Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

Егор объявился, схватил бумажки, попутно чмокнул меня в лоб, ну, я ему, типа, племянницы. Зоя, моя бабушка, трепетно дружит с его мамой Аней. Егор Константинович тут же что-то проорал в «мегафон», вблизи не разобрать этого бульканья, и снова обернулся ко мне:

– Все что ли? Можно ехать? Дурдом. Я в полном охренении! Нет, это все, последний год так скачу, теперь только «черноморские курорты», – он понял, что «списки» отряда на отправление уже готовы, выдохнул.

– Что, в «Артек» подашься, к конкурентам? – спросила его Горелка, то есть Таня Горелова. Девки «новые» и те, что «старые», из постоянного состава отряда, тут же облепили стол. Такая уж у Егора харизма, невыносимая для дам любого возраста, сословия и положения, хотя сам он совершенно не мил.

Егор Сотников скорее груб и хамоват своей непоказушной брутальностью и полным нежеланием производить впечатление, что действует с прямо противоположным эффектом. Толпа уже залипла вокруг стола, а пока я тут торчала, никто к этому «пятаку» так и не обернулся, кроме записывающихся в отряд новеньких. В этом году многие наши парни догнали Егора в росте и даже переросли, что не сделало его визуально ниже, он такой весь заметный, мускулисто-эластичный, движения все скупые и сам немногословен. Ну и джинсы на нем круто сидят. Это же важно для девушек? Для Егора нормально выдавать информацию междометиями, ключевыми словами, полужестами, но это скорее профессиональный отпечаток и никак не признак косноязычия. Именно Егор рассказывает пасторальные истории на пионерских кострах в литературном стиле, традиционном для радиопостановок, и голос у него такой же глубокий, убаюкивающий, как у дикторов. Но чтобы таким узнать Егора нужен особый случай, в основном он резок и уклончив в общении, типичный одиночка и даже бука. И только некоторые его жесты выдают порой, каким он был в юности – эмоциональным и порывистым, когда он, как сейчас из-за этой нервной суеты, выправляет «шатенистый» чуб резким движением кисти – так и не дашь парню его тридцать. Но чаще он смотрит на мир молча, спокойно, без суеты и лишних движений. Острые подвижные желваки на скулах погрубевшего лица и «вечно-руки-в-карманах» выдают внутреннюю жесткость и сосредоточенность на чем-то, посторонним недоступном. И чего они все тут вокруг него толпятся?

Егор вновь помчался куда-то, и скученность у стола резко рассосалась, а за этой кучей-малой я сразу и не увидела уже в объятиях Бабочки, то есть Ленки Пантелеевой того самого, кто косвенно является еще одной упорной причиной, почему мне так нестерпимо надо в эту «Тайгу». Да вот так! И себе я честно признаюсь – этот парень моя запредельная мечта, мой сон, стоит только закрыть глаза. Рома Валевский не только объективно «звездный персонаж», музыкант, вокалист и все такое, так еще и главный «мажор» не только лагеря, но и всех близлежащих весей. Дед его Меркулов – супербосс «Десятки», нашей «Тайги» и еще тех двадцати «нижних» лагерей на Енисее, что построены от мегаполисов Сибири, Камчатки, Дальнего Востока и Крайнего Севера. В тех краях – «вечная мерзлота», так что наш местный, резко континентальный климат с тридцатиградусным летом в два месяца – вполне себе курорт.

Да, вот так, угораздило меня крепко втрескаться в самого заоблачного парня аж в восемь лет, а он мне не «по зубам», не «по ногам», не «по карману» и вообще «ни о чем», он даже со мной не разговаривает никогда! Но мечта, там внутри, не предъявляет к нам таких жестких материальных требований, мечтается себе сама и позволения на то не спрашивает. Впадешь в дремоту, а он уже там, в кишках и на всех внутренних горизонтах тебя поджидает со всем своим нутром, все к твоим ногам выкладывает, все свои прорывы, всего себя и весь мир в придачу – и все у меня так. Заученная я, не целованная девочка, все мои мечты такие – пространственные, максималистские и непутевые. Ромка Валевский не смазлив, а то я смогла бы отвратиться от него быстро, не нравятся мне «сладкие» самообращенные красавцы, нет, с ним все намного хуже, он такой пацан-пацан, как хулиган «со дворов», только одет несколько почище, ну и кроссы у него крутые, предмет моей вечной зависти. И никакой тебе мажорной вывернутости; выражение на лице не высокомерное, слегка отстраненное, словно он всегда немножко «не здесь», а там, откуда вытаскивает свою музыку; и временами он вообще ни черта вокруг не замечает. Талантище, как ни крути! Но ему не приходиться повседневно выбираться из «отстоя», безвестности и нулевости своего положения – в этом видимом мире он виден всем с самого рождения! И ни о чем парень не парится, у него все есть, было и будет, ему бороться ни за «кроссы», ни за девиц вообще «не светит», да и за все остальное тоже, само в руки идет, не иначе. Это основательно его раскрепостило, он никому ничего не доказывает, гениально безалаберен и беспечен, а «если что» у него всегда есть Ванька где-то под боком, его лучший друг с горшкового возраста. Между прочим, это тот самый Ванька, который и мой друг, но при этом мы с Валевским умудряемся никогда не общаться, не пересекаться и не занимать одно пространство, как две параллельные несовместимости.

Но по поводу Ромки Валевского я не напрягаюсь, придыхаю – да, и ни на что не рассчитываю при этом, а то застряну на «нем», и жизнь пройдет мимо, не только летний сезон. Бабочке, Ленке Пантелеевой, нашей «стопудовой» отрядной красотке, он нервы с первого класса крутит как попало, а подружки у него все мигрируют и меняются, и не учтешь всех, не запомнишь. Вот я и не учитываю! Вот еще! Был бы он какой-нибудь «кумир из телика», то повесила бы его фотку на стену без комплексов. Ну, положено подростку иметь такую кумирообразную привязанность, вот я ее и имею, так и зову его про себя «Плакатный». Мне же нужен нормальный какой-нибудь, живой парень, без неземных метаний, у меня вон своих навалом, могу подкинуть кому с лихвой, а уж с покорителем выхоленных красавиц я вообще не знаю, как себя вести. На подмостках его диджейского пульта среди толпы «приспешниц» я точно не удержусь, и искусством намазываться на парня телом в публичном месте вряд ли когда овладею. Так что он просто есть, и все – этого достаточно.

Валевский стоит у автобуса и весь в Бабочке, обложен ею со всех сторон, в какой-то майке закидонистой с цифрами и надписями, в как попало поднятых на зад штанах, кепке набекрень с вываливающимися русыми вихрами… Повернулся вдруг и смотрит прямо на меня, не-ет, это я уставилась на него! Ду-ура!

Резко, в стыдном порыве развернулась от Валевского и Викуше в грудь с разгону угодила, то есть Виктории Павловне Горленко, нашей директрисе попала прямо в крепкие лапы. Она же, не прекращая своего движения вдоль каравана автобусов, прихватила и меня, идет и подволакивает за собой, не сбавляя упорного шага. Женщина она не шибко высокая и не крупная вовсе, но такая тугая, основательная в действиях и во всей своей красе, холеная, в ладном костюме, на каблучищах, рубящих плитку под ногами, волосы гладкие, губы вишневые. Королева! Но мы зовем ее Викуша, и она знает об этом, постоянно у всех непроизвольно выпархивается, и, видимо, ей это как-то льстит, такая мягкость в имени, но на деле то чистый сарказм, она ж «танкер», а не баба. Скандальная тетя встрепенулась на фоне Викуши, тут и проявился весь ее привокзальный вкусовой стандарт, она как буфетчица деревенской станции в своем пергидроле, выстроенном парикмахерским разумом в башню на голове, в чем-то масляно-кричащем, хотя, клянусь, от нее так и несет деньгами, связями и влияниями на простых смертных. Но до Викушиных горизонтов она явно «не долетит», вот и стоит, разинув рот, идеи ее пропечатывающего образа поспешно слизывает.

Тетя осталась позади в пыли королевских стоп, а меня все волокут и подволакивают сильные цепкие пальцы в красных резцах. Это Викуша меня тащит до «малышового» отряда, – запоздало поняла я, обреченно, прямо скажем. Ну вот, всегда так, наши будут общаться, знакомиться с новенькими, а я опять все пропущу, и ни парней тебе, ни свиданок на все лето, потому что все уже повлюблялись и свои сердечные интересы повыстраивали еще по дороге! И знаю я, о чем говорю, в том году со мной так все и было. Потом просидела весь сезон с тушью художественной в руках, все плакаты рисовала да другой фоновой деятельностью занималась, а за руку меня никто так и «не держал», «не тискал» и «не обнимал», и Ванька Ветров не считается! Ну что это такое! Но возражать «королеве» у меня не хватит ни сил, ни наглости, да и недальновидно это, а то она вообще испоганит мне весь сезон, ей ничего не стоит.

– Зарецкая, едешь с этими «малышовыми» до самого лагеря, вожатые, практикантки из «педагогического», уже схлопнулись, а лишних людей у меня нет, сама понимаешь, так что вот… Давай, грузи это ревущее «стадо», а то мы отъехать из-за них никак не можем, кошмар какой-то, – Викуша сбросила меня у «двенадцатого» отряда и ушла.

И, действительно, другие отряды уже погрузились в автобусы и светились ожиданием сквозь лупоглазые окна, но так легко никогда не случается с «малышовым двенадцатым» отрядом. Дети настолько малы, что родители как бы все еще не решились, а стоит ли их отправлять навстречу таким опасностям и в такую даль, куда не сорвешься и не прибежишь спасать свое чадо. Этот комплекс к моменту отправления становится стадным, разлепить рыдающие кучки девчонки-вожатые уже никак не могут, очаги вспыхивают то тут, то там, а будущие советские преподы вообще потеряли контроль над ситуацией, на их лицах выразилось полное отсутствие признаков борьбы. И что тут делать мне? Секунду собираюсь с духом… После гибели мамы у меня сформировался хронический спазм в теле при любой публичности, я дико зажатая, внешне вообще никак не выражаюсь и не самоопределяюсь, поэтому меня и в команду «Фестиваля» столько лет не берут. Так что мне нужно себя как-то основательно убедить открыть рот и привлечь внимание темного хаосного сгустка, а караван все стоит, и помощи в прогнозах никакой не предвидится. Ну почему я! Руки вспотели… то, что я такая ответственная и мной можно затыкать организационные дыры, еще не значит, что я без мегафона смогу орать тут на всю площадь! Но я заорала:

– Товарищи родители! Внимание! Прошу вас взять багаж вашего ребенка и передать его к задней двери автобуса! «Караван» отправляется! «Октябрята-орлята»! Постройтесь все у передней двери! «Мокрых лягушат» в нашем отряде больше нет! Девушки вожатые, примите группу по списку и усадите детей в автобус!

И ни один малыш не захотел остаться «мокрым лягушонком»! Все вдруг ладно зашевелилось, и темное кучковатое пятно стало само себя выстраивать во что-то действующее, а я не сбавляла темпа, не дала проявившейся логике расхолаживаться:

– Дорогие родители! Приглашаем вас в «Тайгу» на «День Открытых дверей»! Ровно через две недели с этой площади стартует такой же «караван автобусов» специально для вас! До этого момента, если вы захотите проведать детей, лучший маршрут – добраться на «Ракете» до «нижнего комплекса» лагерей на Енисее, там вы сможете найти хозяйственный транспорт до нашего лагеря. И никому еще не отказывали! Добираться личным транспортом категорически опасно для вас и транспорта, – в толпе родителей послышался живой смешок, они внимательно меня слушали.

– На станции, что в поселке «Усть-Мана» вы вряд ли найдете попутку, это тупик, и только наш лагерный вездеход-хлебовозка туда добирается за свежими продуктами и хлебом, но приезжает он к станции исключительно глубокой ночью. Но можно и так, если хотите!

Родители почему-то стали хихикать, наверно это кажется им романтичным – кататься на вездеходе по ночам.

– Прошу вас посмотреть на «Дом пионеров» – весь его педсостав уже ждет ваших детей на месте! Количество кружков, секций и коллективных занятий в «Тайге» превышает возможности любого города! Каждый день в нашем лагере – это «массовое тематическое мероприятие», скучать детям будет просто некогда! И я знаю, что говорю – я в «Тайге» каждый год с шести лет, ваши дети еще не захотят возвращаться обратно…

На этой опт имистичной ноте я забралась в укомплектованный автобус, и водитель, спешно закрыв за мной двери, протрубил гудок отправления. Малыши еще немного помахали своим взрослым через окна, но, уже весело болтая и шумно придуриваясь с новыми друзьями, вожатые начали раздавать детям «сухой завтрак», а у меня есть время отдышаться…

Вообще-то сейчас я себе кишки вывернула, внутри все клокочет, как Мана под «Красной горкой», все встало в горле сухой пеной… Когда я узнала, что мамы не стало, мне было девять, узнала, что мама никогда не вернется из Кракова, там она сопровождала первый сезон «Фестиваля», тогда и случился этот удушливый спазм, он жгутом перекрутил мне горло. Одно время я вообще молчала, но постепенно начала выходить из себя наружу, шаг за шагом, но до «публичных» выступлений я так и не добралась… И вот этот последний «блок» сорван! И если бы не бутылка «Буратино», которую вовремя подкинула вожатая Настя, меня бы точно вырвало! Публично!

Из-за этой своей тупиковой проблемы я долго не могла сделать необходимое – попасть в команду нашего лагеря, мол, если я «не могу работать на сцене», то и места мне «в команде» нет! И вот весь год я ходила на «танцы» и выступала на всех городских праздниках, тренировалась быть «на виду», но никогда одна и всегда молча, все ради того, чтобы пройти этот «барьер». Собственно на этот сезон у меня абсолютно четкие планы: и не просто попасть «в команду», мне надо выиграть этот чертов «Фестиваль» и получить межлагерный «Кубок»! Каким-то чудом, но надо! Потому что моя мама так и осталась там, в Кракове! Тело ее после «нулевого» расследования так и не выдали нам, не перевезли, а захоронили в далекой стране. Что они скрывают? Почему все так? Почему???? Мне нужно к маме… Иначе как я к ней попаду? Не такие у нас порядки, чтобы советский человек шастал по заграницам туда-сюда, если только он не «дипломат», а путевки «заграничные» ни за какие деньги не достать, тем более у нас с бабушкой никаких денег нету. Мне нужен этот «Кубок»! И я его достану! И буду орать хоть на каких «площадях», если надо! И вообще, моя мать все это придумала, этот «Фестиваль», так что мне его и выигрывать! Это мой последний шанс попасть к ней…

Караван постепенно выбирался из города, и сизая дымка металлизированного городского воздуха становилась все тоньше и тоньше. Какое то время мы еще проехали по нормальной асфальтированной дороге, но все это быстро кончилось, и начались предвестники тайги, еще перемежаемые поселениями и проселками, колхозами и их исписанными техникой полями. Но вскоре дорога резко вторгается в лес и дальше, в полную непроходимость, эта дорога-бетонка, поросшая рядом всяким таежным нутром, осталась еще со времен «ссыльных» лагерей, от тех, кто строил в начале пятидесятых «урановый прииск», на месте которого и проросла «Десятка». Другого пути к нашему лагерю нет.

Вот тут и происходит во мне это характерное смещение сознания, словно передергивается железнодорожная стрелка, и видимое незримо меняется вместе с попадающим в легкие запредельным, насыщенно-густым, тягучим воздухом. Все окружающее я теперь вижу через тончайшую зеленую призму… Или, наоборот, зеленое облако как эфир алхимиков укутывает своим присутствием здесь все, и не «призма» это на моих глазах, а «действительность» вдруг обнаруженная, только и стоило снять очки привычного восприятия. «Присутствие иного» ощущается телесно, оно уравнивает все между «внешним» и «внутренним», и качество это настолько сильно проживается в первые мгновения, что, пробитая этим чувством, я замираю на границе противопоставленных пространств, так неизбежно стремящихся друг к другу. И здесь, в тайге это слияние случается и случается постоянно, вне временно, вечно, вся эта сила течет сейчас через меня…

* * *

Мы едем через тайгу уже несколько часов. Накануне, пока малыши еще не засопели на своих местах от бурно ворвавшегося в них воздуха, я провела «процедуру опознания», это когда ребенок выдает не только свое официальное имя, но и то, которое он придумал себе сам. Таким нехитрым образом я переписала весь малышовый отряд лично, надо умудриться запомнить всех, чтобы потом понять, кого конкретно искать по кустам во время стоянки. После многочасового сидения дети разбегутся во все стороны по лесу, как только автобус остановится. Мероприятие «выдачи имен» веселое и важное для будущих отношений в коллективе, его хватило на пару часов дороги, стало понятно, кто есть кто, кто кем является, а кто только хочет быть, многих детей я запомнила лично, а то и подружилась с некоторыми.

В нашем «первом» отряде почти у каждого есть особое имя, знаковое, в такую игру мы не играли, но клички сами собой прилипают. Меня сто лет зовут Малая, потому что я всегда всех младше. Бабочку, то есть Ленку Пантелееву так обозвали за огромные глаза, которые как на крыльях у «махаона», и кличка прижилось намертво. Горелка, это другая наша первая красавица, Таня Горелова, она ко всем сама стала приставать и требовать, чтобы звали ее только Звездой (Ленку же обозвали Бабочкой!). Но Звезды из нее не вышло, а Горелка получилась запросто. В их кампании есть еще одна Ленка, Плетнева, которую и вовсе кличут Пенкой, а все потому, что она редкая подхалимка, ну и к девкам навязалась неправомочно, не тянет она на стопроцентную красотку, а в списках «красоток» все же числится. И в сумме из них получилось «Ленки-Пенки-Бабочки-Горелки» – во множественном числе. Там, где они появляются, так все собой заполняют и внимание на себя оттягивают, словно их не трое, а целый гарем девиц. Еще у нас есть Сашка Муха, мой тезка, меня Александра зовут. Он такой крупнокалиберный циничный гигант, метящий в хирурги и профессионально, и личностно, рубит правду «с плеча на раз», только это у него не кличка, а настоящая фамилия по паспорту, случаются же в природе такие совпадения-перевертыши!

Ну а самый знаковый позывной у моей подружки Наташки Ким, она по отцу, между прочим «боссу» из «Десятки», настоящая кореянка, но прозвали ее Японка. Выглядит она как настоящая азиатская красавица, но характерец слишком резкий, бескомпромиссный, «харакири» за торжество мировой справедливости кому угодно свершит, уж очень она отзывчивая девочка! У нас тоже три подружки на комнату, как и этих «погорелок». Те – манерные и выставляющиеся, а мы чересчур «такие как есть», каждая в своей сути, и Алена Савицкая – в нашей кампании, совсем не третья. «Первая» она не столько меж нами, а вообще везде – Алена вот уже третий год подряд капитан команды лагеря, а «Фестиваль» главное событие всего сезона и для боссов, и для детей, и для персонала, и для всех номенклатурных гостей. Так что как ни выставляйся, а она и «Звезда», и «Первая», и «Красавица» тоже она: абсолютно рыжие длинные волосы в стружку, ножищи с острыми коленками, молочная, без единой веснушки кожа и запредельный размер груди. Бомба! Ну и темперамент такой же огненный, вообще никуда не укладывается, ни в какие допустимости, у нее все через край! Мы с Наташкой к Аленке привыкли как «мыши к горе», но в отряде ее взрывоопасности все откровенно боятся и не ввязываются с ней ни в какие конфликты давно. Но она все равно конфликтует, взрывается и страдает – настоящий драматический персонаж! Наташка и Алена мои подружки уже вечность, других у меня нет, я по ним всю зиму скучаю и жду, когда они из своей «Десятки» ко мне в гости приедут, а к ним никак не попасть, живут в недоступном раю за колючей проволокой, но уже в ночь, сегодня я их увижу!

В автобусе после всех этих детсадовских мероприятий я притулилась на креслице экскурсовода – дико неудобное место, ни вздремнуть, ни приложиться, опоры никакой нет, так оно еще и крутится, зараза! Решила пробраться в «чемоданы и сумки» и там «на галерке» отоспаться сполна перед всеми предстоящими нереальностями, что ждут меня в лагере, и плевать, что я не с «нашими» – все равно буду зажигать по полной! Спать вообще перестаю! Ну и перед стоянкой вздремнуть не мешает, кто этих гавриков в автобус загонять будет? Девчонки, вожатые этого отряда, вполне себе милые, но только обе «тели-матели» какие-то, как они два месяца тут продержатся? Даю им три дня, и Викуше придется их срочно спасать, заботясь об их душевном и физическом здоровье! Хлипкие они… я тоже никакая не «крепышка», худая и квелая с виду, с просвечивающей кожей, да и с «физподготовкой» не особо дружу, но могу без страховки забраться на «Красную горку». Не то чтобы я увлекалась альпинизмом, просто я за Зоей как хвост все детство ходила. Зоя, моя бабушка, на «досуге» альпинист-инструктор наших краевых «Столбов», и все же на «тридцатку» залезать без снаряжения это явный перебор, а я залезала, и несколько раз подряд, потому что это было «на спор»! А эти девахи-вожатухи никуда никогда не полезут, и я имею в виду не «риск», а «драйв», когда упершись в «потолок возможностей», одним духом идешь выше, на одной вере, это я к тому, что нет им смысла тут так ради чужих детей перенапрягаться, вот и сольются стажерки скоро, так каждый год и случается.

Встала я со своего экскурсионно-говорильного места; за высоким последним рядом сидений, к которому я продиралась в лихо качающемся на кочках автобусе, показалось «чудище», сначала я смекнула, что это чемодан, но «оно» вдруг встало, а я села на пол, зажав в ужасе лицо руками, еще немного и уписалась бы… «Чудище» оказалось обходительным, заволокло меня с пола на сумки, где поудобнее, и через ленты света, нарезанные наваленным багажом до самой крыши, удалось разобрать человеческие черты.

– Ни фига себе аттракцион! – отреагировала я. – Да за такое деньги брать надо! Не знала, что кто-то еще тут есть, а мы вон сколько времени в дороге!

Парень протянул мне водички, наверно я плохо выгляжу; с перепугу от моей зажатости и следа не осталось, вон, как лихо заговорила!

– Так Егор велел охранять, а то здесь только дети и девушки.

«Ну, понятно», – думаю я про себя, хотя ничего не понятно.

Смотрю на парня и размышляю: «Он тренер какой новый? В «Спортивный» едет… Перекачанный какой-то и выхоленный, значит, он спортсмен преуспевающий, после «загранок», вот его к нашим «хоккеистам» и отжали наши боссы. На «пионера» точно не похож, он уже немножко взрослый, года двадцать три или около того…». И версии пронеслись в моей голове как у заправской сплетницы, и вывод с того однозначный – парень мне нужен уже дозарезу, не этот, конечно, но какой-нибудь нужен срочно.

– Ясно, – только и ответила вслух.

– Ты Саша, я слышал, а я Женя Маслов, – и все, информации «по нолям».

– И давно ты тут? – парень подумает, что у меня чувство юмора развито, а я просто дура…

Он хихикнул.

– Круто ты с лоботрясами справилась, а то эти практикантки их никак не могли в автобус загнать! И я не помог, не умею я с детьми, вот только как грузчик сгодился.

Я припомнила, что сумки у родителей принимал какой-то парень, но мне тогда было не до парней.

У него черные глаза, черные волосы и загар видимо не «местный», белая майка в натягон на гиреподобные плечи и сумасшедшая парфюмерная вода, не «Шипр»; и вот даже интересно посмотреть на ту суету, что по его поводу в лагере начнется! Так у нас и без пионерок девиц озабоченных хватает, одни «поварешки» чего стоят, когда поснимают свои колпаки, а «теннисистки» с «гимнастками», а «вожатухи» и «методички» всех мастей, так еще «звезды» есть – Надьки-Полинки. И я представила все в «красках» – шоу обеспечено на весь сезон, девицы теперь будут гоняться не только за нашим Егором и тренером хоккеистов Щедриным, теперь им будет на ком оторваться!

– У тебя в лагере кто-то знакомый? – ну не могу я больше на пустых версиях сидеть, сама его расспрашиваю.

– Ну да, меня однокурсницы сюда затащили: Надя Шевелькова, Полина Соболева и эта, Света Долецкая, ты их знаешь? – еще б не знать, а парень-то «прибранный по самые помидоры»!

– Конечно, знаю – я здесь каждый год.

«Незаметными» твоих девиц не назовешь, нет, ну надо же, таким выпендрежным козам такой парень», – думается мне с сожалением, и неважно, чей он там. Девки числятся вожатухами старшего педсостава, а что толку, все те же немилые «зубастые красотки», это я к тому, что с такой «хищной жизненной позицией» педагоги из них «никакие».

– Так ты тоже сюда пионеркой приезжала? Девчонки рассказывали, что еще детьми были в «Тайге», а Полина – бывший капитан какой-то там команды.

Ну, очень странный вопрос «про пионерку».

– Это она межлагерный «Фестиваль» имела в виду, я тоже хочу в нем участвовать в этом году… я и сейчас пионерка… из «Первого».

– Ни фига себе! Ты так круто все разрулила, и я подумал, ты и есть вожатая этого отряда! – он и правда был удивлен, что мне польстило.

– Ну да, спасибо, наверно твоих подружек на этот отряд и поставят работать, практикантки не справятся, а я – так, «скорая помощь»… – он молчал, и я решила сгладить неловкость.

– И чего вдруг сейчас решил приехать в «Тайгу», если знаешь о нашем лагере давно?

– Да я травму получил, тренироваться пока не могу на нашей «базе», но в себя-то надо приходить, а у вас тоже хорошие условия для реабилитации, правда, не по профилю, но мне и нельзя пока по профилю, – абракадабра с проблесками, а не информация.