Ужасные тайны старого особняка

Витька с Валеркой поздно вечером оказались вблизи Особняка и заметили в них всякую нечисть. По их словам, там были какие-то уродцы. Вроде бы, между собой ссорились. Один имел хвост!

Братья испугались, что их заметят через окно, и поспешили удалиться побыстрее от Дома.

Тогда закипели у нас споры: кто это там?

В конце концов, пришли к выводу, что в Особняке живут то ли домовые, то ли кикиморы, то ли шишиги. Алёнка про Анчутку сказали. Мы не знали, кто такая, но спорить не стали – пусть будет Анчутка.

Кто именно, в этом наши мнения не сошлись. Каждый ратовал за своих.

Потом я догадался спросить у отца: кто такой Анчутка?

На этот раз он читал… нет, перечитывал толстую книгу «Повести древних лет». Написал её Валентин Иванов. Я порадовался, что нам ещё в школе не задают читать такие. Очень уж увесистая она. Это сколько же пришлось бы за нею просидеть!..

Папа отложил раскрытый том обложкой с картинкой кверху на стол. Посмотрел на меня и поинтересовался: откуда интерес к подобной теме?

Пришлось ему рассказать про таинственных чудищ в Особняке.

Он засомневался в наличие таких:

– Уверен, вам всё это только показалось. Никого там нет. А про Анчутку, домовых, кикимор и прочей нежити тебе уже впору узнать. Это всё из древнего русского фольклора. Анчутка – это одно из старых названий чёрта. Кстати, существует поверье, что он обладает способность мгновенно отзываться на своё имя. Только сказал – и он здесь!

– Значит, он уже здесь? Ты, а до этого и я, назвал его имя, – мне от этого стало не по себе. Я даже поёжился.

– Это же только мифы, сказки. Но всё равно лучше о них помалкивать.

– Это хорошо, – облегчённо вздохнул я. – О нём давай помолчим, расскажи о других. О домовых и прочих.

– Что ж, скажу о домовых. Так именуются незримые духи, живущие в доме. Люди ещё называют домового дедушкою, хозяином, суседкою, доможилом (доброжилом), бесом-хороможителем. Они хранители домашнего очага. Ежели хозяева им нравятся, они им помогают, в противном случае – вредят. В деревенских избах водился Баюнок, он насылал приятные сновидения, а за печкой прятался Воструха. В овинниках жил Овинник, во дворах – Дворовые.

– И у нас во дворе они есть?

– Нет, – покачал головой папа, – это в деревнях. Тут им негде прятаться, людей слишком много в городе.

– А кто ещё жил в домах?

Папа ненадолго задумался, а затем продолжил:

– Ещё есть Чур или Щур. Он считался воплощением домашнего очага и покровителем рода, оберегал дом от всего плохого. По сей день иные говорят «чур меня!» Это означает – «Чур, защити меня!»

– А кто такая Кикимора?

– Её изображают страшно сгорбленной престарелой старушкой, в обносках. Она столь мала и легка, что сильный ветер может её унести. Потому она крайне редко выходит наружу. Может, потому у неё скверный характер и она любит вредить людям. Способна оставаться невидимой, только голосом пугает жильцов.

– Димка её видел, – сказал я, вспомнив рассказ Димки о мохнатой старухе в доме. – Теперь ты про шишигу расскажи.

– Ну, шишиги – тоже разновидность домовых духов. Они любят зло подшутить над человеком, напугать его. Облик могут иметь самый разный.

На шишиге папа не остановился, много чудного рассказал. Только я мало что запомнил…

О всякой нежити, русалках, о демоне ссор – Переруге, Ведогоне, Матохе, Вазиле, двенадцатиглазом духе огня Жыже, обитающем под землёй. А ещё о олицетворении негасимого огня Зниче, нагоняющих зимой стужу и заставляющих трещать от мороза деревья Трескунах, о гнездящихся за печью Злыднях, ведьмах, ведьмаках и прочем, прочем, прочем.

Пересказал папе услышанное недавно от Алёнки. От кого-то она узнала, что под Особняком находятся скрытые подземелья, а от них идут тайные ходы к Бункеру Сталина, он недалеко от нас, а также к Бункеру Берии и к другим местам. В том числе, к Жигулям, где много пещер с сокровищами, которые спрятали разбойники. Самый большой укрыл атаман Степан Разин…

Папа усомнился в этом. Сказал, что подобное теоретически возможно, но вряд ли такие подземные ходы существуют. Хотя их под Самарой немало, далеко не все известны, не исследованы.

Ночью мне снилось, что я бегаю по тёмным комнатам и даже подземельям, пытаюсь спрятаться от анчуток, домовых, шишиг, кикимор и всяких прочих странных обликом чудовищ. За мной неслась ведьма на метле… Я вдруг оказался в огромной пещере с грудами сокровищ, но осмотреть их не успел, ибо откуда-то появился грозный казак с огромной золотой саблей и замахнулся на меня. Не знаю, что он со мной бы сделал, но я вовремя проснулся и долго не мог успокоиться…

Увлёкся

К Особняку мы долгое время и подойти боялись. Только пугали друг друга домовым, кикиморой, шишигой, анчуткой или ещё кем. Потом я догадался, что это всё чистейшей воды выдумки. Но не сразу понял, а только после того, как сам сочинил и рассказал друзьям историю про то, как вечером подошёл к дому, заглянул в него и будто бы увидел там престрашного анчутку.

– Анчутка на чёрта похож! – завирал я друзья. – Только ростом небольшой, чуть выше моего пояса. Сам голый, в болотной тине. Волосы на голову пучками во все стороны растут. Уши огромные, сверху острые. А на ногах грязные мозолистые ступни с перепонками. Пахло от него неприятно, как из болота.

– Как ты мог запах почувствовать, если смотрел на своего анчутку через стекло? – спросила Алёна.

Я растерялся, но не сдался. Сначала потянул время, изобразив лёгкую обиду:

– Что ты врёшь, никакой анчутка не мой. Он ничей. Он – нечистая сила.

– Неужели! А про болотный запах ты врёшь! – отпарировала Алёнка.

– Ничего я не вру, – вдруг я сообразил, как мне выкрутиться. – Я смотрел в окно с обратной стороны дома, из двора. Там в окне у двери нет одного стекла, давно уже разбили. Сама знаешь.

– И чего ты туда попёрся, однако? – недоверчиво вопросил Муравский. – Когда можно было с улицы в окно заглянуть.

– Это ты глядишь, где легче и безопаснее, – подколол его я, – а я специально туда пошёл. Ну, чтобы проверить свою смелость. Не боюсь я никаких анчуток с кикиморами!

– И я не боюсь, однако, я тоже шибко смелый, – поспешил заверить меня Муравский.

– Неужели? Если вы такие смелые, то сможете пройти по всему дому, по всем-всем комнатам? – спросила Алёнка.

Я сразу закивал:

– Легко, мне не страшно! Хоть завтра.

– А ты, Женя, пойдёшь завтра в Особняк? – обратилась Алёнка к Муравскому: так его звать – Женька. Мы же, почему-то, его по фамилии зовём. – Пойдёшь вместе с Алёшей? Не испугаешься?

Муравскому отступать было некуда, он хмуро показал на свою ногу:

– Завтра, не могу, у меня ещё нога шибко сильно болит, однако. А вот когда пройдёт, то сразу же.

На этом и остановились.

Конечно, Муравский лишь отговорку придумал, сославшись на свою ногу. Он уже ходил почти не хромая.

А с ногой его произошла чудная история. Вы не поверите, но я даю вам честное-пречестное слово, что всё было именно так.

Муравский в нашей школе учится недолго, в позапрошлом году приехал он с Севера. Из Воркуты. Не сам приехал, с семьёй. Говорит, что его отец – старатель, золотоискатель. Говорит Муравский как-то не так, как мы. Наверное, прикалывается, чтобы выделиться. Хотя внешне на это не похоже.

В прошлом году физрук Генпалыч организовал кружок вольной борьбы. Многие в него записались. И Муравский тоже. Он жилистый, сильный. Раньше, на своём Севере, борьбой занимался.

На прошлой неделе в честь годовщины работы кружка Генпалыч провёл первенство школы.

Мы всем классом за своего Муравского болели. Он всех побеждал, несомненно, и с нашей помощью: мы так кричали, поддерживая его. Я даже голос сорвал.

В решающей схватке за звание чемпиона школы ему пришлось бороться с Верзилой. Это прозвище Толяна из соседнего класса.

Едва прозвучал свисток Генпалыча, как Муравский с Верзилой набросились друг на друга, постоянно проводили приём за приёмом, бросок за броском и тут же контратаковали. Что творилось на ковре, словами не описать! Просто битва титанов, это папа так сказал, когда я ему описал их поединок. Порой они катались клубком, трудно было понять, кто и что кому делал.

Мы тоже орали изо всех сил.

Вдруг раздался душераздирающий вопль и пятерня Муравского затарабанила по ковру – он сдавался. У нас глаза на лоб полезли: вот это да, а почему?!.

Но Генпалыч уже остановил схватку и поднял руку торжествующего победителя, Верзилы.

Прихрамывая, Муравский направлялся в раздевалку, но мы его остановили, окружив чуть ли не всем классом:

– Муравский, как же ты проиграл? Что с тобой вдруг приключилось? Вроде бы, всё шло так хорошо, ты так ловко боролся.

Муравский отвёл глаза:

– Сам не пойму, однако, как это всё произошло. Я так шибко увлёкся атакой, что в азарте принялся сильно выкручивать вместо ноги Верзилы свою собственную. И едва её не сломал, однако. Хорошо, что шибко вовремя успел сдаться!..

Да, сдался он вовремя. Ногу себе не сломал, а только немного потянул. Потом неделю прихрамывал. Да и то, как мне кажется, лишь для виду: мол, из-за неё я проиграл.

И сейчас она ему пригодилась. Как отговорка, чтобы не пойти в Особняк. Но скоро нога пройдёт и тогда он отвертеться не сможет.

Осознав эту истину, мне стало не по себе: идти в старый Дом не хотелось. Я про Анчутку соврал, а ребята, возможно, и не врали, и там на самом деле можно столкнуться с кикиморой, шишигой или ещё с каким злющим чудищем. Стало страшно до жути!..

Ужасный подарок Муравского

Ох уж этот Муравский! С ним связана ещё одна история, которую мне хочется забыть и никогда о ней не вспоминать…

Ах, этот Муравский!..

Ладно, расскажу, но больше никогда-никогда даже не вспомню!..

Эх, тогда я пригласил Муравского на свой день рождения. Мне исполнилось одиннадцать лет. Подумал, что он недавно в нашей школе и городе, никого не знает, сделаю ему приятное. Какой же я был дурак! Никогда себе этого не прощу!..

Но я не знал, не предвидел, чем это обернётся.

Увы и ах, Муравский ко мне пришёл.

Ещё стоя за порогом, он робко поздоровался и, смущаясь, шагнул в прихожую. Алея щеками, выдавил из себя:

– Знаешь, шибко сильно думал, какой подарок тебе выбрать, а тут на улице тётенька упросила меня взять одну из кошек. Они родились недавно, выросли, однако, почти взрослые, она их раздаёт.

– И, надеюсь, ты отказался? – сказала подошедшая мама.

– Знаете, не смог, – потупился Муравский, – я её взял, однако. Вот она, берите. Дарю её вам.

– Зачем нам всякая тварь! – всплеснула руками мама.

– А мне киска нравится! – воскликнул оказавшийся тут как тут Сенька.

– Правда? – солнечно просиял Муравский, прямо-таки осчастливленный.

– Да, она симпатичная, – сказал я, решив не смущать Муравского. Папа с мамой меня учили, что гостям следует угождать. Вспомнил пословицу: «Гость в доме хозяин».

Потянулся к кошке, чтобы взять её на руки. Она тут же пребольно цапнула меня за палец. Я вскрикнул и выронил её: кошка метнулась под диван и забилась там в самый угол.

Мама сбегала за бинтом и стала перевязывать мне руку, а Сенька сообразил принести швабру из кладовки, и принялся энергично выгонять ею кошку из-под дивана. Та не усидела там, стремительно выпрыгнула и скакнула на край стола, уцепилась когтями за скатерть и своим весом увлекла её вниз: на пол попадали фарфоровые тарелки, блюдца с закусками; хрустальными бомбочками бились фужеры, бокалы, рюмки, в унисон траурно звенели падающие ложки с вилками…

Увидев праздничный стол совершенно разгромленным, мама впала в полуобморочное состояние. Выронила бинт, успев лишь машинально ухватить его за конец: он полетел вниз, разматываясь и уменьшаясь в толщине.

Бледный от волнения Муравский погнался за кошкой, крича:

– Стой шибко сильно, однако!

Но спотыкнулся и упал, угодив лбом в тумбочку с китайской вазой наверху. Та словно только того и ждала, повалилась на пол и разбилась вдребезги. Новоявленный терминатор же потерял сознание и в стойке «смирно» свалился на пол.

Мама взъярилась, выхватила у Сеньки швабру, размахнулась ею и… напрочь снесла с креплений хрустальную люстру, которая рухнула вниз, осыпав всю комнату осколками. Мама вновь окаменела подобно статуе в каком-то ступоре. Братишка так испугался, что тут же убежал в свою комнату и спрятался под кровать…

Испугавшись грохота, кошка ошалело заметалась по комнате: сшибла бра, чеканку, столкнула телевизор на пол, порвала тюль и свалилась в аквариум. Отчаянно забарахталась. Аквариум зашатался и тяжко рухнул, залив водой с золотыми рыбками ковёр и лежащего на нём в беспамятстве Муравского.

Это привело его в чувство. Он открыл глаза, обвёл мутным взором помещение и содрогнулся всем телом. С усилием встал, покаянно молвив:

– Простите меня шибко сильно, однако! Я за всё, за всё заплачу! Только не волнуйтесь, пожалуйста, однако!

– Тут уже не за что волноваться, – показала мама на погром в комнате, с трудом удерживаясь от более эмоциональных выражений. – Только тебе придётся её забрать. И побыстрее, ну!..

– Конечно, конечно! – закивал Муравский. – Шибко быстро заберу, однако!

Неловко повернувшись, он локтём вышиб стекло в серванте, попутно разбив большую часть посуды в нём. Мне стало дурно.

Муравский весь покрылся красными пятнами. Барсом метнулся со звериным рыком к кошке, ловко ухватил за хвост ошалевшее от его прыти животное, сгрёб в охапку и с реверансами и всяческими извинениями попятился к выходу, повалив по пути этажерку с книгами и сувенирами.

Когда дверь за ним закрылась, мама обрела дар речи. Слабым голосом она произнесла:

– Это совершенно ужасный человек. Хуже Содома и Гоморры вместе взятых.

Спорить с ней мне не хотелось.

Позже отец провёл переговоры с родителями Муравского, а мама не пошла, сказала, что больше даже просто видеть не может их сына. В какой-то степени ущерб был нам возмещён…

С Муравским мы даже помирились. Но это было позже, намного позже…

Но хватит, больше не буду об этом говорить. Ни разу и ни слова! Даже вспоминать не буду. Ну, нисколечки! Вы сами понимаете, почему…

Загадка древнего подвала

В последующие дни Алёнка постоянно напоминала нам об Особняке. Особенно это не нравилось Муравскому. Он постоянно указывал на свою якобы больную ногу. Но однажды он забылся и на перемене устроил забег с Вадькой из соседнего класса. Обогнал его, издал ликующий крик и тут же осёкся, увидев нас с Димкой. А в стороне ещё стояла и Алёнка. Теперь уже Муравский отпереться не мог. Пришлось ему соглашаться на поход к Дому.

Мне было стыдно отказываться, если решила туда идти Алёнка. Раз девчонка не боится, то мне тем более стыдно. Это ж позор какой! Согласился.

Мы стали зазывать Генку с Никитой, но они находили какие-то отговорки. Димка обвинил их в трусости и запальчиво воскликнул, указывая на Алёнку:

– Даже она смелее вас, а вы просто трусы!

– Неужели? – На их защиту неожиданно встала Алёнка. – Ничего они не трусы, они пойдут с нами. Так ведь, мальчики?

Генка с Никитой усиленно закивали, пряча глаза.

Муравский уважительно сказал Алёнке:

– А ты шибко смелая, однако.

Она засмеялась и покачала головой:

– Неужели? Я такая же, как и вы. Просто я знаю то, чего не знаете вы.

– А чего мы не знаем? – послышался почти одновременный хор наших голосов.

– Я знаю, что нечисть боится света, а потому днём она прячется подальше. Это мне бабаня сказала. И ещё нечисть боится тех, кто крещён. Такие люди под защитой бога и ангелов. А ещё они молитвы и креста боятся. Мне бабаня говорила. Тем более, серебряного креста. На мне как раз такой и молитвы я знаю. Бабаня меня научила.

Бабаней Алёнка называет свою бабушку.

– Я тоже не нехристь какая, крещёный, – сказал Никита.

– И я!

– И я!..

Димка даже крестик показал. Только один Муравский оказался среди нас некрещённым.

– Ничего, ты выучи Иисусову молитву, она короткая, а потом читай, если что, – сказала Алёнка. – Я тебя научу.

Я обругал себя мысленно за то, что забыл сегодня надеть нательный крестик: снял его, когда умывался, да так и оставил на раковине. Нужно будет идти в Особняк с ним.

– И ещё, – с очень значительной миной на лице обратилась к нам Алёнка, – вряд ли там когда-то была и есть ныне нечисть. Бабаня мне сказала, что если кто там и был, то лишь те, кто пытались чем-то поживиться. Вот их вы и приняли за чертей, кикимор, домовых и анчуток. – Последнее слово она говорила, глядя на меня, это я врал им про анчутку. Неужели догадалась?

– И чем же кто-то может поживиться в пустом старом доме? – спросил Никита.

– Это могли быть просто мальчишки. Или – бомжи. А может, кладоискатели.

– Какие ещё кладоискатели? Однако, разве клады в таких домах ищут? Шибко глупо! – удивился Муравский.

Алёнка парировала:

– Бабаня сказала, что именно в старых домах есть вероятность найти клад. Раньше всякие времена были, вот и прятали от ворогов.

Конечно, слово «вороги» Алёнка услышала от своей бабушки или как она её называет – бабани.

Алёнка продолжала:

– Раньше Самара была купеческим городом, очень богатым городом, ибо в ней жило много купцов, промышленников, заводчиков, предпринимателей. Её называли «Вторым Чикаго». Они многим чем владели, им было чего прятать. Бабаня говорит, что некоторые только этим и занимаются, ищут клады. В первую очередь – в старых домах. А Особняк очень старый.

– Он даже древний, – заявил Димка, – самый древний в городе. Значит, Самара – очень кладовитый город!

– Ну, это вряд ли, – возразил ему я, – вон на улице Степана Разина имеются дома и старше.

– Неужели? Да, кстати, о Степане Разине, – молвила Алёнка, – бабаня говорила, что он зарыл по разным местам множество кладов. В том числе, и на Самарской Луке. Их ищут-ищут, но найти не могут.

– Ну, в этом доме его кладов быть не может, однако! – категорически заявил Муравский. – Тогда его ещё и не было.

– А ты откуда знаешь? – спросил Димка.

– Шибко сильно уверен в этом, однако…

– Хватит спорить, – остановила их Алёнка. – Давайте решать, когда мы идём в Особняк?..

Решили, что после уроков отнесём сумки домой, пообедаем и сразу собираемся на углу нашей Засечной улицы с Аршинным переулком.

Так мы и сделали.

Все пришли с крестами, кроме Муравского, понятно. Никита похвастался, что у него тоже серебряный крестик, тут же продемонстрировал его.

Снаружи Дом выглядел совсем не страшно. Да и за входной дверью ничего такого тоже не оказалось. Мы увидели давно нам всяческий привычный мусор, затхлый воздух.

С опаской вошли в ближайшую комнату, но в ней ничего особенного не увидели. Только заметили, что в некоторых местах ободраны обои, а под подоконниками вывернуто несколько кирпичей.

Алёнка торжествующе показала на них:

– Я же вам сказала, это клады искали!

– Наверное, по той же причине и обои отодрали, – сказал я.

– Верно, – согласился Муравский, – Ленка шибко сильно была права, однако, когда говорила про кладоискателей.

В других комнатах наблюдалась та же картина. Не было оставлено в покое ни одно окно, под каждым теперь зияли пустоты, а на полу валялись вынутые кирпичи.

– Искали очень старательно, – заметил Димка, – после них ничего не найдём, уже поздно. Нужно было раньше сюда приходить.

– Интересно, нашли они где-то тут клад? – задал я вопрос друзьям.

Они пожали плечами. Было ясно, что этого мы не узнаем.

Мы уже собрались уходить, делать нам в Особняке было нечего, но тут Никита показал на самую маленькую комнатку, в которую мы не заходили, а только проходя мимо заглянули:

– Мы в ней не были.

– Хлопцы, я бачил, там ничего нет, – сказал Никита.

– Неужели? А вот мне кажется, что Никита прав, нужно и в неё зайти, раз мы сюда пришли, – решила Алёнка. – Не только ты, мы все заглядывали в неё. Но – не зашли.

Пришлось идти.

Осмотрели пустоты под окном, внизу валялась пара тёмно-коричневых кирпича, один треснувший почти пополам. Куски сорванных обоев.

Один был метра полтора в длину да ещё с метровым суживающийся к концу «хвостом».

– Ого-го! – воскликнул Димка. – Такого большого они нигде не срывали.

Он поднял его, взмахнул над головой и отбросил в сторону.

Глазастая Алёнка сразу разглядела:

– Смотрите, что под ним было!

Мы чуть рты не раззявили, когда увидели квадрат деревянного пола, который явно поднимали, а затем вставили обратно на место.

– Это тайник! – прошептал Муравский. – Потому они его и накрыли, однако, обоями. Шибко хорошо спрятали, однако!

– Точно! – поддержал его Никита. – Цэ обои сорваны зовсим не здесь, а принесены из другой комнаты. На этих стенах обои зовсим другие, да и срывались потроху, и не так много.

Мы осмотрели тайник на полу. Нашли место, где сбоку вставляли какой-то плоский предмет, которым подняли доски. На них остались следы.

– Нужно посмотреть, что тут спрятано! – загорелся Димка. – Может быть, клад!

– Его уже забрали, – засомневался я.

Никита возразил:

– Хлопцы, тогда бы они не стали класть доски на прежнее место и забрасывать обоями.

Это прозвучало убедительно.

– Но чем мы поднимем доски? Тут нужна топор, стамеска или ещё что-то в этом роде.

Муравский сказал Никите:

– Сегодня уже шибко сильно поздно, скоро вечер, однако. Нужно завтра прийти с инструментами и шибко хорошо всё посмотреть.

Все с ним охотно согласились. И я тоже, хотя подумал, что можно было бы успеть всё сделать и сегодня. Но понятно, почему боится вечера Муравский, он же один из нас некрещённый. А начнёт смеркаться, так с темнотой может объявиться страшная нечисть…

Сказочные сокровища Особняка

Ночью я проснулся в каком-то совершенно необычном состоянии. Из окна светила полная луна, она хорошо освещала комнату.

Во мне бурлили неведомые силы, хотелось сделать что-то небывалое.

Я быстро оделся. Осторожно, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, направился к двери. Рядом с ней в уголке увидел гвоздодёр. Наверное, приходил дядя Костя, сослуживец папы, и оставил его.

«Ого! Он-то мне и нужен! – обрадовался я. – Будет чем вскрыть пол с тайником в Особняке!»

Вышел из квартиры, спустился по лестнице вниз и направился в Аршинный переулок с гвоздодёром в руках.

Россыпи ярких жемчужных созвездий на совершенно чёрном небосводе не могли соперничать с затмевающим их светом полной луны. От меня отходила тёмная тень, которая находилась впереди меня и, как мне казалось, одобряла мои действия, потому я не чувствовал себя одиноким.

Дом с совершенно тёмными окнами выглядел неприятно грозным, по телу пробежала дрожь, но внутреннее чувство не дало мне остановиться, подбодрило: иди, ничего не бойся. Тень махнула рукой, показав вперёд.

Бросил взгляд на огромный дуб во дворе, тот виделся мне богатырём, расставившим в стороны руки-ветви для моей защиты: только скажи, сразу приду на помощь.

Робость прошла, я потянул скрипучую дверь и смело шагнул в подъезд.

Тут меня ждало открытие: он оказался чистым и неплохо освещённым. Непонятно откуда лившийся свет позволял всё видеть не хуже, чем на улице при полной луне.

В первой же комнате я увидел огромный сундук из дерева, потускневшего от времени. Он был высотой мне почти до пояса, не меньше в ширину, длиной метра полтора.

– Ого-го! – покачал я головой. – Откуда он тут взялся? Что в нём?

Немедленно гвоздодёром сорвал замок вместе с петлёй.

Поднял тяжёлую крышку, отбросил назад и ахнул, увидев, что он доверху наполнен монетами. Самыми разными – от маленькой копейки до десяти рублей.

Тут же принялся набивать карманы именно последними, пренебрегая более мелкими. Мысленно я прикидывал, сколько всего смогу накупить потом на них. Было очень радостно.

Когда места в карманах уже не было, я направился в соседнюю комнату. Почти на каждом шагу из карманов сыпались на пол звонкие монеты. Останавливался, старательно поднимал.

В следующей комнате тоже находился сундук. Он выглядел немного красивее, светлее. Размеры его были чуть меньше первого, но по высоте почти такой же.

Было немного жаль ломать гвоздодёром петли с замком, но пришлось. Уж слишком сильно тянуло посмотреть содержимое.

В нём оказались тугие пачки денег в банковской упаковке.

Обрадованный этим, я тут же освободил карманы, выбрасывая монеты прямо на пол, а взамен их принялся рассовывать по ним пачки пятитысячных рублей. Немало уместилось их и за пазуху. Вспомнил о родителях, вот они обрадуются, когда увидят, сколько денег я им принёс!..

Но домой я не пошёл, а по коридору прошёл в соседнюю квартиру. Здесь по углам стояли два мешка. Гвоздодёр мне уже не понадобился, положил его на пол и быстро распутал на них крепкие бечёвки, аккуратно завязанные бантиками.