Аналогичный мир. Том четвёртый. Земля обетованная

– Хороший нож, – медленно сказал он по-русски. – Хороший удар, всё хорошо. Но ты забыл главное, – и перешёл на шауни. – Оружие нужно, когда не умеют пользоваться словами.

Андрей медленно кивнул.

– Я понял, кутойс, – ответил он на шауни.

Громовой Камень движением ладони повернул нож рукояткой вперёд и мягко стряхнул его в ладонь Андрея.

– Возьми и без крайней нужды не доставай.

– Крайняя нужда? – переспросил Эркин.

Громовой Камень перевёл свои слова на русский. Эркин кивнул и шевельнул губами, повторяя про себя новые слова. Андрей убрал нож и встретился глазами с Одиноким Волком. Секунды три они молча смотрели друг на друга и одновременно отвернулись.

Громовой Камень вернулся к учительскому столу и сел. До звонка ещё десять минут, поработаем над лексикой. Перекрёстным переводом. Обычно эта работа шла со смехом, вышучиванием ошибок, и класс становился единым, но сегодня работали сосредоточенно и серьёзно. Правда – усмехнулся про себя Громовой Камень – и ошибок гораздо меньше. Что и правильно: раз слово – оружие, то цена и шутки, и ошибки совсем другая. Но где же Андрей так ножу выучился? Не видел такого у русских, хорошо ножи мечут горные племена, лесные предпочитают томагавки. Интересно. И заточка явно другая, и балансировка, и рукоятка точно под определённую ладонь сделана. Но спрашивать не стоит. Такие расспросы добром никогда не кончаются. И у горных всё равно по-другому, и мало их, очень мало, они не то, что с Равнины, на Равнину редко спускаются, никак не мог Андрей настолько с ними законтачить. И нож у него, хоть и с особенностями, но русский…

Звонок прекратил урок и его размышления. Все встали, прощаясь. Первым, как всегда, ушёл Тим, на ходу укладывая и застёгивая сумку. За ним ушли индейцы, а Андрей промешкал, укладывая книги в портфель.

– Я вот спросить хотел, – заговорил он по-русски.

– Спрашивай, – тоже по-русски ответил Громовой Камень.

Эркин о становился в дверях, ожидая Андрея и готовясь вмешаться, если тот опять заиграется.

– Я в Царьград ездил, на прошлой субботе, книжные развалы там смотрел, на шауни нет книг. Где-то же их можно купить? Где, кутойс?

Эркин незаметно перевёл дыхание, а Громовой Камень вздохнул.

– В Царьграде есть наше представительство. При нём магазин. Ну, и в Эртиле, конечно.

Андрей кивнул.

– Понятно. Ну, Эртиль далеко, а в Царьграде посмотрим. Спасибо, кутойс.

Громовой Камень улыбнулся.

– До Эртиля надо ещё чтобы через границу пропустили.

– А?! – Андрей энергично кивнул. – Да, вспомнил. Значит, в Царьграде, – и на шауни: – Спасибо, кутойс. Ты остаёшься, мы уходим, – попрощался он за себя и за Эркина.

Когда за ними закрылась дверь, Громовой Камень собрал свои тетради и встал. Ну, надо же какой… взрывной парень. Мороз намного выдержаннее. Хотя и про него… рассказывают. Ну, обошлось и ладно. А вот Одинокий Волк нарвётся обязательно. В прошлую субботу к Морозу прицепился, сегодня к Андрею. Не уймётся, пока со скальпом не распрощается.

Набегавшаяся раскрасневшаяся Алиса ждала их в вестибюле. Эркин забрал из гардероба свою куртку и её сумку, оделся.

– Алиса, готова?

– Ага, – она уцепилась за его руку. – Андрюха, а ты чего, идём, да?

– Нет, племяшка, – улыбнулся Андрей. – Я к себе пойду. Эркин, завтра на вокзале?

– Идёт, – кивнул Эркин. – Кто первым придёт, билеты купит.

– Дело. Как тогда, да? Ну, заметано, я пошёл.

Алиса взглядом проводила его до дверей и снизу вверх посмотрела на Эркина.

– Эрик, а чего это он, а?

Эркин неопределённо пожал плечами. В конце концов, Андрей уже сам всё соображает и в няньках не нуждается.

– Пошли домой, Алиса, мама уже ждёт.

– Ага, – согласилась Алиса.

На улице заметно похолодало, но снега не было. Листва давно облетела, и улицы стали пустынными и прозрачными.

– Эрик, а давай через рощу пойдём, – попросила Алиса.

– Давай, – не стал спорить Эркин.

Алиса шла рядом с ним, изредка поддевая носком сапожка смёрзшиеся подушки листвы, и была чего-то такой тихой… Эркин сверху вниз посмотрел на неё.

– Алиса, что-то случилось?

Она совсем по-взрослому вздохнула и помотала головой.

– Не-а.

– Что? – повторил Эркин. – Я же вижу.

Алиса снова вздохнула.

– Эрик, ты… ты обижаешься на меня? Да?

– Что?! – изумился Эркин. – Из-за чего я обижаться на тебя буду?

– Ну, что я тебя не папой, а по имени зову. Тебе это обидно, да?

– Да нет, – растерянно пожал плечами Эркин. – Почему это обидно?

– Не знаю, – честно ответила Алиса. – Меня вот спрашивают. И… и дразнят, что ты чужой мне. Это же неправда? – закончила она неуверенным вопросом.

– Да, – медленно кивнул Эркин. – Ты мне не чужая.

– Ну вот! – обрадовалась Алиса. – Я всегда знала, что ты родной! Ты же поэтому тогда пришёл. Я помню, раненый. Ты же нас поэтому нашёл. Ну, в самый первый раз.

– Да, – уже твёрдо ответил Эркин. – Поэтому.

Алиса потянулась к нему, и он, бросив сумку и портфель на землю, взял её на руки. Алиса, обхватив его за шею, прижалась к нему так, что он через одежду чувствовал, как стучит её сердце.

– Эрик, ты же всё равно Эрик, да?

– Да, – понял он её невнятицу. – Только так.

Не отпуская её, он присел, подобрал сумку и портфель и выпрямился.

– Да, Алиса, а теперь идём домой.

Он шёл по тропе, неся Алису. Она уже успокоилась и весело оглядывала мир с высоты его роста.

Эркин не спешил, но роща всё равно кончилась слишком быстро. На краю оврага Эркин остановился и поставил Алису на землю.

– Дальше сама.

– Ага, – согласилась она со вздохом.

Они спустились к ручью по побелевшим от инея и тонкого льда ступенькам, перешли ручей и поднялись наверх. Было ещё совсем светло, и потому все окна «Беженского Корабля» оставались тёмными. Алиса пошарила по ним взглядом.

– Эрик, а мама дома? Ты не видишь?

Эркин пожал плечами.

– Дома, наверное.

Действительно, где ещё может быть Женя.

На лестнице Алиса побежала вперёд, и, когда Эркин подошёл к их квартире, дверь была уже открыта и Женя раздевала Алису.

– Вот и молодцы, вот и умники. Мойте руки и за стол, у меня всё готово, Эркин…

– Андрей к себе пошёл, – понял недосказанное Эркин. – Мы завтра на вокзале встретимся.

– Ну и хорошо.

За обедом Алиса доложила о всех своих подвигах и победах, Эркин ограничился тем, что у него и Андрея тоже всё в порядке, одни пятёрки. Об инциденте на уроке шауни, как и о разговоре с Алисой об именах, он решил Жене не рассказывать. Пока та впрямую не спросит. Женя видела, что Эркин о чём-то не договаривает, но расспрашивать – может, он при Алисе не хочет говорить, мало ли что там могла быть – не стала.

После обеда Алиса отправилась спать, а Женя быстро, как всё делала, мыла и расставляла на сушке посуду. Эркин, сидя за столом, молча любовался ею.

– Эркин.

– Да, – он вздрогнул и будто очнулся. – Что, Женя?

Женя, улыбаясь, стояла перед ним.

– Устал?

– Нет, – удивлённо ответил он. – Мне не с чего уставать, что ты, Женя.

Она ласково покачала головой.

– Я же вижу. Пойди, отдохни.

– Слушаюсь, мэм.

Эркин тяжело, словно поднимая на себе неимоверную тяжесть, встал, шатнулся. Женя подалась к нему, чтобы удержать, подхватить, но вдруг оказалась у него на руках.

– Ах ты…! – задохнулась она сразу от возмущения и смеха.

– Провокатор, я знаю, – очень серьёзно закончил за неё Эркин, выходя из кухни с Женей на руках. – В спальне тебе будет удобней меня придушить, правильно? – и сам ответил: – Правильно. Пятёрка мне. За правильное решение.

– Да-а? – Женя, болтая ногами, плотнее обхватила его за шею. – А пятёрка чего?

– Всего, – тихо рассмеялся Эркин и уточнил. – Чего захочешь.

– Тебе пятёрка того, что я захочу, – задумалась Женя.

– Ага, – согласился Эркин, разворачиваясь в дверях спальни, чтобы ненароком не задеть косяк. – Вот так. Сейчас я закрою дверь, и ты мне скажешь.

– А если не скажу?

– Сам догадаюсь.

Эркин положил Женю на кровать и, целуя, стал раздевать. Женя так смеялась, что не раздевала его, а только теребила на нём одежду. Раздев Женю, Эркин выпрямился и улыбнулся своей «настоящей» улыбкой.

– Я угадал?

– Ещё одно правильное решение, – смеялась Женя, – ещё одна пятёрка? Да?

– Ага, – готовно согласился Эркин, стаскивая с себя рубашку.

– Какой ты красивый, Эркин, – мечтательно вздохнула, любуясь им, Женя.

Эркин понимающе кивнул и, шагнув в сторону, встал в зеркальный коридор.

– Женя, тебе видно? Подвинься тогда.

– Ага-ага, – Женя подсунула себе под спину подушку. – Вот так. Мне отлично видно.

Эркин негромко запел и, плавно изгибаясь, стал раздеваться. Женя, любуясь им, захлопала в ладоши, отбивая ритм.

Придя домой, Андрей поставил у вешалки портфель, быстро разделся и пошёл на кухню. Конечно, хорошо прийти к готовому обеду и прочим семейным радостям, но быть единственным полновластным хозяином ещё лучше. Что хочу, то и ворочу. Дверь закрыл, на два оборота ключ повернул, и хрен меня кто возьмёт, не подсмотрит, не подслушает.

Андрей сразу поставил чайник на огонь и уже спокойно принялся готовить себе обед. Удобная всё-таки штука – полуфабрикаты, консервы и прочая дребедень. Сварить картошку – не проблема, вот она, холодная, в мундире, почистим и в кипяток её, ну, и луку туда, и прочего, а потом бухнуть туда же банку рыбных консервов, и суп получается – пальчики оближешь. А на второе… мяса поджарим. И кашу, что с – неважно с какого – осталась, на той же сковородке прогреем. По-профессорски. И конфеты на сладкое у него всегда в запасе есть. А на закуску капусты квашеной возьмём. Вот так. И готов потрясный обед из четырёх блюд. А чтоб слюной не изойти, пока готовишь, сделаем себе чаю и будем потихоньку прихлёбывать. Когда чай несладкий, аппетит не отбивается. Хотя – Андрей усмехнулся – его аппетит ничем не отбить.

Приготовив обед, Андрей пошёл за газетой. Читать и есть – два удовольствия сразу, незачем себе в этом отказывать.

Ел он без спешки и оглядки: дверь закрыта, сзади никто не подойдёт, да и он уже не малолетка, не всякий рискнёт сунуться.

«Загорская искра» и обед закончились одновременно. Андрей отложил газету и встал убрать со стола. Посвистывая, он вымыл и расставил на сушке тарелки, чашку, ложки и вилки, кастрюлю и сковородку, вытер руки кухонным полотенцем, повесил его и аккуратно расправил. Вот так, чтоб не хуже, чем у братика. Эркин – хозяйственный, основательный, так что и ему не след распускаться, надо фамильную – он весело хмыкнул – честь блюсти. А газету в пачку, разовая штука – газета, прочитал и на обёртку, то ли дело книга. Хотя и там встречаются… однодневки.

Мебель в комнату он так ещё и не купил. Хотелось то так сделать, то по-другому, что стояло в магазине казалось не тем, а делать самому – некогда, да и не такой уж он в этом мастер, тут краснодеревщиком надо быть, а он… строгала, нахватался верхушек.

Обычно, когда выпадало такое «пустое» время, он заваливался с книгой на постель. Курить он больше в постели не рисковал – о жутком случае, как в Ровеньках целый дом сгорел из-за такого курильщика, и газета писала, и говорили много. Андрей поправил подушку, чтобы затылком в стену не упираться и раскрыл книгу.

Но прочитав пару страниц, отложил. Темнеет уже, а вставать и свет включать да шторы задёргивать – неохота. Вот так лежать и смотреть, как синеет, наливается темнотой комната, растворяются в темноте углы, теряются за окном, сливаясь с небом, верхушки берёз. Сумерки, сумерничать…

…– Будем сумерничать?

– У нас просто нет керосина, Серёжа. Вот и сумерничаем…

…Эркин говорил, что профессор ему фотки показывал. И там мамина была. Так что надо будет попросить, может быть и даст переснять. А комнату всё-таки будет делать кабинетом. Полки по стене во всю стену, стол хороший, полки он сам сделает, а стол купит, и кровать, нет, диван или тахту. А это слово откуда выскочило? А оттуда же, из прошлого. Он и с профессором тогда на этом прокололся, на словах. Теперь-то что, назад не отыграешь. Но он своё возьмёт, сведёт их, столкнёт лбами всю четвёрку. И выйдет всё по его. Они ему все нужны, и метаться между ними он не хочет и не будет. Свёл же Фредди с Эркином, и как всё ладненько вышло. А уж профессору с Фредди и Джонатаном делить точно нечего. Так что всё будет преотлично.

Что он в мыслях называет отца профессором, Андрей не то, что не замечал, а… не беспокоился об этом. Отец остался в той, домашней, дотюремной жизни. Нынешний похож на тогдашнего, да только он сам другой, на того он снизу вверх смотрел, а с этим они вровень, а кое в чём он профессору и фору даст.

Андрей тряхнул головой и поднялся. Завтра по будильнику вставать, да и то ли устал, то ли ещё чего. Сейчас перекусит по-быстрому и завалится. Сна, как и еды, много не бывает.

Поужинав чаем с бутербродами, Андрей наскоро проверил, чего и сколько у него в запасе, не надо ли уже подкупать, и пошёл в ванную. Мелкая ежедневная постирушка привычна и не в тягость, а для большой стирки есть прачечная, хорошая, Женя наводку дала. Когда много смен, то и проблем нет. А полудюжина у него уже есть! Четыре здесь и две у Эркина, надо будет до дюжины довести. Интересно, почему всё по десяткам считают, а простыни и ложки дюжинами? И спросить не у кого, этого наверняка и профессор не знает.

Убрав и развесив всё по местам, Андрей пошёл в комнату, выключая по дороге свет. Не спеша, но и не мешкая, разобрал постель, завёл будильник, выключил свет и лёг.

Ну вот, завтра в Сосняки, там купить всяких деликатесов, заглянуть в магазины: книжный, мебельный, да, и в джинсовый за поясом. И подарок… Здесь не купил, хотелось чего-то особенного, а там Эркина отвлекать придётся. И главное – позвонить. В Царьград и Колумбию. Чёрт, тарифов он не знает, сколько же взять: Тысячу? Тогда уж точно на всё хватит.

За этими мыслями Андрей и сам не заметил, как заснул.

Американская ФедерацияАлабама

Деревья вдоль дороги сплошь жёлтые и красные, зелёных листьев почти не осталось, а трава яркая, как летом, и небо чистое. Не погода, а подарок. Чак гнал машину, опустив стекло, чтобы продувало осенним прохладным ветром, и курил, наслаждаясь пахучим дымом дорогой сигареты. А что, может себе позволить! Не прежнее время. Сейчас были бы деньги и голова на плечах, чтобы знать край, и можешь себе позволить, если не всё, то очень многое и куда больше, чем раньше. Всё у него прекрасно и ва-аще! Он лихо вписал машину в поворот, искоса посмотрел на карту и, проверяя себя, на часы. Всё точно. На ленч ему по маршруту полчаса, а он ещё шестнадцать минут выгадал. По хорошей дороге и умеючи… всё можно!

Из-за деревьев мелькнула сверкающая новой кровлей крыша, и он повёл машину к стоянке.

Машин было немного, и левая терраса, где сидели цветные, пуста, хотя… наверняка внутри все: осень всё-таки, прохладно. Чак вышел из машины, снисходительно кивнул подбежавшим к нему мальчишкам с ведрами и тряпками – да, пусть помоют – и без особой спешки, независимо вскинув голову, пошёл к террасе, поднялся по выложенным шероховатой плиткой ступеням.

Терраса пуста, столы без скатертей и даже стулья не отодвинуты, а так и стоят на передних ножках, прислонившись спинками к столешницам. Чак пересёк террасу и открыл дверь. А вот здесь всё, как и положено: людно, весело и шумно. У стойки не протолкаться, гремит музыка из автомата в углу, суетятся Пегги и Гвен, весело отругиваясь от шлёпающих их по крутым задикам шофёров, блестит потная коричневая лысина бармена Тедди.

– Ленч? – бросила на бегу Чаку Пегги.

– Точно, – подшлёпнул он её. – И побыстрее.

– Успеешь! – увернулась она.

Чак подошёл к стойке и втиснулся между молодым мулатом в новеньком ярко-красном пиджаке и седым негром в старой рабской куртке. Те покосились на него и подвинулись, давая место. Тедди кивнул ему с привычной улыбкой.

– Привет, парень, как обычно?

– Привет, Тедди, а как же ещё.

Тедди поставил перед ним стакан с пузырящейся содовой, отпустил подходящее замечание насчёт погоды и, что сегодня баранина у них особенно хороша.

– Давай, – кивнул Чак, припадая губами к стакану.

Не так уж сегодня жарко и пыльно, но спиртного ему нельзя: за рулём, а содовая – это не обычное дешёвое пойло для цветных, а рангом повыше.

Чей-то взгляд ощутимо лёг ему на затылок. Чак проглотил сразу ставшую безвкусной воду и небрежно обернулся, быстро оглядел зал, готовясь поймать прячущееся движение. Но от него и не думали прятаться.

В углу, откуда просматривался весь зал, дверь и через окно стоянка, удобно расположился со стаканом виски с содовой Гэб.

– Давай, Тедди, – повторил зачем-то Чак и, оттолкнувшись от стойки, пошёл к Гэбу.

Коротко кивнув, Чак сел за стол, не напротив, а сбоку, чтобы прикрыть спину и заставить противника поворачиваться для удара.

– Привет, – равнодушно сказал Гэб.

– Привет, – так же ответил Чак.

Гэб покосился на его стакан и понимающе хмыкнул.

– За рулём?

Чак кивнул.

– А ты?

Гэб самодовольно ухмыльнулся.

– Когда деньги есть, самому баранку крутить незачем.

Теперь изобразил понимание Чак.

– Ссуду, значит, проедаешь. Ну-ну.

– Лучше на беляка ишачить, как ты?

Подошла Пегги с подносом, и Чак промолчал. И пока она расставляла тарелки, быстро думал. Гэб – жадина и вот так шиковать без выгоды не будет. Значит, что? Только одно. Либо подсадка, либо слежка. И, когда Пегги, пожелав приятного аппетита, упорхнула, спросил с небрежной насмешкой.

– На полицию работаешь?

– Стану мараться! – рявкнул Гэб. И всё-таки не утерпел, похвастался: – В частном агентстве, понял?

– Один хрен, – ответил Чак, разрезая отбивную.

Гэб, к его удивлению, не стал заводиться, а спокойно отпил из своего стакана, вернее, поднёс к губам, наклонил и дёрнул кадыком, будто глотает, а содержимое стакана, как заметил Чак, не уменьшилось. Совсем интересно. Раньше Гэб такого не умел. Заглатывал всё сразу, и ещё пайковый кусок в глотке стоит, а он уже по чужим мискам шарит. Смотри, как выучился. Грин тогда так и бросил тупаря, не стал доламывать, а новый хозяин, значит, довёл… до нужной кондиции.

– Много пороли, пока блефу научился?

– Шофёришь? – ответил вопросом Гэб.

– И автомехаником, – уточнил Чак. – А ты топтуном или подсадкой?

Гэб покосился на него, оглядел зал и миролюбиво – с чего бы это? – ответил:

– Как для дела нужно, так и работаю.

– Такой ты трудяга? – удивился Чак. – С чего это у тебя?

– Получаю сдельно, – исчерпывающе ответил Гэб.

Чак понимающе кивнул.

– А ты? – снова изобразив глоток, спросил Гэб.

– Я на окладе. Ну, и сверхурочные, премию на конец года обещали.

– Ну, раз обещали, то жди, – насмешливо ответил Гэб.

Ни ругать, ни, тем более, хвалить хозяев Чак не хотел и пренебрежительно промолчал, занятый едой. Из-за стены смутно донёсся шум: похоже в «белом» зале драка, но никто и головы не повернул. У белых свои дела, а у нас свои. Чак доел баранину и овощи и сыто откинулся на спинку стула.

– Всем доволен, значит?

– Живу, как хочу, – кивнул Гэб.

У Чака вертелся на языке вопрос о руках, работают ли у Гэба руки, но удержался. А то самому придётся на такой же отвечать. А этого совсем не хочется. Он посмотрел на Гэба, натолкнулся на внимательный настороженный взгляд и понял: у Гэба всё так же. Как и у него. А значит, и говорить не о чем. Чак молча допил свой стакан и встал.

– Ну, бывай.

– Бывай, – кивнул Гэб.

Чак подошёл к стойке, расплатился за ленч и вышел.

Гэб в окно видел, как он прошёл к машине, заплатил мальчишкам-мойщикам, сел, уехал… всё! Гэб перевёл дыхание и отхлебнул всерьёз. Пронесло. Сволочь Чак редкостная, хуже любого беляка, вот кого бы пришил с радостью и в полное удовольствие, так ведь этот дьявол всегда быстрее всех на стрельбе был. Машина у него шикарная, на кого же Чак работает? Номера колумбийские, а там… чего и кого там только нет. Хуже Колумбии только Атланта. Там Он… Несмотря ни на что, Гэб и про себя не рисковал называть ненавистное запретное имя. Мало ли что доктор наболтал. Беляк – он всегда беляк, и верить ему себе дороже. А Чак… Просто шофёр отбивные на ленч не жрёт и рубашек таких не носит. Значит… так платят за стрельбу, ну, и за всякое прочее, значит у Чака всё восстановилось, везёт сволочам, а ты… ладно, пока обходилось и дальше обойдётся. Та-ак, ну вот и дичь, пришлёпал паскуда, никуда не делся, эту заезжаловку никто не минует.

Гэб прищурился, будто задремал от выпитого, зорко рассматривая в щёлку между веками подошедшего к стойке высокого негра в «разовом» костюме. Такие, с виду дорогие «белые», но дешёвые и расползающиеся под первым дождём и просто от недельной носки, обычно покупают те, кто хочет наскоро пофрантить или не хочет засвечивать свою обычную одежду. В левом ухе поблескивает маленькое колечко под золото – новомодный прикол. Дурак: шмотки сменил, а примету оставил. Ну, подождём и посмотрим, может, кое-что и увидим.

Чак гнал машину по шоссе, хотя в график укладывался и спешить было некуда и незачем. Частное агентство… та же полиция, только без формы. Ну, и хрен с ним, и с деньгами его. Но если Гэб теперь так и будет там сидеть, то придётся другой привал искать. Жаль, хорошая едальня. Была. С кем другим из их десятка он бы, может, и поладил. Но не с Гэбом, сволочь тот, гнусняк, всегда устраивался лучше всех, все вкалывали, а он жрал первым.

Чак выплюнул в окно окурок и резким выдохом перевёл дыхание. Ладно, восстановилось у Гэба вряд ли, а то бы был с оружием, сам он именно поэтому ни ножа, ни пистолета не носил, хотя достать – не проблема, и полиция к нему ни разу не привязывалась, даже с весны больше не допрашивала. Видно, нашли того лагерника. Или шлёпнули на месте. Лучше бы шлёпнули. Страшнее лагерника никого нет, хуже зверей, хуже… беляков, хорошо, что их всех кончили. Вообще, чем меньше беляков, тем лучше, а уж когда они сами друг дружку мочат…

Чак уже спокойно закурил и сверился с картой. Всё в порядке, впереди всё равно полицейский пост, и скорость лучше сбросить заранее.

РоссияИжорский Пояс

Как всегда, Эркин проснулся до звонка будильника. Осторожно высвободился из объятий Жени и вылез из-под одеяла.

Шторы задёрнуты, и в спальне темно, но он всё здесь знает. Где, что и как. Эркин натянул трусы, джинсы и, захватив халат, вышел из спальни. На кухне он сразу поставил на огонь чайник и пошёл в ванную.

Эркин был уверен, что шума не наделал и никого не разбудил, но, вернувшись на кухню, удивлённо заморгал, увидев Женю, уверенно сооружавшую завтрак.

– Женя!.. – потрясённо выдохнул он.

– Я сама проснулась, – улыбнулась ему Женя. – Садись, поешь.

– Угу, – Эркин судорожно проглотил уже запиханный рот кусок яичницы. – Спасибо, Женя.

– Ешь спокойно, ты успеешь.

Эркин благодарно улыбнулся ей. Что надо купить, они уже обсуждали, обсудили и решили, а потому сейчас об этом речи не зашло. Что Эркин что-то забудет или перепутает… ну, об этом и подумать нельзя.

– Подденешь джемпер?

– Нет, Женя, куртка тёплая, и я в джинсе поеду.

– Сегодня Покров, может и снег пойти.

– Ну, – улыбнулся Эркин, – первый снег куртка выдержит, – и встал из-за стола. – Всё будет в порядке, Женя, не беспокойся.

Снег уже несколько раз выпадал и стаивал, и большинство ходило пока по-осеннему – в резиновых сапогах и непромокаемых куртках, а выделяться Эркин никогда не любил и по возможности избегал.

Женя вышла проводить его в прихожую и молча с улыбкой смотрела, как он одевается, проверяет деньги в бумажнике…

Эркин вскинул на плечо армейский рюкзак и выпрямился.

– Я пойду, Женя, да?

Она подошла, обняла его, поцеловала в щёку. Эркин благодарно коснулся губами её виска.

– До свиданья. К вечеру я вернусь.

– До свиданья, – она снова поцеловала его.

И, когда за Эркином закрылась дверь, вздохнула. Ну, затеял Андрей, ну… Конечно, хорошо, что он и с отцом помирился, и в Загорье состался, и праздник – хорошо, тем более, что у них отпуск, но звать на их, действительно, семейный праздник Бурлакова… нет, формально, Андрей прав. Они с Эркином – братья, и всё же… И что за намёки на ещё каких-то гостей? Женя снова вздохнула. Ох, Андрей, морда хитрая, глаза блестят…

…– Готовь побольше, Женя, вдруг ещё кто придёт…

Ну, что ты с ним поделаешь? И Эркина накрутил. Эркин ведь точно знает, но молчит. Значит, слово дал. Ну, мальчишки, и всё тут!

– Алиса, утро уже! – крикнула она в дверь детской, проходя на кухню.

– Ну, ма-ам, – сонно отозвалась Алиса и вдруг ошарашенно села на кровати. – А что, не воскресенье сегодня?!

– Воскресенье, – засмеялась Женя.

Алиса слезла с кровати и босиком зашлёпала на кухню.

– А чего ты раньше меня встала? – подозрительно спросила она. – И Эрик где?