скачать книгу бесплатно
– Блохи нужны для достоверности образа, – задумчиво пробормотал бвана. – Да не чешись ты. Пойдём в город – купим тебе противоблошиный шампунь.
– А ты заметил, что она нам так ничего и не сказала? – вдруг спросил учитель. – Нет, брат ты мой. Она приходила не давать показания. Она приходила знакомиться. Посмотреть, что мы из себя представляем. Попробовать, так сказать, на зуб…
– Да ведь она даже не магичка, – заметил я, пытаясь дотянуться зубами до области между лопаток. к сожалению, возможности человеческой анатомии этого не позволяли.
– Не магичка, – согласился Лумумба. – Но может ею стать в любой момент. Потенциал – ого-го.
А я вспомнил, как поначалу наставник мямлил и тушевался. Это он её сканировал… Хитрец! Даже я ничего не почувствовал.
– Всё-таки кое-что она сказала, – заметил я. – Барышня была очень близка с покойным. И здесь, в особняке, бывала неоднократно.
– И сейчас она приходила, чтобы проверить: что изменилось, – кивнул Лумумба. Статус ей позволял вызвать нас к себе, причём, в приказном порядке. Но она пришла сама…
– Потому что хотела в чём-то убедиться, – добавил я. – И что-то проверить. Вопрос – что?
– А вот это, – Лумумба поднялся. – Мы узнаем сегодня ночью.
Глава 4
Поспать нам так и не удалось. Едва дверь закрылась за леди Чейз, заявились слуги: кухарка и горничная. Я с ними не разговаривал, но слышал, как их строго отчитывали Его превосходительство.
Орёл долго пенял женщинам за то, что те оставили боевой пост, но потом смилостивился и отпустил – наказав впредь исполнять обязанности, как подобает.
Лумумба, со своей стороны, с обеими познакомился – элегантно поцеловал ручки и расшаркался, включив обаяние на тысячу пятьсот вольт.
– Ликом чёрен и прекрасен… – восхищенно поделилась кухарка с горничной, когда обе проходили мимо меня по коридору.
Я увязался за ними – от кухарки вкусно пахло холодцом и свежим хлебом. Ах да… Во избежание коллизий меня опять превратили в пса. О каких таких "коллизиях" шла речь, наставник не упомянул, только бросил вскользь, что так со мной проще общаться.
Да я не в обиде. Во-первых: на кухне меня тут же накормили, и не чем-нибудь, а первоклассным борщом с обрезками мяса и размоченными в нём кусками хлеба. Во-вторых – слуги меня совсем не стеснялись, что позволяло незримо присутствовать при разговорах.
Так я выяснил, что покойного Барсукова в доме любили, потому что был он свой, русский – не то, что эти чопорные англичашки. Приходил посидеть по вечерам в людскую – когда дела позволяли – любил немножко выпить в своей компании, и сыграть по маленькой в дурачка. А еще с огородом помогал: под его хозяйским взглядом морковка из земли так и пёрла, так и пёрла.
Что леди Чейз – звали её, как выяснилось, Амалия, – бывала в особняке запросто, и очень интересовалась магией. В чём Барсуков ей в меру способностей помогал…
Что Вилликинз – тот ещё сморчок: ходит в таких же слугах, как и они, а нос дерёт, как благородный. Вот и накануне смерти Игнат Степаныча с самого утра куда-то запропастился, и ключи от сейфа в кабинете уволок – все с ног сбились, разыскивая, но ни ключей ни дворецкого так и не нашли…
И самое главное: под утро, после того, как покойного доставили в особняк и его освидетельствовал доктор, они, служанки, честно пытались остаться – негоже покойника одного бросать; но вдруг навалилась такая беспросветная тоска, да еще с головной болью, с ломотьём во всех косточках, что обе от греха ушли по домам. Отлёживались целый день, и только сейчас, к вечеру, почувствовали силы вернуться на работу.
Последнее полностью подтверждало мою теорию о произведенном в особняке ритуале Аш'к-Энте, который требует большого количества жизненной силы.
Отсюда вопрос: как мог быть произведен ритуал, если слуги в это время были в доме?
Ответ: колдун воспользовался кровью, которая осталась на кинжале. Имея кровь жертвы, вовсе не обязательно присутствовать на месте лично…
Еще вопрос: где кинжал?
– Спишь, падаван?
Я так и подскочил. И вовсе я не спал… Так только, обед переваривал.
– Идём. До встречи с королевой нужно кое-что уладить в городе.
– ?..
– Нет, превращать в человека не буду, не обессудь. Ты мне и так нравишься.
Надо бы потренироваться в магии метаморфоз. Сразу, как выпадет свободная минутка…
Когда мы вышли на улицу, почти стемнело. По улице вновь полз туман – желтый, как топлёное молоко. Деревья выступали из него подобно постовым, которым предстояло вечно охранять один и тот же дом…
По живой изгороди за спиной зашуршало, я инстинктивно зарычал. Но тут же успокоился: запах варенья, жевательной резинки и слегка поношенных шерстяных носков с головой выдавал Петьку. Опять шпионить намылился… Теперь уже за нами.
Я вопросительно посмотрел на бвану. Тот кивнул, и неторопливо натягивая перчатки, тихонько скомандовал:
– Петр Петрович, предстань пред светлы очи.
Шуршание стихло. Затем раздалось громче, и на дорожку рядом с нами вылез мальчишка, в тёмной курточке, джинсах и ботинках на толстой подошве. На голове его опять была кепка, козырьком назад. Спереди на лоб свешивался клок соломенных волос.
– Вы что, на тайную встречу инкогнито собрались? – вместо приветствия спросил ребенок.
– С чего ты взял? – Лумумбе явно не понравилось, что пацан так быстро его раскусил.
– А по собаке. Уж больно масть приметная… Совсем, как кудри у вашего помощника. А зачем превращать человека в пса, если не для тайного мероприятия?
Лумумба хрюкнул.
– Я сразу догадался, что вы маг, – удовлетворённо кивнул мальчик. – Только не такой, как дядя Игнат… Тот мог апельсин – вот такой – из зёрнышка вырастить, а вы, значит, людей в собак… А меня превратите?
– Много будешь болтать – обязательно, – с чувством пообещал Лумумба. – Только не в большого красивого пса, а в такую… знаешь, на тонких лапках…
– Ага. У леди Амалии есть, – ничуть не испугался ребенок. – Черчиллем кличут. Ух и зловредный этот Черчилль! Чуть что, за пятку – хвать!
– Во-во, – похлопал его по голове наставник. – Так что подумай…
– А чего тут думать? – пожал плечами Петька. – Я вам помочь хочу. Мне дядю Игната знаете, как жалко?
– А отца не жалко?
– Папаня пили уж очень. И дрались. Без него даже лучше, честное слово. А вот дядь Игнат…
– Ладно, скажи-ка друг любезный, ты Лондон хорошо знаешь?
– Еще бы! Хайгейт, Хэмпстэд, Марлебон, Ислингтон, Паддингтон…
– И где там можно купить Пыльцу?
– Пыльцу-у-у?.. – мальчишка почесал под кепкой. – А у вас разрешение есть?
– Ну разумеется, – не моргнув глазом соврал Лумумба.
– Это хорошо, – кивнул пацан. – Идите тогда на Портобелло, это рынок такой. Там – магические лавки. Они и торгуют Пыльцой.
– А если на минутку представить, – бвана присел рядом с Петькой на корточки. – Что разрешения у меня всё-таки нет. Потерял. Тогда что?
– Тогда – в юго-западный боро, – шмыгнул носом мальчишка. – В Ньюхэм или на Собачий остров… Только это опасно.
– Ничего, мы справимся.
– И с Дементорами?
– С кем с кем?
– Такие охранники. Их Белый Совет Магов призвал… Появляются там, где твориться что-нибудь незаконно-магическое, и выпивают душу.
– Белый Совет, говоришь? – усмехнулся Лумумба. – Ну-ну…
Петьку он уговорил остаться. Поручил следить за домом: кто приходит, кто уходит, кто мимо шастает слишком часто… Его превосходительство, мол, изнутри дом охраняет, но на улицу ему хода нет: как хранитель, он к месту привязан. А нам до зарезу нужно знать, что в округе твориться.
Первые пару кварталов я еще прислушивался: не идёт ли пацан следом, но потом успокоился. Видать, в бедные районы мальчишке и самому не больно-то хотелось соваться.
Шли неспешно. Бвана решил, что небесполезно будет прогуляться, взглянуть на Лондон изнутри. Я не возражал. В собачьем теле бегать – одно удовольствие.
Пока мы шли, одежда наставника претерпевала изменения. Из Харрингтон-хауса вышел солидный господин в цилиндре, крылатке и с тросточкой, по Кенсингтону шел обычный прохожий в приличном твидовом пальто, а к Ньюхэму подходил бродяга, закутанный в драный клетчатый плед, в цилиндре с оторванным верхом и с тележкой из супермаркета, в которой громоздилась куча всяческого тряпья.
– Лондон подобен огромной сточной канаве, которая влечет преступников, перекупщиков и бродяг, – пояснил бвана, отвечая на мой немой вопрос.
Себя я со стороны не видел, но количество репьёв в хвосте и тусклая, свалявшаяся шерсть говорили о том, что из холёного русского мастифа я превратился в дикого ирландского волкодава.
Впрочем, внешность наша менялась сообразно городу: тенистые сады за изящными коваными решетками сменились на высокие каменные заборы, затем – на прилепленные друг к другу домишки, которым задний дворик заменяла бетонная площадка с мусорными бачками.
Потом пошли и вовсе трущобы: десятиэтажки с сплошь заколоченными первыми этажами, с выбитыми стёклами, с граффити везде, где можно и где нельзя…
Здесь надо пояснить, что на самом деле Лондон огромен. Пересечь его в какие-то полчаса просто нереально – если ты не маг уровня Лумумбы. Бвана применил тот же метод, что и в Африке: с каждым шагом он "протыкал" пространство таким образом, чтобы оказаться в намеченной точке кратчайшим путём.
Собаки видят в чёрно-белом диапазоне. Так считали учёные до Распыления – мне об этом Машка рассказывала. Только они, эти учёные, забыли про нюх… А запахи могут быть совершенно любого цвета. Даже того, которого нет в природе.
Трущобы пахли коричнево, с зелёными крапинками – как старая бумага, на которую недавно наблевали. И наделали еще чего похуже. Но собаки к запахам относятся несколько по-другому, чем люди, поэтому мне тут даже нравилось.
Давно просроченные консервы, застойная вода, гнилые листья. Тусклый, как потемневшее серебро, запах старости. Забористый, как штопор, дух немытых тел, засорившейся канализации и вываленных прямо на улицу отходов и горький душноватый запах каменного угля… А уж над всем этим витал тонкий, всепроникающий запах корицы… Пыльца.
Трущобы, или как их называл Петька, боро – были просто пропитаны Пыльцой. Она сочилась из канализации, из трещин в асфальте, из щелей в заколоченных окнах… Она источалась из людей – неопрятных, закутанных в тряпьё фигур с такими же, как у бваны, тележками, а еще от неприглядных куч прямо на асфальте, под стенами домов, в тёмных узких переулках…
Бездомные, – понял я. Они спали прямо на земле, в лучшем случае подстелив под себя тонкие листы пластика или ветхого, серого от старости картона.
Многие, завидев Лумумбу, заинтересованно шевелились – новичок вызывал законное желание поживиться; но завидев меня – я каждый раз подпускал слюны на язык и скалил клыки – отворачивались, всем видом показывая, что до новоприбывшего им нет никакого дела.
– А вот и наши знакомые с раскрытой ладонью, – негромко заметил Лумумба после получасового блуждания в катакомбах разрушенных домов, кивая на ларёк, притулившийся у подножия шлакоблочной десятиэтажки.
Окна дома почти все были заколочены фанерой, но из многих высовывались трубы самодельных печек, нещадно дымивших.
Ларёк же являл собой образец творческого подхода к архитектуре. Он был слеплен, сколочен и связан из разнокалиберных листов мутного от старости пластика, тряпок, рубероида и клеёнки. На единственном, засиженном мухами до полной непрозрачности окошке зиял отпечаток ладони, выполненный зловещей красной жидкостью, с потёками и характерным запахом.
– Томатный сок? – спросил Лумумба, держась от ларька на почтительном расстоянии.
Я пошевелил бровями и оскалился.
– Мне нравится их чувство юмора, – кивнул наставник, и смело шагнув к ларьку, постучал в окошко.
В дверь стучать не представлялось возможным: вместо неё колыхалась такая занавеска из длинных листов полиэтилена. Как в морге.
После стука бваны эта занавеска чуть шевельнулась, выпуская на улицу клуб едкого, но в чём-то очень приятного дыма… Каннабис. Запах знаю, но пробовать не приходилось.
– Входи, бро. И да прибудет с тобой Джа.
Голос был праздным и досужим. Он никуда не спешил. И ничего не боялся. В его бархатном малиновом тембре угадывалось обещание вечности: все, мол, там будем. Но зачем торопиться? А еще предупреждение: если поведёшь себя неправильно, можно немного и поспешить…
Лумумба шагнул внутрь. Я просунулся за ним.
На топчане возлежал чувак с бородой, похожей на сильно запущенный, совершенно дикий лес, в желтом шелковом халате и с громадным ятаганом на поясе. Сквозь клубы каннабиса пробивался запах цыплёнка карри и немытых ног.
– Добро пожаловать в Бобо Ашанти, – сказал чувак. Борода его шевельнулась, как живое существо, и внутри неё что-то завозилось. Я непроизвольно зарычал.
– Четвероногий брат почуял мою зверушку, – ласково сказал незнакомец, полез под бороду – Лумумба напрягся – и извлёк на свет крошечное пуховое существо, одновременно похожее на цыплёнка и на кошку. Существо поморгало большими удивлёнными глазками, потянулось, а затем вспорхнуло и приземлилось мне на голову. Я застыл.
– Дух Тафари принял тебя, бро. Ты хороший человек.
Бородатый спустил босые ноги с топчана, пинком отбросил груду тряпья, которая громоздилась на полу, и открыл люк. Я заглянул. Ржавая лестница уходила куда-то в глубину, и освещалась через равные промежутки электрическими лампочками.
Однако. Настоящее электричество! Богато живут господа растафари…
– Идём, бро. Покинем Вавилон и вкусим дух свободы.
И он начал спускаться. Пуховое существо сорвалось с моей головы и устремилось за хозяином. И только сейчас до меня дошло, что это – непомерно раскормленная летучая мышь…
Лумумба – который, кстати сказать, не промолвил ещё и слова – двинул за ними. Я тоненько заскулил.
Наставник воззрился на меня с недоумением. Я поскрёб лапой край колодца.
– Ах да, – бвана легкомысленно махнул рукой, и я превратился в себя.
Голого и босого. А на улице, между прочим, почти ноль градусов…
– Прикройся чем-нибудь, – сердито бросил бвана, скрываясь в трубе.
Вот те раз! Себе, значит, личины, как перчатки меняет, а мне и плохонького костюмчика соорудить ленится?
Пришлось подобрать с пола то, что валялось в куче: клетчатую, пропотевшую под мышками рубаху с оборванными пуговицами и широкие брезентовые штаны.
