скачать книгу бесплатно
– Мне некогда скучать: дети дома, муж пишет. Он осуждать меня вправе, – вздохнула Ксения. – Эх, мужики… Не понимаете, почему женщины изменяют вам, красавцам.
– Зря себя мучаешь, – ответил парень, – со мной ты вполне законно изменяешь, ведь я первая твоя любовь…
Заглянул в глаза ей. Она отвернула голову:
– Ко мне тянет? А что у нас? Похоть, и только. С Нестеровой не так? Она, по-моему, моложе меня.
– Опять ты… Понимаю, злишься, что долго не приходил. Так ведь замечать стали. Обратно пойдём?
– Ой, Саша, опостылело всё. Не хочу обратно, не хочу. Трудно жить без мужика… Хоть бы ты изредка приходил, жеребчик первый… – она потрепала парня по щеке.
– Люблю, когда ты так! – загорелся парень. – Кстати, а второго зачем ты родила?
– Не время об этом…– задохнулась она, повернувшись к парню. Парочка стояла в роще у старой копны.
Он легонько подтолкнул её к сену. Она, хихикнув, легла…
10
Извилистая тропа потянулась от вокзала к избам, по ходу огибая бугор, на котором возвышалась бело-стенная школа. Светало.
Виктор шёл по тропе, сапогом касаясь осоки, растущей у обочины и осыпанной росой; смоченный влагой, сапог перестал скрипеть. Взглянув на школу, Виктор ощутил тепло в груди: вспомнил годы, которые наградили его любовью. «Милая, сейчас с сынками спишь и даже не догадываешься, что я близко». Она вспомнилась ему девочкой-школьницей в белом фартуке. У этой школы он избил, помнится, Васильева, который лип к ней.
Он подошёл к берёзовой роще. Солнце покинуло горизонт и, словно росой ополоснувшись, заблестело. «Красота! Прежде не замечал…», – подумал Виктор. Подала голосок пичуга, за ней – другая, и зашумела вся роща. Виктор шёл, глубоко вдыхая сладкий аромат трав, цветов.
Впереди показался дымок. У березы, стоящей на краю поляны, покосилась копна. Дым плыл рядом. «Ночью палили костёр», – подумал Виктор. Минуя берёзу, он, словно током поражённый, замер, лицо его покрыла бледность, пальцы руки вдавились в ствол дерева: под копной спали Ксения и Васильев. Ослепительно белыми показались ему бёдра её. Потрясённый, он присел на корточки. Полоска огня змеёй ползла к Сашкиной рубахе. Сашка вскочил и зашлёпал по огоньку ладонью. Услышала шум Ксения, потянулась, открыла глаза, и – увидела супруга… Сашка взглянул на неё. «Что с тобой?» – спросил и охнул, проследив её взгляд.
Уходя, Виктор ощущал спиной испуганные взгляды. «Убить обоих, свернуть шею Васильеву…». Свернул бы, но удержала мысль о сынах. Они-то ждут…
Пройдя картофельное поле, он тяжело, как дед, забрался на крыльцо. Лишь тут вспомнил о чемодане, оставленном у копны. Агафья Кирилловна в кухне надевала носок на ногу мальчика. Виктор окликнул старуху. Она вскочила, метнулась к Виктору.
– Сынок! Приехал, соколик ты наш. Как же вовремя ты: Ксюшка совсем от рук отбилась… Саша, – позвала, – глянь, кто приехал!
Виктор обнял сына. Выбежал из комнаты старший сын, Вовка. Виктор обоих завертел, смеясь и плача. И не увидел, как появилась Ксения. Поставив чемодан у порога, она тихо, будто ползла, подошла к мужу и прошептала:
– Витя, прости…
Он, вздрогнув, обернулся:
– Никогда!
– Прости, Витя… – заплакала Ксения. – Ждала, но тоска меня замучила. Видать, от одиночества… Сподличала я, конечно, но ты постарайся простить… а я клянусь, никогда такого больше не допущу, скорей умру… – Голос надрывный, вроде искренний.
Он присел на кровать. Она тут же. Невольно повернувшись к ней, он наткнулся губами на ловко подставленные губы, солёные от слёз.
11
Виктор часто играл с детьми, а ещё чаще был около неё. В действительности же, он отмахивался от картины, увиденной недавно у копны, и невольно стал думать, что страсть по ночам – результат не столько любви, сколько стресса. В голове его плыли смутные думы, кричащие: «Очнись! Не верь!»
Подошёл день отъезда. У Рязанцевых в доме толпились гости. Отсутствовал лишь приболевший Рязанцев. В комнате два стола поставили рядом, но всё равно лишней тарелки некуда было ткнуть: так постарались стряпухи. Василиса вертелась в кухне: то доставала из шкафа бутылки, то прятала их. Ефим сидел напротив сына, помалкивал, теребил бородёнку и косился через дверь на Василису.
– Ничаво, – наконец махнул ей рукой, – подавай жидкость.
– Полины нет, – прошептала Агафья Кирилловна.
– Правда… – буркнул Ефим. – Погоди! – повернулся к жене.
Та вернула бутылки в шкаф, предварительно осушив полстакана водки.
– Вот и я! – вошла в дом, улыбаясь, Полина, с нею Зина, дочь.
Полина у Агафьи Кирилловны старшая, ей уже тридцать пять лет. Но оставалась, как в юности, смешливой. Картофельный нос, искорки в глазах – всё указывало на весёлый характер. Разглядывая гостей, она воскликнула:
– Всем присутствующим доброго здравия!
– И тебе, Полина! – пробасил Ефим. – Анна, Мань, Зинка, идите с малыми в ограду, нечего мешать!
Анна, фыркнув, щёлкнула по носу Сашку за то, что тот влез в тарелку рукой, но потом взяла его на руки, а Зинке, тринадцатилетней худощавой девочке, показала на Вовку, сползшего с печи; детвора подалась во двор.
– В сторонку далёкую провожаем, – поднялся Ефим. – Всех дождались. Старая, подавай!
Поглядывая на супругу, Виктор подумал: «Оставляю одну, что-то будет?» А она думала о своём: «Саша интереснее Виктора, но муж детей наших любит и меня всякую».
– О чём, Ксюша, думаешь? – спросил Виктор.
Она, вздрогнув, опустила глаза и проворковала:
– Помни, Витенька, ты детям нашим нужен и мне…– Может, в эту минуту поверила сама, что будет ждать мужа как положено супруге.
В дверь всунулся Вовка. «Дайте конфет» – попросил. Ксения насыпала ему в ладони конфет и пряников. Ефим рукою, дрожащей поднял стакан и произнёс речь:
– Выпьем за солдата, пусть дослуживает и возвращается!
– Полина, Ксения, поддержим! – пошатываясь, потянулась через стол Василиса, в руке держа стакан.
«Выпили по первой, выпьем по второй…» – Агафья Кирилловна песню завела.
С улыбкой подпела Полина, повторяя окончания строк. Потом пели: «Скакал ка-а-зак через долину…». А следующую песню пели и детишки, вернувшиеся со двора: «Позарастали стёжки-дорожки, где про-о-о-ходили милого ножки». Еремеиху язык перестал слушаться, она подалась на крыльцо.
Провожали Виктора Ксения, Ефим и Анна. Он поцеловал спящих сынов; с порога рукой помахала ему Агафья Кирилловна.
Впереди шёл Ефим, следом, Анна, неся чемодан. Она то и дело оглядывалась на разговаривающих супругов. Нарисовались на фоне мутного неба вершины берёз, облитые лунным светом: подходили к роще. Виктор вздохнул.
– Не вспоминай, – прошептала Ксения. – Глупость совершила… – И, добавила: – Слышала, Сашка уехал.
– Не опоздали? – заволновался Ефим около перрона.
– Половина первого, а поезд в час, – Анна присела на скамью, под часами.
– Скоро Витя в чужую сторону уедет, – растрогался Ефим.
– У нас страна одна – советская, – возразила Анна.
– Цыц, коза! – шикнул Ефим. – Веду речь о земле, на которой Витя родился, понятно?
Послышался гудок, и вскоре ударил свет прожектора по рельсам; пыхтя громко, паровоз стал.
– Дождёшься ли? – Виктор глянул на Ксению.
Из репродуктора объявили о стоянке поезда. Виктор обнял и облобызал отца, потом Анну, потом Ксению:
– Навсегда будешь в моём сердце… – шепнул он.
– Буду ждать… – шепнула она.
Он долго целовал опьяняющие сладкие губы. Поезд дёрнулся; Виктор на ходу запрыгнул на подножку.
– Прощайте! – крикнул.
– Уехал…– сказала, всхлипнув, Анна.
Возвращались провожающие в молчании. У ограды Ефим спросил сноху:
– Зайдёшь? – с устатку тяпнем.
– Не хочу, – услышал.
– Как знаешь… – махнул рукой.
12
Виктор долго всматривался в огни города. Когда проехали полустанок, вошёл в тамбур. Заспанный проводник, с длинными усами, мельком взглянул на билет. «Подожди…» – вынес из каморки постель. Закрывшись в купе, Виктор расстелил простынь. В чемодане поискал фотографию жены и детишек. Не нашёл: видимо, забыл в спешке дома. Зато, всунутая в носок, лежала на дне чемодана бутылка водки. Вынув сверток с едой, он наполнил кружку. Вздохнув, выпил, и почувствовал в теле приятное тепло. Немного поел и прилёг. Постукивание колёс усыпило его.
Пробудили его чьи-то шаги в вагоне. За окном светились огни станции. Прочёл: НОВОСИБИРСК. В купе вошёл усатый проводник, вежливо спросил:
– Поспали?
– Отдохнул, – улыбнулся Виктор. – Выпьете? – предложил, увидев, что проводник смотрит на бутылку.
– Можно бы, – промямлил тот. – Только служба, чёрт побери. А то бы того…
– Службе не повредит, – сказал Виктор и опростал бутылку. – Присаживайтесь.
– Боюсь, одному не пойдёт.
– Представляете, – Виктор продолжил беседу, – бутылка в чемодан попала случайно.
– Доживаю пятый десяток, а ни одна бутылка не попала ко мне случайно, – сказал, улыбаясь, усатый. – А может, попадёт, когда…– Крякнув, выпил до дна.
Дёрнулся вагон. Проводник посматривал в окно, лениво жуя хлеб. В купе вошла дама, с чемоданом и сумочкой. Поставив чемодан, она достала из сумочки билет.
– Подумала, что этот вагон без проводника, – съехидничала, и добавила. – Еду до Москвы.
Виктор глянул на попутчицу. Острый носик, синего цвета глаза, ярко подкрашенные брови и губы, букли кокетливо легли на виски.
– Не скучно будет, – подмигнул Виктору усатый.
Виктор поставил чемодан женщины на верхнюю полку. Женщина решила переодеться; Виктор отправился в тамбур, где, прижавшись к стене, закурил. Сквозило, холодный ветер обдувал ему открытую голову, в которой поползли тёмные мысли. Убегая от них, он вернулся в купе. Проводник разливал по стаканам заваренный чай. Вошла в купе лотошница. Виктор купил бутерброды – себе и даме. Она, поблагодарив Виктора, поинтересовалась о цели его путешествия. Удовлетворившись ответом, открыла книгу, но постоянно вскидывала голову, посматривая на попутчика, видимо, желая знакомство продолжить. Однако Виктору важней были думы о доме. После пары остановок вошёл усач.
– А что вы по углам, молодые люди? Поиграем в карты?
– С удовольствием, – оживилась женщина.
– На столике неудобно, – сказал Виктор, и поместил чемодан себе и усачу на колени.
– Ко мне обращайтесь – просто Евсеич, – сказал проводник, доставая из кармана карты. От него пахло водкой, луком и чем-то неопределённым. – А вы кто? – глянул на женщину.
– Я? Просто Римма.
– А вы?
– Виктор.
– А кто дураком останется? – спросил Евсеич шутливо.
– Я останусь, – сказала, вздохнув, Римма, стрелки бровей её поднялись. – Я мало в карты играла.
– А я столько сыграл, сколько Виктор на самолёте не летал, ха-ха-ха, – потешался Евсеич.
– К примеру, я не летала на самолёте, – призналась Римма.
– Понял, не летали, – сказал Евсеич и показал шестёрку. – Как-то с парочкой играл, так, представьте, его жена, когда проиграла, колоду выкинула в окно. Купил новую.
– Товарищ, не правильно кроете, – Виктор улыбнулся женщине.
– Этак не лезет, – подтвердил Евсеич и подкинул козыря.
– Осталась, так и знала…– сказала, сжав губы, Римма.
– Сдавайте, – протянул карты ей Евсеич.
– Пойду, покурю, – сказал Виктор, в груди почувствовав беспокойство.
Он вышел в тамбур. Беспокойство жгло ему грудь, но мыслей не было. Забыв о куреве, он и сам, как ему показалось, превратился в полумрак и стук колёс.
13
В кухню, где дремала на лавке Агафья Кирилловна, вбежала Еремеиха:
