядывала их такими сияющими глазами, что будто света прибавлялось в их комнате. – Там ещё совсем лето. Прошли дожди, всё цветёт, всё!.. Трава, как в мае, сочная! Представляете, мама завела маленькое стадо, так они ещё месяц могут быть на выпасе, без кормов. Мама наняла на лето пастухов, так их пришлось задержать, ну, продлили контракт… Из-за травы, чтобы не терять такие возможности.

– Рози, вы стали настоящей Счастливой Фермершей! – смеялась Этель.

– Вы знаете, – пальчики Рози выбивали на клавишах задорную дробь, – я и впрямь подумывала остаться. Маме удалось наладить какое-то хозяйство. Всё совсем по-другому, но… Конечно, маме тяжело одной, но она не захотела, чтобы я оставалась.

– Разумеется, в городе больше возможностей, – согласилась Майра…

…Дальше Женя уже не слушала. Обычная болтовня. Самое главное она узнала. И разумеется, раз трава хорошая и стадо на выпасе – а он же пастухом нанимался – его задержали. Господи, только бы он не начал горячиться и упрямиться. Разумеется, она подождёт, пусть спокойно работает. А то ещё поскандалит, он же такой. Сказал – значит, сделает. А скандал может иметь такие последствия, что… Нет, не надо о страшном. Так что, ещё месяц. Ну, не так уж и страшно. Главное – она теперь знает причину задержки. Ничего нет хуже неизвестности.

Ну вот, какое хорошее платье получается. И на зиму Алиса одета. А ему она что-нибудь свяжет. Свитер или пуловер. Свитер лучше: он горло закрывает. Вот закончит с шитьём и возьмётся… за свою кофту. Всё равно она её не носит. И носить не будет. А если распустить, постирать и отпарить пряжу, то будет вполне прилично и даже хорошо. Тапочки она ему сделала. Но зимой спать на полу в кладовке ему будет холодно. В комнате хоть от печи тепло, в кухне – от плиты, а кладовка холодная. Что же делать? Купить раскладушку? Не встанет она в кладовке, там слишком тесно. Если бы не эта идиотская самооборона, насколько было бы легче. Конечно, после Дня Империи они притихли, но… но кто знает, что будет? А как хорошо можно было бы устроить жизнь.

Женя убрала шитьё и вышла позвать Алису. Вечереет уже. А вечера прохладные.

И начался обычный вечер. Тихий и суматошный одновременно, с кучей одновременных дел и неспешным течением времени, неумолчной болтовнёй Алисы и уютной тишиной.

Они поужинали, поиграли, почитали. Женя уложила Алису, покрутилась ещё по хозяйству и легла. И как всегда, как уже привыкла, закрыла глаза и стала вспоминать Эркина. И мечтать о том, как он приедет. Ушёл он тогда на рассвете, а вернётся… она даже не знает, где он сейчас. Наверное, далеко. Имения вокруг Джексонвилла большей частью заброшены, об этом говорили в конторе, и что не имения теперь, а фермы, бедные фермы, где нет денег даже нанять кого-то. И он говорил, что их повезут. Так что, может, и обратно… привезут. Не к дому, конечно – Эркин очень осторожен – а просто в город. Наверное, на рынок. Или, если будет добираться на попутных машинах, то тогда утром. Ну конечно, рано утром, когда на рынок привозят продукты. Так что он придёт утром. Как он тогда пришёл после ночной работы. Усталый, потемневший от бессонной ночи, выложил на комод деньги и сразу лёг спать. И сейчас… он пройдёт в калитку, опустив голову и глядя себе под ноги, чтобы случайно ни с кем не встретиться взглядом, поднимется по лестнице, перешагивая через скрипучие ступеньки, и всё равно она услышит его шаги, потом он нащупает ручку, он всегда так берётся за неё, будто… не уверен, что ему откроют. И…

Женя вздохнула. Нет, так она себя до галлюцинаций доведёт. Надо спать.

Бифпит

Бифпит отсыпался после праздничной ночи. Два этих сумасшедших дня утомили даже привычных вроде бы ко всему ковбоев. Утомили переживания, игра… Утренние улицы казались пустынными, а конюшни тихими. Даже переругивались как-то вяло, без обычного задора. И парни работали спокойно и неторопливо. К тому же на одну лошадь меньше.

Утром Эркина разбудил Андрей: стонал и ворочался, пока не лёг поперёк кровати, едва не столкнув Эркина. Эркин встал и пошёл в ванную. А через минуту туда пришёл Андрей с одновременно виноватыми и злыми глазами.

– Разбудил тебя?

– Всё равно уже пора, – зевнул Эркин, пуская холодную воду.

Пока Андрей бреется, он спокойно распоряжается душем, быстро и часто меняя воду с холодной на горячую и обратно. О вчерашнем они не говорили. Кто когда пришёл – его дело. Раз проблем не было, то и говорить нечего.

– Эркин, вылезай. После уборки наполощешься.

– Так вы ж не дадите. Вам игры не нравятся.

Эркин наскоро обтёрся и стал одеваться, Андрей ограничился умыванием над раковиной, и они быстро побежали в конюшню. Не было ещё случая, чтобы Фредди их опередил. И сегодня успели. Они только вошли к лошадям, как появился Фредди, молча кивнул им и, снимая на ходу куртку, пошёл к Майору.

Постепенно подтягивались остальные. Но обстановка оставалась спокойной и какой-то сонной. Фредди как всегда придирчиво проверил их работу, но это уже было привычно, и потому никем, даже самими парнями, не замечалось. И они уже ушли, а остальные ещё работали, а кое-кто только подходил к конюшне.

– Уигрались, – хмыкнул на лестнице Фредди и, войдя в номер, где уже как всегда было убрано, а на столе их ждал поднос с завтраком, сначала было пошёл к вешалке, но тут же круто развернулся к столу. – Эт-то ещё что?!

– Груши, – невозмутимо ответил Андрей, стаскивая сапоги. – Как их, Эркин?

– Гранд-дюшес, – столь же спокойно ответил Эркин, мгновенно принимая игру.

Фредди покрутил головой, глядя на три большие ярко-жёлтые груши, еле помещавшиеся в мисках: Андрей, чтобы их не помять, вытащил из вьюка все три миски, и теперь каждая груша гордо красовалась в своей персональной.

– Ошалели, парни, это ж сумасшедшие деньги.

– Уигрались, – выразительно вздохнул Андрей. – И ты ж сам говорил, что настоящие они большие жёлтые и мягкие.

– Это когда?

– А на перегоне. Когда ты до дневки в седле дрых, мы там дичка набрали, – обстоятельно объяснял Андрей.

– Мы ещё из них компот варили, – уточнил Эркин. – Весь сахар извели, а он как был кислым, так и остался.

– Так это ж!.. – ахнул Фредди. – Ну, черти, ну, запомнили…

– А мы каждое твоё слово помним, – ухмыльнулся Андрей. – Вот слушай, – и Андрей очень серьёзным тоном завернул такое крутое ругательство, что Эркин не выдержал и рассмеялся.

Фредди рассмеялся, шутливо замахнулся на Андрея, оба парня тут же изобразили испуг. Словом, все сделали, что положено, но чувствовалось, что Фредди растерян и не знает, что сказать. И Андрей болтал, не закрывая рта, чтобы дать ему прийти в себя, и, похоже, даже сам смутился.

Они привели себя в порядок, позавтракали и уже принялись за груши, когда в номер вошёл Джонатан. Андрей сразу густо, до того, что брови стали белыми, покраснел. Груш-то три, они уже начали, а не позвать к столу… Но и Джонатан от увиденного растерялся.

– Однако… – начал было он, но был остановлен взглядом Фредди и тут же сориентировался: – Приятного аппетита, парни, ешьте спокойно, я подожду.

Джонатан сел на диван и демонстративно углубился в какие-то свои бумаги.

Но Эркин нахмурился, и Андрей, всё ещё красный, встал и, порывшись во вьюках, отыскал ещё одну миску. Фредди кивнул. Они отрезали по ломтю каждый от своей груши с не надкусанного бока и сложили их в четвёртую миску.

– Джонни, – голос Фредди так спокоен, что ясно: ничего необычного не происходит. – Садись. Попробуй дюшеса.

Они быстро переглянулись, Джонатан положил свои бумаги на диван и сел к столу. Ну, подумаешь, ну, решили угоститься грушами, а что каждая в недельный заработок ковбоя, так это ж сущие пустяки. Ели, наклоняясь над мисками, оберегая рубашки.

– В честь чего такая роскошь, парни? – не выдержал Джонатан, когда они уже заканчивали.

– Нам Фредди о них рассказывал, – спокойно ответил Эркин.

– Ага, – кивнул Андрей. – Вот и решили попробовать.

Фредди улыбнулся.

– Ночка тогда выдалась бессонная. В седле на ходу добирал. Первое свободное утро, Джонни.

У Джонатана на мгновение еле заметно напряглись глаза, но он тут же улыбнулся.

– Спасибо, парни.

Эту благодарность можно было истолковать по-разному, но Эркин предпочёл сразу внести ясность:

– На здоровье, сэр, – и стал собирать миски. – Отмою сейчас быстренько. Андрей, и нож давай, а то липнуть будет.

– Хороши, – вздохнул Андрей с таким сожалением расставаясь с миской, будто надеялся, что в ней появится вторая груша.

– Вставай, поможешь, – подтолкнул его локтем Эркин.

Андрей открыл было рот, но тут же сообразил и встал.

– Фредди, и ты нож давай.

Когда они ушли в ванную, Фредди посмотрел на Джонатана, и тот кивнул:

– Я всё понял. Но… разве сегодня круглая дата?

– Какое это имеет значение, Джонни?

– Да, свобода начинается с дюшеса, – усмехнулся Джонатан.

– Нас поздравили, Джонни. Ответное угощение…

– Стоп, Фредди. У меня всё готово, кроме места.

– Обсудим, – кивнул Фредди. – Я тоже думал. И есть идея. Но… потом.

Джонатан кивнул.

Вошли Эркин и Андрей. Отмытые миски, чтоб не мешали, пристроили на краю стола, ножи вытерли и убрали.

– Так, парни, – Джонатан взял с дивана свои бумаги и сел на прежнее место. – Вы уже слышали про справки?

– Кое-что, сэр.

– Всякое болтают, – ухмыльнулся Андрей.

– Хорошо, – кивнул Джонатан. – Итак. Комендатура выдаёт справки, что летом этого года человек работал ковбоем или пастухом в этом округе. В дальнейшем эта справка является достаточным основанием для удостоверения личности. Ясно?

– Ну… да, – пробормотал Андрей, – ясненько.

Эркин молча кивнул, и Джонатан продолжал:

– Мы, лендлорды, сдаём списки работавших. Имена и фамилии. И получать справки приходят сразу всей командой. И лендлорд подтверждает, что именно эти люди у него работали. А заодно, – глаза Джонатана хитро блестели, – работники предъявляют претензии по оплате и прочему. Ну, чем недовольны.