скачать книгу бесплатно
– Это товарищ с погибшего корабля, он будет работать у нас в горкоме, нам нужно его переодеть, – дополнила дочка знакомство. Клавдия Нестеровна жалостливо глянула на Василия.
– С погибшего? Как же это случилось? – полюбопытствовал Дмитрий Архипович.
– Тяжёлая история, а коротко: наш корабль фашисты торпедировали, потом троих спас катер.
– Интересно…– проговорил Дмитрий Архипович, подвигая табурет ближе к Василию.
– Извини, папа, – встряла дочь, – нет времени, надо подкрепиться, привести Василия в порядок, и сразу же пойдём в горком. На курсы записаться нужно сегодня.
– Можете помыться там, – вступив в права хозяйки, Клавдия Нестеровна показала пальцем на дверь ванной.
– Не беспокойтесь, спасибо…– полон смущения, поблагодарил Василий.
Зоя Дмитриевна вышла в другую комнату, но вскоре вернулась и подтолкнула Василия к ванной, куда уже подходил её отец, с парою белья, брюками и кителем; одежда висела на плечиках.
– Возьми, – предложил он по-отечески. – Вроде по росту. Это бывшего зятя. Мы им гордились.
Зоя Дмитриевна опустила голову, но сразу же подняла её и посмотрела на моряка, как бы подтвердив: «Бери…» Василий, смущаясь, принял одежду из рук Дмитрия Архиповича. Тот, кивнув головой, оставил молодых у ванной.
– Зоя Дмитриевна, зачем? – всё новое…
– Надевайте. Только как с погонами быть?
– Снять бы надо…
– Быстрей мойтесь, – сказала она, прикусывая зубками нижнюю губу. Ушла, взяв китель.
«Замужем была…, а я не вспомню, чтобы мне девушки так нравились, – подумал он, оставшись один в ванной. – Кстати, а чего они так ухаживают за мной? Может, мужа очередного? Тьфу, дурак! – они по-человечески, а я о таких гадостях… Но она ласково на меня глянула. Тьфу ты, опять…».
27
Солнце лило лучи на сугробы, возвышающиеся вдоль берега реки. На нём не росло ни кустика. Зато на другом берегу, как будто легла тень, виднелась тайга.
Из двухэтажного дома вышел мальчик, в фуфайке взрослого человека – полы её доставали до земли, а на ботиночки его нависли женские рейтузы. Малыш попытался поднять сползающую на нос шапку, но понял бесполезность усилий и оставил шапку в покое – то есть, на носу, зато задрал голову, чтобы что-то видеть. Из соседних дверей этого же здания вышел другой малыш. Увидев Сашку, а это был он, подошёл к нему и задал вопрос:
– И ты в Доме отдыха живёшь?
– А где он? – спросил Сашка.
– Вот он, не видишь? – с ухмылкой сказал мальчик, показав на окно второго этажа, занавешенного чем-то розовым.
– Не, я отсюда, – отвечал Сашка, кивнув в сторону первого этажа.
– Отсюда? – удивился мальчик. – Так это ты, брошенный, который у тёти Поли живёт?
– Сам брошенный, – обиженно отвечал Сашка.
– Чё ты… Хочешь дружить?
– Хочу, как тебя звать?
– Костя. А тебя?
– Саня.
– Саня, айда ко мне в гости?
– Потом… Я за дровами схожу.
Он поправил шапку и направился к дому.
Найдя в сенях топор, приподнял его, но уронил. Полина открыла дверь.
– Что делаешь? – окликнула.
Сашка промолчал. «Берёт санки», – решила Полина. А малый, сопя, засунул топор за пояс. «Дров нарублю и домой беремя принесу» – подумал. Прошмыгнув за дверь, он осмотрелся и потопал к реке. Добравшись по снегу до льда, ступил на него и, скользя, потопал к противоположному берегу. Местами на льду темнели проталины. Сашка обошёл одну из них.
Это увидела Зина. Она направлялась к проруби, за водой, когда обратила внимание на бродивший по реке серый комочек. Ахнув и бросив ведра, она крикнула: «Саня, утонешь!». Малыш хотел было ответить: «Не утону», но, передумав, махнул рукой и подался дальше. Из дома на крик выбежала Полина. Увидев племянника, который обходил очередную проталину, она проголосила:
– Саша! Вернись, пара-зи-и-т!
«А-раа-зит!» – донеслось до Сашки. Он задержался у оставшейся за его спиной проталины.
– Мама…– шепнула Зина, схватив судорожно за руку мать.
– Пусть идёт, молчи… – прошептала Полина.
Сашка продолжил путь. «Кричат, что больше дров нарубил, не ходить же каждый день» – подумал.
– Оденься, мама, простынешь, – плачущим голосом проговорила Зина.
– Идиот! – дрожа от ветра и испуга, выругалась Полина. – Придёт, получит оплеуху…
– Мама, он не понимает, что можно, а что нельзя.
– Молчи, зелёная учить! – напустилась мать на дочку. – Лучше быстрей иди через мост, чего доброго, заблудится.
А малый уже вступил в лес. Задрав голову, он начал прикидывать, какое дерево срубить. Вокруг возвышалась чаща. «Верёвку, плохо, я не взял. Ладно, платком свяжу», – рассуждал. Тут он почувствовал, что защипали пальцы ног. «Как тогда, замёрзли», – подумал, вспомнив вечер, когда бабка везла его в санях. Топор тянул малыша вбок. Он вытащил его и ткнул в дерево. Но дерево рубиться не захотело. Тогда малый сел на пенёк, отдохнуть. «Посижу, – решил, – и начну рубить». Осмотрелся. Вдруг солнце зашло за тучу, и в лесу потемнело, как вечером. «Больше не пойду один в лес, зачем темно стало?» – захныкал малыш. Но вспомнив, что до вечера далеко, вытер слёзы и взялся за топор.
А в это время Зина попыталась перейти реку, но лёд стал гнуться под ногами, и она возвратилась на берег и поспешила к мосту, который был недалеко.
28
Завыл ледяной ветер, детишек загоняя в дома. Серый воробышек побил клювом о стекло окна. Постучал, повертел крохотной головкой, как будто желая пожаловаться, что больше не в силах со стужей бороться.
– Старик, это ты долбишь? – обратилась Василиса к мужу из комнаты.
– Это ветер, – скручивая дратву, откликнулся Ефим Ерёмин.
Василиса, отложив шитьё, подошла к окну.
– Пичуга это стучит, Витина душа, видно, прилетела…
– Чепуху не мели, – ответил, сплюнув, Ефим. – Глаза не успела продрать, а уже про души толкуешь…
– А о чём толковать? – сказала, вздохнув, Василиса, засовывая в печку дрова.
– О живых, – пробасил Ефим. – Растили, растили, и остались одни, Машка и та убралась.
– Не найти добра ей с хулиганом своим, – вставила Василиса. – Чует сердце, не найти.
– Точно, – согласился Ерёмин. – Затянет куда-нибудь, да и бросит. А пускай живут, как хотят, не маленькие, в советах не нуждаются. – Он удобнее сел за сапожный столик.
– Не усаживайся, старик, топай за хлебом, – прикрикнула на мужа Василиса. – Обещали привезти.
Ефим, послушавшись, снял с себя фартук. Проводив мужа, Василиса разложила выкройки и принялась шить.
В облаке морозного воздуха показалась в дверях Агафья Кирилловна.
– Я по нужде пришла, – сказала она, – не дашь мыла? Постирать хотела, а нечем.
– Нету, сватья, и грамма нету, – отвечала, руки разведя, Василиса.
Агафья Кирилловна, постояв, взялась за ручку двери.
– Посиди, сватьюшка, давно не была – богатой стала?
– Нет времени, – сказала, вздохнув, Агафья Кирилловна, зайдя в комнату и присев на табурет. – А ты всё копейку зарабатываешь.
– Без дела не сижу.
– Громко стучит Зингер, а шьёт хорошо, – сказала Агафья Кирилловна, посмотрев на тёмную от времени машинку. – У меня ситчик остался, не сошьёшь рубашку?
– Сошью, когда заказов не будет.
«Знаю твои отговорки», – подумала Агафья Кирилловна.
– Ксения не пишет? – спросила Василиса.
– Нет, молчит, – отвечала, покачав головой Агафья, Кирилловна. – Забыла ребят и нас, стариков, позабыла, ума уже не приложу, как жить, Полина отнекивается от Сашки.
В избу ввалился Ефим.
– Без хлеба? – спросила Василиса.
– С хлебцем. Объявили, что не привезут, народ ушёл, а тут привезли – новая очередь, а я впереди, – доложил Ефим.
– Думаешь, не обкрутила его сука рыжая? – обратилась Василиса к Агафье Кирилловне. – Старый, – крикнула супругу, – принеси из кладовки контарь: узнаем, на сколько она тебя надула.
– Иди сама ищи, вечно прячешь, – отозвался старик.
Василиса вышла за дверь.
– Агафья Кирилловна, пришла просто или по делу? – спросил Ефим.
– Мыла хотела попросить, постирать нечем.
– Мыло найдём.
Ефим, кряхтя, влез на табуретку и стал шарить по полатям.
Вошла Василиса; метнув взгляд на мужа, крикнула:
– Чего потерял, старый?
– Мыльца Кирилловне дам, – отозвался Ерёмин.
– Так нет мыла, ни печатки.
– Как нет, а вот.
Ефим показал кусок мыла.
Агафья Кирилловна, поблагодарив Ефима, ушла, с горькой усмешкой на губах. И лишь закрылась дверь за ней, как Василиса подступила к супругу:
– Добрый, гляжу! Разбрасываешься, дурья башка, так бы и хватила кочергой…
– Не кричи, – перебил её Ефим. – Пожалела мыла… Агафья внуков наших обстирывает.
– Мать пусть их обстирывает, на кого побросала? Нет им от меня ничего, – отрезала Василиса, цепляя на крючок хлеб. – Что говорила – на сто грамм надула. Бери хлеб и топай, а то пропадёт кусок. Иди с весами.
Старик, не споря, вышел из дома. Навстречу ему торопился домой, прикрыв лицо варежкой, Вовка.
– Деда, здравствуй! – крикнул он, поравнявшись с Ефимом.
– Здорово! – откликнулся Ефим. – Поди, из детсада? Некому зашить – коленка голая?
– Я сейчас разорвал.
– Понятно… Ну, беги. Да заходи – валенки подошью.
Ефим жалел внуков и старался помочь семье Рязанцевых: то даст сальца Вовке, то усадит внучат за стол, не обращая внимания на неодобрительные взгляды жены, то сунет немного денежек в ладошку Агафьи Кирилловны. Но редко ускользала от Василисы забота Ефима. «Довесок отдал»! – ворчала она, приметив, как внуку младшему он отдал большой кусок хлеба, в который тот впился зубами. Но хоть и жалел он внуков, но за шалости бранил и выставлял провинившихся за дверь.
В магазине продавщица, не споря, отрезала Ефиму его сто грамм. Когда он проходил мимо избы Рязанцевых, на крыльцо выбежал Вовка.
– Дед, сейчас зайти или потом? – крикнул.
– Хоть сейчас, хоть погодя, – ответил дед.
