Весёлые мудрецы

Вполне возможно, что Леонид Соловьёв благородно решил прикрыть собой своих ближних и знакомых. Для этого он изображал себя в гораздо худшем свете, чем был. Признавался в разных своих грехах:

«Во-первых, я разошёлся с женой из-за своего пьянства и измен и остался один. Я очень любил жену, и разрыв с ней был для меня катастрофой. Во-вторых, усилилось моё пьянство. Мои трезвые работоспособные периоды становились всё меньшими, чувствовал, что ещё немного, и моя литературная деятельность будет уже вконец невозможной, и я как писатель буду кончен. Всё это способствовало возникновению у меня самого мрачного пессимизма. Жизнь казалась мне обесцененной, беспросветной, мир – бессмысленным и жестоким хаосом. Всё вокруг я видел в тёмном безрадостном тяжёлом свете. Я стал сторониться людей, потерял ранее мне присущие весёлость и жизнерадостность. Именно ко времени наибольшего обострения моего духовного кризиса относится и наибольшее обострение моих антисоветских настроений (1944–1946 годы). Я был сам болен, и весь мир представлялся мне тоже больным».

Вопрос: «Почему вы называете себя одиноким, ведь вы были женаты, а также имели друзей?»

Ответ: «Моё пьянство, беспорядочная жизнь, связь с босяками и бродягами из арбатских пивных, которых я целыми группами приводил к себе в гости домой, привели к тому, что у меня с женой произошёл окончательный разрыв. Рано утром она уходила на службу, возвращаясь только поздно вечером, ложилась тут же спать, целыми днями я был один. Передо мной встал вопрос о полной невозможности продолжения такой жизни и необходимости какого-то выхода».

Вопрос: «В чём же вы стали искать выход?»

Ответ: «Я серьёзно думал о самоубийстве, но меня останавливало то, что я умер бы весь испачканный. Я стал думать о постороннем вмешательстве в мою судьбу и чаще всего останавливался мыслью на органах НКВД, полагая, что в задачу НКВД входят не только чисто карательные, но и карательно-исправительные функции…»

Понимая, что из-за него могут пострадать и другие, Леонид Соловьёв старается их обелить. Даже тех, кто на него давал показания:

«Седых меня никогда не поддерживала, осаживала; её политические взгляды отличались устойчивостью…»

«Русин, Виткович, Коваленков не раз говорили мне, что я должен прекратить пьянство и болтовню, подразумевая под этим антисоветские разговоры»…

«Фамилии писателей, названных Улиным, не помню…»

«Русин сказал, что я поставил его в ложное положение и что впредь в разговорах на политические темы я должен следить за собой, в противном случае он о моих антисоветских выпадах должен будет поставить в известность соответствующие инстанции».

Возможно, это устраивало и следователя, круг обвиняемых он не старался расширить. Хотя и мог. Потому из-за него никто не пострадал. При том, что слышал от следователя:

– Вот вы загораживаете всех своей широкой спиной, а вас не очень-то загораживают.

Это было именно так. Например, тот же Виткевич много чего наговорил на Леонида Соловьёва и сие оказалось в перечне «преступлений».

Знакомясь с сохранившимися протоколами, замечаешь, что, несмотря на явную подавленность, Леонид Соловьёв сохраняет ясный ум, ответы даёт спокойно, рассудительно, даже с оттенком доброжелательности. Ниже часть таковых:

Вопрос: «Какие мотивы побудили вас встать на такой антисоветский путь?»

Ответ: «Должен сказать, что вполне советским человеком я никогда и не был, что для меня понятие «русский» всегда заслоняло понятие «советский».

Далее Леонид Соловьёв поясняет: «есть писатели русские, а есть писатели на русском языке.

Вопрос: «Расшифруйте смысл этих ваших слов».

Ответ: «К русским писателям я относил писателей, жизнь которых неразрывно связана с историческими судьбами, радостями и горестями России, с её историческим значением в мире. К писателям же на русском языке я относил «юго-западную школу», вдохновителями которой являлись В. Катаев, Ю. Олеша и другие. Большинству представителей этой группы, как, например, поэту Кирсанову, по моему убеждению, совершенно безразлично, о чём писать. Для них литература есть лишь арена для словесного жонглёрства и словесной эквилибристики».

На «русских» и «русскоязычных» Соловьёв делит отнюдь не по национальному признаку, называя таковыми В. Катаева и Ю. Олешу.

Долгое время Леонид Соловьёв отрицал свою вину, но следователь ему объяснил:

– Суда над вами не будет, не надейтесь. Ваше дело пустим через Особое совещание.

А тогда мягкого приговора не могло быть по определению. Потому он согласился признать всё, в чём его обвиняли.

Затем оказался на скамье подсудимых. Выслушал вердикт Особого совещания МВД 9 июня 1947 года: «За антисоветскую агитацию и террористические высказывания заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет».

Несомненно, всё пережитое писателем при аресте, следствии и суде позже помогли описать столь впечатляющий суд над бывшим судьёй Агабеком, который обменял своё большое горное озеро, дом и сад на осла Ходжи Насреддина, посчитав его очарованным принцем. Вот они:

«…Ходжа Насреддин с великим трудом протискался к судилищу – и сразу же над ним взвилась плеть, от которой, однако, он сумел увернуться. Немного отступя, он занял место позади какого-то дюжего рослого бородача; отсюда ему было и видно и слышно, а бородач заслонял его собою от взоров сиятельного вельможи…

– Если ты, как это явствует из твоих ранее сказанных слов, действительно владел столь доходным озером, – то по каким причинам ты покинул его и вознамерился уйти в Египет? Где твоё озеро?

– Я обменял его.

– Обменял? На что и кому?

– Я обменял его на египетского наследного принца… То есть на ишака, являющегося в действительности принцем… Я хочу сказать – на принца, имевшего обличье ишака…

– Что?! – подпрыгнул вельможа – Повтори!.. Нет, не смей повторять! Как ты осмелился перед нашим лицом сопоставить в своих лживых речах царственную особу и некое недостойное четвероногое?

– Вот, вот! – подхватил, обрадовавшись, Агабек. – Длинноухое, покрытое шерстью…

Наконец-то его поняли! Позабыв о колотушке, он глянул вверх. Тяжеловесный удар, упавший на голову ему, сразу лишил его языка и привел к молчанию. Взор его помутился, отражая помутнение разума, и туман беспамятства скрыл от него лик вельможи.

– Новое преступление! – гремел вельможа. – Он изрыгнул хулу на царственную особу и осмелился на это в присутствии начальственных лиц! Писцы, запишите, – но, разумеется, в иносказательных пристойных выражениях.

– Здесь нет никакой хулы! – стонал из ямы несчастный. – Я направился в Египет, дабы принять должность визиря и хранителя дворцовой казны – в награду за возвращение принцу человеческого облика. Превращенный злыми чарами в длинноухого, принц был встречен мною…

– Молчи, презренный лживый клеветник, – молчи, говорю тебе! – грянул вельможа, восстав в пылу негодования с подушек. – Поистине, уже давно мы не оскверняли нашего взора созерцанием столь злостного и закоренелого преступника! К перечню всех неслыханных злодейств он добавил ещё одно – самозванное присвоение высочайшего сана визиря, сана, которого даже мы сами только недавно достигли! Пишите, писцы, все пишите: первое – кража, второе – бесчинство и буйство, учиненные сегодня на базаре, третье – хула на царственную особу, четвертое – самозванство.

Писцы дружно заскрипели перьями – ив этом скрипе Агабек почуял свой неминуемый неотвратимый конец.

Тщетно взывал он к милосердию вельможи, молил о справедливости, просил выслушать до конца. Вельможа оставался неумолим и не внимал его жалким ничтожным воплям, устремив непреклонный остекленевший взгляд в пространство поверх толпы, как бы созерцая в небесных высотах ему только одному видимое светило правосудия.

Агабек – в ужасе, в бессилии, в изнеможении – затих.

Бывший судья – вот когда он понял на своей шкуре, как иногда в глазах судей чистейшая правда оборачивается злонамеренной ложью, и ничего нельзя с этим поделать, ничем нельзя доказать своей невиновности; сколько раз ему самому приходилось так же судить и заточать в тюрьмы невинных людей только за то, что их правда внешне выглядела как ложь. А теперь вот – его самого настигло и поразило возмездие!

Приговор был суров: пожизненная подземная тюрьма.

Агабек застонал и вырвал клок волос из бороды…»

Описано поразительно точно и достоверно, словно автор глядел в душу своего персонажа. Конечно, этого быть не могло, просто он сам побыл в шкуре такого «виновника».

Отправили Леонида Соловьёва в Дубровлаг, находившийся в Мордовии, вблизи станции Потьма (почтовое отделение Явас, почтовый ящик ЛК 241/13). По некоторым сведениям его собирались этапировать дальше, на Колыму, но он пообещал тюремному начальнику лагеря генералу Сергеенко написать продолжение повести о Ходже Насреддине. Получил на то разрешение и занялся новой книгой в свободное от обычных дел время. Сначала он был ночным сторожем в цехе сушки древесины, потом ночным банщиком. Эти должности по лагерным понятиям – элитные. Они менее обременительны и предоставляют большую степень свободы. В то время, когда лагерь спал, писатель занимался литературным творчеством…

Во время работы над своей новой книгой он переносился в иное время, иные места…

В воображении уносился на тысячи километров от обрыдлой камеры в далёкие южные края, бродил там под жарким солнцем вместе со своим героем по азиатским дорогам, с обжигающей ступни пылью, слышал скрип колёс арбы, возмущённый рев ослов, обонял ароматы пряных восточных блюд, слышал зазывные крики продавцов в цветастых халатах, вспоминал спасительную сень виноградника, чинаров, тополей, слух ласкали воды говорливого потока в арыке…

Родителям и сестре Зинаиде он написал в мае 1948 года, что ему ничего не надо, кроме бумаги: «Я должен быть дервишем – ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать – в лагерь!.. Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому».

Несомненно, он не лукавил, говорил то, что думал. Именно в таких «благодатных» условиях Леонид Соловьёв создал вторую повесть с тем же героем – «Очарованный принц». Она улеглась на 735 рукописных страниц.

Несмотря на внешнее сходство, продолжение оказалось заметно иным, что не могло не быть в силу очень многих обстоятельств – разницы в жизненном опыте, в совершенно других условиях творчества, в умонастроении. И ежели первая невероятно весёлая книга словно пронизана жизнерадостным солнечным светом, полна искромётных шуток, балагурства при немалом внутреннем содержании, то во второй при всей её смехоёмкости и отточенном остроумии, уже значительно больше мудрости, философии, множество скрытых аллегорий, ассоциаций. Заметна жёсткость в изображении власть имущих, стражников, придворных. Правда, сие внешне практически не просматривается, замечается лишь по косвенным признакам – в подтексте, а самое-самое – в подтексте подтекста, что угадывалось догадливыми читателями. Это было понятно, ведь те же стражники находились вокруг него, а от высоких властей напрямую зависела судьба писателя.

И он не просто высмеивал, давал выход своим негативным эмоциям, но и поднялся до больших обобщений. Создав очень типичные образы того, что позже стало называться «культом личности», и сие относится не только к «отцу всех народов», но и ко многим другим правителям.

Вот как льстецы восхваляли в повести эмира бухарского:

«…весь хор придворных поэтов пришёл в движение и начал славословие на разные голоса:

– О мудрый эмир, о мудрейший из мудрых, о умудренный мудростью мудрых, о над мудрыми мудрый эмир!…

Так они восклицали долго, вытягивая шеи по направлению к трону; каждый старался, чтобы эмир отличил его голос из всех других голосов…»

Ниже ещё одна цитата подобных бессовестных превозношений:

«Придворные поэты, осмелев, выступили вперёд и поочередно начали восхвалять эмира, сравнивая в стихах лицо его с полной луной, стан его – со стройным кипарисом, а царствование его – с полнолунием. Царь поэтов нашёл наконец случай произнести, как бы в порыве вдохновения, свои стихи, которые со вчерашнего утра висели на кончике его языка.

Эмир бросил ему горсть мелких монет. И царь поэтов, ползая по ковру, собирал их, не забыв приложиться губами к эмирской туфле.

Милостиво засмеявшись, эмир сказал:

– Нам тоже пришли сейчас в голову стихи:

Когда мы вышли вечером в сад,

То луна, устыдившись ничтожества своего, спряталась в тучи,

И птицы все замолкли, и ветер затих,

А мы стояли – великий, славный, непобедимый, подобный солнцу и могучий…

Поэты все попадали на колени, крича: "О великий! Он затмил самого Рудеги" – а некоторые лежали ничком на ковре, как бы в беспамятстве…»

Спустя какое-то время после того, как я прочёл это, однажды нашёл журнал со стихом Мао Цзе-дуна. Простите, это было давно, не запомнил его: но в нём имелось практически всё, что в пародийном стишке, который Леонид Соловьёв вложил в уста эмира. В нём Мао Цзе-Дун тоже стоял, обозревая почтительно замершую перед ним природу. Не хватало только кричащих ему: «О великий! Он затмил самого Рудеги!..»

Мне показалось, что писатель пародировал именно «великого кормчего».

Завершив свой впечатляющий труд, писатель с внутренним трепетом передал своего «Зачарованного принца» начальнику лагеря на просмотр. Тот продержал его у себя больше трёх лет: то ли наслаждался шедевром, то ли в чём-то сомневался, то ли ещё по какой-то иной причине.

По некоторым данным в середине 1953 году Леонид Соловьёв был переправлен в другой лагерь, в Омск. Причину и подробностей найти не удалось.

Снова на свободе

После смерти Иосифа Сталина уголовные дела стали пересматриваться. Родственники Леонида Соловьёва вышли на председателя Союза писателей Александра Фадеева, который помог с ходатайствами. В конце концов, он был амнистирован и вышел на свободу в июне 1954 года, проведя в заключении восемь очень долгих лет.

Вернулся он уже совсем другим человек, потеряв не только изрядную часть своей жизни вместе с оптимизмом и иллюзиями, но и здоровье.

Писатель Юрий Олеша в своём дневнике так описал его:

«Встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьёва («Возмутитель спокойствия»). Высокий, старый, потерял зубы. Узнал меня сразу, безоговорочно. Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Повёл в универмаг и купил. О жизни там говорит, что ему не было плохо – не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке».

Также Леонид Соловьёв тогда сказал Юрию Олеши: «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины».

Он имел в виду свою вторую жену Тамару. Вернувшийся муж был ей не нужен, она его не пустила даже на порог. Видимо, немало натерпелась в прошлом и не желала повторения всего того, что было. Тем более, что детей у них не имелось, их ничего не привязывало друг к другу. Как и в первом браке.

Деваться было некуда, в удручающем настроении Леонид Соловьёв отправился в Ленинград (ныне – Санкт-Петербург) к своей младшей родной сестре Зинаиде (старшая сестра Екатерина жила в узбекском Намангане). Неохотно, но та приняла его: не гнать же брата на улицу. Жили в тесноте и обиде, несладко.

Скоро писатель познакомился с учительницей Марией Марковной Кудымовской, которая поверила в него. В апреле 1955 году они поженились, и он переехал к жене на улицу Харьковская, дом № 2, квартира № 16.

Пришлось им нелегко, но постепенно жизнь налаживалась. Он подрабатывал на киностудии «Ленфильм», писал свои сценарии (например, «Шинель», 1959 г.), редактировал чужие.

Его восстановили в Союзе журналистов.

В 1961 году впервые опубликовал фрагменты своей книги «Книга юности», в 1963 году она вышла посмертно под названием «Из «Книги юности».

С немалым трудом, да и то с помощью друзей и почитателей его таланта, Леонид Соловьёв сумел в 1956 году опубликовать своего «Очарованного принца». В 1959 году книга был экранизирована под названием «Насреддин в Ходженте». Кинофильм имел не меньший успех, чем предыдущий. Наибольшую помощь тогда ему оказал известный поэт, переводчик и журналист Михаил Александрович Дудин. Его слово звучало очень весомо и решило многие проблемы писателя.

В 1956 году обе повести вышли в свет в издательстве «Лениздат» вместе, став романом, получив то название, под которым он широко известен сегодня, – «Повесть о Ходже Насреддине». Она стала событием, сразу завоевала любовь читателей. Неоднократно издавалась и переиздавалась в Москве, Ленинграде, Ташкенте, Душанбе, Алма-Ате, Орджоникидзе, Ашхабаде, в других городах, а также – за рубежом.

Нигде не залёживалась на книжных полках, зачитывалась читателями буквально до дыр. Стала настолько популярной, что остальные произведения автора практически оказались в тени. Полушутливо, но с оттенком скрываемой гордости, Леонид Соловьёв говорил: «Какую свинью подложил мне этот Ходжа Насреддин – сделал меня автором одной книги…»

Контузия на фронте, пребывание в тюрьме и прочие передряги сказались на здоровье писателя. Он страдал сильной гипертонией, оказался даже частично парализованным и скончался 9 апреля 1962 года. Ему не было и пятидесяти шести лет. Похоронили его в Автове на Красненьком кладбище (дорожка «Нарвская»). Наверное, тут и место Солнечному мастеру, не случайно в народе говорят о солнце – красное.

В 2006 году к столетнему юбилею писателя режиссёр Иван Твердовский по сценарию Бориса Добродеева снял документальный фильм «Возмутитель спокойствия». Закадровый текст читал Сергей Юрский.

Мне думается, что рано или поздно будет снят другой фильм о Леониде Соловьёве, о его творчестве и основном герое. Более полный и основательный. Назовут фильм иначе – «Солнечный мастер». Именно такое впечатление оставляет главный труд писателя – светлое, весёлое, яркое, доброе, тёплое. Как солнце, под которым он провёл своё детство и юность.

Безбородый лукавец

Алдар-Косе – главный образ шутника, острослова и хитреца в казахском фольклоре. Он герой неисчислимого множества анекдотов, баек, историй и историек. Количество таковых никто определить не мог, да и никогда не сможет, ибо они рождаются чуть ли не каждый день и их число растёт.

Образ безбородого острослова и плута известен не только на территории Казахстана, но и в Туркмении, Татарии, Каракалпакии, Киргизии, Узбекистана. Так что он – в значительной степени герой интернациональный.

Алдар-Косе занимает заметное место в ряду прочих широко известных острословов, балагуров и шутников, наряду с арабом Джухой, великороссом шутом Балакирёвым, индусом Бирбалой, туркменом Кемине, немцем Тилем Уленшпигелем, болгарином хитрым Петром, каракалпаком Омирбеком, таджиком Мушфики, молдавским дуэтом Тындале и Пэкале, бурятом Будамшу, армянином Пыл-Пуги, узбеками Мирали и Навои, узбечкой Майсарой (между прочим, последняя – один из немногих женских образов в мировой юмористике) и многих иных. Правда, все они стоят, образно говоря, в тени этакого супермена всех времён и народов – Ходжи Насреддина, который не принадлежит ни одному конкретному народу, а является «сыном» многих десятков восточных народов. Так что о нём следует вести особый разговор.

Рассказывать об Алдар-Косе не легче, чем ночью искать чёрную кошку в совершенно тёмной комнате, которой там, возможно, никогда не было и нет.

Это шутка, но в ней лишь доля шутки. Реальной личности, послужившей прототипом этого образа весёлого мудреца, видимо, не существовало. Во всяком случае, такого не установлено, несмотря на долгие и весьма усердные поиски.

Увы, нет ни одного достоверного документа, могущего пролить свет на его происхождение. Имя или прозвище Алдар-Косе обычно переводится на русский как «безбородый обманщик», ведь казахское слово «косе» означает «безбородый», а вот «алдар» имеет оттенки – «обманщик, плут, острослов». Потому возможны иные варианты – «безбородый плут» или «безбородый острослов». Это следует учитывать, в каких-то случаях нюансы могут быть важны. Учитывая обычный негативный оттенок слова «обманщик», мне кажется, что правильнее именовать Алдар-Косе безбородым лукавцем. Оно более уважительное, ведь лукавство вовсе не чуждо хитроумию, проказам, проделкам да тому же обману, но небольшому и оправданному.

Все сведения об Алдар-Косе заключены в тех анекдотах, которые рассказывает о нём казахский народ. Анализ свода казахского фольклора позволяет набросать «портрет» Алдар-Косе. В нём он именуется сыном бедняка, по характеру сообразителен, добр, умён, хитёр, ловок, скор на язык. Объектами его шуток или проделок являются преимущественно богатеи, чиновники, различные пройдохи, мошенники, не украшенные интеллектом личности. Рассказывают, однажды он обманул даже шайтана.

По некоторым легендам Алдар-Косе происходит из рода рамадан, который является одним из семи родов в племени Жетыру, входящего в Младший жуз («союз», «сотня»). Само слово «рамадан» позаимствовано у арабов и является названием месяца, в течение коего проводится обязательный для правоверных мусульман пост. Численность указанного рода невелика, перед революциями 1917 года в нём насчитывалось менее пяти тысяч человек. Географически они проживают в Южно-Казахстанской, Жамбылской и Карагандинской областях, Баян-аульском районе Павлодарской области. Понятно, что малочисленность принуждает компенсировать данный фактор иными качествами – сметливостью, изворотливостью, где-то даже и хитростью. По известному принципу: «Хочешь жить – умей вертеться». Вот это они и делают.

Некоторые уверены в существовании реальной личности, вокруг которой стали группироваться анекдоты определённой тематики.

Ходили слухи, что великий акын казахских степей Джамбул в молодости видел Алдар-Косе, но народный певец опроверг эти слухи, авторитетно заявив:

– Нет, сам я не видел Алдар-Косе, но слышал от бабушки, что его видел её дед…

Наверное, если бы мы могли спросить указанного деда, то и он ответил примерно также. Ибо первые истории о безбородом лукавце появились очень и очень давно, как говорится, в глубине седых веков. Так давно, что уже и не сыскать документальных свидетельств.

Правда, в реальности Алдар-Косе был убеждён казахский писатель Табыл Бекказыулы. По его сведениям в Бокеевской орде в 1750 году некий Алдар Алданулы возглавлял тамошнее отделение связи. Как и фольклорный герой, он родился в семье бедняка в Западном Казахстане. Данный Алдар прославился весёлым нравом, красноречием, остроумием. О нём рассказывали различные истории, в которых выставлял на смех своих противников, удачно выходил из различных затруднительных положений, порой кого-то обводил вокруг пальца. Пользовался уважением. По какой-то причине на его лице не росла борода, потому его стали именовать Косе («безбородый»). Вполне возможно, что именно этот Алдар-Косе положил начало образованию вокруг своего имени цикла всевозможных анекдотов. Ему приписали истории, истории иных подобных персонажей. В результате получился собирательный фольклорный герой. Но сие лишь догадка, предположение.

Так что отсутствие фактических данных позволяет строить самые диковинные версии, делать фантастические предположения, высказывать любые гипотезы. Словом, позволительно представлять себе искомую «кошку» по-своему.

Пользуясь этим правом, известный писатель и знаток восточного фольклора Борис Привалов позволил себе трактовать образ безбородого лукавца довольно оригинально: писатель решил, что бороду Алдар-Косе не имел по той простой причине, что был… мальчиком! О приключениях смышлёного отрока по имени Алдар-Косе им написана забавная книжка с оригинальным названием – «Всадник без бороды». Рекомендую прочитать.

Что ж, возражать против подобной версии нельзя: она, наряду с прочими, имеет право на существование.

В отличие от реального человека, фольклорный Алдар-Косе не умер, а продолжает жить во множестве анекдотах, юморесках, книгах, кинофильмах. Народ его не забывает.

Ниже ряд кратких фактов в пользу этого утверждения.

…В бывшей столице Казахстана имеется улица Алдар-Косе.

…В 1964 году на киностудии «Казахфильм» была снята кинокомедия «Безбородый обманщик». В главной роли – Шакен Айманов.

…В 1976 году на киностудии «Союзмультфильм» появился мультипликационный фильм «Как Алдар-Косе перехитрил тигра».

…В 2009-11 годах в Казахстане демонстрировался по телевидению 80-серийный мультфильм «Алдар Көсенің көңілді оқиғалары» («Смешные истории Алдара Косе») казахском языке.

…В 2011 году казахи увидели на экране своих телевизоров 16-серийный телесериал «Алдар-Косе». Режиссёр Дин Махаматдинов, исполнитель заглавной роли Даурен Сергазин.

…В этом же, 2011, году казахская «Кинокомпания BEST» выпустила на экраны кинокомедию «Приключения Алдара Косе в XXI веке». Режиссёр-постановщик Бегайдар Шалдарбеков, в главной роли Бахытжан Альпеисов.